Путь израильского наёмника

Наталья Рябцева, 2013

В пёстром потоке остросюжетных книжек об удивительных действиях бойцов различных спецподразделений книга «Путь израильского наёмника» не затеряется. Во-первых, потому, что о нескончаемом арабо-израильском конфликте мы знаем лишь из газет и теленовостей. А в этой книге читатель почувствует непридуманную пороховую гарь. Во-вторых, потому, что героя книги «Путь израильского наёмника» «Бог наделил…» не только умением стрелять, но и пытливым умом и, что в «боевой» литературе нечасто, доброй отзывчивой душой. В каждой главе автор держит читателя в напряжённом сопереживании главному герою. Уверен, прочтение книги станет для Вас событием и останется в памяти надолго. Очень радостно, что это первая книга начинающих, явно талантливых авторов. И если судьба будет к ним благосклонна, то их имена мы ещё услышим не раз. Евгений Виноградов.

Глава 3

Большой город, большие деньги. Всё что требовала от меня моя новая родина, это повиновение. За это в банке дали ссуду. И этим сделали меня не совсем свободным человеком. Купил квартиру и стал принадлежать только ей. Любые желания работодателя я выполнял чётко. Всё время боялся остаться без денег. Раб квартиры, я был как джин в своём кувшине. Мы стали с ним невероятно похожи в этом восточном мире жары и красивых песчаных дюн. Как и джин, я каждый раз возвращался в квартиру после выполненного задания. Как сказочный герой я мчался по вызову телефонного звонка на место, где ждал меня работодатель. Раб квартиры нужен был везде. Я так боялся потерять работу, что соглашался на всё, что мне предлагал хозяин. Вечером приходил уставший домой, купался, садился возле компьютера и только теперь, в виртуальном мире, получал свободу. Я был героем женских сердец, и мне нравилась власть над некоторыми из них. Это так увлекало, что порой я сидел у компьютера всю ночь, а утром вновь торопился к своему господину. Вот так я и существовал, загнанный раб в загнанном мире.

Но однажды, то ли бог смилостивился надо мной, то ли фортуна вспомнила о моём существовании. Пришла повестка в армию и внутри меня всё изменилось. К этому времени я уже прожил в Израиле два года и был далеко не тем восторженным ребёнком, который приехал в страну. Всё что у меня было, это сносное знание иврита и профессия «принеси, подай, иди и не мешай».

Мой хозяин Фуат подержал повестку в руках и улыбнулся.

— Зачем тебе всё это? Ты уже не мальчик, чтобы бегать и выполнять приказы.

— Да. И поэтому, Фуат, теперь ты не будешь отдавать мне приказы таскать цемент.

— Ты что? Как ты мог такое подумать? Марш, тащи раствор.

— Фуат! А как же твои слова?!

— Ты помогаешь заработать мне, а я даю заработать тебе. Понятно?

Лицо араба сразу изменилось. Когда что-то шло не по его сценарию, он становился злой. В чёрных глазах я увидел ненависть.

— Ты что, Фуат, сердишься на меня?

— Все вы евреи одинаковые. Вам бы только ничего не делать.

— Ну, ну, Фуат, не нервничай. Я только съезжу туда и сразу вернусь.

— Ты мне это точно обещаешь?

— Конечно, обещаю.

— Ладно, тогда неси раствор и не забудь ещё ящик с плиткой. А потом сбегай за водой и можешь быть свободен.

— Вы сегодня невероятно добры ко мне, — сказал я арабу на русском языке.

— Я ничего не понял, — крикнул он мне из соседней комнаты.

— А ничего и не надо понимать. Сиди, работай, а я за раствором.

Ведра с цементом уже ждали меня. Хитрый Фуат знал, что я вернусь, поэтому и отпустил. Кому я двадцатишестилетний нужен в армии?

— Плитка в ящике. Вода в баклажке, а раствор в вёдрах. Фуат, я могу идти?

— Да, да, и помни об обещании.

— Пока, мой ненаглядный араб.

