Мечта на ладони

Наталья Сергеева, 2023

Я жила словно в клетке. Мрачные стены пансиона убивали всё живое, что ещё оставалось во мне. Мечта – оказаться на свободе. Подальше от пациентов и жестокой управляющей. Но кто же знал, что мечта осуществится самым странным образом?

Глава 2

Всю ночь меня лихорадило. Мартин несколько раз стучался, спрашивал, чем помочь. Но мне было достаточно и того, что не пришлось выходить на ночные обходы.

К утру жар спал, и я забылась крепким сном. В общей гостиной появилась уже после завтрака, за что получила неодобрительные взгляды от смотрительниц.

Меня не очень жаловали. Каждая считала своим долгом напомнить, что я дочь сумасшедшей, сгнившей в стенах психбольницы. Бедная сиротка, милостью госпожи управляющей, всё ещё живущая под опекой «благородной» дамы. Содержанка, нахлебница, неблагодарная приживалка. Такие слова и ещё много похожих, часто летели мне прямо в лицо. Я старалась работать, отрабатывать свой хлеб и кров. Но им всегда было мало. А с тех пор, как я начала получать жалование, они и вовсе словно с цепи сорвались.

Когда в стенах пансиона «Густа» появился Мартин, смотрительницы присмирели. Оскорбления стали литься исключительно в спину. Причины такого поведения я не понимала, но подозревала, что женщины побаивались моего напарника. А вот пакости и донесения на меня участились. Так что я не сомневалась — ожидать мне сегодня очередного выговора и наказания.

Управляющая появлялась нечасто. Она проживала на материке, а когда приезжала, останавливалась в своём домике, недалеко от бухты.

Стоило мне утешиться, как в дверях появилась Эдна Винсент — госпожа управляющая! Следом за ней прошествовала новая партия больных в сопровождении нескольких смотрительниц. Всего трое новеньких, но что удивительно, среди них был молодой мужчина. Крайняя редкость.

«Бедненький. Наверное, совсем умом тронулся» — единственная возникшая у меня мысль при взгляде на темноволосого мужчину лет тридцати. Его отсутствующий взгляд, выдавал действие сон-травы. Пустота в глазах, скованные и неуверенные движения. Человек просто не понимал, кто он и что делает. Всю неосознанную партию прошествовавших мимо пациентов, отвели в купальню, помыть и переодеть.

Тем временем к госпоже Винсент подошла одна из смотрительниц и принялась что-то тихо нашёптывать. По тяжёлому взгляду, направленному в мою сторону, я сразу поняла, что меня ждёт.

— Айрин! Быстро за мной! — скомандовала Эдна, круто разворачиваясь на коротких каблучках.

Мне ничего не оставалось, как пойти вслед за высокой, сухопарой женщиной, возраст которой не поддавался определению. Да я и не спрашивала. В моей памяти Эдна Винсент всегда была худой, прямой и вечно недовольной. Холодные голубые глаза в обрамлении мелких морщинок и седая прядь, тянувшаяся от виска и уходящая в высокий пучок, были неизменны. Время было не властно над Эдной Винсент.

— Ну? Что на этот раз? — скрестив тощие руки на костлявой груди. Эдна ждала ответа. Во взгляде бушевала ненависть и предвкушение.

— Вчера повредила руку и не могла работать. Если вы об этом…

— Ты, мерзкая девчонка, не имеешь права отлынивать! Благодари всех Духов, что я не выкинула тебя вместе с матерью в ледник! — её ноздри раздулись от гнева. Тонкие губы побледнели, так что стали совсем незаметны. — Руки. — ледяным тоном приказала управляющая.

Сердце упало в пятки. Я знала, как жестока может быть Эдна. Мольбы о пощаде никогда не помогали, наоборот, они распаляли её ещё больше. Каждый последующий удар Госпожи Винсент, наносился с бо́льшим азартом и упоением. Моё многострадальное плечо, множество мелких шрамов на руках и спине, заслуга той женщины, что сейчас требовала расправы.

Вот и сегодня я покорно встала перед Эдной Винсент. Засучила рукава и вытянула руки. Я всё ещё не знала, куда в такие моменты деть свой взгляд. Немного поразмыслив, решила, что вины моей нет, а значит наказание не заслуженное. После первого удара розгой я посмотрела прямо в холодные, пустые, голубые глаза.

Я помнила госпожу Рэй. Та, умирая, просила научиться постоять за себя. Как я буду это делать, ещё не знала, но была решительно настроенна отстаивать себя.

Удар. Ещё удар.

Я молчала не прерывая зрительного контакта, а Эдна продолжала взмахивать и опускать прутья на мои руки.

С каждой новой вспышкой обжигающей, жгучей боли, ненависть во мне росла. Мечтала — однажды отнять эти поганые розги и вернуть Эдне, каждый удар, крепла с каждой секундой. Росло жеелание показать всю боль, испытанную мной за девятнадцать лет. Так чтобы каждое прикосновение прутьев к коже заставляли Эдну просить о пощаде. До тех пор, пока она бы не сломалась. Ведь именно этого опекунша ждала от меня всю мою жизнь.

— Я отсутствовала всего пару месяцев, но тебя, кажется, нужно переводить в пациенты! Ты как дикий зверь. Совсем от рук отбилась. — сказав эти слова, Эдна Винсент совершила невероятное. Отшвырнула пыточное орудие в сторону и нежданно удалилась, не сказав больше ни слова. Сегодня я отделалась «малой кровью». Но руки придётся лечить и не один день.

