Молитва «Гранд-Каньон»

Николай Антропов

Настоящее издание является первым сборником стихов Николая Антропова. Представленные здесь произведения разнообразны и зачастую противоречивы. Именно таким – сложным, неоднозначным, полным намеков и бередящих душу образов – предстает перед нами мир поэта. А иллюстрации Светланы Американцевой помогают проникнуть в самую сердцевину этого необыкновенного мира, увидеть глазами поэта неуловимое и услышать его ушами шепот самих слов.

Продавец пустоты

2015 год

Зодчий

Так говорит Господь Бог костям сим: вот, Я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь. (Иез. 37: 5—6)

Какое небо голубое!

Прозрачный свет достигнет глаз

И меткою войдет стрелою

В окаменелых, грешных нас…

В живую плоть иконостаса

Нереставрируемых стен,

Где кости обретают мясо,

И мертвецы встают с колен!

Поражена мишень эфиром…

Слепой отныне станет зряч!

И луч стрелой пронзает мяч,

Который назовется миром.

Иди и виждь, слепец, отныне,

Кроши свой взор в окрошку лет!

Да будет мир! Да будет свет

В гробницах глаз твоей пустыни!

Какое небо! Не такое,

Каким казалось мне вчера…

Оно сегодня голубое,

Все в алых лепестках костра.

Прозрачный свет, как призрак ночи,

Скитается меж древних стен,

Где мертвецы встают с колен,

Где правит прахом Вечный Зодчий!

Вглядись, прозревший, в небосводы

Созревшими плодами глаз, —

Стрела каленая свободы

Когда-нибудь настигнет нас!

Джонатан Ливингстон⁶

Посвящается Евгении Галимзяновой

Птицы зимой улетают на юг,

Весной — возвращаются с юга.

Вот так покидает и друга друг,

Чтобы помнить всю жизнь друг друга…

Вместе им было уютно, тепло

В гнезде, под пледом небесным…

Но время пришло, когда развело

Их воду берегом тесным.

Теснится свобода, как сердце в груди,

И просится ветер наружу.

И один впереди, а другой позади

Летит сквозь пространство и стужу!

— Не тужи обо мне! — один говорит.

— Не буду… — другой отвечает.

Я вижу, как жизнь бесподобно горит

На кончике крыльев чаек…

И никогда не прервется полет,

Пока кто-то не выйдет из круга.

Наши крылья и кровь запечатает лед

До весны, чтобы помнить друг друга!

На прощанье — крылом! Я на кончик пера

Соберу все ручьи и чернила

В нашу память с тобой, а теперь мне пора

Улетать, чтоб меня не забыла!

Чтобы вспомнила все, что забыла!

Помаши мне в ответ! Я держу верный курс!

След простыл на снегу, и колышет

Сердце, глупое сердце… И бесится пульс,

Замирая от счастья, что дышит…

До весны полглотка из стакана со льдом —

Наших снов береговые линии!

Я, конечно, вернусь с новой песнею в дом…

Позови меня только по имени…

А пока эта песня не песня, а стон!

Мы еще не разлей вода…

На снегу тает роспись: «Джонатан Ливингстон.

С любовью к тебе навсегда!»

Луна в кольце

Посвящается Дар Инь

Уж год прошел, а мы с тобою вместе.

Пройдет другой — не разлучиться нам.

Замыслил о тебе как о невесте,

Знать, под венец пойду с тобою в храм.

Храни меня — свой талисман нательный,

С душою, полной счастья и тоски…

У ног твоих прошу твоей руки!

Владей мной, милая, как я тобой, — владей мной!

Луна в кольце, свеча в воде соленой,

Лицо в цепях тумана синих гор…

Ты стала для меня одной иконой

Средь многих, вдаль смотрящих на простор…

Простер ладони мой костер к ресницам

Заиндевелых от мороза глаз…

Храни меня! Я горный твой алмаз,

Который вовремя вернется к черным птицам.

