Смутные времена. Книга 8

Николай Захаров, 2019

Как это не прискорбно осознавать, но вся История России – Смутные времена. Из тьмы веков и до дня нынешнего. Все совпадения имен персонажей с реально жившими и живущими людьми, совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

… А еще через пару километров за Дунайским проспектом,"Вольво"обошло джип и, подставив свой фаркоп, заставило Петра Павловича снизить скорость до сорока километров."Вольво"не позволяло себя обойти и Петр Павлович, шепотом матерясь, повернул голову к сыну.

— Врезать ему с маху, чтобы убрался или колеса может из"Перуна"пробить?

— Колеса. Зачем машину увечить? — Михаил, сидящий рядом с ним, опустил стекло и прицелился в дергающийся впереди автомобиль, но выстрелить не успел, так как справа его опередили, причем сразу с трех точек по джипу выстрелили из переносных компактных гранатометов. Три выстрела, выдали в черноту ночи, три снопа пламени почти одновременно и три попадания — практически в упор, подбросили джип, одновременно переворачивая и разрывая на куски…

Последняя мысль, мелькнувшая в голове Михаила, прежде чем он, разрываемый тысячей оттенков болей выпал из реальности, с ее крутыми и непредсказуемыми поворотами, была совершенно запоздалой, хоть и совершенно бесспорной.–"Попали, как пацаны сопливые, блин". Он даже, кажется, успел выкрикнуть последнее слово, уже захлебываясь этим криком, но три яркие вспышки, чередующиеся одна за другой, в доли секунд, трижды исполосовали его тело миллионом мельчайших осколков, гася сознание и вышвыривая кровавым облаком в чернильную ночь. Ночь без конца и края, растеклась над всей Землей, выползла в космос и окутала Вселенную. Она гасила Галактики, ползла чернильным пятном, заполняя бесконечную пустоту, и Михаил растекался вместе с ней, ощущая себя неразрывным целым с этой субстанцией, которую он назвал поспешно"ночью", и которая на самом деле была чем-то совсем другим. Чем-то окончательным, как та сила, что должна в конце времен"свернуть небо как свиток"вместе со звездами, Луной и Солнцем. Декорации, отслужившее свое время, Творец, убирал с легкостью театрального декоратора и Михаил, забыв о том, что только что был болезненно убит, затаив дыхание, наблюдал, как это происходит. Гасли звезды, как огни большого города, засыпающего и на их месте появлялось чернильное пятно, фиолетово-багряное. На миг высветив очередной"прибранный уголок", будто демонстрируя кому-то качество выполненной работы, а затем мигнув вполне обыденно, затухало. Михаил вертел головой и всюду наблюдал ту же картину. Будто звезды ждали его взгляда, чтобы тут же погаснуть, тихо и навсегда,–"Они гаснут, потому что я на них смотрю", — подумал он и, ему стало жаль эту бриллиантовую россыпь, воспетую тысячами поэтов всех времен и народов,–"Не смотри!" — приказал он сам себе и зажмурился. Зажмурился изо всех сил, стиснув зубы и кулаки. И ночь пропала, стало просто темно и в этой темноте, он увидел лицо. Очень неясно вначале просматривавшееся, оно приближалось и став обычного размера, стало узнаваемо. Это была физиономия Ванюши, конопатая, курносая, родная.

— Привет, корефан. Чего прижмурился? — расплылась физиономия в улыбке и подмигнула синим глазом.

— Это что? — спросил Михаил в ответ и голос его прозвучал глухо как в подземелье. — Где мы?

— В пирамиде, которую вы"мазаришарифкой"окрестили, — ответил Ванюша, перестав улыбаться и вздыхая.

— Почему темно и звезды гаснут?

— Побочный эффект. Бывает и хуже, когда организм на молекулы рассыпается, а потом опять в одно целое его собирать приходится, — опять, вполне будничным голосом, объяснил Ванюша. — Открывай глаза уже,-

Михаил послушно приподнял веки и зажмурился от света, хлынувшего ему на сетчатку, будто вышел из подземелья резко в солнечный полдень."Лазарет", — узнал он помещение и рядом с ложем, на котором оказался лежащим, увидел присевшего на манипуляторы"прапора"Кондратия, посверкивающего сетчатыми видеосенсорами. И только потом увидел, уже наяву, Ванюшу, расположившегося у него на груди. Устроился Иван вполне комфортно, развалясь, как на лужайке. Руки за голову забросил и закинул ногу на ногу.

— А с остальными что? — спросил Михаил, вспомнив своих спутников. — Они где?

— Здесь, — лаконично ответил Ванюша, выпрямляясь и усаживаясь. — Костлявый, ты Миха, и дергаешься как параноик, вся задница уже наверняка в синяках от этих твоих конвульсий.

— Ну, ты и наглец, — буркнул Михаил. — Расселся и еще недоволен. Кондратий, убери этого недомерка с меня и в ведро мусорное отнеси, чтобы не выпендривался, — распорядился он, повернув голову к"прапору". Тот дернулся было, вытягивая передние манипуляторы в сторону Ванюши, но тут же их прибрал и проворчал в ответ, голосом Силиверстовича.

— Как жа, дасть он себя в ведро-то сунуть. Пади клешни мигом пообрыват. Нет уж, Хозяин, ты чего другое прикажи. Кофейку сварганить может?

— Давай, — согласился с предложением Кондратия Михаил, почувствовав вдруг и голод, и жажду. — По-турецки и пару бутербродов сочини, — Кондратий браво махнул"клешней"перед видеосенсорами и зашелестел манипуляторами в сторону выхода, ворча:

— А то я не помню, что турецкий, что пару бутербродов, вот обязательно надо напомнить, будто я"Троян"тупо организованный, — Михаил улыбнулся, провожая его взглядом и повернув лицо к молчащему Ивану, спросил:

— Может, расскажешь, Вань, как я тут оказался? и вообще хотелось бы все с самого начала услышать.

