За кулисами иллюзий

Наталья Куприянова

В один из самых обычных дней Ада поняла, что не помнит ничего из событий годичной давности, и виной тому случайные встречи с людьми, твердящими наперебой, что она не та, за кого себя выдаёт. У Ады есть два варианта: забыть обо всём и жить, как прежде, или попытаться выяснить, в чём же всё-таки дело. Не зная, как быть, Ада мечется, наблюдая, как стремительно меняется её спокойная жизнь. И только увидев старопечатную книгу «Via incognita», Ада, наконец, вспоминает, что случилось прошлой весной…

4

На закате стены стали давить на виски. Тишина тяготила. Буквы расплывались перед глазами. Не выдержав, Ада отложила книгу и встала с дивана. Покрутилась, посмотрела в разные стороны и подошла к окну. А за ним — потемневшее небо. Рукой до него не дотянуться, лишь, когда нагрянет ночь — можно попробовать… Словно готовясь к таинству, Ада открыла окно настежь…, но, к своему огромному огорчению, не вылетела верхом на метле. Холодный воздух ранней весны ворвался в комнату, развеяв сумеречный дурман. Отравленная его ядом, Ада чуть не поверила в существование своего двойника, вырвавшегося из лампы и разгуливавшего на свободе, выдавая себя за неё. Хорошо, что не поверила, и всё-таки ей стало интересно: какая она, другая Ада? Другая… безусловно. В ней ещё не произошли необратимые перемены, и там внутри ещё не умерло что-то… Она ещё ждёт, надеется… На что? Ада устало закрыла глаза, дважды зачеркнув придуманный только что персонаж. Сомнений быть не может: она одна, в единственном экземпляре, и никакой другой жизни не было — за это она ручается.

Закрыв окно, Ада осмотрела комнату. Тени замерли, часы остановились. Все предметы притворились неживыми, чтобы обмануть, успокоить хозяйку, но этим лишь раззадорили её. Она давно заподозрила неладное, и вот теперь, всматриваясь во всё такое знакомое, такое родное, Ада всё яснее стала осознавать эфемерность происходящего. Обман раскрыт, а доказательства… нужно поискать. Неопровержимые улики непременно найдутся, и Ада принялась за дело. Метр за метром, она перевернула всю комнату. Залезла во все углы, во все щели, переставила каждую вещь, каждый листок, забралась туда, куда не заглядывала со времён переезда. Под конец очень устала, но так ничего и не нашла. Поражение не просто разочаровало, оно убило зыбкую надежду, за которую Ада цеплялась как за последний шанс. Присев на диван, она готова была разрыдаться, но вместо этого снова вскочила, быстро оделась и выбежала на лестничную площадку. Закрыла дверь и, не дожидаясь лифта, помчалась вниз. Стук каблуков разлетался по всему подъезду, по всем этажам, без стеснения нарушая тишину. Перескакивая ступеньки, Ада остановилась только на улице перевести дыхание. И вновь понеслась туда, где должна была найти ключ от всех дверей.

…Прибежала и остановилась. Ни о чём не думала, просто смотрела. Тихая улица в свете жёлтых фонарей выглядела одиноко. Не испугавшись, Ада ринулась вперёд, но пройденные десять метров до антикварного книжного магазина остудили сознание. Вдруг ей подумалось, что можно было подождать до завтра, а, не поддавшись отчаянию, нестись, сломя голову в другую часть города. Но что сделано… Ада не жалела о содеянном, пока шла. Когда остановилась у дверей, дернула ручку и поняла, что опоздала — почувствовала, как подступает новая волна разочарования. И Ада сдалась в плен без сопротивления, приняв тоску как неизбежность. В её обществе она вернулась домой, под её пристальным надзором проворочалась в постели полночи, и под руку с ней пришла на работу. Рассеянная, задумчивая, она не слушала разговоры девушек, не принимала участия в проектах на будущее, и вообще была очень тихой. В таком настроении её застал Виктор Евгеньевич Ружицкий. Он пришёл именно в тот момент, когда Ада осталась в отделе одна.

— Здравствуйте, Ада… Алексеевна, — громко поздоровался преподаватель.

Ада подняла глаза, но всё равно смотрела мимо.

— Здравствуйте, Виктор Евгеньевич.

— Вы одна? — удивился Ружицкий, покрутив головой.

— Одна. — Ада утвердительно качнула головой. — Но очень скоро это измениться.