Окутай, закатай меня в снега

Крещенских и рождественских наречий…

В кольце златом всех новобрачных вече

Венчает колокольчик и рога!

Уж год прошел. За ним другой проходит…

И вечный круг замкнется при луне…

И все вернется… Помни обо мне,

Когда метель на сердце хороводит!

Угрюм-Река

Все люди в чем-то очень схожи —

В своем начале и конце,

Когда они на смертном ложе

Вдруг вспоминают о Творце…

Несется степь перед глазами

Широкой русскою тоской,

Где лик Твой на иконах замер,

Где бабка крестится клюкой…

Суди заговоренных ухом

Обетованною землей,

Где эхо, словно жертва духам,

Поет на арфе золотой!

О песнь судьбы, ты так сурово

Глядишь из-под тяжелых век…

Пропой хотя бы одно Слово,

Как схож с Тобою человек!

Молчанье золота дороже,

Дорожка стелется у ног…

Все люди в чем-то очень схожи

В начале и в конце дорог…

Несется степь, болота, топи…

Куда? Зачем? А посреди

Нас баба каменная топит

Живьем в раскосые дожди…

Коса до пояса, босыми

Ногами топчет рыхлый грунт!

О степь, скажи мне мое имя

Ветрами половецких струн…

Коснись чела, я тень от тени…

Венч! Венч! Венчальная свеча!

Вот перстень роковых сплетений,

Вот плеть, что плоть роднит сплеча…

Плачь! Плачь, Долина первородства!

Лей, ливень! Пей, Угрюм-Река,

Зарытых в память на века

Людей, с которыми есть сходство…

Несется степь перед глазами,

Вода плескается в горсти…

С Тобой мы схожи образами

В начале и в конце пути…

Голубь

Помолись за меня, я в смятении…

Третий день не могу разобрать,

Отчего так тревожные тени

Беспокоят мою благодать?

Клонит в сон безмятежные очи

По исходу бессмертной души…

Не пророчь мне бессонные ночи

И бездарных стихов не пиши…

Ах, как больно дышать, не смея

Полной грудью воды зачерпнуть!

Я похож на воздушного змея,

Что по звездам разматывал путь…

Разгадал я заветный клубочек,

До последней нитки промок…

По следам восклицаний и точек

Я скроил себе бархат дорог…

И теперь в этой пестрой одеже

Буду мерить дорогу вглубь…

Мне тебя нет на свете дороже,

Голубь мой, помолись, приголубь!

Третий день, не Христос я, не Лазарь —

Не воскрес я, не умер опять…

Помолись за меня три раза,

Помолись за мою благодать…

Не гадай мне гадюкой по звездам…

Бездорожье кругом и трава…

Только кругом идет голова,

Голенища задрав к райским гнездам…

Не гони ты меня в обитель,

Призрак злачных полей моих…

Закатай меня в бархатный китель,

Чтоб я русскою песнею стих…

Клонит в сон, тяжелеют веки,

Заалела тропа берез…

Помолись за меня на реки

В благодати сусальных слез…

Великая красота

Одноактный миф

«Тишина — украшение могил…»

Н. Антропов

Толпа:

Девчонка-смерть любила игры,

Поля некошеной травы…

Там были бабочки и тигры,

Там будут все — и я, и вы…

Она любила всех и всюду,

Где смертного застанет час…

И, словно хрупкую посуду,

Она на счастье била нас.

Она любила своих кукол,

Сосновый дом, дощатый крест…

А мальчик-жизнь ее аукал

Из этих заповедных мест…

Она была худа, но все же

Стройна, как вострая коса,

И на атласной ее коже

Сверкала райская роса.

Но смежив жаворонком веки,

Увековечены холмы…

И все стоят кресты-калеки,

Одетые в сугроб зимы…

А мы… Безжалостно лежали,

Не смея больше глаз открыть,

Под шубой ледяной скрижали…

А мальчик-жизнь аукал жить!