— Ты что-то сказал?

— Нет, это я попрощался на русском.

День пробежал быстро, и следующее утро не заставило себя долго ждать. Таких как я, с повесткой в руках, у дверей военкомата было человек тридцать. Короткие стрижки, смуглые лица, смех и разговоры только о боевых войсках. И всё это на иврите. Вот тут я понял, что знаю ещё далеко не все слова. У меня было так мало общения за эти два года. Да и с кем общаться, когда друзей так и не нажил? Я давно привык быть один, ещё там, на тренировках. И даже работа у Фуата мне нравилась именно потому, что там я всё время был один. Уж такой я вырос. Небольшой рост, русые волосы, не очень короткая причёска. А ещё я молодо выглядел, и в свои двадцать шесть лет был похож на восемнадцатилетнего соседа.

Ему, как и мне, почему-то дали отдельные карточки, отвели в сторону и сказали ждать. Наверное, причиной этому было наше умение стрелять.

Через некоторое время пришла женщина в военной форме. Она посмотрела на нас и поманила пальцем. Мы вдвоём подошли. В протянутую руку отдали удостоверения мастеров спорта. Она внимательно их изучила и отдала обратно.

— Пошли, — на чисто русском языке сказала мне, а соседу повторила то же самое только на французском. Мы, повинуясь, потопали за ней на улицу. Там ждала легковая «Пэжо». В ответ на дистанционное управление машина пискнула, и открыла двери.

— Садитесь, — женщина указала на заднее сидение.

Ну вот, служба и началась. По рассказам из Союза я знал, что солдат часто используют на стройке. Подумал, нас тоже сейчас припашут. Но израильская армия не Союз. Это я понял, когда нас привезли к маленькому зданию.

— Выходите, — сказала наша сопровождающая на французском языке, а потом и на русском. Милая женщина лет 45 вышла из машины и потянулась.

— Ну, чего вы стоите? Марш!

— Куда?

— Вон двери, видите? Туда и идите.

Пиная песок ногами, мы отошли от дороги. Заброшенная шиномонтажная станция довольно интересно выглядела со стороны. Наша командирша подъехала к груде старых машин. Но её «Пэжо» была настолько древняя, что рядом с этой грудой она казалась металлоломом. Я нажал на звонок у двери. Где-то далеко дзынькнуло. Через какое то время с той стороны спросили:

— Кто?

— Открывай, Яков.

Ответ был опознан и дверь открылась. Мы ещё не были солдатами и поэтому нам тихонечко сказали:

— Входите.

Закопанный в песках огромный, метров четыреста, подземный бункер встретил нас прохладой. После невыносимой жары на улице, это как попасть в другой мир. Яков свернул в один из коридоров, а мы пошли к рубежу, где уже лежали две готовые винтовки.

— Ну, что вы смотрите на них, как красны девицы? Сейчас проверим, как вы стреляете.

Желание отличиться вдруг исчезло. Я мастер спорта по стрельбе из лука, а не из винтовки. Но в мозгу пронеслось: «Молчи и стреляй». Француз, темнокожий парнишка, рассмеялся. Взял винтовку, передёрнул затвор и выстрелил. Гильза со звоном упала на бетонный пол. Я повторил всё то же, но медленнее. И мой выстрел ознаменовался попаданием в мишень. Я весело подмигнул французу, чем невероятно разозлил парнишку. Тот выстрелил ещё, а я вслед за ним. Оба промазали. Приклад непривычно долбал меня по плечу после каждого выстрела.

— Теперь лежачее положение.

Я очень удачно хлопнулся на пол. Не знаю, откуда во мне всё это взялось? Наверно родилось с моим приходом в эту жизнь. Но теперь я закрыл глаза и ждал удара сердца. Поймал мишень в прицел и выстрелил. Француз усиленно палил рядом, пока не опустошил всю обойму. Моё попадание заставило улыбнуться не только меня, но и женщину. Француз нервно вскочил. Винтовку оставил на земле. Я дострелял всю обойму. Почти все пули легли в железяку. Встал вместе с винтовкой. Вытолкнул последнюю гильзу и погладил пустое дуло. Сам не знаю, почему, тихо шепнул:

— Спасибо тебе.