— Э, брат, в двух словах не получится, — Ванюша нахмурил белесые бровки и, подперев кулачком подбородок, задумался. Очевидно, выстраивая сюжет предстоящего повествования.

— Давай в трех, чего тянешь кота за хвост? — нетерпеливо подогнал его Михаил. — Начни с джипа. Что за козлы по нему из гранатометов шандарахнули? Неужто длинные ручонки швейцарских гномов?

— Не-е-е-е-т. Не гномов. Из другой системы стрелки. Расшевелили вы братцы российский муравейник. Это надо же… один день всего как в реальность эту сунулись и все концы на себя натянули. Мудрено ли что тут же команда поступила"Устранить", как самых активных и одиозных.

— Чья команда, Вань? Что за манера изъясняться недомолвками?

— Известно чья — власть предержащих. Ты думаешь, они все так и отдадут без сопротивления? Со стадионом у них прокол случился — низы что-то накосячили, но на верхних эшелонах все в порядке. Собрались, посовещались и выработали стратегически верную линию.–"Всех активных к ногтю". Список, кстати, совсем коротеньким оказался. Патриарх незаконно провозглашенный с его командой, да вы все скопом.

— Все? Женщины тоже? — Михаил дернулся, и Ванюша чуть не упал, вовремя успев схватиться за складки его одежды.

— Тпру, лежи смирно, — рявкнул он, ткнув пяткой Михаила довольно чувствительно. — Нет, женщин в расчет не приняли. Не посчитали потенциально опасными.

— А мужчин, значит, всех ликвидировали?

— Все уже здесь, — кивнул Иван. — Силиверстовича с Федором Леонидовичем завалили снайперы.

— А ты как оказался тут? — Михаил кивнул благодарно Кондратию, подкатившему к его ложу столик с кофе и бутербродами.

— Случайно. Мимо пробегал. Глядь, а наших мочат.

— Хохмишь? Ну и ладно. Не хочешь говорить, не надо. А почему в"альтернативку"вышвырнуло всех?

— А куда еще? В лучший Мир вам пока рано видать, — вздохнул Ванюша, будто сожалея об этом. — И потом, здесь вам работы выше головы. Заварили кашу, а расхлебывать ее за вас кто будет? Пушкин Александр Сергеевич?

— Ничего не"кашу". Тут все под контролем. Расхлебаем и будет все в лучшем виде, — буркнул недовольно Михаил, прихлебывая мелкими глотками горячий кофе.

— Нашему бы теляти, да волка съесть. Не кажи гоп, пока не перескочишь, — выдал в ответ Иван.

— Ладно, поживем, увидим. А ТАМ как же без нас? И Патриарх этот незаконный, его тоже зачистили уже?

— Там без вас все пойдет, как Создатель начертал. Не оставит без попечения чай. А Патриарх? Ему тоже пока рано уходить в чертоги вышние. У него свой крестный путь. Жив пока и все ближние его тоже. Господь милостив, — Ванюша широко обмахнулся крестом православным, удивив Михаила несказанно этим, но от комментариев и вопросов он удержался, поняв, что не время и не место.

— А нас, значит, сюда вышвырнули, как котят нашкодивших? — Спросил он все же с обиженными нотками в голосе.

— Почему как? Коты и есть, — пожал плечами Ванюша. — А главное, активные такие. Везде норовите это самое… Поспеть.

— А мы что же должны были сидеть, сложа руки и безучастно наблюдать за происходящим вокруг? — Михаил уже откровенно злился и голос его зазвучал уже не с нотками обиды, а раздражения.

— А вот это вам самим решать, конечно же. Вольному воля, только вон оно как обернулось… Хорошо, что я рядом оказался, — не стал с ним спорить Иван.

— Ты мне лапшу на уши не вешай, Вань."Рядом, случайно мимо пробегал". Колись, как узнал, что нас мочить собрались?

— Ну, присматривал за вами краем глаза, — Ванюша смущенно опустил глаза. Извини. Вообще-то у меня нет такой привычки — подсматривать, но уж очень вас резко из"князи в грязи"опустили, вот я и решил присматривать слегка. Ну, и"голос"мне был."Присмотри".

— Чей? — не понял Михаил.

— Я спросить постеснялся, Миха, но сказано было очень убедительно, — Ванюша расплылся в шутовской улыбке.

— Ладно, понял. Значит, ты теперь вроде нашего Ангела Хранителя?

— Вот уж это нет, — замахал руками Иван. — Ангелами вы и без меня с рождения, да крещения, обеспечены. А я так — на подхвате… От случая к случаю. В общем — в резерве. Так что не стесняйся теперь, если что… Зови.

— В резерве? А основные Ангелы где? Вот скажи мне без лукавства, Вань, почему мы их не видим, не слышим, вроде бы и нет их? И вообще чем они заняты с утра до ночи?

— О, брат, вопросец ты мне подкинул такой, что вот так с маху не ответить. Долго и даже нудно получится, — Ванюша сморщился виновато.

— И все же попробуй без занудства и коротенько, — Михаил решил дожать"тему".

— Если коротенько, то вы люди — творения многоуровневые, т. е. в разных измерениях одновременно пребывающие. На этом — материальном, а так же на более тонких… На нескольких сразу. Дух, душа — это все не пустые словеса и понятия. И на всех уровнях вас нужно вести. Вы дети Божьи и Он вас обеспечил няньками, причем деликатными, ненавязчивыми и любящими. Забот у них хватает с утра и до ночи за вами присматривать. Каб не они так все люди поголовно были бы увечными калеками. Лезете ведь бездумно с детства куда попало. Без глаз, рук и ног 99-ть процентов бы были.

— Так ведь и есть же сколько-то процентов все равно таких. Это что же Ангелы проморгали?