Мальчик:

Смерть, ядовитая, как жало,

Я слышу скрип твоих колес!

Отравленная кровь бежала

В объятья теплые берез!

Ау! Ау! Ты где? Ты рядом?

Забвением окружена…

Девчонка-смерть с февральским взглядом,

Не ты ли впредь моя жена?

Девочка:

Твоя жена стройна и строга,

Как первый снег, она бледна…

Она всегда одна — дорога,

Чье украшение — тишина…

Пади же, жизнь, в мои объятья!

Я пригублю твои уста…

Смотри, как дышит мое платье

От дуновения креста…

Устала я одной скитаться,

Быть украшением могил…

Позволь себе со мной остаться,

Со мной, чье сердце погубил…

Дом покосился мой от ветра…

Сломился крест, рук не разжать…

Мой дом врос в землю на два метра…

Теперь мне некуда бежать…

Мальчик:

Восстань! Восстань из клети ада!

Иди за мной, моя жена!

И ты, и я — мы Божьи чада!

Смотри, как жизнь обнажена!

Твоя отравлена туника,

Объято ядом все вокруг!

Твое дыханье — повилика…

Целуй меня губами вьюг…

(Целует)

Я костенею в когтях снега…

К тебе — с протянутой рукой…

Я слышу, как скрипит телега…

Я вижу море и покой…

И все же, как пуста повозка…

Дорогу отпевает пес…

И, словно голая березка,

Стоишь ты средь других берез…

Бери меня, я твой навеки,

Не смею больше глаз поднять…

Отяжелели мои веки…

За подаянием — благодать!

Девочка:

Беру тебя в свои объятья,

Желанный суженый супруг!

Твоя сестра — покой, а братья —

Кресты, что встали дружно в круг…

Мальчик (входит в круг):

Ау! Ау! Ты где? Ты рядом?

Откуда эта тишина?

Лишь вечность здесь с опавшим садом

Очами ввысь остеклена…

(Умирает)

Толпа:

Вот хор любви неразделенной —

Поистине печален и велик…

Где всяк живой стоит влюбленный

В девчонку, чей так светел лик…

Занавес

Бабье лето

Посвящается Дар Инь

Открой глаза! Пусть упадет ресница,

Пусть ветер подметет мою листву.

На этом свете я тобой живу,

Готовый заново в тебе переродиться.

Я август, лев, огонь и звездопад,

А ты сентябрь, на весах измеришь

Мои слова, которым не поверишь,

Когда я выжгу твой осенний взгляд.

Гляди! Гляди! Теснится грусть и смех,

Смешалось поле с грязью и цветами,

И наша кровь, как первородный грех,

Пульсирует, играет между нами.

А между нами пролегла тропа,

В упор не разгадавшая загадки,

Куда уйти от камня и рогатки,

Когда наполненность и пустота слепа.

Колышется под сердцем огонек,

Соприкоснувшись, как замок с ключами…

Открой глаза рассветными лучами,

Услышь меня! Я вот он весь — замолк.

А между нами вяжет пропасть мост

И осыпает пепел всех счастливых.

Так засыпает колос в Божьих нивах,

Когда мы слышим голос мертвых звезд.

Листва пожухлая пылает и поет…

На что ты мне дана, моя дорога?

На ней лишь двое — ты да я от Бога,

Лишенные души и плоти… Вот

Оплот всего, что держит крепкий дух

В нас, сопричастных таинствам Вселенной!

О жизнь моя! О смерть моя! Я пленный,

Идущий сквозь твой обостренный слух.

Услышь меня! Кругом стоят холмы

Глухонемых, слепых и прокаженных.

Я буду помнить соль очей сраженных,

Которых не оплакивали мы.

Пусти меня, пусти меня, изба!

Омой скамью горючими слезами…

Мой Бог замерз, когда твой Бог лишь замер,

Подобно имени, по образу избавь!

