Путешествие Героя нашего времени

Наталья Князева

Цель книги — поддержать современных врачей в их нелегком труде, укрепить их связь с призванием, помочь в преодолении профессиональных вызовов 21 века, напомнить им, что все необходимые ресурсы для полноценной и продуктивной жизни находятся в них самих.В книге собраны практические упражнения и современные обучающие техники для личностного и профессионального развития врачей, которые ежедневно помогают миллионам людей во всем мире справиться с болью, как физической, так и душевной.

Зов

Кто-то зовёт тебя: чувствуй, дыши —

Зов пропустить этот можно,

Сердцем открытым его удержи

В сильных руках осторожно.

Кто этот кто-то, не сразу поймёшь

В миг, когда многое страшно,

Но лишь навстречу ему ты пойдёшь,

Все остальное — неважно.

Он раньше жизни с тобой, ты услышь,

Помнит душа ваши встречи,

Лишь для тебя этот голос звучит

Здесь, на земле этой вечной…

Наталья Князева

Я хочу, чтобы это была живая книга с живыми лицами и историями, поэтому я буду описывать реальные события и реальных героев, ваших коллег и современников, лишь изменив по просьбе некоторых из них имена.

Алексей, организатор здравоохранения, хирург. Вот его история прихода в профессию:

«Когда мне было полтора года, у меня случился острый аппендицит, в этом возрасте поставить такой диагноз очень сложно… Получилось так, что помощь не была оказана вовремя, и в итоге моя мама оказалась со мной на руках, почти неживым, на пороге взрослой больницы, где заведующий отделением не размышляя отдал приказ:

«В операционную!» Они спасли мне жизнь. Это событие стало важным воспоминанием для моей семьи, я знал о нем с детства, знал об отношении к нему моей мамы. Мой выбор профессии был определен этим чудесным спасением. Я понимал, что я должен, я хочу, я буду спасать других людей. До поступления в медицинский институт мне довелось изменить своё решение, но мой жизненный путь позже все равно привел меня именно в медицинский вуз. Надо добавить, что в нашей семье медиков не было.»

Светлана, заведующая отделением в районной больнице, хирург: «Когда мне было 16 лет я чуть не погибла. Я выжила чудом. Я дала себя клятву: буду врачом, буду спасать людей.» Позже я расскажу ее историю — интервью и коуч-сессия с ней войдут в книгу.

Действительно, многие врачи вспоминают, что причиной выбора профессии для них стало какое-то яркое жизненное событие, увиденный фильм, прочитанная книга или пример в семье, когда призвание в прямом смысле слова передается по наследству.

Любое из этих явлений становится призывом, знаком того, что существующее положение вещей не может оставаться без изменений и что пора действовать. В такие моменты вы чувствуете в себе силы менять мир к лучшему и знаете, как вы будете это делать. В вашем случае при помощи медицинской науки. Это и есть отправная точка вашего путешествия героя, потому что именно в ней вы принимаете решение, которое останется с вами на всю жизнь. Призывом к действию может стать серьезное потрясение, травма, глубокое душевное переживание или, наоборот, большой успех, внезапная радость, чудесное исцеление, которое вдохновит на исполнение своего предназначения.

Когда я говорю о предназначении, я имею в виду не ваши жизненные цели, среди которых непременно есть желание иметь большой дом, ездить на дорогом автомобиле, одеваться в лучших магазинах, ужинать в мишленовских ресторанах и многое другое, я имею в виду вашу глубинную цель, которая формируется по велению духа и направлена на совершенствование мира и себя в нем. Когда вы находите такую цель, вы начинаете слышать зов, который ведет вас к ней, он вселяет в вас уверенность, укрепляет силу духа, дарит гармонию и внутреннее просветление.

Упражнение для распознавания призыва³

Предлагаю вам сделать простое упражнение для распознавания призыва.

Вспомните те события своей жизни, которые затронули вас до глубины души, пробудили в вас красоту и целостность жизни, как это было с Алексеем и Светланой, когда каждый из них пережил второе рождение. Осознайте ценность этих событий, позвольте себе вновь пережить их, наполниться чувством радости и благодарности за то, что они помогли вам распознать свой призыв.

Вопросы

Вспомните те моменты, когда вы теряете чувство времени, целиком и полностью погружаясь в деятельность, захватывающую вас.

Интервью

Все сессии и интервью с героями записаны в онлайн-режиме (прямые эфиры в Instagram⁴, конференции в Zoom и очные встречи) в период 2021—2022 гг. и публикуются с их согласия.

Я включаю эти истории в книгу, чтобы показать, какие сегодня есть запросы у ваших коллег, что их волнует, что является для них ценным и важным в профессии и в жизни.

Также я надеюсь, что, прочитав эти интервью и сессии, вы почувствуете спокойствие, уверенность, радость, захотите переосмыслить свой путь и запустить собственный процесс трансформации.

Интервью. Татьяна Обоскалова

Заведующая кафедрой акушерства и гинекологии Уральского государственного медицинского университета, доктор медицинских наук, профессор (Екатеринбург)

НК: Татьяна Анатольевна, добрый день! Спасибо вам большое, что согласились на интервью! Готовы начать?

