Город шаманов

Николай Зайцев, 2019

Николай Зайцев – писатель-фантаст из Мурманска, автор книг в жанрах исторической и космической фантастики. Популярностью пользуются также его мистические романы из серии «Кровь Саама». Представляем в одну из самых интересных книг этого цикла. Конец XIX века. Главный герой романа Иван Матвеевич Суздалев попадает в неприятную историю и вынужден стреляться на дуэли. Он остаётся жив, его противник-гвардеец повержен, однако радоваться рано: однополчане убитого готовы выстроиться в очередь, чтобы отомстить за смерть товарища. Пока страсти не улеглись, Иван Матвеевич решает присоединиться к экспедиции на Крайний Север. И вот в Заполярье он сталкивается с явлениями, в которые трудно поверить. Герой буквально оказывается в потустороннем мире, где реалистичные сны из прошлого переплетаются с кошмарными видениями будущего, а бал правят шаман и ведьма. Иван не сразу осознаёт, что покинул привычную ему действительность и теперь он сайвугадче – проводник между мирами. Удастся ли герою вырваться из плена морока? Достоверные приметы позапрошлого столетия, колорит Заполярья, мистика и юмор, фантастика и подлинный драматизм ситуаций – всё это ждёт читателя в предлагаемой книге.

Глава 3

Я потянулся в кровати, просыпаясь. Во рту стойко держался вкус брусники. Руки уперлись в синюю раму койки. Глаза смотрели на серебряные шишечки, вспоминая ночь. Увы, не помнил, как после брусничного ликера добрался до постели. Лежу раздетый до нижнего. Тепло. Светло. Хорошо отдохнул и выспался.

В комнате кашлянули. Посмотрел, в дверях стоит верный Прохор с подносом хлеба и стаканом крепкого чая. В сюртучке. Отутюженный, наглаженный. В накрахмаленной белой рубашечке. Причесал седые лохмы свои на пробор. Красавец, а не дядька. Женить его что ли? Улыбнулся. В ответ Прохор свел сердито брови.

Вздохнул:

— Только не начинай!

— Барин. Чай.

О, нет. Последняя стадия нелюбви, когда меня дядька «барином» называет.

— Я же просил — не начинай. Можно рассолу? — а вот здесь помягче, без нажима, старик любит обходительность и когда его так ласково просят.

— Рассола нет, — категорично заявил дядька.

— Прохор! — вскричал я, окончательно приходя в себя. — Мне без рассола никак нельзя! У меня же внутри огонь! А я тебе не дракон, чтобы пламенем дышать!

— Прикажете платить за рассол золотом?

— Это за огурцы то? — опешил я, сбавляя напор.

— За рассол. Сколько будут стоить огурцы мне неведомо! Север, барин, тут. Забыли, куда приехали? Ничего нет, кроме снега! Злой климат, добрые люди. Есть кислая брусника. Говорят, помогает. Первое лекарство! Она у них от всего. И всегда есть на столе — цинги боятся. Будете?

Я почувствовал в горле бруснику и с трудом сглотнул горечь. Поморщился. Скривился и замахал отрицательно головой.

— Знал, что не будете. Чаю, барин?

— Спасибо, Прохор, не откажусь. И возьми себе двойное жалованье за этот месяц.

— Премного благодарен, Иван Матвеевич, — расцвел дядька, подходя ближе. — Газету? Ей правда неделя сроку. Свежая, говорят.

Я покосился на мятый пожелтевший от жира сверток. Отрицательно покачал головой.

— Не серчай, Прохор. Честно, другую жизнь начинаю.

— Это какую же? Зимняя охота что ли? Знаю. Проходили. Друзья вас приносили с охоты не раз.

— Спортивную. Никакой охоты, Прохор. Клянусь! Только спорт! Без алкоголя. Друзей у меня тоже нет. Только ты!

— О, как!

— Я серьезно! Готовь лыжи!

— Лыжи?! Лыжи? В своем ли вы уме, барин? Там же темно и холодно.

Я мельком глянул в окно. Серый день без солнца. Небо затянуто свинцовыми тучами. Не очень удачный день для новой жизни, но я был полон решимости.

— Сейчас пробегусь на лыжах. Потом плотный завтрак. Затем чтение — приготовь мне журналы на немецком, финском. Фехтование. Обед. Английский, норвежский — без книг, найди мне достойного собеседника. Стрельба. Ужин. На ночь французский роман, теплое молоко с круассанами, письма и вуаля — ранний сон. Завтра дела. Один день поживу, как человек. Расслаблюсь и отдохну.

— Про молоко я узнавал. Тоже нет. Даже за золото. Про круассаны на кухне слышали, но предлагают пироги с палтусом или ватрушки с брусникой. Всё свежее и вкусное. Сам ел и не мог оторваться! Может быть начнете с завтрака? Каша готова. Бесподобная! Пшено с брусникой и пироги с палтусом.

Я прислушался к себе и понял, что кашу сейчас организм не примет. А уж бруснику-то я навсегда запомню! И точно никогда и ни с чем есть не стану.

— Прогулочный костюм и лыжи, Прохор. Новая жизнь не ждет.

Прохор сокрушенно помотал головой.