— Что вы имеете в виду? — не понял Ружицкий.

–…Придут остальные сотрудники.

— Ах, это…

— Да, это. А вы о чём подумали?

Виктор Евгеньевич пожал плечами:

— Ни о чём.

— Так что вы хотели?

–…Хотел… узнать о книге… — напористо начал преподаватель, но оборвав фразу, стал вежливее. — Я вот уже четвёртую неделю хожу, спрашиваю одну и ту же книгу, а мне отвечают, что её нет на месте.

Ада давно привыкла к причудам посетителей библиотеки, поэтому поведение Ружицкого не удивило.

— Я не забыла вашу просьбу: как только книга появиться — оставить её для вас.

— Хорошо, что вы не забыли. Но, может…

— Девочки тоже помнят, — перебила Ада привередливого читателя. — Не сомневайтесь.

— Что ж…

Виктор Евгеньевич умолк, не зная, что ещё сказать. В поисках подходящей темы он водил глазами по многочисленным полкам с книгами, по потолку. Прищурился, когда рассматривал дальний плохо освещённый угол, а потом случайно наткнулся на Аду, вернее, заглянул в тёмно-зелёные глаза. Немного усталые, чуть покрасневшие, они выдавали её, рассказывая о бессонной ночи. Но именно это обстоятельство делало её безоружной. В этот момент она не казалась непреступной крепостью, которую не завоевать комплиментами и разговорами на отвлечённые темы. Её прямой открытый взгляд всегда смущал, но сегодня под конец рабочего дня Ада была другой, как показалось преподавателю компьютерной математики.

— Мне вчера на улице вручили флайер… — начал Виктор Евгеньевич, растягивая слова. — Обычно я всю раздаваемую на улицах города макулатуру выбрасываю, но эта листовка меня заинтересовала.

— И что же это? — Вопрос прозвучал безразлично, за что Аде стало совестно. Но собеседник ничего не заметил.

— Приглашение посетить театр… Экспериментальную постановку. Так там написано. — Ружицкий покопался в карманах, нашёл сложенный вдвое флайер, аккуратно раскрыл его и прочитал: — Только вы и герои трёх пьес на расстоянии вытянутой руки. Мм… Предупреждение! — На этом слове он посмотрел мельком на Аду. — Есть возрастное ограничение! — Закончив читать, он так же аккуратно сложил флайер и спрятал в правый карман брюк. — Не хотите ли пойти?

Ада поняла, что её приглашают, но вдруг возникли сомнения — а нуждается ли она в компании стоящего перед ней мужчины?

— Обязательно пойду. Только узнаю, когда…

–…Пойти со мной…

— С вами? — Ада выразила на лице удивление, потом задумчивость. — Почему бы и нет… — тихо сказала себе и громко спросила: — Когда?

— Сегодня.

–…Сегодня… Хорошо.

— Встретимся у театра. Начало в восемь.

— У вас уже есть билеты?

— Я забронировал…

Всё-таки удивил.

— Тогда, до вечера.

— До вечера.

Виктор Евгеньевич довольно улыбнулся и вышел. Но только дверь за ним закрылась, как её снова открыли. Зашла Карина. Опустив глаза, она прошла к своему столу и присела. Ада не строила предположений, о чём думала её подчинённая, но, всё же, спросила:

— Что-то случилось?

–…Нет… — сказала Карина, помолчав. Потом вытащила из сумки зеркальце, посмотрела на своё отражение и спросила невзначай: — Ружицкий заходил?!

— Заходил, — подтвердила Ада. — Ты же видела.

— Да, видела, — чуть ли не огрызнулась девушка. — А что он хотел?

— Книгу. Что же ещё?

— Ну, да… Что ещё он может хотеть? Он такой странный…

— А я думала, он тебе нравится.

— С чего ты взяла? — Карина растерянно улыбнулась. — Вовсе нет… Он не может мне нравиться. Он старше на одиннадцать лет…

— Разница в возрасте — помеха любви?

— И с чувством юмора у него проблемы.

— И с самомнением… Да?

— Да. И живёт он с мамой.

— Это действительно большой минус. Но ничего, я думаю, в случае женитьбы эта проблема будет устранена.

— Квартиру купит? — Карина, удивившись, всплеснула руками. — Не смеши меня. Он столько не зарабатывает.

— Вдруг у него другие источники доходов есть.

— По его скромным костюмам и рубашкам, которые он меняет редко, этого не скажешь.

