Наперсный крест

Николай Еленевский, 2011

Роман «Наперсный крест» – повествование о жизни священника, отца Сергия. Пример его незыблемой преданности вере, настоящего патриотизма, его подвижничества и сегодня восхищает, вдохновляет и заставляет каждого из нас задуматься о своем назначении в этом мире.

ХI

Перед Горным Студнем караван из лазаретных повозок в сопровождении конвоя из казаков повернул в сторону полевого шпиталя.

— А вам, ваше преподобие, прямо. — Ладный казацкий сотник махнул нагайкою в сторону разбросанных по долине домов и приказал: — Эй, Егор, сопроводи-ка батюшку до Горного, здесь недалече. Мы будем за лазаретом на постое, где и в прошлый раз. Там и найдешь нас.

Егор соскочил с лошади, взял ее под уздцы, и мы зашагали по неровной, но довольно широкой дороге, которая была до того тряской, что и теперь меня не переставало качать при каждом шаге.

В Горном Студне, как и было указано в присланной в полк бумаге, меня встретил ротмистр Синельников, офицер драгунского полка, состоявший при князе Суворове офицером для специальных поручений. Высокий, широкоплечий, в ладно сидевшей форме, он представился, с каким-то великосветским изыском прижал руку к груди, на которой отливал серебром орден, спросил:

— Не соизволит ли ваше преподобие немного привести себя в порядок и отдохнуть. У нас до аудиенции есть время. Здесь недалеко я снял для вас небольшую комнатку.

Комнатка оказалась и в самом деле маленькой, заставленной какими-то незнакомыми мне предметами домашнего обихода. Коренастый, с длинными черными усами болгарин встретив меня, молитвенно сложил руки на груди и что-то стал говорить, показывая на висевшую в углу большую икону.

— Он просит разрешения зажечь перед иконой Божией Матери свечу, — пояснил Синельников.

— Да-да, конечно.

— Через два часа я зайду, — и Синельников стремительно исчез за дверями, но уже спустя полчаса или менее того вернулся. — Государь изволит вас принять до завтрака, так что собирайтесь и пойдемте.

Горный Студень — удивительно красивое место. Все в нем свидетельствовало о необычайном трудолюбии его жителей, хотя, судя по всему, и не очень богатых. Скорее всего, бедных. Но столько чистоты, опрятности было на улочках, по которым сновала, грохотала, пылила уйма повозок, тарантасов, лошадиных копыт и солдатских сапог, что с трудом верилось, будто все здесь так или иначе связано с войной. Даже крапивы, и той у низеньких, сложенных из камня заборов, этой постоянной спутницы бедности и чахлости, пока шел к ставке государя, не увидел. То ли она вообще здесь не росла. То ли ее тщательно выкашивали, вырывали.

— За всю настоящую кампанию менее всего русское общество знает о своем государе, и если знает что-нибудь, то разве из корреспонденций иностранных газет. Нам же и половины того не позволено, что позволено господам из Парижа и Лондона.

Синельников снисходительно хмыкнул:

— Газетчики… Они к каждому завтраку слетаются, как мухи на компот. Быстренько прознали, что у государя небольшой прием. Здесь ухо востро надо держать. Чуть не то сказал, да они еще и в недослых сказанное словили — все, считай, пропали, ибо в газетах такое напечатают, просто срам один!!

Чувствовалось, что офицер недолюбливал пишущую братию. В его словах сквозило некоторое пренебрежение к ней.

— Может, двое из них и понюхали пороху, а остальные так себе. Настоящие, они там, с вами-с, а здесь…

— Между тем государь составляет средоточие, душу того великого дела, за которое борются войска наши, и подробности о его жизни в высшей степени должны интересовать всех, — громко и внятно говорил шатен, чувствуя на себе повышенное внимание коллег.

— Этот? Этот из «Нового Времени». Препаршивая, я вам скажу, газетенка, но успехом пользуется необычайным, — хмыкнул офицер.

«Новое Время» в наш полк не доставляли, и что конкретно из себя эта газета представляла, я не знал.

Шатен, завидя нас, вдруг радостно всплеснул руками:

— Господа, прашу прасчения… Кого я вижу!! Штабс-капитан Синельников собственной персоной! А сюда прилетела утка, что вы уже не при ставке, а где-то маршируете… — и шатен показал в сторону гор. — Простите за назойливость, а священник для меня совершенно незнаком и, видимо, он здесь отнюдь не случайно, а?

— Ротмистр! Сколько раз вам повторять, что я уже ротмистр, — огрызнулся Синельников.

— Бог с вами, Синельников, ротмистр или штабс, благозвучие не меняется, а потому не будьте скупердяем, шепните причину визита рядового священника в ставку. Это связано как-то с предстоящим приемом у Его Величества или?..

— Или…, все или, господин Верхотуров! В прошлый раз вы все переврали, и я имел неприятности…

— Синельников, я здесь ни при чем…

— На том и завершим.

Верхотуров ухмыльнулся:

— Какой же вы недальновидный, штабс… прашу прасчения, господин ротмистр.

Синельников ничего не ответил.