С тяжёлым вздохом я отправилась к себе смывать кровь и перематывать раны. До комнаты шла быстро. Мной двигал болевой шок и ненависть. Но я осознавала, что нужно было спешить, ведь скоро саднящая боль проявит себя в полную силу.

В прошлый раз я лечила спину. Кажется, ещё не так давно из ран сочилась кровь, а спать я могла только на животе, и то урывками. Одна из пациенток, та что уже ушла из этого мира, учила меня, никого не бояться. Особенно тех, кто настроен агрессивно по отношению ко мне. К сожалению, в моём окружении их было большинство. С уходом госпожи Рэй, во мне как будто что-то выключили. И именно тогда я дала себе обещание: ни перед кем не пресмыкаться, не бояться и не просить прощения. Решила вести себя так, как вела себя при жизни сама Госпожа Рэй: «Любые козни судьбы принимай с высоко поднятой головой. Не позволяй людской злобе сломать тебя, деточка» — госпожа Рэй твердила, что я должна запомнить эти слова как заповедь. Пациенткой в нашем пансионе она прожила всего около четырёх лет, но эти несколько лет стали для меня нечаянной радостью. Я искренне полюбила госпожу Рэй. Она стала для меня названной матерью.

Судьба этой женщины была незавидная. После кончины супруга, дальние родственники предъявили адвокату справку о её невменяемости. В нашем мире, если ты одинокая вдова, сложно отстоять своё право. Завещание супруга пропало неизвестным образом. Так и получилось, что ранее принадлежавший вдове дом и наследство, ушли в чужие руки, а вместе с недвижимостью и право по опеке над госпожой Рэй перешло в чужие руки. В конце концов её отправили на остров, доживать последние деньки, хоть женщина и была в полном уме.

Как работала система «сбыта родственников», я не знала. Только понимала, что большинство находящихся в этих стенах — неудобны, невыгодны, или просто мешают своим близким. Пациенты безропотно принявшие свою судьбу, жили далеко не один год. Те же, кто постоянно шумел и требовал справедливости, быстро покидали этот мир. Их пичкали травой до тех пор, пока тело не ослабевало, а разум не терял прежней остроты.

Смывая ледяной водой свежую кровь, сочащуюся тонкими струйками по рукам, я мысленно себя похвалила. Сегодня я смогла показать, что не боюсь. Осталось поработать над ещё одной проблемой, и можно смело уезжать из этого Духами забытого места. За два года пока получаю жалование, успела скопить прилично. Тратить мне было не на что. Одежду, бумагу, и разную мелочь часто приносил Мартин и никогда не брал денег. «Детей у меня нет, дай хоть тебя побалую» — постоянно твердил он, одну и ту же фразу.

Жила я здесь, в пансионе. Питалась тем же, что и больные. Конечно, из моего жалования вычиталась немалая часть, но я привыкла. По имперским меркам, работа в Ваолии, из-за сурового климата очень хорошо оплачивалась.

Месячная плата смотрительницы пятнадцать золотых, тогда как на материке платили всего семь, за такую же работу. Мне доставалось, за вычетом, только одиннадцать. Хотя съедала я вряд ли даже на золотой. Куда уходили эти деньги, даже не пыталась узнать.

Я поставила себе задачу выбраться отсюда, несмотря ни на что. Пусть медленно, но верно, я приближаюсь к своей цели.

Наложив толстый слой мази на повреждённые участки и замотав руки, больше из комнаты я не выходила. Мои обязанности — ночные дежурства, побудка и завтрак. Остальное время, сначала по указу управляющей, а после, на добровольных началах, помогала другим женщинам-смотрительцам. С появлением Мартина меня внесли в трудовую книгу и назначили жалованье. Подозреваю, что это была заслуга Мартина, а не инициатива управления, хоть он и отрицал свою причастность. За переработку мне не платили. Да и не нужно было. Я проводила время со стариками и теми, кто действительно нуждался в помощи и заботе. Если ко вторым я просто проявляла сострадание, то первые растили меня. Учили читать, писать, рассказывали историю империи.

Каждому пациенту разрешалось брать с собой средства личной гигиены и книги. Большее не допускалось правилами пансиона. Щётки и полотенца изнашивались, и на их смену выдавались одинаковые, плохого качества наборы. Вероятно, самые дешёвые из тех, что можно было купить. Но вот книги! Их хранили, берегли и передавали между собой, а уже прочитанное складывали. Так, в столовой, кроме длинных столов со скамьями, у одной стены, как раз за той, где находилась моя комната, стоял большой доверху забитый книгами стеллаж.

Вечером, после ужина в комнату постучали.

— Мартин, это ты? — да больше и некому было. Последние смотрители ушли около получаса назад. Каморка между столовой и выходом, тонкие стены, всегда держали в курсе всех посещений.

— Ты как? — открыв дверь снаружи, Мартин спросил без приветствия. Он был единственным смотрителем-мужчиной в пансионе Густа и дежурил исключительно по ночам.

— Жить буду — попыталась улыбнуться, но вышло не очень.

— Прости меня. Я сегодня совсем не буду спать. Обещаю. Не выходи из комнаты. — привычно нахмурил брови напарник.

— Что ты! Ты ведь не можешь дежурить вечно один… — договорить не успела.

— Я заснул, и твоё плечо пострадало. Наказания от Эдны можно было избежать. Так что, не спорь. Это полностью моя вина. — резко развернулся и не сказав ни слова исчез в незаметном дверном проёме. А через несколько мгновений Мартин вновь появился и протянул мне бумажный куль.

Конец ознакомительного фрагмента.