— А ты, корыстная, оказывается.

Неожиданный вывод Ады обескуражил. И дело не в том, была ли Карина на самом деле меркантильной особой. Удивило, что Ада произнесла это вслух, не боясь задеть.

— Вовсе нет… — вспылила Карина. Замолчала, подумала и сказала спустя несколько секунд: — А почему и нет? Разве это преступление — хорошо жить или желать этого?

— Нет. Не преступление. Все так зациклены на материальных благах… И всё-таки Виктор Евгеньевич — не плохой вариант.

— Для некоторых — да.

— Это для кого же? — спросила Ада, но слушать ответ не захотела — уж больно намёк прозрачен. А по-другому и быть не могло: прочитать сидящую перед ней девушку не составляло труда: открытая книга, а мнит себя тайной за семью замками. Смотрит с высоты своих неполных двадцати трёх лет и думает, что весь мир у её ног. Хоть Ада и не ставила всех в один ряд — у каждого по-своему бывает, но и ей когда-то было столько же. Давно уже перестрадала, переболела и выздоровела.

Позволив Карине произнести:

–…Ну…

Ада ответила за неё:

— Например, для приезжей девушки без собственной квартиры.

— Как я?

— Да.

Карина закинула ногу на ногу, расправила плечи и собрала волосы на правую сторону.

— У меня много поклонников, и все с квартирами. Так что для меня преподаватель какой-то там математики — не вариант. И вообще я не собираюсь работать в библиотеке всю жизнь. У меня другие планы. Нужно было где-то перекантоваться, вот я и оказалась здесь… Расслабилась… Вот думаю, уже пора что-то делать, иначе застряну в этом гадюшнике надолго.

— Ну, на счёт твоего будущего можно не переживать. Ты — девушка целеустремлённая.

— Да, уж… — тут-то Карина и поникла: плечи опустились сами по себе, волосы стали мешать. Убрала их на другую сторону и поставила локти на стол, уперев в них подбородок. — Я вот на днях с однокурсницами встречалась. У всех дела куда лучше моих.

— Приврали, наверное.

— Может быть. Но всё равно не по себе. Год назад, перед окончанием универа, дала себе обещание, что очень скоро у меня будет хорошая работа и завидный жених. Уже март, а у меня ни того, ни другого. — Карина тяжело вздохнула, и продолжила: — Не знаю, как ты здесь столько лет работаешь? Из года в год одно и то же.

— Ну, почему одно и то же?

— А разве нет? Одна и та же весна, одинаковое лето, осень и зима… Всё по кругу. Вот ты год назад что делала?

— Прошлой весной я… Я.… — и Ада умолкла. Задумавшись, она опустила голову и ушла в себя целиком и полностью. Время шло, а ответа не было.

Не понимая, в чём причина молчания, и не собираясь это выяснять, Карина взяла сумку и пошла в подсобку. Не прошло и минуты, как она уже стояла в дверях.

— Ладно, пойду я. Конец рабочего дня, как-никак.

Карина ушла, а Ада продолжала сидеть и удивляться воспоминаниям, которых не было. Сплошная белая полоса на временном отрезке. Не припоминалось совершенно ничего: ни видео, ни фото в папке под названием «прошлогодняя весна». Ни одного мало-мальски значительного события, впрочем, незначительного тоже. Этому странному обстоятельству Ада посвятила всю дорогу домой, пытаясь реанимировать стёртую начисто память. Встревоженная, она поначалу не на шутку испугалась, но, в конце концов, решила, что амнезия — результат… усталости и… И больше ничего на ум не шло. Махнув рукой своему двойнику в зеркале, она оделась и вышла.

Вечерний город дышал прохладным воздухом, обвязывался длинными разноцветными шарфами и шумел, шумел… Не прекращая движения, машины и люди, перемешавшись, неслись навстречу друг другу, но проносились мимо, оставшись незамеченными. Беспорядочное, хаотичное настроение освещённых фонарями улиц засасывало против воли, и уже ничего не понимая и не стремясь понять, все, кто попадал в сети наступавшей по всем фронтам городской ночи, подчинялись её воле, теряя иногда не только ориентир, но и себя.

