Копи царицы Савской

Наталья Солнцева, 2011

Когда-то они были друзьями, но любовь к юной Глории сделала их соперниками. Глория подарила свою любовь Павлу. Но он погиб. Смерть Павла надломила Глорию. И безысходность толкнула ее на брак с его другом. Прошло время, и она получила письмо от мертвеца с просьбой о свидании. Глория испугалась, но любопытство взяло верх и она поехала на встречу и попала в ловко расставленную для нее ловушку. Кто ее похитители? Зачем в ее жизни возник загадочный уродец? Какую тайну хотел он ей передать пред смертью? Как жизнь обычной девушки связана с таинственной находкой и убийством в африканской саванне два века назад? Чтобы понять это, придется хорошенько подумать и провести тщательное расследование. Поиски копей царицы Савской продолжаются. Стоит только открыть роман. Видео о книге «Копи царицы Савской»

Глава 2

Зебрович начал звонить в больницы и морги, когда наступила полночь, а от жены не было ни слуху ни духу. Ее машины на стоянке не оказалось, ее мобильный телефон молчал. Чего он только не передумал за этот ужасный вечер! Наконец не выдержал, несмотря на позднее время, потревожил сначала родителей Глории, потом подруг — Женю и Риту. На один и тот же вопрос Анатолию отвечали одинаково: не появлялась… не звонила…

— Что с ней, Толик? — рыдала теща. — Может, в аварию попала?

У тестя подскочило давление. Подруги с затаенным злорадством выспрашивали подробности исчезновения Глории, делали недвусмысленные предположения. Зебрович их отметал. Жена с ее взбалмошностью могла выкинуть какой-нибудь фортель, но бросить все и податься из дому, не сказав никому ни слова, — нет, Глория на такое не способна.

Он открыл стенной сейф и проверил документы и деньги. Большой суммы наличкой он в квартире не хранил. Они с женой пользовались банковскими карточками. Деньги лежали на полке в целости, бумаги тоже. Выходит, Глория взяла с собой только карточку и паспорт, как обычно. Она носила их в сумочке…

— Боже мой! — простонал Зебрович и скрипнул зубами. — Боже мой… Глория!

Может, она решила проучить его? Напугать? Грозилась же уехать в Париж… Впрочем, ее заграничный паспорт остался в сейфе.

После полуночи он позвонил своему начальнику охраны. Тот спросонья не понимал, о чем говорит шеф.

— Погодите паниковать, Анатолий Валентинович! В городе полно ночных заведений. Женщины иногда тоже любят оторваться на всю катушку…

— Ты что себе позволяешь? Моя жена обязательно предупредила бы!

— Ну, тогда…

Зебрович уловил его зевок и взбеленился. Глория пропала, а этот тупица несет сущую околесицу! Да еще зевает!

— Слышишь, ты? За что я тебе бабки плачу? За сладкие сны? Вставай… поднимай ребят, звони кому следует… Ищите ее! Ищите! У тебя есть свои люди в ГИБДД?

— Есть…

— Поднимай их на ноги! Я не жадный — никого не обижу.

— Она на машине уехала?

— Ясно, что не верхом на осле! Ты номера ее хоть помнишь?

— Номера? Помню… — не сразу отозвался начальник охраны.

«Идиот! — чуть не вырвалось у Зебровича. — Кретин! Небось до сих пор не дошло, что случилось!»

— Ищите ее «Тойоту», — взяв себя в руки, добавил он. — Машина — не иголка в стоге сена. К утру не найдете — уволю к чертовой матери!

У него начиналась истерика. Так не годится.

Он достал из бара бутылку виски и хлебнул прямо из горлышка. Потом еще и еще. Спиртное будто растворялось в скованном напряжением теле, рассасывалось без следа. Зазвонил телефон. Зебрович схватил трубку, разочарованно пробормотал:

— Это ты, Петя?

Смешно было надеться, что он услышит виноватый голос жены.