ТО: Да.

НК: Начнем. Татьяна Анатольевна, вспомните, пожалуйста, когда впервые вам пришла мысль о том, что вы станете врачом?

ТО: Это не была мысль, наверное, а какие-то смутные мечты, ещё в детстве. Естественно, мы все играли в куклы. Детство мое пришлось на 50-е — начало 60-х годов 20 века, излишка игрушек у нас не было. У меня было две куклы: одну звали Маша, она была из опилок, то есть тело было сделано из опилок, а руки-ноги — наверное, из папье-маше. В нее очень хорошо было делать инъекции. Мама у меня была акушерка, и у нас дома были шприцы, но не те шприцы, как сейчас, одноразовые, а стеклянные шприцы с иголками. И вот я этой Маше делала инъекции, в нее очень хорошо входила жидкость, потом она стала вся в разводах от инъекций. Я испугалась и спрятала её, потому что она была вся напичкана жидкостью. Мама это обнаружила, высушила мою Машу, и я ещё довольно долго ею играла. А вторая кукла — это был большой пластмассовый пупс. Конечно, он выглядел не так, как сейчас выглядят куклы, но тем не менее это был пупс. На этом пупсе я делала операции. Как мне это пришло в голову, я не знаю. Телевизоров тогда не было. Может быть, мама мне рассказывала… Но я мазала живот этой кукле одеколоном и делала имитацию разреза скальпелем (скальпель тоже был дома). И у этой куклы весь живот был желтым, потому что я его этим одеколоном обесцветила. Мне было лет 5 тогда, и я играла во врача. Но потом я долгое время хотела быть учительницей. Мы с моей подругой играли в школу, она была учительницей математики (потом она ею и стала), а я была учительницей русского языка и литературы. Мы писали планы, проводили уроки. Это продолжалось до 8 класса. А в 9-м я почему-то решила, вот так раз — и решила, что я стану врачом. Наверное, сыграл роль пример мамы. Она была акушеркой, рассказывала о своей работе. Она приходила домой, от нее пахло больницей — все мое детство с этим прошло. И потом я стала уже представлять, что я стану поступать в медицинский институт, и более-менее к этому готовиться.

НК: Татьяна Анатольевна, а все-таки тот момент, вспомните, пожалуйста. Представьте мысленно себя той девочкой-восьмиклассницей, когда — я решила, и все. Что там еще было в этом моменте?

ТО: Сложно сказать… Я думаю, просто было осознание того, что надо готовиться к выбору профессии и к поступлению в вуз. Никакого особого события не было. Я думаю, это где-то внутри меня зрело, а потом такое решение я приняла.

НК: И такой момент настал — все, решение принято, твердое, без сомнений.

ТО: Да, никаких изменений больше не было. Другое дело, что у меня были сомнения, поступать ли мне в институт. Я же жила в провинции. Даже были мысли, о том, что вряд ли у меня это получится, но мама мне сказала, что надо попробовать. Я самостоятельно готовилась к поступлению в институт, брала в нашей школьной библиотеке какие-то книжки для факультатива, что мне, кстати, помогло..

НК: В тот момент, когда начались сомнения — а вдруг не поступлю — я правильно вас услышала, что мама поддержала?

ТО: Да.

НК: А вот внутри какие еще были мысли? Да, сомнения есть, но…

ТО: Я решила, что, если я не поступлю в этом году, то буду поступать в следующем. То есть я не изменяла желанию стать врачом, более того, я сразу знала, что буду поступать на акушера-гинеколога. Никакие другие специальности я не рассматривала.

НК: Потому что мама — акушер?

ТО: Да, да…

НК: А мама как к этому отнеслась? Что она говорила? Я поняла, что она поддержала в поступлении. А еще?

ТО: Она положительно отнеслась. Как я сейчас уже понимаю, у меня были мудрые родители, и они на меня не давили. Они меня как-то исподволь воспитывали, держали в определенных рамках, но меня никто не угнетал, никто на меня не давил. И мама принимала мое решение.

НК: Татьяна Анатольевна, вспомните тот момент, когда вы уже поступили, учились, когда пришло полное осознание, что вы врач. Не ребенок, играющий в куклы, не юная девушка, поступающая в вуз, и даже не первокурсница… Когда созрело и укрепилось это ощущение: «Я врач»?

ТО: Это ощущение пришло даже не в интернатуре, а когда я начала работать. Работать я начала в провинции и сразу оказалась в роли полноценного врача, который принимает решения и несет ответственность. То есть сразу же, буквально интернатуру закончила, приехала в свой городок и начала работать. Там нас было всего двое врачей акушеров-гинекологов. Более того, когда мы приехали, врач, которая работала до меня и с которой мы до сих пор дружим, сразу же ушла в отпуск. И я осталась одна. И у мужа, он тоже врач, старший коллега ушел в отпуск. И мы с ним вдвоем остались на весь поселок, для оказания неотложной помощи, хирургической, акушерской и гинекологической, поэтому моментально на второй день пришло осознание, что я врач.

НК: А как вам с этим ощущением было, Татьяна Анатольевна?

