Город шаманов

Николай Зайцев, 2019

Николай Зайцев – писатель-фантаст из Мурманска, автор книг в жанрах исторической и космической фантастики. Популярностью пользуются также его мистические романы из серии «Кровь Саама». Представляем в одну из самых интересных книг этого цикла. Конец XIX века. Главный герой романа Иван Матвеевич Суздалев попадает в неприятную историю и вынужден стреляться на дуэли. Он остаётся жив, его противник-гвардеец повержен, однако радоваться рано: однополчане убитого готовы выстроиться в очередь, чтобы отомстить за смерть товарища. Пока страсти не улеглись, Иван Матвеевич решает присоединиться к экспедиции на Крайний Север. И вот в Заполярье он сталкивается с явлениями, в которые трудно поверить. Герой буквально оказывается в потустороннем мире, где реалистичные сны из прошлого переплетаются с кошмарными видениями будущего, а бал правят шаман и ведьма. Иван не сразу осознаёт, что покинул привычную ему действительность и теперь он сайвугадче – проводник между мирами. Удастся ли герою вырваться из плена морока? Достоверные приметы позапрошлого столетия, колорит Заполярья, мистика и юмор, фантастика и подлинный драматизм ситуаций – всё это ждёт читателя в предлагаемой книге.

Глава 4

Катание меня взбодрило. Городок быстро растаял и исчез за спиной. Крепкий наст держал прекрасно не только лыжника, но и оленью упряжку, случайно попавшуюся мне на тракте. Двое лапландцев закутанные в меха долго смотрели в мою сторону, вывернув головы. А я, разозленный таким чужим вниманием, ускорился и попытался их преследовать. Тщетно, конечно. Один из оленеводов взмахнул длинной палкой, и упряжка оленей быстро ушла вперед.

Не все местные жители спят в вежах. Зря градоначальник на них наговаривал. Разъездов же нет никаких, лучше бы об этом думал — ни людей, ни цивилизации. Хотя сейчас меня это только радовало: сказочная тишина накрывала меня порогом таинственности и одиночества.

Я улыбнулся и решил немного покататься со снежных горок. Крутые сопки манили к себе, обещая незабываемые ощущения. Увлекся. На третьей или пятой улетел кубарем в снег да так, что еле выбрался. Настроение подпортилось. Устал, видно, и потерял координацию движений. Пора возвращаться. Постоял у елей, вытряхивая из себя снег. Проверил револьвер, съел пирожок. Действительно, вкусно. Спасибо тебе, Прохор. Остальные доем дома, темнеет, надо выбираться. Огляделся, просчитывая маршрут. Решил срезать путь через большое озеро, так быстрее. Нечего зря людей волновать, Прохор, он такой, может и гарнизон поставить. Ему-то что, краснеть потом мне.

Кроме трех белых куропаток, выпорхнувших практически из-под лыж, и заячьих следов, другой живности я не увидел.

На белое полотно озера вылетел пулей, скатываясь с крутого склона и не теряя темпа заскользил вперед, оставляя позади себя редкую поросль карликовых березок и под стать им мелких елок. Небо потемнело, хмурясь сплошными серыми облаками. На открытом пространстве сразу появился колючий ветер, угостивший меня пригоршней льдинок в лицо. Стало холоднее, и чтобы хоть как-то согреться — я ускорился, прикладывая максимальные усилия, стараясь побыстрее покинуть неприятное место. Тело заработало пружиной. Раз, два, раз. Толчок. Еще быстрее! Сажень через сто ритм спал, но не от того, что я сильно устал, а из-за лыж, которые потеряли ход. Скольжение сходило на нет.

Я присмотрелся к деревянным полозьям и увидел странное налипание мокрого снега. Лыжи становились чугунными! Они собирали на себя мокрый снег, превращаясь с каждым шагом в ледяные чушки. Страх сжал душу, стоило оглянуться назад и увидеть свою лыжню. На хорошо проложенных четких линиях появилась характерная желтизна озерной воды. След тянулся за мной давно.

— Стой. Не паникуй, — сказал я вслух своему трепещущему сердцу. Страх начал сжирать мозг, который отказывался понимать, как среди холодной зимы озеро до конца не замерзло. Это же суровый север! Здесь птицы замерзают на лету. Ноги задрожали, останавливаясь, и сразу лыжи стали заливаться водой.

