Город шаманов

Николай Зайцев, 2019

Николай Зайцев – писатель-фантаст из Мурманска, автор книг в жанрах исторической и космической фантастики. Популярностью пользуются также его мистические романы из серии «Кровь Саама». Представляем в одну из самых интересных книг этого цикла. Конец XIX века. Главный герой романа Иван Матвеевич Суздалев попадает в неприятную историю и вынужден стреляться на дуэли. Он остаётся жив, его противник-гвардеец повержен, однако радоваться рано: однополчане убитого готовы выстроиться в очередь, чтобы отомстить за смерть товарища. Пока страсти не улеглись, Иван Матвеевич решает присоединиться к экспедиции на Крайний Север. И вот в Заполярье он сталкивается с явлениями, в которые трудно поверить. Герой буквально оказывается в потустороннем мире, где реалистичные сны из прошлого переплетаются с кошмарными видениями будущего, а бал правят шаман и ведьма. Иван не сразу осознаёт, что покинул привычную ему действительность и теперь он сайвугадче – проводник между мирами. Удастся ли герою вырваться из плена морока? Достоверные приметы позапрошлого столетия, колорит Заполярья, мистика и юмор, фантастика и подлинный драматизм ситуаций – всё это ждёт читателя в предлагаемой книге.

Глава 2

— Да что ж это такое, господин обер-бергмейстер! — вскричал поражённый в самое сердце местный градоначальник маленького уездного городишки и встряхнул руками мои рекомендации. Согласен с ним — чтиво не из легких. Я поплотнее закутался в соболиный тулуп и постарался поближе придвинуться к камину. Так и не мог отогреться.

Поленья потрескивали, неохотно отдавая тепло.

Градоначальник нервно пыхнул длинной глиняной трубкой, морщась от едкого табака. Выцветшие глаза из-под кустистых седых бровей щупали каждый дюйм моего тела. От меня не ускользнуло, что трубка голландская, а табачок наш, дешевый самосад. Руки старика тряслись. Сожжет же мои рекомендации, подпалит в свече, а других у меня не было. Досадно.

— Батюшка мой, зачем еще и прапорщика зарубили?! Неужто на примирение нельзя было пойти?

— С мерзавцем? Нет, увольте.

— Какой он мерзавец? Молодой! Сынок графский, талантливым художником, пишут, был!

— Что ж тогда в гвардию пошел? Рисовал бы пейзажи. Поля всякие. Цветы. Опушки. Шмелей! — я оживился, потому что очень любил шмелей. Как они гудят! Какие моторы внутри них скрываются! Такую песню часами слушать можно! Старик укоризненно качал головой, словно слышал каждое мое слово. — Этот молодой художник чуть руку мне по плечо не отрубил, — проворчал я, пряча лицо в воротнике. Да, скверно вышло с мальчишкой знаменосцем. Я вытянул ноги к камину. От сапог пошел пар. Неприятная история, из-за которой и пришлось покинуть столицу и рискнуть министерской карьерой. Чуть ли не два подряд трупа измайловцев. Одного бы удалось спустить с рук, но двух… Нажил врагов: лейб-гвардия такого не прощает. Да и общество сразу возмутилось, никто не ожидал такой прыти от бывшего майора артиллериста. Не ожидал такого от себя и я.

— Ах, сударь! — старик китайским болванчиком без паузы, качал укоризненно головой.

— Мальчишка обвинил меня в бесчестии и вызвал на дуэль. Я дал ему право выбрать оружие. Благородно с моей стороны? — я разгорячился и рубил кулаком воздух. — Конечно, он выбрал сабли и примиряться не захотел, — я вздохнул, потому что видит Бог, попытался сделать всё, что мог, и уже спокойно закончил. — Не люблю гвардейцев. Все беды от них.

— Кто ж их любит? — хрюкнул старик, пыхнул трубкой и откинулся в кресле. — Скверные дела у вас, обер-бергмейстер^[2]. Понимаете ли вы это?

— От чего же не понимаю? Поверьте, не сидел бы здесь, если бы не понимал — общество закрыто, гвардейцы в очереди стоят, желая в меня стрельнуть или сабелькой рубануть, — на меня вдруг нахлынула теплота и я растрогался. — Да, что там! Зовите меня просто, Иваном Матвеевичем, обойдемся без званий. Я хоть к вам и ненадолго, но постараюсь максимально стать полезным другом для вашего города.

— За то спасибо вам, господин любезный. Не хватает кадров. Да какой там у нас город! В Коле с одной стороны море, с другой — гора, с третьей — мох, а с четвертой — ох, — заворчал старик явно местной прибауткой.

Я поморщился.

— Так уж и «ох»? Довелось мне много «охов» повидать. А у вас тут красиво. Тихо. Всегда зима. Бело! Куда ни глянь — снег один, да дома редкие. Чему печалиться? В благодати живете.

Старик махнул рукой.