ТО: Я не задумывалась над этим. Я врач, я должна работать. Причем условия тогда были не такие, как сейчас, когда есть клинические рекомендации, интернет. Мы вообще-то были предоставлены сами себе. У нас кроме нескольких книг (!) ничего больше в руках не было. Интуиция? Но какая интуиция, если у тебя нет опыта? Интуиция — это все-таки опыт. Как-то так приходилось принимать решения. Приходилось искать ответы в своих студенческих лекциях и тех нескольких учебниках, что у нас были.

НК: Татьяна Анатольевна, как вы со своим мужем Владимиром Леонидовичем, он на своем фронте, вы — на своем, поддерживали друг друга? Как вы взаимодействовали?

ТО: Вы знаете, люди, которые работают в таких условиях в маленьком городке, а условия и сейчас точно такие же, несмотря на все новшества и интернет, потому что, если ты один или вас двое, все то же самое. Интернет в ряде случаев, может, и подскажет, но все равно последнее слово за тобой.

Мы взаимодействовали не только на профессиональном уровне, потому что у нас были общие пациенты, естественно, мы консультировали друг друга. Более того, первую операцию, кесарево сечение, которую пришлось делать в экстренном порядке буквально через 2 недели с начала моей работы, мы делали вместе. Причем львиная доля выполнения оперативного вмешательства выпала на него, потому что он был лучше подготовлен, чем я. А если говорить о семье, то, безусловно, у нас был маленький ребенок, и нам нужно было друг друга заменять. Более того, работа в таком маленьком медицинском учреждении предполагает дежурство на дому, то есть в больнице дежурный ночной врач только один, любой специальности, это может быть, терапевт, хирург, акушер-гинеколог. А специалиста вызывают по мере необходимости. И вот мне вспоминаются несколько ситуаций, когда муж дежурил в больнице, а я — дома. И несколько раз за дежурство привозили женщин, которым требовалась неотложная помощь. И вот всю ночь практически мы ходили друг за другом: он приходил домой, благо мы рядом с больницей жили, оставался с ребенком, а я шла в больницу, шла в 2—3 часа ночи, оказывала помощь, возвращалась домой. И это касалось не только нас: все, кто там работал, жили в таких условиях. Поэтому здесь без поддержки никак невозможно.

НК: Какие у вас отношения были тогда?

ТО: У нас были прекрасные отношения. Мы были молодыми, и рядом с нами были такие же друзья, такие же семьи, врачебные или полуврачебные, мы все общались. Я с удовольствием вспоминаю это время. Очень хорошее было время.

НК: Татьяна Анатольевна, скажите, в каком городе вы родились и в каком городе начался ваш врачебный путь?

ТО: Я родилась не в городе, а в рабочем поселке под названием Лобва Новолялинского района Свердловской области. И начала работать я именно там. И когда мы заканчивали институт, я неплохо училась, была старостой научного студенческого кружка и старостой потока субординаторов, меня прочили в ординатуру, но в ту пору ординатуру давали крайне редко сразу после института, и мне не досталось ординатуры. Поэтому нам ничего не оставалось, как поехать туда, где начался мой жизненный путь. Там нужны были акушер-гинеколог и хирург, и мы поехали в нашу Лобву. И в «Медицинской газете» (я даже сохранила эту вырезку, это была федеральная газета) была заметка: «Татьяна и Владимир Обоскаловы поехали в поселок лесорубов Лобва». Там на самом деле был лесопромышленный комбинат, а не поселок лесорубов (Смеется). Вот мы туда приехали, там была очень хорошая больница, с хорошим коллективом, для того времени это была действительно хорошая больница, в хорошем состоянии. Там я и начала свою трудовую деятельность.

НК: Спасибо, Татьяна Анатольевна. Если вспомнить ваш профессиональный путь, но уже не только в пределах Лобвы, а вообще, кто из ваших наставников и учителей особенное влияние на вас оказал? Какое это было влияние?