Открой глаза! Я корень и искра

Кривых зеркал, зарекшийся от света…

Гляди в меня, я вижу бабье лето

В осколках погребального костра.

Закрой глаза! Пусть упадет ресница,

Иссушит ветер с глаз долой слезу,

Из сердца вон я выбегу в грозу,

Готовый заново в тебе переродиться.

«На карту мира я поставил жизнь…»

На карту мира я поставил жизнь,

И жизнь твердила мне: «Разбей колоду!»

Сиянье разума пусть обретет свободу…

Ты только пой и за меня держись.

Держался я, как мог и как умел.

Соломинку стелил себе под брюхо…

Не взятая врагами крепость духа

В руке моей крошилась, словно мел…

Исход

Ты опора моя и стены,

Нескончаемая стезя!

Божьим хором грядут перемены,

Легионы скорбей разя!

Сонмы ангелов, в сон мы бесам!

Бесконечный круговорот —

Светлой Пасхой да темным лесом

Совершаем мы крестный ход!

Ход часов — часовой по кругу

Часослова Твоих границ.

Я снимаю земную кольчугу

Под небесную песнь колесниц.

Ты опора моя отныне,

Крепость духа на страже дня!

Не оставь посреди пустыни

На Исходе времен меня!

Продавец Пустоты

Завтра я куплю счастливый билет

В обратную сторону, туда куда нет

Дороги назад и дороги вперед…

Туда, где цветет северный лед…

Где распускается северный цвет…

В обратную сторону, куда больше нет

Дороги назад и дороги вперед,

Где сияние снов осеняет восход.

Там вечная осень — синица из рук,

Слепая, голодная стая ворон.

Воронка чернил, чертежей и икон, —

Как конь и стрела, как инок и лук…

В кривых зеркалах зарождается склеп

Ослепших от солнца, усопших от лун…

Счастливый билет — это ломаный хлеб

За ломаный грош, арабский скакун…

Неси своих мертвых в холодную ночь!

В кольчуге степей полыхают холмы…

Шатры ледяные… И северный коч

Стоит, индевея под шубой зимы.

Слияние рук и слияние рек.

Поставлены в круг свеча и цветок.

Купи кровь искупленных, мил человек,

За ломаный грош и кинь в кипяток.

Пусть пепел гуляет, и зреет зола…

Свеча и цветок — из веток венец…

Венчай меня, время, в свои купола,

Купай в молоке мою кровь, наконец…

Пусти пепел в поле, где ватные стены

Усеяны мертвою хваткой огня…

Согрей мои волосы, веки и вены,

Шатры ледяные согрей и коня!

Когтистыми лапами ночь из колодца

Озябшее солнце выносит на свет…

Оно на щите, словно смерть полководца,

Оно словно медь неотмеченных лет…

Счастливый билет — это гвозди в запястья!

Под камень лежачий вода не течет!

О глупое сердце — картонное счастье,

Кривых отражений обратный отсчет.

В кольчуге степей цепенеет закат —

Искусных дел мастер, слепой ювелир…

Слияния тел драгоценный карат,

Слияние рук, отмывающих мир…

Эй, зодчий времен, изваяй мне рассвет,

В обратную сторону, где я есть и ты.

Отныне туда мне последний билет,

Куда держит путь продавец пустоты…

Когтистыми лапами ночь на исходе…

Озябшее солнце простыло, как след…

Оно на щите, словно смерть в хороводе…

Оно словно… Не было смерти и нет.

Забытый полк

Земля колышется под нами,

Над нами небеса горят.

Закат. Зенитки. Воздух. Пламя.

И неразорванный снаряд.

Еще немного — будет туго…

Еще тревожней и больней.

Огонь! Разрыв! И тело друга

Горит, как пух от тополей…

Налей мне, кореш, фронтовые

И закусить дай двадцать пять

Грамм хлеба — слезы полевые…

Ран пулевых не залатать.