— Мама, — пробормотал я, передергиваясь всем телом и пятясь назад. Однозначно, вперед путь закрыт. Там погибель! Но и назад лыжи не хотели скользить. Значит надо разворачиваться к далекому берегу. Главное двигаться и не стоять на месте.

— Начали! — отдал я команду ногам, и они послушно стали разворачивать лыжи. Лед держал! Может всё получится, зря я паниковал. Да, действительно: у страха глаза велики! Сейчас миную опасное место, обойду стороной и вернусь на свою прежнею лыжню, а там по следу обратно домой. Пускай длиннее, но безопасней. К ночи вернусь.

Я заулыбался, предвидя волнения Прохора. Знал бы он, какой я страх испытал! Хорошо, что всё получается. Главное, без паники и держать контроль. Я сильный, и должен справиться. Я молодой. Я почти олимпиец.

Правая нога, топя полностью лыжу, ушла в воду по колено.

— Черт! — я испуганно ругнулся, изо всех сил дергая конечностью, заваливаясь кулем на бок. Крепление лыжи не выдержало и отпустило ногу из тисков. Не веря в удачу, я перевернулся на живот и раскинул руки и ноги как можно шире, оценивая ситуацию. Если меня не утащило сразу в воду, значит у меня есть шанс или нет? Сердце бешено колотилось. Свинцовое небо вдавливало в озеро, но я не тонул и воды подо мной было не много. Надолго ли? Я словно лежал на ней.

— Господи, за что?! Я же жил праведно. Посмотри сейчас на меня. Не дай мне так умереть. Не дай, прошу тебя. Лучше пулю в голову, чем пойти на лыжах кататься и утонуть в озере. Это же не по чести! Меня же Оленька не простит. Она меня ждет. Я жениться на ней обещал. Мне в экспедицию надо! Я не могу сейчас утонуть, никак не могу! Я хочу жить, — последние слова я уже просипел севшим в миг голосом. Зубы застучали от страха, норовя откусить язык.

Пошел снег, и я прикрыл глаза. Услышал меня Господь и дал знак? Сейчас проверю.

Хрипло хохотнул. Теперь-то что делать? Как проверять? Я боялся пошевелиться, но надо с чего-то начинать, и я стал медленно подтягивать левую ногу. Рука дотянулась до крепления, и пальцы ощупали ледяные тесемки, намертво сросшиеся с ботинком. Вода моментально превратилась в лед! Значит, скоро и моя очередь? Если я не утону в воде, я превращусь в ледышку?

Снять лыжу не представлялось возможным. Пальцы быстро деревенели, не добиваясь никакого результата.

Как маменька говорила? Надо видеть во всем положительное? Отлично, теперь у меня появилось надежное грузило.

Надо двигаться. Левая нога осталась согнутой в колене, а правой я попытался упереться в снег и лед и оттолкнуться. Не получилось. Ботинок ушел в воду. Я замер, позволяя себе только бешено моргать, ожидая дальнейшего краха льда под собой. Долгие секунды ничего не происходило. Значит отталкиваться носком ботинка не получится. Коленями? Я медленно согнул правое колено и почувствовал, как оно ушло в воду. Сердце заколотилось, больше не подчиняясь мне. Под щекой холодным пятном поползла вода, наполняя меня ужасом и паникой. Я не мог ползти! Я не мог двигаться! Я сейчас пойду ко дну! Я сейчас умру. Спокойно, спокойно. Давай без истерик, институтка. Это голос паники. Соберись. Что еще не пробовал использовать? Плечи и локти. Я представил, что вишу на турнике и попробовал подтянуться. Получилось. Сдвинулся. Теперь вперед, подальше от опасного места. На двадцатом подтягивании я тяжело задышал. Воздуха не хватало и мне пришлось сделать вынужденную остановку. В глазах потемнело. Могут быть тут рядом люди? Я закричал. Громко и надрывно. Быстро охрип. Безнадежно. Потом вспомнил про револьвер, кобура на спине не должна намокнуть, но так сильно шевелиться не рискнул, вдруг провалюсь, а это всё-таки последний шанс. Вперед.

После следующих пятидесяти подтягиваний, я понял, что утонуть — это не самый плохой способ смерти. Глаза ничего не видели. Грудь не могла вдохнуть. Носок ботинка по-прежнему не мог упереться и при упоре о лед тонул в воде.