— Нет. Они не проморгали. Не умеют моргать, — улыбнулся Ванюша. — Это свыше каждому человеку предопределено, для пользы его же. И тут Ангел плачет от жалости к опекаемому, но поделать ничего не может. И остановить его тоже не может, когда он сам лезет в"мясорубку", чтобы увечным стать. А в последние времена и вовсе стали люди рождаться сразу калеками. Отчего это?"Бодливой корове Бог роги не дал". Слышал, как в народе это подмечено?

— Слышал. И где мой персональный Ангел? Чем занят? — Михаил даже головой повертел вокруг, будто хотел увидеть"свою няньку".

— Дырки"штопает", Миха. Ты ведь сюда, как сквозь сито пролетел. Ему теперь работы восстановительной на пару дней, а потом все эти поля энергетические еще и профилактически нужно постоянно отслеживать и содержать в порядке, чтобы не влез кто и не выпотрошил тебя любимого. Слышал про"ПОКРОВ"? Слышал. Вот это тоже забота Ангела твоего. Ему бедному присесть некогда. Суетится вокруг денно и нощно. А ты спрашиваешь, почему не видим и не слышим. Мечется потому что вокруг тебя со скоростью космической, язык высунувши и лязгать ему им попусту некогда. Вот когда срок в этой материальной реальности закончится твой — Создателем определенный, тогда и увидитесь. Сядете и побакланите от души. Ему тоже присесть порой хочется, но ты ведь суетишься, дергаешься, лезешь во всякие авантюры и все остальные человеки, такие же беспокойные. В общем жизнь у Ангелов вовсе не ангельская. Каторжная жизнь. Но не жалуются, несут свой крест"няньки", потому что любят вас.

— А имя есть у него? — тема Ангелов-Хранителей заинтересовала Михаила не на шутку. Он жил до сего дня особенно не задумываясь о них. Знал, конечно, что есть у каждого человека нечто так называемое, упоминаемое частенько и даже в молитвах поминаемое, но представление имел о них самое смутное. Есть и есть, а где есть и как, Михаил понятия не имел.

— Есть и имя. Тезки они со своими подопечными. Твоего, стало быть, Михаилом кличут.

— А увидеть его хоть краешком глаза можно? Вань, ты же умелец. Покажи.

— Что за любопытство детское? Могу, но я его от дел отвлеку на это время. И тебе может так заплохеть, что пожалеешь о любопытстве этом, — нахмурил брови Ванюша.

— Я потерплю. Ты на десять секунд мне его покажи, я ему спасибо скажу и все, Вань, — Михаил дотронулся кончиками пальцев левой руки до хитона Ванюши и тот взглянул на него осуждающе.

— Ему твое спасибо, как зайцу весной контрацептивы, — проворчал он, выдергивая полу мантии из-под пальцев Михаила.

— Где ты этих пошлых выражений нахватался, Вань? Скоро матом начнешь загибать и, я не удивлюсь. В деревушке африканской пади? — не удержался и съязвил Михаил.

— Где, где — в Караганде, — показал ему в ответ язык Ванюша и добавил, махнув рукой обреченно. — Держись за воздух зубами. Следующие десять секунд тебе часом покажутся. Смотри на своего Ангела Михаила.

Михаил завертел головой, а в помещении лазарета вдруг стало холодать и свет притух, настолько, что в двух метрах уже ничего не стало видно. Сумерки наступили будто бы. Одновременно с внешними изменениями Михаил почувствовал и перемены внутренние. Сначала ему стало тревожно до дрожи в коленях, а потом навалилась боль, ноющая во всем теле, которую терпеть можно было только на грани возможного. Болело все, каждая клетка. Руки и ноги затряслись, губы и рот пересохли и одновременно тело начало зудеть и чесаться. Организм, предоставленный самому себе, отреагировал на свободу своеобразно.

— Ну, и где он? — простонал Михаил, перенося мучения, как он полагал, вполне достойно.

— Ну и рожа у тебя, Миха. Я потом тебе ее покажу. Тебе понравится. Да, вот же он, перед твоим носом завис. Резкость наведи и спасибо поживее говори, а то язык вон уже на плечо вывалился. Чисто вурдалак, — ответил Ванюша и Михаил уставился на что-то мельтешащее действительно перед самым его носом, размером чуть поболее мухи. Приглядевшись, он понял, что перед ним вертится действительно Ангел или Ангелочек скорее уж и похож он точь в точь на то, какими их изображают художники. Весь в белом и с крыльями, также белоснежными. Распушившиеся и раскинувшиеся, они сейчас образовывали вокруг Ангела ореол, который вращался как лопасти у вертолета и свет при этом от Ангела, буквально лился радужный, сквозь наступивший полумрак.

— Здравствуй, тезка, — прохрипел Михаил, скрипя зубами и выдавил из себя на губы улыбку. Вернее гримасу боли, полагая, что улыбнулся самым любезным образом и услышал внутри своей головы коротенькое,–"… ствуй".

— Спасибо хочу сказать тебе, — Михаил опять скривился в улыбке-гримасе,–"И те", — мгновенно пронеслось в ответ.

— Мне за что? — Михаил вцепился в ложе пальцами до судорог и стиснул зубы, перетерпевая боль, которая вдруг нахлынула волной, жаркой и режущей казалось все тело,–"За сбо", — мгновенно пронеслось в голове и перед глазами Михаила все поплыло, опрокидываясь и покрываясь тьмой, той самой из которой он вынырнул полчаса назад. Опять полетели звезды, сворачиваясь вокруг него и угасая навсегда в фиолетовых вспышках. Очнулся он от прикосновения ко лбу прохладной ладони и, открыв глаза, увидел личико Ванюши, сосредоточенное и серьезное.

— Ну как, удовлетворил свое любопытство? Может, продолжим? Еще секунд десять не желаешь ли? — спросил тот сварливым голосом.

