Бенгардийская история

Никита Олегович Горшкалев, 2022

В мире, в котором достаточно закрыть глаза, чтобы случилось чудо, не осталось места удивлениям. В таком мире, в маленьком тигрином королевстве Бенгардия, живёт тигрёнок по имени Ананд. В школе сплошная скука: учительница заставляет превращать шерстинки в травинки. Но Ананду этого мало: он хочет делать настоящие чудеса! Только бы местные задиры всё не испортили. А ещё поговаривают, что в башне королевского дворца обитает чудовище… Надо поскорее обо всём разузнать! Любопытство сгубило кошку. О, Бенгардия, моя бедная Бенгардия, если бы только знала, куда любопытство заведёт тигрёнка Ананда! Скорее закройте глаза, разожгите в себе искру – и вы узнаете.

Глава 3. Кочующий остров, полный цветов

Как гром среди ясного неба, раздался прекрасный голос, и он был прекрасен даже в гневе:

— Фар, только тронь Ананда!

Акил и Фар в ту же секунду привычно склонились в поклоне, вынужденно опустив вредные и разочарованные из-за сорванного возмездия глаза перед бенгардийским принцем Алатаром. Алатар был старше их всех: ему было уже шестнадцать лет — тигр необычайной красоты, такой же красоты, как оливковая ветвь. У него были изумрудно-янтарные глаза, а в янтаре его глаз золотистая радость. Его усы — точно алмазные стрелы. На нём сияли на солнце лёгкие голубые доспехи из золота и аквамарина. И только принц с королём имели на лбу зелёную звезду.

— Принц бенгардийский, чем мы удостоились такой чести? — с глумливой лестью произнёс Акил, не поднимая глаз на принца.

— Встаньте! — приказал басом Алатар. — Как вы смеете обижать того, кто меньше вас? Вы поступаете не по-бенгардийски. Что вам сделал Ананд?

Но Ананд всей душой не хотел слышать ответа, и братья быстро смекнули, что гнев принца их обойдёт, и у них на мордах заиграли подлые улыбки.

— Алатар, это мы так дурачились, только и всего! — залепетал тигрёнок, подступая к принцу. — Никто меня не обижал.

— Пошли прочь! — рявкнул Алатар.

Акил с Фаром, пресмыкаясь, со шкодливыми мордами, отвесив на прощание парочку потешных поклонов, удрали обратно в деревню. Но Акил не мог это так оставить и мысленно обратился к Ананду: «Чтобы завтра змей был готов!» Да, бенгардийцы умели общаться, не открывая рта, достаточно постучать кому-то в голову, как в парадную дверь, и, если вам откроют, мысленно передать слова.

Когда Алатар остался наедине с Анандом, он спросил:

— Теперь расскажешь мне, что случилось на самом деле?

Ананд доверял Алатару, поэтому привёл его к эдельвейсам. Принц пристально разглядывал цветы, наклонив голову набок. Ананд почему-то сгорал со стыда, и в то же время в нём говорила гордость.

— Как настоящие, — игривым голосом признал Алатар.

Ананд бросился к нему, обняв его за переднюю лапу, — стыд всё же пересилил, и тигрёнок взмолился:

— Алатарчик, пожалуйста, не выдавай меня никому!

— Не выдам, даю слово, — озарил его очаровательной улыбкой бенгардийский принц. — Но я хочу коё о чём попросить тебя. Не будешь ли так добр поделиться со мной одним из своих эдельвейсов?

Ананд с лёгким сердцем улыбнулся — как же хорошо, когда тебя понимают!

— Ну, конечно! Конечно, забирай сколько душе угодно, хоть все, мне не жалко!

— Хватит одного, — с добрым смехом решил Алатар. — Но и ты дай мне слово, что, пока не подрастёшь, никогда не будешь создавать живое искрой — это может кончиться бедой. Нельзя растрачивать свою душу на пустяки. Пусть и на пустяки подобной красоты. Но сперва мы должны выкопать эдельвейсы и унести их выше в горы: здесь их могут заметить взрослые, а если я признал в твоих цветах их ненастоящность, взрослые — и подавно. Но в тебе определённо есть талант. Большой талант. И большое непослушание.

Принц с тигрёнком выкопали эдельвейсы. Но как их перенести все сразу? Тогда Алатар предложил усадить цветы корешками в его полоски — в них раскрылась глубокая пустота, словно внутри у тигра не было ничего. Принц ступал неспешно, словно кочующий остров, полный цветов.

Чтобы не скучать в дороге, между ними завязался разговор:

— Чужакам, чтобы сделать живые цветы, нужна малахитовая кисть и малахитовые краски. Хотел бы я посмотреть на лицо какого-нибудь кинокефала, когда он увидел бы, как тигрёнок из Бенгардии просто закрыл глаза — и на тебе, эдельвейсы! — смеялся во всё горло Алатар.