— Я уже в курсе, — сообщил его заместитель Колбин. — Не паникуй, прошу тебя. У женщин бывают заскоки! До утра что-нибудь выясним… обязательно. Если вы накануне поссорились, то…

— Мы не ссорились!

— Хорошо, хорошо… Выпей водки и постарайся уснуть.

— Шутишь? Моя жена пропала… понимаешь? Она ни разу без предупреждения не уезжала на ночь!

— Все когда-нибудь происходит впервые… — философски заметил Колбин. — В любом случае психовать бесполезно. Возможно, Глория решила повеселиться, перебрала текилы и спит в гостевом номере женского клуба…

— Она не пьет текилу!

— Да знаю я, знаю…

Дурные предчувствия сбываются — теперь Зебрович окончательно в этом убедился. Недаром у него пропали сон, аппетит и даже либидо. А какими страстными, бурными были их с женой первые ночи. Он просто с ума сходил по ней… готов был очертя голову броситься куда угодно: в самую рискованную авантюру, в бездну… в смертельную схватку…

Кажется, алкоголь все-таки подействовал — Зебрович немного расслабился и погрузился в воспоминания молодости. Его одолела дрема, исполненная сладкой отравы прошлого. Они с Глорией были созданы, предназначены друг для друга. Разве мог он влюбиться не в нее? Его закадычный дружок Пашка Нефедов тоже души не чаял в первой красавице их двора — длинноволосой и длинноногой Глории.

В ней все было необыкновенным: имя, лицо, прическа, не по-девичьи точеная фигурка, одежда, увлечения. Другие девчонки ходили в музыкалку, в кружки вязания, в спортивные секции… и только Глория посещала школу шахмат на Ордынке, раскладывала карточные пасьянсы и препарировала лягушек.

— Тебе их не жалко? — как-то спросил Толик.

— Жалко. Но я должна… Я буду врачом! — гордо заявила девочка. — А у каждого врача — свое кладбище.

Она с детства выглядела, вела себя и выражалась как взрослая. Это сбивало с толку и… привлекало. Ее подружки щеголяли в коротких юбках и джинсах, стриглись по-модному, покуривали. Глория же носила исключительно платья, волосы закалывала на затылке в узел, а брюки надевала по необходимости — на физкультуру или загородную прогулку. При всем том она не являлась «синим чулком», не особо прилежно училась, а в разговоре не гнушалась жаргонными словечками. Толик с Пашкой ходили за ней хвостом; раскрыв рот, слушали ее глубокомысленные рассуждения, помогали ей хоронить останки лягушек, послуживших для медицинских опытов, и тайно соперничали. Как ни странно, при этом соперничестве детская, а потом и юношеская любовь к Глории сплотила их, сделала неразлучной троицей.

Когда молодежь повально захватили компьютеры, Глория устояла. Заразная болезнь «игромания» миновала ее, и она тем самым уберегла от сего наваждения и Толика с Пашкой. Глория предпочитала чтение книг, и парни невольно подражали своему кумиру. Ее родители были инженерами, жили скромно, воспитывали дочку в свободном духе, не изводили поучениями, но сумели привить ей любовь к хорошей литературе.

— Мы назвали ее в честь Глории Фуэртес^[1], — на одном из домашних праздников признался отец. — Надеюсь, это имя принесет ей удачу!

И с чувством процитировал:

Я мир обетованный! Я владею

Искусством счастья: как одновременно

Богатства не иметь и быть счастливой,

И не страдать, хоть я несовершенна.^[2]

Этими поэтическими строками он выразил моральное кредо, культивируемое в их семье. Его жена украдкой смахнула слезу. На каждом дне рождения Глории Толик и Пашка были в числе приглашенных. Глория сидела за столом, потупившись, и загадочная улыбка блуждала на ее устах. О чем она думала, слушая хвалебные оды друзей и трогательные пожелания родителей? Бог весть…

Вряд ли найдется человек, который не боролся бы с внутренними противоречиями — скрытыми или явными. Глория являлась воплощением мирного сосуществования этих противоречий. Она как будто соответствовала идеалам своей семьи и в то же время была далека от них. Не будучи меркантильной, девушка, тем не менее, вовсе не считала богатство помехой счастью. Наоборот, мечтала об обеспеченной жизни. Она могла забежать в ювелирный магазин полюбоваться дорогими украшениями или застыть у освещенной витрины салона модной одежды.