ТО: Я бы тогда, Наташа, еще хотела вернуться к тому периоду, когда я в Лобве работала и когда мы приняли решение уехать дальше на учебу. Наверное, это значимый момент, потому что мы отработали только три года, и я тогда решила поступать в ординатуру. Это тоже было так непросто, потому что нам пришлось бросить устроенный быт. Вот опять же к вопросу о взаимодействии в семье… Когда меня приняли в ординатуру, и мы переехали в Свердловск, у нас ничего не было, ни квартиры, ничего, мы снимали жилье, и вообще все было очень сложно… И мой муж тогда сказал: «Хорошо, ты будешь учиться, а я буду деньги зарабатывать.» И вообще эту житейскую сторону он и обеспечивал в пределах возможностей советского врача того времени. То есть, получается, сейчас ретроспективно я могу сказать, я не знаю, что меня вело, потому что наша жизнь в Лобве была вполне благоустроенной, у нас все было хорошо: была квартира, детский сад для ребенка, рядом родители, друзья — все прекрасно. И вот все это мы бросили ради меня. В ординатуре я училась на той же кафедре, что и раньше. Заведующим кафедрой был тогда Бенедиктов Иван Иванович. Со студенческих времен он играл главную роль в плане моего формирования. И когда я заканчивала ординатуру, он мне предложил поступить в аспирантуру. Видимо, он разглядел во мне какие-то задатки… Потому что Иван Иванович был человеком своего поколения, переживший войну и разные трудности, с которыми люди сталкивались в то время. На кафедре его слово было законом. И вот он мне предложил. Я, конечно, дома посоветовалась и решила принять это предложение. После ординатуры я поступила в заочную аспирантуру: работала врачом в 40-й больнице и писала диссертацию. Кроме Ивана Ивановича, еще была его помощница, доцент Скорнякова Маргарита Николаевна. Иван Иванович был небожителем, а к нам ближе была Маргарита Николаевна, все наши диссертационные работы правила она. Сейчас даже смешно вспоминать. Как сейчас мои диссертанты: набрали на компьютере главу, сдали мне, я в компьютере же поправила, они у себя поправили — все, выдали готовый результат. А в то время надо было напечатать на машинке (я научилась печатать на машинке), надо было отдать Маргарите Николаевне на правку, она правила своей рукой, снова мне отдавала, я опять печатала ну и так далее… Потом мы вырезали эти странички, переклеивали.. Именно эти люди повлияли на мое становление. Кроме того, у нас была ассистент Акопян Нина Анатольевна, она была большая умница, она была моложе всех сотрудников кафедры, большая умница и красавица. Она для меня была образцом того, как надо держаться, как одеваться, как говорить, как строить взаимоотношения со старшими и младшими коллегами. Вот эти люди в основном на профессиональное становление и повлияли.

НК: Татьяна Анатольевна, я очень хочу вам задать вопрос. Прошу вас этих людей представить, их образы у вас в воображении уже всплыли, я думаю. Такие замечательные, и даже можно сказать, близкие вам люди. Чувствуете ли вы сейчас с ними связь?

ТО: Да, без сомнения. Нина Анатольевна, слава богу, жива, она живет в другом городе, и через свою подругу Марину Геннадьевну Аскерову (доцента нашей кафедры) она мне передает приветы. Понимаете, ну кем я была? Ординатор, аспирантка, а она меня до сих пор помнит. Мне, конечно, это очень приятно, и я ей тоже передаю приветы. Что касается Маргариты Николаевны и Ивана Ивановича, то, если не каждый день, то 2—3 раза в неделю я их вспоминаю, и не просто в своем сознании: я их упоминаю в своих лекциях, привожу примеры студентам, ординаторам, рассказываю об их отношении к работе, пониманию клинических вопросов. Это все не устарело. Что удивительно, и я стараюсь это в своих лекциях подчеркнуть, что некоторые мысли, которые Иван Иванович высказывал в 70-х годах прошлого века, тогда воспринимались как некие странности… Например, он ратовал за то, чтобы направо-налево не оперировать женщин, не удалять им органы. Его тогда воспринимали как чудака. А сегодня это общепринятая практика, сегодня разрабатывают органосохраняющие технологии и новые виды операций. Он тогда еще говорил, что с антибиотиками надо быть осторожнее, нельзя их бездумно принимать. Сегодня это каждый человек знает. Я просто удивляюсь тому, как люди могли это предвидеть, понимать, еще тогда, на том уровне развития науки, не имея тех данных, которые имеем сегодня мы.

НК: Татьяна Анатольевна, получается, что эти люди практически ежедневно с вами, в вашей жизни присутствуют до сих пор.

ТО: Да… Мне никто не задавал такого вопроса, но я сейчас думаю, это на самом деле так…

НК: Это удивительно, потрясающе… А что вам дает их присутствие в вашей жизни?

ТО: Что дает? В научной деятельности — понятно что. Когда я писала свою первую диссертацию, Иван Иванович мне сказал, что все данные, которые я получу, нужно сгруппировать. И вот он сказал: «Сколько способов группировки вы придумаете? Как вы сгруппируете эти данные?» Я придумала 5 способов, пришла и сказала ему, какие. Он назвал 9 способов. И вот с этого я сейчас начинаю работу со своими аспирантами. Маргарита Николаевна совершенно изумительно владела русским языком, у нее мама была учительницей русского языка и литературы. И Маргарита Николаевна очень хорошо говорила и писала по-русски. Для научной работы умение излагать свои мысли очень важно, не меньше, чем для художественного произведения. В научной работе должна быть логика с правильной расстановкой акцентов, правильным языком. Даже рецензенты говорят: «Диссертация написана хорошим русским языком без грамматических ошибок». Маргарита Николаевна этим всем владела. И когда я вычитываю работы своих учеников, безусловно, на все это обращаю внимание. Или вот чисто женские вещи. Нина Анатольевна уехала от нас эффектной молодой дамой, а Маргарита Николаевна оставалась с нами до глубокой старости. И, надо сказать, что эту истинную интеллигентность, обаяние, умение одеваться, умение себя вести отмечали все мы, кто знал ее: до самой глубокой старости это был аккуратно причесанный человек, со вкусом одетый, с бусами, с брошкой, в туфельках. А это же тоже пример. И я даже замечаю, что несмотря на то, что жизнь внесла свои изменения: мы не такие уже сейчас, у нас другой стиль одежды, мы более раскованные, более свободные — это влияние помнится, чувствуется, хочется этому соответствовать, хотя я сама уже более чем зрелый человек.