Земля колышется и плачет.

Который день идут снега…

Идут часы, а это значит,

Войной пойдем мы на врага!

Черед настал! «Катюши» к бою!

Что, Катька? Запевай куплет!

Мы на два голоса с тобою

Смерть встретим песней, как рассвет!

Встречай меня, слепая пуля!

Ты дура! Что с тебя мне взять?

Целуй меня, пока не сдули

С меня живую благодать.

Я отомщу врагу за друга!

Товарищ, верь в меня и пой!

Катюша, бей! Огонь! И вьюга

Покоем станет нам с тобой…

Земля колышется в осколках…

Звон колокольнями кольнет

Сердца людей на книжных полках,

И память снова призовет

Забытый полк последней боли,

Шинель закинув на закат…

Отсыпь мне, друг, немного соли

На раны… Пусть они болят!

Настанет час — победокурим

На празднике, не на войне!

Дорога! Май! Победа! Курим!

И тополя стоят в огне!

«Услыши меня, мати моя!..»

Услыши меня, мати моя!

Услыши меня, отче мой!

Это моя поступь домой…

Это моя песня и я…

Дева Богородица, радуйся!

Солнце! Солнце! Луна! Луна!

Услыши меня сердцем, сестра!

Услыши меня болью, брат!

Встречай меня солью, закат!

Встречай меня хлебом костра!

Дева Богородица, радуйся!

Солнце! Солнце! Луна! Луна!

Услыши меня, бабка и дед!

Услыши мой голос, родня,

Через сито световых лет,

Господи, услыши меня!

Дева Богородица, радуйся!

Солнце! Солнце! Луна! Луна!

Услыши меня, песня моя!

Услыши меня, Солнце, Луна!

Завтра стану деревом я,

Под которым речка без дна…

Дева Богородица, радуйся!

Завтра стану деревом я!

Не руби под корень, костер!

Да не вешай крону на крест!

Мост над бездной — ветви сестер

Через вопль гибельных мест…

Дева Богородица, радуйся!

Завтра станет кровью вода!

Не губи, глухая стена!

Стынет в жилах слепая орда!

Слепит Солнце! Луна! Луна!

Завтра кровью станет вода…

Дева Богородица, радуйся!

Я с тобой отныне всегда!

Краеугольный ребенок

Я вижу великий океан!

Я вижу великий океан!

Я вижу великий океан!

Я вижу великий океан,

Я чувствую солнце в ладони моей,

Идущий извне сквозь туман —

Краеугольный ребенок камней.

Я вижу великое солнце!

Я вижу великое солнце!

Я вижу великое солнце!

Молчание — в игольное ушко,

Невидимой нитью несвязанных слов,

Крепче всех мировых основ,

Выше, чем когда сокол парит высоко.

Я вижу великую луну!

Я вижу великую луну!

Я вижу великую луну!

Прыгай, сердце, вверх-вниз и снова

По кругу: вверх-вниз, вверх-вниз!

Я религия сна, идущая из

Глубины последнего слова.

Я вижу великий праздник!

Я вижу великий праздник!

Я вижу великий праздник!

Я вижу прилив и отлив,

Танец смерти — семь пядей во лбу,

И невесту в небесном гробу,

Лежащую в свадебном платье из ив.

Я вижу великий погром!

Я вижу великий погром!

Я вижу великий погром!

Я вижу великий погром,

Деревянное сердце в ладонях огня…

Я знаю Идущего сквозь меня,

Сквозь туман мой и гром.

Я вижу великую праматерь!

Я вижу великую праматерь!

Я вижу великую праматерь!

Здравствуй, сокол мировых колоколен!

Ты слышал шум океана и течение лет.

Краеугольный ребенок твой болен

Коленями в угол, глазами в рассвет.

Я вижу великого праотца!

Я вижу великого праотца!

Я вижу великого праотца!

Сочится, печется на солнце вода!