Ананд рассказал, как придумал эдельвейсы из выпавших молочных зубов.

— А зачем ты вообще за это взялся? Тебе мало занятий в школе? Нет, я понимаю, любопытство, пытливый ум и всё такое… Но ты вроде послушный ученик. И к тому же бенгардиец.

— Мне очень-очень хотелось сделать какое-нибудь чудо! — воскликнул Ананд, подпрыгивая от радости, но вдруг погрустнел и сказал: — А на уроке нас заставляют воображать траву из шерстинок, ты представляешь? Что чудесного в траве? Растёт тут и там — скука. А если чего-то много, то это уже не чудо.

— Подчас чудо кроется именно в простом. Нужно лишь по-новому взглянуть на мир, словно видишь его впервые. Проснуться в один день, выглянуть в окно и удивиться всему, как будто родился только сегодня. А тебе известно, какие эдельвейсы прихотливые и капризные? Я могу дать тебе семена, и ты попробуешь вырастить эдельвейсы сам, без искры. Тогда ты поймёшь. А если присмотришься внимательно, то увидишь силу, которая нужна зародышу, чтобы сначала превратиться в росток, а потом — в цветок. Разве эта сила, скрытая в семечке, — не чудо само по себе? И ты сказал: «Если чего-то много, то это уже не чудо». Но ты всего лишь привык. Мир стал для тебя привычен. Но стоит только отвыкнуть, как тебя ждут открытия!

После того, как они пересадили эдельвейсы на вершину горы, Ананд вернулся на занятия. А вечером, со спокойной душой возвращаясь домой со школы, он услышал за дверью своей хижины возмущённые крики:

— Ты обязан слушаться приказов своего короля!

— Ты не мой король, Савитар, — слышался голос Прабхакар. — Ты всего лишь замещаешь нашего великого короля, пока он добывает в Зелёном коридоре малахитовую траву. Наказание Ананда может подождать, пока в Бенгардию не вернётся истинный король. А пока, — голос Прабхакара стал жёстче, и отец из-под сурово сведённых бровей покосился на застывшего в дверях сына. Сын сжался под суровым взглядом отца и задрожал мелкой дрожью.

— Смотри, Прабхакар, как бы тебя не ждало наказание вслед за твоим непутёвым сынком, — сморщился Савитар, тигр тощий и длинный, как тень. — Не думай, я первым делом доложу моему королю, что ты ослушался его воли. Да, его — не моей, потому что сейчас моими устами говорит сам король Бенгардии! А ослушаться воли короля — это измена. А ты знаешь, что случается с изменниками. Твой сын не далее, как сегодня утром, нарушил один из главных законов Бенгардии: несовершеннолетний с помощью искры создал живое.

— И что же создал мой сын? — сохраняя хладнокровие, спросил Прабхакар. Савитар с лакомой улыбкой доложил ему.

— Эдельвейсы из молочных зубов? — хмыкнул с лёгкой усмешкой Прабхакар. — Но ведь это же растения, не животные. У них нет души, только жизненные соки.

— Ты смеешь оправдывать своего сына? — поднял густую чёрную бровь Савитар.

— Нет. Я лишь хочу сказать, что наказание не соразмерно вине Ананда. Нет сомнений, мой сын оступился. Но его вела любознательность, а не желание преступить закон.

Савитар довольно ухмыльнулся.

— Если тебе мало того, что твой сын нарушил один закон… Я дам слово королевской страже, — Савитар требовательно посмотрел на королевскую стражу, которая толпилась в доме Прабхакара.

Молодой, такой же красоты и стати, как Алатар, и в такой же лёгкой броне, как у принца, выступил вперёд, неловко опустил глаза, будто сам был в чём-то повинен, и, пытаясь поскорее с этим покончить, быстро проговорил:

— Сегодня ваш сын, то есть Ананд, совершил полёт над Бенгардией без разрешения учителя, приблизившись на близкое расстояние к городу, и чуть не раскрыл одну из наших тайн чужакам.

— Я не виноват! — наконец подал голос Ананд. Савитар скривил насмешливую улыбку. — За мной гнались, мне пришлось…

— И кто же за тобой гнался, Ананд? — спросил Савитар, и зловредная улыбка на его морде почти связалась в круг.

Ананд так и остался стоять с раскрытой пастью. Да, он недолюбливал Акила с Фаром, но подставлять он их не хотел.

— Я… не могу сказать.

— Можешь и не говорить. Мне известны имена — Акил и Фар. С ними мы разберёмся позже.

— Если я правильно понял тебя, Савитар, ты и королевская стража сначала нанесли визит мне, а не матери обидчиков моего сына? — спокойным, но твёрдым голосом поинтересовался Прабхакар.

— У твоего сына проступков больше, чем у его обидчиков. И они преследовали нарушителя.

— И тоже нарушили закон.