Силы стали медленно уходить. Я чувствовал, как они вытекают из тела в стужу. Замерзаю? Как же так? А Оленька? Ради нее я сделал еще пять рывков вперед, помогая себе руками и тяжелой лыжей. С каждым разом толкать ее становилось всё труднее. Еще три ради Прохора. Пауза. Глаза перестали видеть. Сплошной черный круг и какая-то серость по краям. Сколько ни моргал, но зрение вернуть не смог. Надо отдохнуть. Достать револьвер в кобуре на спине. Пришло время. Собираюсь и терплю неудачу: нереально несгибающимися пальцами вытащить оружие. Кожа кобуры задубела, и замок клапана не открывается. Очередная трудность. Пальцы зубьями граблей царапали спину. Попробую снять портупею. Надо только отдохнуть, ведь я лежу на замке ремня и добраться до него будет непросто. Сначала перерыв. Я ведь заслужил отдых, правда? Я ведь молодец, столько уже прополз и до сих пор не провалился под лед. Тяжелые веки сами собой закрылись.

— Господи, — простонал я, — только не засыпать.

Ради маменьки надо постараться и сделать десять рывков вперед. Десять рывков, ради материнской любви, работая плечами. Ты же боевой офицер, вперед!

Всего десять, и после каждого такого рывка я подолгу замирал, ожидая провала в ледяную воду.

Теперь я себя уже не слышал: ни боли, ни холода, ни биения сердца. Умереть так нелепо и в такой некрасивый неясный день. И где?.. Видно, я действительно сильно провинился перед Богом. Мысль меня обеспокоила. Я стал вспоминать все свои грехи, продолжая ползти дальше, и через некоторое время понял, что подо мной снег без воды. Выполз из шуги, сало или снежуры, откуда только они взялись и зачем их придумала природа, как насмешку? Над такими, как я? Что ж, весело получилось. Хорошо, что остались позади. Радоваться бы, да не могу. Медленно помахал рукой перед глазами. Ничего не вижу. Зрение не возвращалось. Мокрая шерстяная перчатка превратилась в ледяной корсет, в котором еще шевелились пальцы, но сломать и размять твердую ткань они уже не могли. Еще немного прополз и принялся с правой руки снимать перчатку, активно помогая зубами. Освобожденные пальцы сразу стали стыть на ветру и никак не хотели сжиматься в кулак, сколько я их не разрабатывал. Не теряя напрасно время, приподнялся и потянул портупею, придвигая кобуру ближе к шее. Со второй попытки достал револьвер и взвел курок. Распухший палец с трудом влез в спусковую скобу и, кажется, ломаясь в суставе, нажал на спуск.

Выстрела не произошло. Пружина замерзла? Да, не должна. Я покрутил барабан о плечо. Взвел курок и, вытянув оружие перед собой, помогая второй рукой, надавил на сломанный палец и спуск.

Выстрел прогрохотал в тишине громом.

Я удовлетворенно кивнул. Теперь, пока шевелюсь, надо сделать еще одно дело. Быстро, благо в сознании. Перевернул револьвер и рукояткой стал сбивать лед на креплении лыжи. Успокоился лишь тогда, когда лыжа спала с ноги. Интересно, вместе с ботинком? Жаль, не вижу. Увлекательные занятия забрали последние силы и украли жажду к жизни, но зато я не чувствовал грузила. Впрочем, как и всё остальное.

Я откинулся на спину. Попытался рассмотреть небо. Черный круг в глазах не уходил. Я чувствовал, как снег падает на лицо и не тает. Вяло потряс рукой, пытаясь вытряхнуть из ладони револьвер. Не получилось, кажется ствол вмерз в кожу. Поползти? Да. Хорошая мысль. Ноги согнулись в коленях и сделали первый толчок. Тело сдвинулось. Отличное начало. Я решил повторить процедуру, опять сгибая ноги, но распрямить их уже не смог. Колючая снежинка упала в открытый глаз, больно-то как, и веки рефлекторно закрылись. Так стало намного лучше и спокойнее.

— Как глупо то всё, — тихо сказал я Прохору, когда он склонился надо мной, — новая жизнь закончилась одним днем. Правда?

— Да, барин. Замечательно покатались на лыжах, — ответил старик и лизнул меня в щеку.