Если магия — в кровь, по бумаге я — вкривь.

Береговая линия в медный отлив

Затопила мои города.

Я вижу великий Вавилон!

Я вижу великий Вавилон!

Я вижу великий Вавилон!

Вавилонская башня во мне!

Если магия — в кровь, значит, все вкривь да вкось.

Открой мои двери, Идущий извне,

Всех религий сквозь…

Я вижу великий океан!

Я вижу великий океан!

Я вижу великий океан!

Я вижу великий океан на колесницах волны,

Я чувствую затмение в несмелой руке,

Я вижу тень солнца и тело луны,

Упавшее замертво вверх по реке!

Я вижу великую даль!

Я вижу великую даль!

Я вижу великую даль!

Безмолвие помнит игольное ушко

Невидимой нитью несвязанных снов.

Идущий извне — сокол сказанных слов

Взмыл в сонное небо, сквозь дух — высоко!

Третье пространство

По дырявым мыслям в ржавый котелок,

Что рассыпал и пошел пугать врагов…

Кирпичами красными с трех букв

Трехэтажным матом обложил.

Выложил шатер забытых строк.

Выложил помостом остров снов.

Обнажил живой из ножен звук.

Пошатнулся мертвый и ожил.

На заплаканных щеках старела мать,

На заляпанном стекле застыла ночь…

Распустила дочка волосы рекой —

Обернулось воскрешением, как всегда.

Восковых свечей теченье — вспять.

Восковых фигур горенье — прочь.

Оплывали в неприкаянный покой.

Пошатнулась мертвая вода.

Потушили мост гвоздями звезд,

Утонули в ледяном ключе,

По дырявым мыслям вышли вон.

За оградой наградили грудь

Веником венков и в полный рост

Выключили свет в живом луче.

Погасили скважину икон.

Пошатнулся мертвый в дальний путь.

Пошатнулся мертвый и пошел.

Обронили две монеты мокрых глаз.

В глиняной копилке — алчность рук.

Трижды плюнул через левое плечо.

Трижды стало очень хорошо.

Трижды пошатнулся медный таз.

Трижды свечи замыкались в круг.

Лишь однажды стало горячо.

На морозе обложил язык

Ледяным ключом, клочками язв.

Зазывала дудочка в апрель

Дурачка на пир во время крыс.

Время и пространство были встык.

Стол ломился от питья и яств.

И звучала чертова свирель.

Мертвый пошатнулся вверх и вниз.

Щелкал семечки нечищеных ворон,

Что клевали небо в струпьях дня,

Когда в память стали зарывать

Боль избушки от избытка чувств.

Сторожила башня небосклон.

Ворожила жизнью у огня

Старая заплаканная мать

Дочь свою в пустыне тесных уст.

Пошатнулся мертвый наугад.

Две монеты в месяц мокрых глаз

Покатились колесом под стол, —

Время и пространство шли вразрез.

Гладкий пол в полжизни под закат

Кутался в шаги. И пробил час, —

Пошатнулся мертвый и пошел.

Пошатнулся мертвый и воскрес.

Духовный Стих

Посвящается Андрею Безымянному

Прости мне грехи мои тайные, Тайный.

Прости мне грехи мои явные, Явный.

Они пред Тобою явлены, как сор по углам,

Где молятся такие, как я, ослушники.

Сижу вот, чайком балуюсь,

По крепости духу спертому,

Да корочкой черствой, сытною.

Свой угол коленками мучаю

И совесть горохом немолотым

Подпираю от случая к случаю.

Я стану Твоим золотом!

Прости мне грехи мои тайные, Тайный.

Прости мне грехи мои явные, Явный.

Они пред Тобою явлены,

Как соль на пороге Вечности,

Где стены становятся клинышком —

Не журавлиным, а сколотым

Колышком в сердце сыром.

Ты станешь моим Золотом!

Я буду Твоим серебром!

Прости мне грехи мои терние, Путь.