— Это я так себя должен ощущать, если бы Ангела у меня не было? — спросил Михаил, облизывая потрескавшиеся губы. Тело наполнялось легкостью и он с удовольствием потянулся до хруста в суставах.

— Гораздо хуже, Миха. Ангел-то твой хоть я его и отвлек, но все же процентов на 90-а продолжал свои функции основные выполнять — Хранить.

— На 90-то? Это десять процентов такие? Бли-и-и-и-н. Да ему не"спасибо", ему нужно на коленях поклоны отбивать непрестанно. Какие мы свиньи неблагодарные, Вань.

— Точно подметил. Абсолютно с тобой согласен. Продолжай самобичевание и вспоминай потом эти слова мудрые, когда правила утренние и вечерние зачитывать станешь. Ты, правда, нерадивый молитвенник, на супругу все свалил. Повезло тебе с Катериной. Несет за двоих и свой крест, и твой. Лентяй и раздолбай. Как она тебя только терпит, — Ванюша вздохнул горестно. — Тоже ведь любит потому что. Верно в народе-то говорят, что"любовь зла — полюбишь и козла". А еще народ-то чего, по этому поводу, про козлов этих говорит…

— Ну, понес и с поля, и с Дона, — перебил его Михаил. — Ты мне лучше расскажи, как все остальные себя чувствуют? Швейцарцы тоже здесь?

— Здесь. Вставай, пошли, глянем, как они там в анабиозе, в себя приходят. Толяну — журналюге этому, больше всех досталось. Перед самым лицом заряд взорвался. Жуть. Сплошная каша, — Ванюша поднялся на ноги и прыгнул на столик, затем, не задерживаясь, рявкнул"Мурка"и, угнездившись верхом на выскочившую моментально не весть откуда кошку, повернул голову к Михаилу:

— Ну, и что лежишь?

В соседнем отсеке-палате, Михаил увидел всех четверых сразу и все никак не отреагировали на его появление. Суетились рядом с ложами прапора-сиделки, настраивая аппаратуру и лица лежащих людей, показались Михаилу белее мела.

— А почему они в анабиозе, Вань?

— А ты думал как? Это у тебя коэффициент за полтинник, а у них обычный, да еще и перстенек мой тебе кой-чего подбрасывает, так что ты самый тут удачливый из всей компашки. Трех суток не прошло, как уже свеж и бодр, как малосольный огурец.

— Сколько я провалялся? Трое суток? Катюша с ума пади сошла? — забеспокоился Михаил.

— Ничего она никуда не сошла. Я вас в такую глубинку засунул, что сам теперь не помню, который век после Рождества за порогом. Как вот обратно вернемся теперь?–"успокоил"его Ванюша.

— Я смотрю, ты там, в африканской деревушке времени зря не терял и юмор специфический явно у тебя от аборигенов тамошних, — не удержался Михаил, съерничал.

— Век воли не видать, Миха. Не могу сказать точно, куда забросил вас, — стукнул себя в грудь покаянно Ванюша.

— Да какая разница? — взглянул на него удивленно Михаил. — Возвращаться знаем куда, а где мы сейчас, мне например до лампочки.

— Ну, не скажи. Понимаешь, спешил я очень. Времени совсем ничего — доли секунд, — Ванюша виновато потупился. — Лупил по клавишам, не глядя. Теперь вот сомневаюсь, что так просто можно взять и вернуться. Сам ведь вам все тут переналадил, перезагрузил и форс-мажоров насовал.

— Что-то я тебя не пойму. Что нам мешает переориентировать аппаратуру? Наберем реальное время в"альтернативке", делов на минуту, — пожал плечами Михаил.

— Так-то оно так, Миха, но понимаешь, когда я в прошлый раз перенастраивал всю эту лабудень, то у меня процентов десять времени выпало вообще из-под контроля. В этих паузах ни форс-мажора, чтобы не вляпаться, ни аппаратуры, чтобы вернуться. И, кажется, на этот раз именно в такую гадость мы и попали. Доживать придется естественным образом. Вернее — переживать этот период. Хорошо если он окажется не слишком длинным. Я век шестнадцатый выбрал, — в нем этих пауз меньше чем в остальных. И коротенькие они. Но говорю же, что спешил очень и лупил, не глядя, так что сомнения есть, что попали именно в него. А вдруг, например, во второй или, не дай Бог, в третий. Там вообще сплошные паузы. Представляешь, лет девяносто, если окажется переживать?

— Запутал ты мне, Вань, все извилины. Как нет аппаратуры? Здесь же мы — в пирамиде. Ну и что? Нет что ли цилиндров на месте?

— Куда они денутся? Есть, конечно, но могут оказаться обесточенными. Мы даже не сможем узнать который год теперь. Придется на волю сходить для этого и местных жителей расспрашивать, — Ванюша вздохнул скорбно.

— И ты за трое суток, пока я сквозь «сито продирался», не взглянул на них? Что-то не пойму я тебя. Прикалываешься что ли? — Михаил изумленно распахнул глаза, в ожидании ответа.

— «Продирался сквозь сито», говоришь? — Ванюша погладил Мурку между ушами и та довольно замурчала. — Так и я с тобой вместе сквозь это"сито"лез. Только ты, как овощ бесчувственный, а я в полном сознании на мелкие куски распался и собирал потом и тебя, и себя. До циферблатов ли мне было, как ты думаешь? А еще вот эти клиенты тоже на мне висели…

— Извини. Понятно, что не до них. Ладно, проехали. В 16-ый так в 16-ый. Разберемся. Там, какие паузы-то?

— Не очень значительные. Год, два, — улыбнулся Ванюша.

— Ну, это мы как-нибудь вытерпим. Даже три если. Не девяносто все же. Парни, когда в себя приходить станут?