НК: Спасибо, Татьяна Анатольевна, это очень интересно. Двигаемся дальше. Если взять ваш профессиональный путь в целом, были ли такие моменты, что какое-то непреодолимое препятствие возникало? Настолько непреодолимое, что появлялись мысли: «Да ну его…»

ТО: Ну я не могу сказать, что какие-то непреодолимые препятствия были, но я пришла к выводу, что вся моя жизнь делится на периоды примерно десятилетней продолжительности. Проходит десять лет, и у меня появляется внутреннее желание что-то изменить. Я не знаю, чем это объяснить. Вот, например, я стала врачом, потом меня позвали на должность заместителя главного врача по акушерству и гинекологии в больнице №40. Я согласилась, будучи совсем молодым человеком, не знаю, что меня подвигло на это. Сейчас ретроспективно могу сказать, что несмотря на молодость я справлялась с теми сложнейшими задачами, которые стояли передо мной. Мало того, что нужно было организовать лечебный процесс, на это время выпал большой ремонт роддома, гинекологических отделений и так далее. Я со всем этим справилась. Коллектив меня уважал, проблем не было, но мне это осточертело через 10 лет. Примерно через 10 лет, я подумала: «Нет, что-то я так уже не могу». И в этот момент в моей жизни появился другой человек, который имел поворотное значение в моей профессиональной жизни. Это была Галина Ивановна Колпащикова. Она была заместителем начальника Управления здравоохранения Екатеринбурга, и в это время пришлось менять главного акушера-гинеколога города, и она мне предложила эту должность. Я, правда, не сразу согласилась. Опять же, она мне предложила за 5 лет до того, но я тогда не согласилась и сказала, что буду продолжать работать в своей роли, а когда прошло еще 4 года, я уже была готова. Я уже не сомневалась и сразу дала согласие. Это была уже другая роль, роль организатора здравоохранения. Получается, что до того я была клиницистом и немножко организатором на своем уровне, а тут мне пришлось заниматься глобальными вопросами и, надо сказать, что много тогда было сделано. Буквально вчера я была в женской консультации 24-й больницы, до этого я там давно-давно не была, я такое удовольствие испытала, мне было так приятно, потому что люди, которые меня лет 5 уже не видели, были искренне рады мне. Они мне говорили: «Татьяна Анатольевна, как мы с вами хорошо работали!» Прям до слез… Кстати, докторскую диссертацию я защитила уже на основании того материала, который я получила в Управлении здравоохранения. Галина Ивановна требовала от нас научного анализа нашей деятельности. Например, у нас приветствовалось, чтобы после поездок на конференции, мы ей докладывали о результатах, публиковали тезисы. В конечном итоге она и поддержала меня при написании докторской диссертации. Это еще один этап в моей жизни, который был значим. И опять я работала-работала, вроде было все неплохо, но чувствую, что уже все, наступает предел. В этот момент опять раздается звонок от проректора нашего университета профессора Надежды Степановны Давыдовой, которая от имени ректора Сергея Ивановича Кутепова приглашает меня возглавить кафедру акушерства и гинекологии. И это опять совпало с моим внутренним состоянием, я согласилась и вот уже 15 лет я заведую кафедрой. А непреодолимых препятствий как-то и не было… Вроде все естественным путем шло, всегда появлялись люди, которые способствовали движению вперед. Без них, может, я бы и не делала этих движений.

НК: Татьяна Анатольевна, позвольте поделиться своими наблюдениями. Получается, что появляется это внутреннее ощущение, как вы говорите, раз — и надо ехать учиться, раз — и 40-я больница должна остаться позади, раз — и Управление здравоохранения должно остаться позади, и, действительно, так складываются обстоятельства, как будто весь мир, все пространство открывает вам эту дорогу. Насколько сильная связь вашего внутреннего зова, импульса и готовности мира принять вас в новой роли.

ТО: Да, так получается. Это удивительно, но так и есть. В нужном месте, в нужный час это происходит. Я вспоминаю, как Иван Иванович говорил, когда одна женщина хотела прийти работать на кафедру, он сказал: «На кафедру не просятся, на кафедру приглашают.» Так и я никогда никуда не просилась. Меня везде приглашали (смеется).

НК: На мой взгляд, это говорит о том, что тот путь, который вы прошли «до», достоин того, чтобы пригласить вас.

ТО: Наверное…

НК: Все-таки возвращаясь к метафоре сказок, попадались ли вам Бабы-Яги, Кощеи на пути?

ТО: Конечно. Я не буду называть их имен, безусловно, но это было уже здесь, в Свердловске, когда я стала заместителем главного врача и потом главным специалистом, потому что, когда ты руководитель, у тебя в коллективе что-то происходит, и, конечно, появляются люди, которые начинают тебя не только критиковать, но и уничижать, обижать. Такие были, и не так уж их и мало, и в ту пору были весьма значимыми персонами в нашем городе и в нашей службе, но я каким-то образом устояла и не поддавалась на инсинуации, на эти провокации. Прошли годы, десятилетия, и сейчас я с этими людьми в прекрасных отношениях. Видимо, я избрала правильную тактику, не вступая в конфронтацию, не устраивая скандалов, не подвергая себя внутренней деструкции.