Ада редко гуляла по родному городу в столь позднее время суток, от чего теперь он предстал перед ней совершенно в ином ракурсе. Она с любопытством изучала перемены во внешнем облике знакомых улиц, проникаясь постепенно сумасбродством, царившем повсеместно. Ей захотелось узнать все тайны, спрятанные в тёмных углах. Но, несмотря на огромное желание изучить город вдоль и поперёк, раздувавшееся с каждой минутой до неимоверных размеров, Ада стояла на месте, понимая, что не может уйти прямо сейчас. Потом, через полтора часа, если не передумает, преград уже не будет. А пока…

— Здравствуйте, Ада!

Знакомый голос бесцеремонно прервал её наблюдения. Ада обернулась. Перед ней стоял Ружицкий и улыбался. Она тоже улыбнулась, но ничего не сказала.

— Вы давно здесь стоите? — спросил Виктор Евгеньевич, спрятав руки в карманах.

— Нет. Минут пять, не больше.

— Я вот никак добраться не мог, — стал оправдываться Ружицкий. — Пробки, знаете ли…

— Знаю.

— Вы не замёрзли?

— Нет.

Ада взглянула на стеклянные двери театра. Все уже внутри, рассаживаются по местам.

— Пойдём? А то не успеем к началу.

— Да, конечно.

Виктор Евгеньевич развернулся, поспешил к дверям, перескакивая ступеньки. Ада, зная, как поджимает время, всё же не торопилась. Оказавшись у цели, её спутник остановился. Не теряя напрасно времени, он расстегнул пальто, пока ждал, и дверь открыл заранее. В вестибюле им рассказали, куда идти и поторопили — уж пять минут девятого. Ада и Виктор Евгеньевич поднялись на четвёртый этаж, завернули налево, прошли через высокую арку и оказались в небольшом холле, увешанном картинами, возле которых толпились люди — значит, ещё не начали. Человек пятьдесят разместилось на узком пространстве, создавая неприятное ощущение тесноты. Шум от разговоров, в котором невозможно было разобрать ни слова, заполнил оставшееся свободное место. Казалось, двух опоздавших вот-вот вынесет за дверь если не толпа, то надоедливое ожидание, от которого становилось душно. Поёжившись, Ада протиснулась в угол, Ружицки, боясь потерять её из виду, пошёл за ней. Там они и стояли, пока не открылись противоположные двери в зал, немногим больше холла. Короткое приглашение и толпа ринулась вперёд, стремительно рассаживаясь на стульях, расставленных в два ряда вокруг импровизированной сцены. Ни подмостков, ни занавеси, лишь скудный инвентарь да незнакомые лица на противоположной стороне. Оказавшись в первом ряду, Ада принялась рассматривать пёструю публику, Ружицкий — Аду. Не долго, пока свет горел. Когда стало темно — суеты стало меньше. Потом вспыхнули прожекторы, освещая сцену, и без объявления начался спектакль.

Три представления, разные и по смыслу, и по жанру, и по актёрскому составу, сменяли друг друга, представляя на суд требовательных зрителей разные истории и такие же разные чувства. Короткие эпизоды, вырванные из ненастоящих жизней и сыгранные с театральной правдоподобностью, удивили Аду открытостью. Она не любила излишние сантименты, предпочитая хоть и витиеватую, но логику вычурным чувствам и декорациям, и, всё же, происходящее в шаге от неё умиляло. Закрыв глаза на мелкие погрешности, она с удовольствием погрузилась на полтора часа в трагикомичную, а иногда абсурдную до невозможности жизнь, то смеясь, то незаметно смахивая слезу со щеки, и признавалась себе, что всё-таки очень не хватает ей эмоциональных встрясок и впечатлений.

— Вам нравиться? — услышала Ада вопрос. Повернув голову, она поняла, что он адресован ей.

— Да, — коротко ответила Ада. Ей не хотелось отвлекаться, чтобы не пропустить момент или фразу, но Ружицкий заскучал, и это она успела прочесть в его глазах, от чего напряглась.

— Интересно, антракт будет?

— Должен быть.

— Скорей бы.

Перерыв дали после второй пьесы. Зрители с полными карманами эмоций покинули ненадолго зал. Виктор Евгеньевич проводил Аду до лестницы, где она остановилась, демонстрируя нежелание идти дальше. Сбитый с толку её молчанием, Ружицкий не придумал ничего лучше, как сердито заявить, что ожидал большего и от спектакля, и от помещения. Блуждая разочарованным взглядом вокруг себя, он замечал все недостатки старого здания, озвучивая обоснованные претензии вслух:

— Хоть бы сделали ремонт. Стены обшарпанные, потолок в пятнах… А двери! Посмотрите на двери! — воскликнул Ружицкий. — Неужели даже на банку краски нет денег? Я здесь был недавно — в большом зале на втором этаже. Там ещё более-менее прилично. Ремонт… косметический…, штукатурка нигде не отваливается… не то, что здесь, на четвёртом. Прежде, чем приглашать на постановки… экспериментальные, привели бы в порядок здание.