— Так, городишко! Понимаю, что вы жалеете нас. Спасибо на добром слове, конечно. Но! Есть плюс — закаляет нас север. Тертые мы! Знаете, что про нас говорят? Кто в Коле три года проживет, того в Москве не обманут! Не знаю, почему господа офицера так стремительно бегут от нас и спешат перевестись? Ведь и четыре каменных здания есть, и две церквушки. В деревне столько много домов. Не сосчитать! Если бы не сожгли крепость, стояла бы и дальше Кола неприступным монолитом и оплотом севера, упираясь в северное сияние смотровыми башнями. Намозолили глаза изуверкам.

— Так у вас и общества, и людей нет? — осторожно спросил я. Не хотел я встречаться с обществом и стреляться со всеми подряд. — Пока ехали, ни одного человека не повстречал.

— Как нет? Зима ведь. Темно. Попрятались. Полярная ночь на дворе, многие местные лопари из веж^[3] своих не выходят в этот месяц. Но мы не такие. Мы — не дикари! У нас жизнь кипит. В приходе дети учатся. По воскресеньям службы. Бабы рожают. Доктор у нас очень грамотный! Всё как у всех и даже лучше. Численностью населения мы не обделены! Городишко-то уездный! Только одних дворян человек двадцать, мещан двести. Всего душ шестьсот наберется. По весне пересчет будет.

— По весне?

— Истинно так. Зиму переживем и посчитаемся. А вы в артиллерии служили, Иван Матвеевич, как все инженеры?

— В артиллерии.

— В чине?

— Майора.

— И что ж в армии не остались?

— Так нас «майоров» упразднили. Остаться капитаном не пожелал. Не по чести как-то. Был я уже капитаном. А выше звание не предложили. Почему спрашиваете?

— Другим по чести, — протянул старик, попыхивая трубкой. — Для многих «капитан» — венец карьеры. Ничего зазорного. Думаю, о чем вас просить. Пушки мои посмотрите, склад проинспектируете? Дел немного, но внимания требует, не ровен час — шальной англичанин заявится! А уж мы-то к вам со всей душой! Ни в чем не откажем!

— Конечно. По мне дело. Хочу остаться у вас до весны, а там по тракту до Кандалакши добраться и уехать к финнам. Желаю присоединиться от нашего министерства к экспедиции Вильгельма Рамзая^[4]. У меня приказ прямой. Там полная подготовка идет, хотят исследовать Хибины и тундры Лавозерские. Всех собрали: ботаники, зоологи, картографы, геологи — все научные умы. Грандиозное событие! Там в экспедиции даже фотоаппарат будет!

— Что вы такое говорите?! Фотоаппарат?!

— Масштаб! Чувствуете?

Старик закашлялся. Прослезился. Подергал седую бровь за длинные сизые волоски.

— Все экспедиции через нас проходят. Рамзай ваш тоже не минет этой дороги — одна она. От нас старт на все четыре стороны! Зачем ехать? Можете здесь дождаться.

Я улыбнулся. Стал расстёгиваться. Блеснула в вороте кителя Анна с мечами^[5]. Старик заметил. Подобрел.

— Два года? Провести здесь два года до экспедиции? Никак не могу, — от такой мысли мне даже весело стало. Да я хоть каждый день стреляться готов, лишь бы не жить среди оленей.

— Есть еще одно обстоятельство, о котором я вас должен предупредить, — сказал градоначальник и нахмурился. Я замер. Не понравилась мне чужая интонация и мимика.

— И какое же?

— Тракт до Кандалакши бывает только зимний и летний. Весной два месяца и осенью три — дороги до Кандалакши нет.

— Как нет дороги? Как же вы живете, отрезанные от мира? Хотя, что я говорю! У вас же море! Сам по нему прибыл! — при этих словах старик устало покачал головой. — А, пароходы? — неуверенно сказал я, глядя на него и прикидывая в уме, что сейчас ехать мне в Кандалакшу никак нельзя — убьют же, как бы не бахвалился, а летом будет слишком поздно. Планы рушились.

— Практически не заходят. Свой собираемся купить. Скоро. Дело прибыльное. Деньги рекой потекут. Не хотите ли в паях поучаствовать? Да вы никак загрустили, сударь? Расстроились? А знаете что, Иван Матвеевич? Есть у меня божественная клюквенная настойка. Отведать не желаете? Прекрасное средство от грусти! Любую печаль растворит. Или можем начать с брусничного ликера. Занятная штука, я вам скажу! Пьётся, как сок! Вы ведь не торопитесь никуда, правда?

— Правда, — сказал я и вздохнул, вспоминая Ольгу и другие обещания.

* * *

Я сидел за столом в кабинете, созерцая в руках янтарную жидкость в коньячном бокале, когда услышал приближающейся шум. Нет, такое пить залпом нельзя — французы обидятся. Отставил бокал, и вовремя — двери шумно растворились. Со стены посыпались кусочки побелки. На ходу, снимая с себя зимнюю верхнюю одежду, в кабинет ворвалась метеором Ольга. Глаза метали молнии.

Я невольно залюбовался. Господи, как же мне повезло. Какая красавица. Подпер голову рукой и счастливо заулыбался.

Прохор семенил сзади, принимая вещи и неуверенно бормоча про мою тяжелую болезнь, слабость и недомогание.