НК: Вы сразу на мой следующий вопрос ответили, что вам помогло устоять: не вступали с ними в конфликты, не занимались самобичеванием, саморазрушением.. Может быть, что-то еще было?

ТО: Я просто, понимаете, была не одна. Когда я работала в 40-й больнице, эти неприятности я испытывала со стороны органов управления здравоохранения, но рядом был Иван Иванович (Бенедиктов — прим. автора), с которым мы не были как-то по-особому близки, но я всегда знала, что он такой человек: он может внутри коллектива кого-то наказать, поругать, может, неприятное что-то сказать, но на «внешнем рынке» он всегда стоял стеной за коллектив. И поэтому в этом смысле я была защищена. Ну и также потом, когда я работала в Управлении здравоохранения, рядом со мной была такая мощная сила, как Галина Ивановна Колпащикова. Если бы я была одна, не знаю, устояла бы я. Это один аспект. А второй аспект — это внутри меня… Вы знаете, есть такое выражение: «Делай что должно, и будь что будет» — я как-то внутри себя чувствовала правоту. И целый ряд позиций, который мы сделали в городе тогда — их никто не делал, до сих пор во многих городах ничего этого не сделано. А мы с коллективом врачей, которые были в городе, это создали. И я очень сожалею, что сейчас некоторые позиции утрачиваются, то есть нынешние руководители, нынешнее поколение, считают, что это неактуально, незначимо, хотя это неправильно.

НК: Татьяна Анатольевна, позвольте еще уточнить, правильно ли я вас услышала. Получается, эта внутренняя уверенность, внутренняя опора, что я права, я знаю, что я поступаю правильно — это связь с самим собой, со своей точкой опоры, плюс связь с коллегами, с наставниками и ощущение присутствия их силы.

ТО: Да, да. Но не только наставников, но и тех, кто был со мной рядом — моих коллег. Их поддержка, их глаза, когда я что-то говорю, какие-то разговоры между прочим, в неофициальной обстановке — ты чувствуешь, что все делаешь правильно, ведь люди реагируют адекватно на твои действия, на твои слова. Один человек, на мой взгляд, ничего не может сделать, он живет среди людей и должен взаимодействовать с ними.

НК: Татьяна Анатольевна, получается, если я вас правильно понимаю, то ваша сила как врача, как специалиста, как ученого в том, что вы на связи с медицинским сообществом, если так можно выразиться.

ТО: Конечно! Понимаете, даже если мы говорим о коллегах, это одно, но сегодня я работаю в другом качестве. Когда-то я хотела быть учительницей, так я и стала учительницей. Понимаете, что самое интересное? И хотела я быть учительницей русского языка и литературы, и этот навык мне пригождается сейчас, хотя я врач. И многие мои коллеги-преподаватели, мы счастливы тем, что у нас есть это молодое поколение. Они ведь заставляют быть в тонусе! Мне же стыдно, если я не могу выйти в Zoom, в Teams… И я горжусь, что я могу свободно любую презентацию сделать, нисколько не хуже, чем они. Я могу с ними разговаривать на одном языке, я вижу, как они откликаются на то, что я не слишком далека от них. Мне кажется, это правильно сейчас, в наше время. Если Иван Иванович был небожителем для нас, то я… Может быть, я слишком демократично себя веду, но мне кажется, наоборот, если я с ними разговариваю практически на равных, уважая их отношение к жизни, уважая их видение жизни, то это хорошо. Я вижу отклик от них, они на меня положительно реагируют. Вот, например, помните, у нас была серия лекций, где мы говорили о войне, и у меня была подборка про сотрудников университета, которые участвовали в Великой Отечественной войне, я вставила ее в одну из последних лекций. И хотя у нас лекция проходила онлайн, я чувствовала, как они были мне благодарны в конце лекции. Я думаю, что это правильно, что мы пытаемся до них что-то донести, в какой-то степени используя их терминологию, их образность, но при этом оставаясь на своем месте.

НК: Татьяна Анатольевна, снова хочу поделиться. Вы сказали, Иван Иванович был человеком своего времени, но в то же время он опережал его, заглядывая в будущее. Мне кажется, этот навык он передал вам, потому что вы сейчас тоже опережаете время, поддерживая связь со студентами, с учениками.

ТО: Я считаю, что сейчас это очень важно. Мы были воспитаны в Советском Союзе, в условиях четкой идеологии, в нашем сознании не было разброда и шатания. А сейчас все это присутствует: много наносного, много просто вредного. Мне кажется, что преподаватели, особенно старшее поколение, мы должны этот тоненький стержень внутри современной молодежи формировать. Иначе они не смогут жить в этом мире и не смогут выполнить ту миссию, которая им дана. В нашем деле, это охрана здоровья людей.