Ада, не собираясь принимать участие в наигранном возмущении, молчала, предоставляя своему спутнику возможность выговориться. Но, не получив одобрения, Виктор Евгеньевич последовал примеру Ады — умолк, с грустью подумав, что в таком вот молчании скорее всего пройдёт всё антрактное время, а то и весь вечер, но Ада неожиданно сказала, глядя в окно:

–…Вечерний город совершенно не похож на город при дневном свете. Вы не находите?

Ружицкий тоже посмотрел в окно, но ничего интересного за ним не увидел.

— Не знаю… Никогда не сравнивал… И в будущем не планирую. Мне совершенно не интересно.

— Это из-за искусственного света, — продолжила Ада, словно ничего, из того, что сказал Ружицкий, не услышала. — Он всему придаёт другой вид, зачастую обманчивый. Искажённая реальность…

Преподаватель компьютерной математики снова обратил свой взор на большое окно. И снова ничего, кроме темноты не увидел.

— Не понимаю, о чём вы…

— О тайнах ночной жизни.

— Каких ещё тайнах? — удивился он.

— Не знаю. Я никогда не жила ночной жизнью, и, скорее всего, не буду. Поэтому её секреты для меня так и останутся нераскрытыми.

— Не обманывайте себя, — посоветовал Виктор Евгеньевич снисходительным тоном. — Нет там, за окном, ничего такого, чего не видно при дневном свете. А тайны, о которых вы говорите, очень просты. Да и не тайны это вовсе. Всего лишь неоправданные риски и ложные представления. Самообман, да и только.

Согласна ли Ада с его словами, Виктор Евгеньевич не мог понять, пока она не сказала:

–…Наверное, так очень удобно, когда на все вопросы есть чёткие ответы… Когда можешь провести, не задумываясь, жирную линию между хорошим и плохим… Когда точно знаешь, где граница, и не возникает желания переступить её, заглянуть за кулисы… иллюзий, и увидеть все оттенки чёрного…

Поражённый мыслями девушки, которую он до сих пор считал прагматичной и разумной, преподаватель только и смог сказать:

— Зато никакого бардака в голове и путаницы в мыслях.

Одарив Виктора Евгеньевича внимательным взглядом, Ада не удержалась:

— У жизни столько граней, а у мира столько красок. Стоит ли себя так ограничивать?

— По-моему, это оправдание для пороков. — Губы Ружицкого расплылись в улыбке.

— Или стремление стать чуточку мудрее. Возможно, оно обманчиво, а возможно, и нет.

–…Обманчиво, без тени сомнения.

После завершения трёх пьес, после бурных аплодисментов, после очереди в гардеробную, Ада и Виктор Евгеньевич оказались, наконец, на улице. Поинтересовавшись, в какую Аде сторону, он так же спросил, далеко ли ближайшая остановка. Где-то на середине пути он предложил продлить вечер и зайти в кафе — поговорить, узнать друг друга лучше. Потом взглянул на часы и умолк. Тогда продолжила Ада:

— Мне завтра рано вставать. Уже десять, а ещё домой добраться нужно…

— Да, понимаю. Ну, ладно, тогда в следующий раз.

— Вы идите, Виктор Евгеньевич. Я почти пришла. Вон моя остановка, — показала рукой Ада.

— Ну, что вы! Я вас провожу…

— Тогда вам придётся делать круг, и совершенно напрасно.

–…Что ж… — замялся преподаватель. — …Тогда всего хорошего, Ада… Алексеевна.

— До свидания.