— Теперь попробуйте по бегущей мишени.

Голос заставил задвигаться вдалеке силуэт, похожий на человека. Каждый получил по одному патрону. Мишень двигалась влево от нас. Я привык стрелять на вынос. Вставил патрон, щёлкнул затвором, прицелился. Бабах и попал. Француз почему-то засуетился, и патрон выпал из рук. Пока поднимал, мишень уехала.

— Не успел, — засмеялась женщина.

— Не успел, — ответил тот и положил винтовку к ногам.

— Что чувствовал, когда попал в мишень? — спросила женщина у меня.

— Не знаю. Как то всё само получилось. Не я командовал телом, а инстинкты, которые во мне. Может при выстреле я чувствовал, что свободен от этого мира и вовсе не раб.

— Раб? Почему раб?

— Потому что всё время должен только работать.

— Ну, а при выстреле?

— Я на миг вернулся в свой спортзал и там остался на время выстрела.

— Я думаю, это всё. Отставь винтовку.

— Куда?

— Ну, положи её на пол. Потом заберут.

— Скажите, нас возьмут в боевые войска? — заговорил француз на иврите.

— Вас примут, только куда-то подальше от передовой. Тоже мне, стрелки! 50 процентов попадания.

— Но?!

— Никаких но. Поехали. Яков, мы закончили.

— Пусть распишутся в журнале.

— Да, прости. Пойдёмте, распишетесь, что зря израсходовали имущества армии на тридцать долларов. Ну же, Влад, не грусти. У тебя всё получится, но только не здесь, а где-то в другом месте.

Всё остальное было уже не важно. Я не прошёл тест по стрельбе. Теперь я нужен только Фуату и его раствору. Вернувшись к зданию военкомата, мы стали проходить обычную процедуру вместе со всеми. Девушка в военной форме что-то спрашивала в окошечко, я отвечал на вопросы. Последний был:

— Вы хотите служить в действующей армии обороны Израиля?

Я взглянул ей в глаза, и спросившая опустила голову. В моем взгляде наверно была мольба: «не прогоняйте». Девчонка покачала головой. А я подумал:

«скажи же да».

— Да, я хочу служить в действующей армии обороны Израиля.

— Вот здесь распишитесь и ждите письмо.

— И это всё?

— Я что вы ещё хотели услышать?

Вот так девчонка кивком головы решила мою судьбу.

— До свидания.

В этот момент я почувствовал, что стал в здании военкомата частью чего-то большого и сильного.

Автобус отвёз меня домой, и я стал ждать письма. День сменялся днём, но кроме банковских счетов и рекламок ничего не приходило. Каждый день я не терял надежду, но она становилась всё меньше и меньше. Постепенно я перестал надеяться и уже не бежал к почтовому ящику, всё больше превращаясь в раба своей квартиры. Вёдра с раствором, плитка и какие-то порошки, вода в баклажке — вот что стало частью моей жизни. Мне совсем не хотелось учиться. У своего Фуата я неплохо зарабатывал. Зарплату получал вовремя и без обмана. Это меня вполне устраивало. Мне некуда было пойти, и я весь отдался работе от рассвета и до заката. Я практически жил на стройке рядом со своим арабом. Это хоть как-то отвлекало меня от пустой квартиры. Мои родители тоже переехали в Израиль, но ненадолго. Сразу подались в Америку, где неплохо устроились, а сестра получила образование. Потом сестра перебралась в Австрию, где и нашла себе приют, выйдя замуж. Хорошее медицинское образование и работа по специальности окончательно решили её судьбу. Они изредка звонили, поддерживая видимость семьи. Я же никого не хотел видеть. Просто толкал свою жизнь с каждым новым днём поближе к концу.

И вот именно в таком настроении меня на работе застал звонок. Тихий голос, после небольшой паузы, спросил:

— А куда я попал?