— Спит барин. В отъезде он! — твердил верный дядька. — Помилуйте, княгиня, час поздний, что люди подумают. Экипаж у центрального кинули! Маменьку напугали! Клюкой уже об пол стучала. Переживает. Удар схватит.

— Ваня!!! — Ольга вытянула руки вперед для объятий, и я поспешил выскочить из-за стола, чтобы услышать горькие тихие слова в ухо. — Правда ли это?

— Виноват.

— Обо мне ты подумал?

— Виноват.

— Виноват? Что ты заладил?

— Я тебе сразу письмо написал, как только смог сидеть. У поверенного оно, ждет своего часа. Срочные дела пришлось решать, милая моя, всё хорошо.

— Хорошо! Что всё хорошо?! — вскричала Ольга и потащила меня к кожаной софе. Прохор истуканом замер у дверей с охапкой одежды. Зыркнул на него глазами, указывая направление на выход. Дядька, не глядя на меня, проворчал непонятное, больше обращаясь к себе, но с места не сдвинулся. Каков наглец! Оставлю без пенсиона!

— Виноват, — пробормотал я, — всё хорошо разрешилось. — Софа поскрипывала при каждом движении. Ольга вцепилась в мои руки, ловя каждое слово. — Уеду ненадолго из столицы, а там к экспедиции присоединюсь, министерские меня уже определили приказом. Время пройдет, всё забудется. Вернусь героем, но ты не жди меня, Оленька…

— Что значит не жди?! — напряглась княгиня, отшатываясь и спрашивая меня ледяным тоном. Не очень-то любезно с ее стороны. — Уехать из столицы ненадолго — это на сколько? К какой экспедиции тебя присоединили, что ты хочешь вернуться героем — это не на полюс ли к мамонтам?

— Нет. Не на полюс. Не к мамонтам.

— Иван Матвеевич, вы меня не томите.

— Милая моя Ольга, да и мыслей у меня таких не было. Еду к финнам. Экспедиция через два года. Предписали меня к Коле. Временно. Судно мимо проходит, может зайти в залив и меня доставить. Я же баловень судьбы, все за меня радеют и беспокоятся. Сейчас главное быстрота в принятии решений.

— Так. Я приеду. Где эта Кола? Название точно не французское. Знакомое! Кстати, надеюсь, вы не злоупотребляете коньяком, Иван Матвеевич? Не нравится мне этот сивушный запах от вас. И глаза ваши странно блестят! Что это у вас там на столе?

Я задумался. Почесал нос.

— Нет. Конечно же, нет. Как можно злоупотреблять хорошим французским коньяком? Глаза мои от счастья блестят, вас видя! А Кола где-то под Кандалакшей. Старинный городок. Красивый очень. Крепость там была. Стоит в сопках. Ждет меня.

— Острог что ли? Понятно. Ссыльных много? Молчишь — значит чересчур много. Ой, Ваня, лучше бы ты к мамонтам собрался, а не в ссылку.

— Господь с тобой, Ольга. Какая же это ссылка? Я там спокойно гулять буду везде. Никаких ограничений!

— Где же там гулять? По тундре или по острогу? Прости, в Колу я не приеду. Но мы можем встретиться в Кандалакше, поедем к вашим финнам. Крайне ненадолго. Отметитесь. Уедем и дальше поживем в Европе. Пару тройку лет. А там я решу вопрос с вашим министерством и участием в экспедиции. В конце концов у папы шахты, а вы горняк, раз уж так, держитесь за своё министерство. По весне всё решим.

— Оленька, — я немного опешил, — как вы не понимаете — это же дело чести! — я специально сделал ударение на последнем слове. — Какие папенькины шахты? У меня участие в мировой экспедиции. Она принесет много пользы для нашей матушки России. Откроются новые месторождения полезных ископаемых, расширятся познания в картографии, в ботанике, в геологии. Мы исследуем Хибины, тундру. Это огромный шаг вперед в освоении Заполярья. Не за горами дни, когда наступит время колонизации! Вы читали про Дикий Запад? Тоже самое будет с севером нашей империи. Представьте, какая сильная миграция людей возникнет. Появятся поселки, города, карьеры и шахты! Нельзя всю славу отдавать финнам. Моё участие в экспедиции — это участие России в международном проекте. Я вернусь в столицу на крыльях славы, с честью, и, быть может, стану самым молодым генералом в истории невоенного времени. Впереди меня ждет только головокружительная карьера. Понимаете?

— Понимаю, — прозвенел голос сухо и четко, как выстрел. — А я, значит, не дело чести? — гневно спросила Ольга и поджала губы.

Примечания

2

Обер-бергмейстер — штаб-офицерский горный чин VII класса.

3

Вежа — временное жилище коренного населения севера, шкуры на жердях.

4

Рамзай, Вильгельм (1865–1928) — финский геолог, первый исследователь Хибинских и Ловозерских тундр.

5

Анна с мечами — орден четырех степеней, если крест пожалован за военные подвиги, к знаку присоединяются по два меча. Вторая степень носится на ленте, в разрезе ворота. Орден дает статус личного дворянства, а первая степень — потомственное.