— Нарушили или нет — не тебе решать, а мне! — вскричал Савитар так, что в хижине зазвенели стёкла. — За его проступок я брошу Ананда в темницу!

— Как бы то ни было, я не отдам своего сына тебе на суд, — подвёл черту Прабхакар. — Его будет судить только мой король. А теперь попрошу всех оставить меня наедине с Анандом.

Савитар резко развернулся, на прощание метнув в Прабхакара презрительный взгляд, прогундел себе что-то под нос и вместе со стражей покинул хижину.

Отец строго покосился на сына, и у того душа ушла в пятки. Но вдруг Прабхакар смягчился, и его усы озорно распустились синими колокольчиками, а под ними задрожала шкодливая, детская улыбка.

— Мой сын создал живое! Своё первое живое! Кому скажешь — не поверят! — резвился по хижине Прабхакар, не зная, куда деть радость.

— Так ты на меня не злишься? — с недоверием спросил Ананд.

— Спрашиваешь, злюсь ли я? — удивился отец, наконец, перестав кружится. — Ну, конечно, нет! Это же твоё первое творение! Но больше так не делай, хорошо? Король явно останется недоволен твоей выходкой. Но догадываешься ли ты, что твоя выходка значит для меня?

— Не-ет… — протянул Ананд и пожалел о том, что его сейчас не ругают.

— Ты теперь можешь помогать мне с доспехами! — пропел отец. — Мы будем вместе трудиться над доспехами королевского стражника для самого бенгардийского принца!.. Ох, кажется, лишнего сболтнул… Не говори Алатару, что эти доспехи для него, пожалуйста. Видела бы тебя наша мама — спи спокойно в колыбели Вселенной… Она бы тобой гордилась, — с радостной печалью произнёс Прабхакар.

— Мама бы убила меня за такое, — наморщил лоб Ананд.

— Твоя мама была очень миролюбивой бенгардийкой. Просто она чтила законы Бенгардии, порой слишком рьяно.

На следующий день в Бенгардию вернулись добытчики малахитовой травы. Их морды были усталы, как мшистые горы, но они благоухали светлой радостью от возвращения в родные края. Весь бенгардийский народ встречал своих героев на площади, рядом с круглым фонтаном, в котором за игрой водной ряби плющились выложенные из квадратов мозаики планеты.

Зелёный коридор не зря ещё называют Малахитовым лесом, он — такое же живое существо, как и деревья, только, в отличие от деревьев, он обладает разумом и волей. Когда искатели малахитовой травы, наконец, добывают её, Коридор переносит их в то место, в котором они должны быть. А истинный бенгардиец всегда должен быть в Бенгардии. И малахитовую траву не приходиться тащить на своих горбах — она оказывается там, где ей и положено быть: в королевской сокровищнице.

Народ с ликующим восхищением встречал своих соплеменников, обступал их со всех сторон, заглядывал через головы и залезал друг другу на плечи, с зоркой и беспокойной внимательностью высматривая родных. И тому была причина: не многие возвращались из Малахитового леса живыми. Так было и в этот поход: из пятнадцати бенгардийцев вернулось тринадцать. Начальник королевской стражи — большой, как туча, тигр с обезображивающим его морду шрамом в виде раскатавшей лепестки лилии — с немым вопросом подступает к королю, приветствующего своих подданных тёплыми, как солнца, глазами. Король замечает начальника стражи, вешает голову, гул страшно обрывается, и все прислушиваются к словам короля, читают по его губам. Король во всеуслышание заявляет:

— Наши братья и сёстры были погребены по всем бенгардийским традициям: в полых стволах древних сосен. Мирных им снов в колыбели Вселенной!

Бенгардийцы никогда не плачут по ушедшим, и в скорби надевают белые одежды. А всё потому, что они знают: те, кого нет с нами, покоятся в колыбели Вселенной, им снятся добрые сны — ведь и жизнь они прожили добрую. Но бенгардийцы чтят память: в памяти жив даже тот, кто мёртв, и, пока не погаснет разум последнего живущего в этом мире, память об ушедших будет жить вечно.

У тех бенгардийцев, которые потеряли сегодня родную кровь, глаза поникли, как сорванные цветы. В такие минуты, даже если ты веришь во что-либо всем сердцем, начинаешь если не сомневаться в своей вере, то сожалеть о том, что мир устроен именно так и никак иначе.

Отец Ананда хоть и обрадовался успехам сына, но умом понимал, что вседозволенность ни к чему хорошему не приводит, и что с маленьких провинностей начинаются большие. Большое всегда начинается с малого. Поэтому на праздник Семи красок, посвящённый удачно добытой малахитовой траве, сына он не отпустил.

Когда король разделался со своими королевскими делами, Савитар, его заместитель, нашептал ему на ухо о всех преступлениях, которые совершил тигрёнок Ананд. И тогда в хижину Прабхакара снова пришла стража и отвела Ананда к Его Величеству.