Оба поклонника невольно прониклись убеждением: стихи стихами, а деньги зарабатывать придется немалые, чтобы угодить Глории. После школы Толик поступил в финансовую академию, а Пашка — в политехнический. Ему прочили научную карьеру. Он еще на студенческой скамье принимал участие в разработке компьютерных программ и подавал большие надежды. Учеба стала следующим витком их необъявленного соперничества. Это подстегивало, заставляло напрягаться и брать высоту за высотой.

Глория же с головой окунулась в медицину. Первый курс дался ей легко — она сутками с упоением зубрила латинские термины и корпела над анатомическими атласами. Постепенно ее интерес ослабевал, и на третьем году учебы Толик с Пашкой заметили у нее на столе трактаты Парацельса и Авиценны.

Пашка взял в руки почерканную фломастером брошюрку и прочитал название:

— «Лабиринт заблуждающихся медиков».

— Подумать только! — горячо воскликнула девушка. — Это написано в середине шестнадцатого века! По-моему, они до сих пор не вышли из лабиринта…

— Да?

Друзья едва ли не впервые поспорили. Мужчины отстаивали материалистическую точку зрения на мир и человека, Глория утверждала обратное. Казалось, ей доставляло удовольствие ставить их в тупик своими вопросами. Они так и не пришли к единому мнению, хотя к спору больше не возвращались.

Получив диплом врача, Глория наотрез отказалась работать по специальности. Практика, проведенная в терапевтическом отделении районной поликлиники, вымотала ее морально. Родители, которые изо всех сил тянулись, чтобы дать дочери достойное образование, чуть не заболели. Горестное недоумение — вот что они испытывали, глядя, как дочь бездельничает и ничуть не тяготится этим позорным положением вещей…

— Если не собираешься лечить людей, тогда замуж выходи, что ли! — с болью и растерянностью заявил отец. — Выполни предназначение женщины!

— Какое еще предназначение? — возмутилась Глория.

Она не комплексовала и была уверена как в своей внешней неотразимости, так и в своем внутреннем совершенстве. Но идея с замужеством запала ей в голову. Она будто проснулась и посмотрела на преданного друга Толика Зебровича другими глазами. Чем не жених? И все же она почему-то медлила, не позволяя ему слишком приблизиться к себе. Глорию тянуло к Толику — тем отчаяннее она сопротивлялась, разжигая его и без того объятое пламенем сердце. Она подвергла давнего поклонника опасному испытанию… которое подталкивало их чувства к надлому и разрыву…

Неразлучная троица к тому времени распалась самым неожиданным и трагическим образом. Пашка Нефедов, весельчак и балагур, поехал на зимнюю рыбалку и погиб. Нелепо, глупо… Лед на речке оказался слишком тонким, и Пашка провалился в воду. Хотя до берега было рукой подать, выбраться ему не удалось. Никто не пришел ему на помощь. Пашка любил удить в одиночестве, наслаждаясь тишиной и нетронутой красотой природы. Это его и погубило. Всю ночь валил снег… Хватились Нефедова не сразу. Родители забили тревогу, когда он не вернулся в понедельник домой. Тело искали целую неделю. Подводным течением его отнесло вниз, и обнаружили труп только весной, когда он всплыл совершенно в другом месте…

Потерю друга Толик и Глория переживали по-разному. Он ходил сам не свой, отвечал невпопад, перестал спать и пробовал прикладываться к бутылке. Опьянение на время глушило боль, но потом становилось еще хуже. Когда Нефедова хоронили, Толик решил не ходить на кладбище.

— Так я буду думать, что Пашка жив… просто уехал в долгую командировку, — объяснил он Глории.