— Сейчас и вернем, — обрадовался явно Ванюша тому, что Михаил сменил тему разговора. — Вдвоем-то у нас скоренько получится. Натягивай пару браслетов своих и помогай, — Ванюша спрыгнул с Муркиной холки на ближайшую кровать, на которой белело лицо Сергея.

— А Федор Леонидович с Силиверстовичем где? — спохватился Михаил.

— С ними проще. Пули все же. Уже в"альтернативке"и в полном порядке.

— А Веник с семьей где?

— Эти в 19-ом.

— Их тоже зачистят, если появятся в Питере 21-го века? — Михаил нацепил на кисти рук браслеты, услужливо поданные Кондратием.

— Как вести себя станут. Если полезут сломя голову в эпицентр, то наверняка будут по достоинству оценены и соответственно, получат в итоге, что положено, — выдал глубокомысленную фразу Ванюша, удивив Михаила ее недосказанностью и неопределенностью.

–"Если, что положено", как-то мутно ты, брат, изъясняться вдруг стал? Проще никак? Да или нет? — потребовал он конкретики.

— Вас-то там нет, так что и не представляю, как они умудрятся, что-либо такое наворочать, чтобы поперек горла Власти стать. Скорее всего, что как-то мягко постараются приструнить. Посодют, например, в каталажку. Однозначно"Да", аль"Нет", тут сказать я не могу. Вот ты как думаешь, Вениамин сам способен там что-то возглавить, типа банды, ну или партизанского отряда?

— Это вряд ли. Он, скорее всего, побежит в"альтернативку"с нами посоветоваться, а уж потом начнет что-то предпринимать. Мы-то, я надеюсь, вернемся и посоветуем ему не высовываться, раз там мочилово опять началось, — ответил Михаил, подумав минуту.

— Ну, и зачем ты мне тогда задаешь идиотские вопросы, риторические то есть? — взглянул на него укоризненно Ванюша.

— Беспокойно что-то, — признался Михаил. — Ладно, потом поговорим, после реанимации. Делать что?

— Делай, как делал. Лезь в мозги, вправляй. Они до сих пор в шоке от взрывов. Выводи мягенько. Прогуляйся с каждым по полянке какой-нибудь, в ромашках.

— Может всех сразу выгулять? — предложил Михаил.

— Попробуй. Если сможешь, то без разницы. Просто времени меньше потратим. Ну, а я поддержу. Рядом покручусь, чтобы никто не лез и не мешал.

— Да кто полезет? Вань, прекрати загадками говорить. Или Рефелюц оклемался?

— Не в бровь, а в глаз. Быстрее, чем я предполагал. Теперь горит мщением.

— Вот только этого нам и не хватает для полного счастья. Что он может?

— Много чего. В порошок, например, стереть и по ветру рассеять.

— Почему до сих пор не рассеял?

— Дак рассеял уже троих из вашей команды и двоих посторонних при этом зацепил. Через чье"сито"ты пролетел? Угадай, со скольки хочешь разов, — усмехнулся Ванюша.

— Вот оно что. Поэтому ты тут с нами торчишь?

— Ну да. Правда, спрятались мы от него пока и где, он не знает точно, потому что я и сам пока не знаю, но ищет. Найдет если, то опять в пыль кровавую стереть постарается. Миндальничать и политесы разводить не станет.

— Так это что же выходит? Мы тут как в заключении? И управы на него нет что ли? В прошлый раз же получилось. А теперь я ведь посильнее стал, — Михаил опять приподнял удивленно брови.

— Второй раз на одни и те же грабли он не наступит, а преимущество у нас с тобой только в том, что он все же дух и может только, подселившись в кого-то, нам гадить. А это не просто. Большинство людей от такой подсадки просто с ума сходят. На десять миллионов один встречается такой, который выдерживает и начинает выполнять то, что ему велят. В 21-ом он нашел такого человечка и очень высоко сидящего, в иерархической пирамидке российского истеблишмента.

— Кто?

— ЗамПремьера по связям со СМИ. Так его должность называется, — Ванюша назвал Фамилию, ничего не говорящую.

— Вот гад. И что, он в нем сидит постоянно? Или наскоками?

— Постоянно, слава Богу. Если выползет, то ласты мужик сразу склеит. Дело в том, что его-то душонку, за ненадобностью Рефелюц вышвырнул, а тело без души жить не может. Сразу в ящик норовит сыграть.

— Так чего же мы тогда здесь опасаемся? Мало того, что он не знает где мы, так еще и привязан сам к конкретному времени?

— Он не один. У него под рукой много тварей и все сейчас рыщут, нас разыскивая. Разные есть. Очень шустрые даже встречаются. Не просто с ними бывает, — вздохнул тяжело Ванюша.

— Что уже приходилось встречаться?

— Приходилось, — кивнул Ванюша и посуровел. — И уничтожить пришлось несколько, исключительно в целях самозащитных. Понимаешь?

— Понимаю. Ладно, и об этом попозже подробнее поговорим. Я пошел, — Михаил присел у изголовья Сергея и взяв его руку в свою, закрыл глаза. Ожидая увидеть нечто подобное тому, что и у себя, со звездами и фиолетовыми пятнами. И удивился, попав в молочный туман, который обволакивал сознание ватными клочками, глуша не только зрительное восприятие чего либо, но и сами мысли. На мгновение Михаилу показалось вдруг все безразличным и лишенным всякого смысла. Где-то на периферии мелькали обрывки фраз и образы близких ему людей, пытающихся обратить на себя внимание, но тщетность их усилий была очевидна. Ни заплаканное лицо Аннушки, ни тем более сурово хмурящееся Силиверстовича, никак его не трогали. Даже любопытства не возникало и только желание отгородиться от всех этой ватной стеной, крепло и росло. Михаил махнул рукой, пытаясь разогнать молочную взвесь, но она мелькнула у него перед глазами совершенно невидимая, а туман, похоже, загустел, налившись желтизной и заползая в ноздри и глаза.