НК: Так же как до вас это сделали Иван Иванович, Маргарита Николаевна…

ТО: Конечно, конечно. Они же воспитывали нас своим примером.

НК: Татьяна Анатольевна, еще хочу вопрос задать. У меня, конечно, есть внутри ответ на него, но все-таки хочу спросить. А были ли такие моменты, когда вы вообще хотели уйти из профессии, из медицины?

ТО: Нет, такого не было никогда.

НК: То есть как бы не было трудно, как бы не было тяжело и какие бы не встречались Бабы-Яги и Кощеи…

ТО: Нет, нет. У меня этого вообще не было. Даже ситуация, в которой я была, до того как меня пригласили в университет: я была уже пенсионного возраста, а с пенсионерами по законодательству заключают договор на год. И я понимала, что мне могут не продлить договор на следующий год, и я продумывала варианты, куда я могу пойти, где я буду работать, но я не опускала руки. Так же, как и сейчас: скоро состоятся перевыборы на заведование кафедрой, и мне придется уходить с кафедры. Я уже сейчас думаю, что да, я уйду с кафедры, я не буду занимать место, пусть люди работают, те, которые должны прийти после меня. А я найду себе нишу, так что у меня проблем с этим пока нет.

НК: Татьяна Анатольевна, если взглянуть на весь ваш путь до настоящего времени: чем вы отличаетесь сейчас, Татьяна Анатольевна, заведующая кафедрой, профессор, доктор медицинских наук, от той девочки из Лобвы, поступающей в медицинский институт? Как этот путь изменил вас как личность?

ТО: Конечно, появилась уверенность. Тогда у меня был комплекс, наверное, комплекс любого жителя провинции. Я помню, что я сидела и раздумывала: «Где же мне тягаться со школьниками из Свердловска? Они учатся в таких школах, а я…”. Сейчас я не могу сказать, что я полностью избавилась от комплексов, они у меня присутствуют, особенно когда я общаюсь с коллегами из других городов, из других вузов — вот это, я считаю, проблема для меня. Все равно где-то во мне сидит эта провинциальность, чувство неполноценности. Но, с другой стороны, я же вижу, что все, что я делала в жизни, оказалось правильным. Даже создание моей клиники. Да, не получилось, чтобы она продолжала работать, но ведь я ее сделала сама с нуля, мне никто не помогал. Я смотрю на своих более успешных в этом смысле коллег: одним помогло промышленное предприятие, другие сделали медицинскую клинику из существующего муниципального учреждения или государственного. А я ведь сделала сама, просто сама. Поэтому уверенность в себе сегодня больше, вот этим я и отличаюсь. А то, что я все-таки критически к себе отношусь… С одной стороны, это недостаток, а с другой стороны, наверное, это правильно, это не дает зарваться, вовремя останавливает от каких-то неправильных шагов.

НК: В этом, на самом деле, тоже для вас есть смысл, это помогает вам следовать по избранному пути.

ТО: Да, конечно, очевидно, что сформировался некий баланс всех качеств, которые у меня есть. И еще, что тоже важно, я вижу, как меняются люди, когда достигают каких-то должностей, но, мне кажется, я в этом смысле не изменилась, и мне это позволяет эффективно управлять людьми и выполнять свою работу.

НК: Татьяна Анатольевна, я позволю себе здесь тоже прокомментировать, потому что я знаю вас уже много лет… Если первый Конкурс для будущих мам мы с вами сделали в 2006 году, это было 16 лет назад, но мы познакомились раньше… Наверное, мы знаем друг друга уже лет 18…. Я с вами согласна и хочу, чтобы эти строки вошли в книгу: вы действительно сохранили свою человечность, истинную человечность, не зависящую от того социального поста, который вы занимаете. И я считаю, что вас любят и ценят за многое, и за это в том числе. А может быть, за это, в первую очередь.

ТО: Ну, они меня не боятся, они не боятся ко мне подойти, задать вопросы. Они не считают, что какой-то вопрос глупый. Это касается и врачей, и студентов.. Я считаю, что это правильно. Если бы я была глупой или неинформированной, не имела должных знаний, никто бы ко мне не подошел, какой бы я демократичной ни была. А раз люди подходят, значит, они надеются услышать что-то полезное для себя, а я считаю своим долгом этим поделиться.

НК: Татьяна Анатольевна, что вы приобрели самого ценного за все время своего профессионального путешествия до настоящего момента? Какие дары вы берете с собой в свое будущее?

ТО: Даже не знаю… Наверное, уважение и любовь. Я бы так сказала. Истинное уважение и любовь людей, которую я ощущаю.

НК: Татьяна Анатольевна, меня это до слез трогает, потому что. вы знаете о моем отношении к вам… слезы наворачиваются… (утирает слезы)

ТО: Вы знаете, я сейчас думаю, наверное, это правильно такую исповедь когда-то представлять.. Я же обычно в жизни об этом не задумываюсь, а вы мне сейчас задаете вопросы, которые заставляют меня все это обдумывать и как-то формулировать.

НК: Да… Что бы вы хотели оставить своим потомкам, своим ученикам?