Она не могла поверить в смерть Нефедова, как вообще не верится в смерть молодому и здоровому человеку. Хотя в больницах ей приходилось видеть умирающих, но то были чужие, незнакомые люди… которые росли и взрослели где-то в другой реальности, не катались с ней на санках, не смеялись над одними и теми же шутками, не сидели за одним столом, не дарили ей цветы и подарки…

Процедура похорон произвела на нее отталкивающее впечатление. Эти страшные комья земли, падающие на гроб, эта душераздирающая музыка и запах елочных венков не одну ночь мучили ее кошмарами. Глория отгородилась от смерти Пашки пеленой забвения — гнала от себя мысли о нем, убрала на антресоли альбом с фотографиями. По обоюдному немому согласию Толик тоже старался не упоминать о друге… Они щадили себя, и этот тайный сговор объединил их прочнее клятв и обещаний.

Их осталось двое. Третий ушел, разрушив пресловутый любовный треугольник… и, по сути, освободил сопернику дорогу к сердцу Глории. Освободил ли? Анатолию продолжало казаться, что между ним и женой постоянно присутствует чья-то тень…

Зазвонил мобильный, и Зебрович вздрогнул, открыл глаза. Он уснул, сидя в кресле, одетый, на коленях — недопитая бутылка виски. О Господи…

Он осторожно поставил бутылку на столик. В комнате стоял лиловый утренний полумрак. Пахло спиртом — немного виски пролилось на брюки и на ковер. Телефон разрывался. Зебрович взял трубку.

— Мы нашли ее машину! — устало сообщил Колбин. — Ты как?

— Я в порядке.

Анатолий все еще не очнулся от сна.

— Она стояла на Дмитровском шоссе, за объездной… на обочине…

— Кто? Что с ней? Она жива? — Он почти кричал, боясь услышать ответ Колбина. — Вы привезли ее?

— Да… «Тойота» цела, на ней ни царапинки…

— К черту «Тойоту»! Где Глория?

— В машине ее не было…

Тело Зебровича покрылось испариной, губы онемели.

— А… какие-нибудь следы… кровь…

— Никакой крови. Личных вещей мы тоже не нашли. Ключи торчали в замке зажигания. На заднем сиденье валялась открытая аптечка… разбросаны бинты, лекарства. Как будто твоей жене стало плохо и она пыталась оказать себе помощь…

— А кровь?! Кровь?!

— Крови нет, — повторил Колбин. — Я сам все облазил, проверил…

— Где этот кретин Лавров?

Босс недолюбливал начальника охраны, и Колбин это знал.

— Был с нами… Его знакомый из ДПС обнаружил машину Глории. Они думают, имело место дорожное ограбление.

Он чего-то недоговаривал.

— Почему Глория бросила «Тойоту»? — упавшим голосом спросил Зебрович.

Заместитель мялся…

— Да говори же! Черт тебя дери!

— Мы осмотрели окрестности… никаких следов. Собака тоже покрутилась по асфальту, и на том все. По моему мнению, машину нарочно оставили на обочине…

«Зачем Глорию понесло на Дмитровское шоссе? — недоумевал бизнесмен. — В той стороне никто из наших общих знакомых не проживает, дач не держит…»

До него постепенно доходил смысл намеков Колбина. И от этого волосы на голове зашевелились.

— Полагаешь, ее похитили?

Заместитель нервно кашлянул.

— Похоже на то… Судя по всему, Глория сама вышла из машины… и больше в нее не садилась. Автомобиль отогнали подальше от места похищения, чтобы… В общем, сам понимаешь…

— Это тебе Лавров наговорил?

— На сей раз он прав.

Зебрович застонал и запустил телефоном в стену. Тот жалобно хрустнул, на паркет со стуком посыпались детали. Супруг Глории догадывался, чего потребуют похитители. Заплатит он или нет, жену в любом случае убьют.

— Господи… — пробормотал он дрожащими губами. — За что?..

Примечания

1

Глория Фуэртес (1918–1998) — испанская поэтесса лирического направления.

2

Отрывок из стихотворения Глории Фуэртес.