— Гадость какая, Серега, — пробормотал Михаил, резко вскакивая на ноги и дергая за руку лежащего рядом друга. И мир сразу изменился. Наполнился красками и солнцем. Вокруг была та самая полянка с ромашками, растекшимися по ней, молочно-желтым туманом.

— Совсем другое дело, — Михаил похлопал по спине стоящего рядом Сергея, который стоял с закрытыми глазами и вздрагивал, прислушиваясь к чему-то своему, внутреннему.

— Глазенки-то можешь и открыть уже, Серый, — Михаил опять постучал друга по спине и довольно чувствительно. Хлопки разнеслись по поляне, нырнули в заросли, обступившие ее, спугнув пару пестрых птиц, и затихли, увязнув в темно-зеленой листве.

— Бли-и-и-н. Где это мы, Миха? На том свете? Умерли?

— Ага, размечтался. Живы пока. В"альтернативку"нас Ванюша перетащил. Это у тебя глюк, а на самом деле валяешься сейчас в лазарете"мазаришарифской"в отрубе и никак в себя прийти не можешь. Видать гранаты произвели впечатление неизгладимое. Вот, приходиться возиться с тобой.

— Глюк? — Сергей недоверчиво взглянул на Михаила и присев, сорвал цветок ромашки. Понюхал, сморщился, чихнул и рассмеялся. — Прикалываешься? То, что мы коньки не отбросили, конечно, радует, а вот"глюк"что-то уж больно достоверный, — Сергей сунул руку в карман, достал пачку сигарет и закурив, выдохнул дым в сторону Михаила. — Давай, выкладывай,"глюк", что там и как?

— А чего выкладывать? Мне еще батюшку Петра Павловича на эту полянку выдернуть нужно и Анатоля с Мерседес тоже. Они рядом с тобой в анабиозе зависли. Погоди тут пару минут, я живо за ними смотаюсь, ну и потом всем все сразу и расскажу, чтобы несколько раз не повторяться, — предложил Михаил план мероприятий.

— Вали коль надо, — согласился Сергей, падая в траву и развалясь в ней на спине, закинул ногу на ногу, дымя паровозом.

— Свет выключить? — с ехидной интонацией, осведомился Михаил.

— Солнце что ли? Не, пусть светит. Чего застрял? Мотай, давай, — отмахнулся от него Сергей. — Занудой ты, Мишка, с возрастом становишься.

— Я тебя тоже люблю, — ответил Михаил, наощупь перемещаясь к следующей кровати, на которой расположился свободный журналист — Анатоль Дарье. Здесь все оказалось гораздо проще, чем у Сергея. Дарье ощущал себя не в ватной субстанции, а во вполне прилично выглядящей, с дизайнерской точки зрения, пещерке. Маленькая и уютная, она была явно специально создано именно вот для такого случая — чтобы в ней спрятался именно представитель свободной прессы. Именно для него весь пол был уставлен различной полиграфической аппаратурой, которая мигала и вышвыривала из своего нутра листы печатной продукции.

Михаил поднял один из свежевыпавших и прочел надпись, сделанную наискось, крупным, жирным шрифтом по-французски.–"Интеллектуальная собственность мсье А. Дарье".

— Роман что ли решил настрочить, мсье Дарье? Позвольте узнать о чем? Уж не о приключениях ли ваших в России? — обратился он к сидящему на полу журналисту, обхватившему голову руками, очевидно, в припадке творческих мук. Голос Михаила, прозвучал в пещерке неожиданно гулко, заметавшись эхом от стены к стене, будто была она размером не с медвежью берлогу, а в десятки раз больше. Услышав его, швейцарец прекратил теребить свои локоны и, взглянув на него снизу вверх, пробормотал:

— Всегда мечтал поселиться вот в такой естественной природной среде. Тихо здесь. Хорошо. А там у вас как?

— У нас полянка с ромашками и привет тебе от Мерседес. Приглашает на пикник, — улыбнулся ему Михаил.

— Мерседес? Она жива? — Анатоль вскочил на ноги.

— Разумеется, — кивнул Михаил.

— А взрыв? Это что было? Как это все объяснить? — прорвало Анатоля.

— Пошли на полянку. Там всем сразу и объясню, — Михаил повернулся и, отбросив полог из шкуры какого-то животного, вышел из пещерки прямо на полянку. Следом, наступая ему на пятки, двигался Анатоль, бормоча: — Мерседес, любовь моя, я лечу к тебе на крыльях любви.

— Повыше копыта при этом поднимай, Анатоль, затоптал уже, — сделал ему замечание Михаил.

— Прошу прощения, мсье Мишель, — запыхтел сконфуженно журналист в спину Михаила.

— Можно и без мсье, мсье Анатоль, — Михаил остановился рядом с Сергеем, который продолжая дымить, скосил глаза на его ноги и проворчал недовольно.

— Чего повис над душой и солнце загородил, отвали я отдыхаю.

— Мсье Серж, рад видеть вас целым и невредимым, — вылез из-за спины Михаила швейцарец.

— Взаимно, — Сергей сел и протянул руку журналисту для пожатия. — А ты чего стоишь? Вали за остальными. Давай, давай, давай. Извел уже всех тут своей черепашьей расторопностью, — заорал он на Михаила. — Я уже третью сигарету сжег. Что ты, в самом деле, как не живой?

— Сколько? Три уже успел? Да меня полминуты не было, — удивился искренне Михаил.

— Значит, время в этом"глюке"твоем, у нас по-разному течет. Шевелись, — сверкнул глазами возмущенно Сергей.