Уже во дворе, когда я прыгал, разминаясь и громко ухая, пытаясь хоть как-то согреться, у дядьки моего с ветераном-инвалидом состоялся презанятный разговор. Одетые оба в заячьи тулупы, в натянутые по брови косматые шапки, они как-то сочувственно смотрели в мою сторону и громко шептались. Инвалид курил козью ножку, сплёвывая махорку в снег, а Прохор сердито натирал лыжи, готовя их к пробегу.

— Занятные лыжи, — говорил один.

— Лыжи, как лыжи. Беговые.

— Уж больно узкие. Зачем ломали? Как с таких стрелять-то? Падать будет!

— Ничего не ломали, с Англии заказывали.

— Господи, чудны дела твои. С Англии! У извергов?! Да вон лопарей попросите, они первые лыжники, такие вам лыжи сделают — все завидовать будут. А то уж ваши лыжи смешны больно.

— Не смешные, а беговые.

— От кого бегать?

— Ни от кого, а для чего.

— Ага, — протянул инвалид и затянулся. — А тулуп где? Замерзнет барин. И куда он в ночь собирается? Метель будет. Обрубок, как крутит на погоду! Или охота чудная ждет?

— Не замерзнет.

— Замерзнет, — со знанием дела протянул ветеран. — Без тулупа жизни нет, — и тут же спохватился, — а ружье где?

— Не надо нам ружье!

— Как ни надо! А волки? У подпоручика Хватова дробовик возьми! Чудно стреляет, словно гаубица! Подпоручик даст! Добрейшей души человек.

Прохор отставил лыжу и недобро посмотрел на собеседника. Расстегнул свой тулуп, стал тыкать кожаной портупеей.

— Смотри! Револьвер с зарядами! Отстреляется барин, случись чего!

— И от медведя? — тут же оживился инвалид. — Или же убежит? На лыжах своих сказочных. Запорхает по воздуху. Только от медведя не убежать. Не слыхал я про такое. Бить его надо рогатиной. Может и гаубица не помочь. Револьвер точно не поможет.

На заднем дворе закукарекал петух. Глухо и нерадостно. В последний раз.

— Да откуда тут медведи зимой! Они же спят.

— Ну, так не все! Вот, окаянный ты! На всё ответ имеешь. Какой-нибудь, да не спит! А знаешь, кто страшней медведя?

— Кто?! — вскричал дядька. Осерчал старик. Меня же чужой разговор забавил. Стал делать круговые движения тазом. У инвалида расширились глаза.

— Росомаха, вестимо кто. Что ж ты не знаешь ничего? Как спрыгнет с дерева на плечи, так головы и нет. Вот тут гаубица бы подпоручика и пригодилась. Они пороховые газы чуют за версту. Понимают! Хитрые твари, и нюх у них очень отменный. Людей на раз едят. А твой барин, чудной. Звери таких любят.

— Плетей захотел?! — не на шутку рассердился Прохор.

— Да я не со зла! Прости, Господи. Неужто инвалида плетьми?

— За языком следи! Не чудной он, контуженый. На Балканах турок били, досталось.

— Поди ты…

— Прохор, лыжи! Пробегусь верст десять, вернусь огурчиком.

— Иван Матвеевич! Револьвер ваш! В кобуре пирожки с рыбкой жирной! В лес далече не заходите! Тут крутитесь! Что б я видел! Слышали, метель скоро! — Прохор суетился рядом, пока я прикладывал поудобнее портупею на спину и усмехался.

— Барин! Темнеет здесь быстро! Глазом не моргнете! Да еще и метель случится может! — подал голос с крыльца инвалид. — Не стойте под деревьями, берегитесь росомах.

Я махнул им лыжной палкой. Улыбнулся поприветливей, чтоб не выглядеть в конец контуженным и заскользил вперед.

* * *

— Что же вы, Ваня, такой неспортивный у меня, — заливалась звонким смехом Оленька, пытаясь набрать скорость на коньках. Нереальная трудность ей никак не удавалась, потому что приходилось тащить меня под руку. На деревянном помосте весело бухал барабаном оркестр и злил меня еще больше. Казалось, весь парк смеется надо мной. Но я не терял лицо и улыбался, хоть и продолжал выглядеть коровой на льду.

— Да вы, Оленька, не представляете, как вам с кавалером повезло. Я же в полку по джигитовке^[6] всегда призовые места занимал. Самый, что ни на есть олимпиец! Почти.

— Небось третьи места?

— По рубке, так и вторые!

— Вы бы лучше по конькам вторые места занимали, а то нас даже студенты обгоняют, — смеялась Оленька, и я больше не сердился на барабан и разноцветные флажки, глядя на раскрасневшуюся красавицу. В уме же четко чертилась таблица по пунктам, что надо в первую очередь освоить: коньки, беговые лыжи, теннис. Армия осталась позади, вливаться в новую жизнь придется быстро.

— Через неделю станем крутить пируэты на зависть этим студентам, даю слово чести.

— Ой ли? Ну для начала попробуй догнать меня! Ка-ва-лер.

Примечания

6

Джигитовка — скачка на лошади, во время которой ездок выполняет гимнастические и акробатические трюки, военно-прикладной вид конного спорта.