— А куда вы целились? — схохмил я и в ответ сам засмеялся.

А там, на другом конце, ответили:

— Очень смешно. Вы Влад?

— Да, я.

— Посерьёзнее надо быть.

— Буду, только зачем я вам?

Минутная задержка ответа растянулась в вечность.

— Прошу вас, выйдете из здания стройки, подойдите к белой машине и ждите.

— Я выиграл приз в программе «Розыгрыш»?

— Это не розыгрыш. Для вас это будет лучше, если вы выполните приказ.

— Приказ?

— Да.

Неужели, я дождался? Ноги сами понесли меня к хозяину. С первого на пятый этаж я примчался без одышки.

— Фуат, ко мне приехали. Отпустишь на пол часа?

— Конечно.

Поедая свою питу^[9], весь заевшийся хумусом^[10], мой хозяин махнул рукой. Потом пробормотал что-то невнятное с полным ртом:

— Твой обед, иди куда хочешь.

Любопытство разрывает меня изнутри и придаёт энергии мчатся на улицу. Ноги перепрыгивают через одну ступеньку. Вот он улица. Встречай своего еврея! Передо мной дорога, а позади дома машины спешат куда-то одна за другой. Над головой сине небо и жгучее солнце. Вокруг строительный мусор, а слева и справа стоят возле вагончиков припаркованные машины. На заборе, в том месте где была дырка, кто-то нарисовал женщину. Юный Айвазовский сделал ещё надпись: «Под краном не стой». Так получилось, будто это говорило отверстие в заборе. Смотрю на стоящие машины — все пусты. Расстроенный собрался обратно.

— Эх, чёрт. Кто-то пошутил.

Опустил голову, и хотел было идти, но в кармане ожил телефон. Рука потянулась, вернее, бросилась в карман. Приложил трубку к уху.

— А ты подкачался.

Слышу всё тот же женский голос.

— Не верти головой, всё равно не увидишь. Завтра заболей или умри, но чтобы хозяин тебя не ждал. Мы уезжаем.

Гудок оборвал разговор. Может это обман, а может сам Фуат захотел избавиться от меня, чтобы не платить зарплату? Возвращаясь к нему я обдумывал, почему всё это произошло вот так, а не иначе. И тут опять тело решило за меня и толкнуло ногу на плитку, стоимость которой была около пятисот долларов. Глухой хруст под моей ногой рассердила хозяина.

— Что ты делаешь?

Моя улыбка добила его миролюбие. Став ещё злее он не сдержался и вскочил.

— Фуат, сильно не дёргайся. Сейчас как вдарю больно. Так что лучше сядь на место.

— Ты уволен! — мой хозяин перешёл на писк. — Зарплату не получишь! Она уйдёт на оплату плитки, которою ты растоптал. Как я вас русских ненавижу!

— А зря, — сказал я и это ещё больше его разозлило.

На его крик сбежались арабы со всех этажей. Их было очень много, и я решил не умирать в этот день.

— Прощай!

Фуат кричал, махал руками, а арабы бросились за мной по коридору. Но дальше здания им выходить нельзя, потому как нелегалы. Я выскочил на улицу во второй раз за пол часа и свистнул такси. Оно отвезло меня домой. А там телевизор и душ. Комната уже совсем не давила одиночеством.

— Завтра меня заберут! — комнату наполнил первобытный крик одинокого мужчины.

Потом по моему жилищу расползся уютный запах пиццы. Я уселся в кресло. Первый раз за всё время моего пребывания в Израиле спокойно закрыл глаза и вдруг почувствовал, как же я устал. В это миг я уже не был рабом. Я освободился. Теперь я чистый лист, на котором судьба напишет новую главу.

Примечания

9

Пита — круглый, плоский пресный хлеб, который выпекается как из обойной муки, так и из пшеничной муки высшего сорта.

10

Хумус — распространённая на Ближнем Востоке пюреобразная холодная закуска из нута (бараньего гороха) с тхиной — кунжутной пастой.