— Это не мой — это ваш. Ладно, пусть наш, — Михаил махнул рукой, чтобы остановить возражения, которые готовы уже были раздаться из уст Сергея. — Займитесь тут, чем-нибудь пока с Анатолем, я за Мерседес. Раз уж тут сюрпризы обнаружились с временем, то бегу, вдруг уйду на пару минут, а вы тут год прождете, — Михаил вытряхнул из ладони колоду карт. — Вот, поучи пока интуриста в подкидного дурака играть.

— Год? Да мы тут с голоду сдохнем, — возмутился Сергей. — Вернешься и две мумии здесь обнаружишь, ядрена вошь, — Сергей щелкнул пальцами и рядом с колодой карт упал в траву ржавый наган. — Это чтобы совесть, когда грызть начнет, то было из чего застрелиться, — объяснил он зловеще.

— Нормально. Стволы из него вылетают раритетные запросто, а сухарей, тем более сможешь, если что, нащелкать, — отмахнулся от него Михаил, наощупь перемещаясь по лазарету к следующей кровати, с лежащей на ней Мерседес и, успев на прощанье услышать возмущенное:

— Продукты картонные получаются, через М.Э. Забыл? Сам грызи такое. Шевели батонами. Время не ждет, — рявкнул ему вслед Сергей, тем не менее, вытряхивая на траву ящик с бутылками, задребезжавшими от удара.

"Интересно пиво у Сереги с каким вкусом получилось", — подумал Михаил, присаживаясь рядом с мадемуазель Мерседес. Взяв ее сухую ладошку в свою руку, он даже вздрогнул от нахлынувших на него образов и ощущений. Было жарко, просто нестерпимо, потому что вокруг во все стороны расстилалась саванна или попросту степь. Редкие клочки травы, на высохшей и потрескавшейся почве, делали пейзаж унылым до спазмов в желудке, но саванна, тем не менее, жила активно и шевелилась со всех сторон, пыля копытами и наполняя уши ревом и блеянием. Утробно рыкнул кто-то за спиной и Михаил, невольно оглянувшись, выпустил руку девушки, забыв о ней на мгновение, а она, стоящая рядом, оттолкнула его, закричав по-французски.

— Мсье — это мой лев. Не мешайте, — выпалила из карабина раз за разом трижды в летящую на них в прыжке тень, рыже-серую. Что-то мелькнуло перед самыми глазами Михаила, опахнуло падалью и кислым тошнотворными миазмами потовых желез, исчезая где-то за спиной с ревом и топотом. Михаил щелкнул пальцами, вырывая себя и девушку из морока ее фантазий и ромашковая полянка, распушившаяся вокруг, показалась ему райским уголком, после африканского пекла. Здесь, рядом с ящиком присевшие, Сергей с Анатолем, уже откупорили бутылки и с унылыми физиономиями засунули их обратно в ящик. Очевидно, вкус не соответствовал ожидаемому, поэтому Сергей, с брезгливым выражением на лице, рассматривал этикетку, что-то бормоча себе под нос. Появление Михаила и Мерседес его явно обрадовало, так как он тут же опустил бутылку темного стекла в ящик и, вскочив на ноги, заорал:

— Молодец!!! Правильно я тебе фитиль вставил. Минуты не прошло, а он уже здесь и с барышней. Анатоль, встречай гостью, а ты давай обратно за Павловичем. Рот закрой и назад. Мадемуазель Мерседес, мы вас рады видеть и все такое, не желаете ли партию сыграть в картишки? Покер, подкидной дурак? — раскланялся Сергей перед девушкой, которая все еще сжимала в руках карабин и оглядывалась по сторонам, не понимая, что произошло, и куда это она попала, прямо с сафари. Михаил, не вступая в пререкания с Сергеем, повернулся и шагнул в ближайшие кусты, сориентировавшись по направлению к кровати с последним своим пациентом, которого"прапора"упаковали в самый дальний угол палаты и аппаратуры вокруг наставили чуть ли не столько же сколько у всех остальных вместе взятых. Очевидно, Петру Павловичу досталось все же гораздо больше, чем всем остальным, тем более, что на него давила еще и моральная вина, ведь это он"лопухнулся"и не"просек"ситуацию. И теперь, терзал себя в анабиозе так, что когда Михаил, добравшись до него, попытался войти в этот замкнутый на себя мирок, то получил сразу столько впечатлений разнообразных, от словесных до физических, что не сразу и сориентировался в этом шуме, гаме и вое, где его отец фактически находится. Пространство ощетинилось иглами, с которых капала кровь, и само было похоже на лезвие ножа, отточенное, холодное и беспощадное.

— Да, ты пап, похоже, растворился в этом сюрреализме… — Михаил щелкнул несколько раз пальцами, вышвыривая прочь, как мусор все колющее и режущее с глаз долой и, наполняя, освобождающийся объем, солнечным светом. Лучик солнечный просверлил сначала одно крохотное отверстие, затем еще несколько, потом прорвался сплошным потоком и Михаил, не мудрствуя лукаво, соединил полянку в ромашках с этим внутренним миром отца, усадив его рядом с Мерседес, которая повисла на плечах журналиста и что-то шептала ему на ухо.

Петр Павлович, придерживаемый за плечи сыном, тихо стонал, стиснув кулаки, прикусив нижнюю губу и на обращенные к нему призывы, не реагировал. Он был все еще там, среди ножей и игл, и вырваться, из небытия кровавого, не пытался. Создал для себя Ад, и, ухватившись за него, мучил себя, страшась того, что реальность еще хуже.

— Все нормально, па. Мы живы, — Михаил потряс слегка отца за плечи. — У нас, ты забыл, наверное, есть один хороший знакомый — Ванюша. Вытащил из пекла. Так что, не казнись, все обошлось. Открывай глаза, сейчас поподробнее все расскажу, — Петр Павлович, дернулся от его голоса, но стонать перестал и глаза открыл. Пролегшая на лбу, резкая как шрам морщина, удивленно перекосилась, и он прошептал дрожащим голосом.