Попрощавшись, Ружицкий развернулся и пошёл в противоположную от Ады сторону. Шёл быстро, не оглядывался, и скрылся за первым поворотом. Проводив его взглядом до угла, Ада постояла на одном месте, давая себе возможность насладиться вечером. Нет, она не чувствовала разочарования, ведь ничего не ждала. Но сейчас, наедине с собой, вдыхая вместе с воздухом запахи ночного города, она, поддавшись искушению, представляла иную реальность. Как могло быть, если бы на его месте был тот, кто не предлагал бы ей размеренную, рассчитанную до мелочей жизнь со спокойным белесым счастьем,…или вместо неё была бы девушка без кучи сюрпризов за пазухой. Тогда бы этот вечер сложился совершенно иначе, заключила Ада. Но иного не дано…

Аду встретила пустая остановка. Приготовившись к ожиданию, она присела на скамейку и задумалась, не заметив, как рядом кто-то присел. И этот «кто-то» смотрел на неё, не сводя глаз, изучал, внимательно всматривался в каждую линию спрятанного полумраком лица. Когда Ада услышала своё имя, очнулась. Зажмурила глаза, мотнула головой, словно стряхивала оцепенение, и всё же никак не отреагировала, решив, что ей показалось. Но спустя мгновение, снова услышала:

— Ада!

Теперь она знала: не показалось. Ещё до того, как мозг стал анализировать, она повернула голову и уставилась на сидящего рядом. Это был мужчина. При тусклом свете фонаря много не рассмотришь, но распахнутое пальто и недельную щетину разглядеть смогла. А ещё взволнованные глаза. Впрочем, в них Ада прочла не просто удивление — шок, и от этого испугалась. Отодвинулась, на край скамьи, прижав сумку к себе.

— Ты всё-таки не видение… — промолвил незнакомец, пристально всматриваясь в сидящую рядом с ним девушку.

Ада резко встала и отошла. Ей вдруг захотелось позвать на помощь, чего она раньше никогда не делала. Подумав, решила всё же повременить. Ведь сейчас он поймёт, что ошибся, извинится и исчезнет в неизвестном направлении. Но случилось иначе.

— Скажи мне, почему? Почему? — повторил незнакомец, привстав со скамьи. — Почему ты так поступила со мной?

— Я вас не знаю.

— Что? — не поверил он. — Что ты такое говоришь?

— Да, меня зовут Ада, но это ничего не меняет. Вы мне совершенно незнакомы.

Он не поверил ни единому слову, о чём красноречиво свидетельствовали его глаза.

— Зачем ты так? За что ты меня наказываешь? Если я в чём-то виноват перед тобой — так скажи мне об этом. Мне кажется, я имею право знать.

Но Ада молчала, пребывая в полном замешательстве.

— Не рада меня видеть? — продолжил он, и сам ответил: — Вижу, что не рада… А я ведь тебя искал… Думал, с тобой случилось что-то, иначе объяснить твоё исчезновение не мог…

— Опять… — простонала Ада. — Вы что, сговорились? Подшутить надо мной решили? Но зачем? Какова цель? Что вам от меня нужно?

— Перестань… претворяться, что не знаешь меня. — Он возмущенно затряс головой и отвёл взгляд в поисках отдушины. — Твой поступок… циничен и жесток. Не думал, что ты способна на такое.

— Да я и сама не знала… — увидев приближающийся трамвай, Аде полегчало. — Что ж, мне пора. Надеюсь, больше не увидимся.

Только двери трамвая распахнулись, Ада буквально влетела в вагон, мысленно поблагодарив ангела-хранителя за спасение. Но оглянувшись, поняла, что поторопилась. Незнакомец тоже зашёл в трамвай, но не подошёл к ней. Присев напротив, он принялся за старое — смотрел, изучая. Заговорить не пытался, за что Ада была ему благодарна. И всё же, умышленно пропустив свою остановку, она вышла на той, где фонарей больше, и дороги не такие безлюдные. Как и предполагала, он вышел следом. Трамвай уехал, а они так и стояли на уязвимом расстоянии, как ей казалось.

— Долго ещё вы будете меня преследовать? — спросила Ада раздражённо.

— Давай поговорим, и я уйду.

— Не о чем говорить, — отрезала Ада. — Я прошу вас, оставьте меня в покое. Вы ошиблись — я не та, кто вам нужен.

Он всё понял, и от этого в глазах его застыла беспросветная грусть.

— Я не знаю, что произошло, и почему ты решила порвать наши отношения таким вот образом… Разлюбила, наверное… Теперь я знаю, что ты жива, что у тебя всё хорошо… Я очень рад, что у тебя всё хорошо…

Он хотел ещё что-то добавить, но передумал. Развернулся и побрёл в ночь. Ада ещё десять минут ждала: вдруг вернётся. Но нет, опасения оказались напрасными. Тогда и она развернулась и пошла домой.