Прости мне грехи мои терпкие, Истина.

Прости мне грехи мои тельные, Жизнь.

Горох, что грехи мои вострые,

Напоминает о Тайном мне,

Напоминает о Явном мне.

Все тайное станется язвою

Пред Явленным мне, уязвимою

Раскаяньем и Прощением.

Прости мне грехи мои тайные, Тайный.

Прости мне грехи мои явные, Явный.

По милости рук и по кротости

Взрасти во мне древнее Дерево.

Всех заперли в Древе вчера и сожгли.

Говели и люди, и свечи.

Я стану горстью Твоей земли.

Ты будешь моим междуречьем.

Прости мне грехи мои тайные, Тайный.

Прости мне грехи мои явные, Явный.

Восстань из проруби передо мной,

Как сонм света во сне перед тьмой,

В убитую нами ночь.

Помяни Своих мертвых в гробах их.

Вспомни Своих живых в домах их жилых.

Вложи Свою Пасху в блудную дочь,

Вложи Свою Пасху в блудного сына,

Смертию смерть поправ, смертию смерть…

Я Твоя грешная глина.

Я Твоя мертвая медь.

Ты моя Тайная Вечеря,

Незримое золотом зреть!

«Я видел, Солнце затмевало!..»

Я видел, Солнце затмевало!

Затменье длилось два часа.

И в чаше черного овала

Тонули взглядом небеса…

«Прошла веселости весенняя пора…»

«…А что мертвые воскреснут, и Моисей показал при купине, когда назвал Господа Богом Авраама и Богом Исаака и Богом Иакова. Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живых» (Лк 20:34—38)

Прошла веселости весенняя пора…

Пора мне собираться в путь-дорогу…

И жмется старый пес и лижет ногу,

А за порогом ждут меня ветра.

Мой добрый друг, прошу тебя, не вой!

Вдова, в дорогу провожать не надо…

Часы молчат который год! Лампада,

Не плачь по мне, не надо… Я живой!

Жива и ты, согбенная изба,

И старый пес, что пел луне когда-то

От самого рассвета до заката…

Мой голос тоже сорван, как резьба…

Здесь только ветер — пьяный хулиган,

Чьи выходки достали до печенок…

В ладонях цепких прячется галчонок,

Напоминая мне пустой стакан…

Он выпит мной от страха и тоски

На посошок по русскому обычаю…

Рассвет вошел за мной и кровью бычьей

Помазал все дверные косяки…

Спасибо и на том до самых звезд!

На чем стою, глядишь, на том и лягу…

Стакан разбит, охолонивший флягу,

И, словно флаг, я поднимаю тост

За тех, кого призвали в добрый путь,

За тех, кому смотрели вслед рассветы,

Кому дул ветер бронебойный в грудь,

Сдувая мясо всех живых с планеты!

Вдова, ну что ты плачешь? Не вопи!

Зарыт мой старый пес… Пусть мои кости

Напомнят людям, что мы только гости,

Разбросанные ветром по степи…

Пройдет веселости весенняя пора…

Пройдет и это в бренные пожитки…

Жизнь, как игла, и люди ее — нитки,

А смерть — залатанная черная дыра…

Лебединая песня

Твои слова засели глубоко…

Твое письмо лежит в моем конверте…

Я буду помнить о тебе до смерти!

Прощай, любимая! Мне будет нелегко…

Ты парусами не держи мои ветра!

Лети, конверт, навстречу переменам!

Отравленная кровь течет по венам…

Прощай, любимая! Мне уходить пора…

Ты песня лебединая моя,

Что запечатана в бумажном черном свитке…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

«Чайка по имени Джо́натан Ли́вингстон» (англ. Jonathan Livingston Seagull) — повесть-притча, написанная Ричардом Бахом. Рассказывает о чайке, учившейся жизни и искусству полета. Также может считаться проповедью о самосовершенствовании и самопожертвовании..