— Сынок, живой?

— Все живы, — Михаил прижал голову отца к своей груди.

— Простите меня. Моя вина, — начал каяться тот, содрогаясь в спазмах рыданий.

— Почему твоя? Воля Божья, па, — возразил ему Михаил. — Мне Ванюша все тут разжевал. Слишком мы активно взялись за эту объективную реальность и буквально поскакали по"хвостам". Вот и оказались сразу на виду. И очень не понравились, кое-кому там. Всех ведь наших зачистили, кроме женщин. Так что, как всегда, на их плечи хрупкие все обрушилось.

— А мы теперь где? — Петр Павлович принялся оглядываться по сторонам. — Что за место такое?

— Это что-то вроде"карантина"для выздоравливающих. А на самом деле, все вы в лазарете"мазаришарифском"отдыхаете, под присмотром"прапоров". Тела физические. А души, стало быть, здесь. Сейчас посидим, поговорим. Все поймем правильно и назад в тушки свои. Их там пока Ванюша караулит от всякой нечисти. Боится, что набегут и займут, пока мы отсутствуем.

— Что за нечисть? — Петр Павлович приходил в себя на глазах, даже румянец на щеках появился и глаза заблестели.

— Понимаешь. Мы с Ванюшей в прошлый раз, когда заклятье поганское Рефелюца снимали, то он вроде как должен был торчать где-то типа в Преисподней долго. По прикидкам Ивана. Но вылез, скотина рогатая и теперь опять же, по словам Иванушки, заселился в Российского чиновника не самого мелкого. Так что удивительно, что мы почти день смогли продержаться ТАМ.

— А в"альтернативку"он тоже заявиться может? — Петр Павлович моментально врубился в возникшую проблему.

— Тоже. Поэтому сидим мы сейчас в веке примерно 17-ом, куда нас Ванюша впопыхах засунул, вытаскивая из джипа. Спешил так, что сам точно теперь не знает, куда зашвырнул.

— Давай подробно все минусы и плюсы, Мишаня, — Петр Павлович улыбнулся почти нормальной улыбкой.

— Тогда я сначала наших попутчиков, друзей теперь по скитаниям, сначала ознакомлю кое с какой информацией. Иначе, я вижу, у Анатоля глаза уже совершенно круглыми сделались. Не понимает ведь ничего из наших с тобой реплик. В общем количество посвященных в проект ХZX увеличивается еще на двух человек, — Михаил выдернул из ящика бутылку пивную и прочитал на этикетке.–"Пиво Вечное". — Ну и как вкус? — поинтересовался он у Сергея, вскрывая пробку о край ящика, который Сергей состряпал из дубовой доски не иначе.

— Никакой, — коротко бросил тот в ответ.

— Серега, ты не учел одного обстоятельства. Мы в"глюке", а это значит, что и продукты здесь должны быть нормальными. Просто ты стереотипно мыслишь. Подсознательно уверен, что получишь результат"никакой"и выдаешь именно его, — Михаил щелкнул пальцами и, попробовав напиток, удовлетворенно кивнул. — Пожалуйста. Прямо из холодильника. Угощайтесь, господа, пока я буду вам политинформацию читать, — предложил он всем.

— А верно ведь, — обрадовался Сергей, потянувшись к ящику. — Петр Павлович, вы как?

— Не откажусь, — улыбнулся тот в ответ, принимая протянутую ему посудину.

— Все, я начинаю, — Михаил похлопал в ладоши. — Прошу тишины и не перебивать. Все вопросы в конце. Кто сразу не поймет, повторю еще раз. Потом начну стучать по головам. Вбивать понимание, невзирая на пол и возраст.

— И мне вобьете, мсье Мишель? — всполошилась мадемуазель Мерседес. — Я вооружена. Имейте это в виду, — продемонстрировала она карабин.

— Вам сделаю исключение, мадемуазель, — успокоил ее Михаил и начал"политинформацию".

Попытался сжато ввести швейцарцев в тему XZX — проекта допотопного, но увидев в их глазах недоверие разрастающееся, после каждого слова им сказанного, остановился и, почесав озадаченно затылок, принял единственно верное, по его мнению, решение:

— Это по ходу все узнаете. Будете спрашивать, у кого захотите из"старичков"когда возникать будут вопросы по текущим моментам. А сейчас я остановлюсь на насущных проблемах, в которых мы увязли по уши, в буквальном смысле слова. Все здесь находящиеся, ну и отсутствующие члены нашего"тайного ордена". И еще неизвестно кому хуже. Им ТАМ… или нам ЗДЕСЬ. Вопрос открытый. Ну, а вам, Анатоль и Мерседес, прошу прощения, что так запросто — без мсье и мадемуазель, но вы сейчас на нашей территории и, влившись поневоле, правда, или скорее уж — влипнув, в наше дружное сообщество, тем самым стали нам ближе и роднее, так что отставим церемонии китайские. Или вы, против?

— Мы не возражаем, Мишель, — улыбнулась Мерседес. — Я знаю, что у вас в России даже есть пословица про вот такую ситуативность.–"В чужой огород, со своей морковкой не лезь".

— Браво, Мерседес. Вам удалось универсировать сразу три наши пословицу в одну. Про Тулу с самоварами, монастыри с уставами и чужие огороды с огурцами. Но суть уловили, а это главное. Анатоль?

— А я что? Я, как и Мерседес, тоже за монастыри и огороды с огурцами. Ничего, правда, не понял, но вам я доверяю в последнее время все больше и больше. Раз говорите, что так полагается у вас, то назовите хоть как, только в микроволновую печь не сажайте.

— И вы тоже знаток русских поговорок, Анатоль? Где про печь услышали?

— Читал у ваших классиков. Они у нас в переводе изданы, а я любитель чтения на досуге. Журналист все же. Профессия обязывает быть начитанным, — приосанился Анатоль.