ТО: Что бы я хотела оставить… Вот я говорила, что я родом из Советского Союза, и нас там сформировали такими, какие мы есть, все наше поколение. И многие вещи очень правильные были: мы в большинстве своем альтруисты, мы за работу, за идею, за самоотдачу, и корысти в нашем поколении не так уж много. А в современном поколении — все-таки есть корысть и выгода. И я бы как раз хотела передать чуточку этого советского отношения к жизни и к работе. Альтруизма и самоотверженности. Врач в определенных ситуациях должен быть самоотверженным, то есть он про себя должен забывать во имя спасения жизни человека. Не в том плане, что он должен жертвовать своей жизнью, а в том, что он должен сосредоточиться и все, что его окружает, его мысли о семье, своих собственных проблемах — все это должно отойти на второй план, когда перед ним пациент, с которым он должен работать и помочь ему справиться с болезнью.

НК: Да, это очень ценно. Татьяна Анатольевна, если бы можно было отмотать ленту времени назад и что-то изменить, то что бы вы изменили в своем профессиональном пути?

ТО: Я даже и не знаю… Может быть, только сократила бы эти периоды жизни, свои профессиональные вехи, чтобы не десятилетия, а покороче… потому что, мне кажется, поздно я пришла в науку. Хотя без того опыта, который у меня был, я бы сейчас не была сама собой. Но все-таки с наукой я запоздала. Я считаю, что я хороший преподаватель (во мне это, видимо, было изначально), а вот что касается исследователя, научного работника, я считаю, что я не соответствую моему представлению о том, каким должен быть истинный ученый. Потому что поздновато у меня этот период начался.

НК: Что сейчас вы можете сделать для этого?

ТО: Ну что сейчас… Остается продолжать работать, дорабатывать диссертации, проводить новые исследования, публикации. На этом останавливаться нельзя, это можно делать сколь угодно долго, пока у тебя Альцгеймер не наступил, это все можно делать.

НК: Может быть, лет через десять или пятнадцать, когда я вам снова задам этот вопрос, вы ответите по-другому?

ТО: Через пятнадцать я уже вряд ли что-нибудь скажу (смеются), а лет через десять, может быть, еще что-нибудь и скажу…

НК: Я надеюсь, что скажете, Татьяна Анатольевна.

ТО: Вот понимаете, как жизнь интересно устроена: я работала врачом какое-то время, потом я работала организатором здравоохранения на уровне больницы, это тоже близко к клинике, потом я была организатором в Управлении здравоохранения, а теперь я стала преподавателем и ученым. Конечно, за эти годы, что я работаю на кафедре, у меня появились новые навыки, но я не совсем понимаю своих коллег, которые, заведуя кафедрами, вмешиваются в практическую деятельность. Они пытаются давать указания руководителям службы. Может быть, они себя не реализовали в этом смысле — они же не были начальниками, как я.. А я-то себя реализовала сполна, и я не хочу влезать в эту работу, я себе говорю: «У меня сейчас другая работа, мне надо обеспечивать учебный процесс и научные исследования, что требует других знаний, других навыков, огромного количества времени. И вот сейчас я этим должна заниматься. А здравоохранение — этим пусть занимаются другие.»

НК: Татьяна Анатольевна, у меня к вам последний вопрос. Что было самого ценного для вас в нашем сегодняшнем разговоре?

ТО: Наверное, то, что вы меня спросили про то, что было главного в конечном итоге в жизни и что я хотела бы передать своим последователям. Наверное, это. Вдруг я об этом подумала сегодня, я об этом не думала никогда, а вы меня заставили, коварная женщина. (Смеются) И вот понимаете, я это сформулировала. Недавно у нас в университете была актовая речь, её произносил Михаил Иосифович Прудков (заведующий кафедрой хирургических болезней ФПК и ПП УГМУ, доктор медицинских наук, профессор — прим. автора) Вы слышали об этом? Актовая речь — это вообще такое знаковое событие в жизни каждого профессора, человек ее читает один раз в жизни. Я помню, я была на актовой речи Ивана Ивановича Бенедиктова, еще будучи студенткой, потом Вячеслава Иосифовича Коновалова (заведующий кафедрой акушерства и гинекологии УГМА 1999—2011 гг. — прим. автора), я ему готовила эту речь. И вот по поводу пути героя, тоже очень интересная жизнь у Михаила Иосифовича. И я слушала его и думала: “ А мне будет дано право произнести эту актовую речь?» Но я надеюсь, что будет дано. И как раз в актовой речи должны будут прозвучать те позиции, которые мы сейчас с вами рассматривали. Потому что актовая речь произносится для большой аудитории преподавателей и студентов, прежде всего для студентов, и смысл актовой речи в том, чтобы показать молодежи, как формируется жизненный путь профессоров. И я думаю, там нужно не просто рассказать о своей жизни, а о том, с чего ты начал, и к чему ты пришел, что главное есть в твоей жизни, и что ты намерен передать потомкам. Вот это должно звучать на таких мероприятиях, чтобы молодежь это слышала. Чтобы это не воспринималось, как какой-то отчет, а чтобы это было осмыслением всей твоей жизни.

НК: Татьяна Анатольевна, все-таки еще один вопрос у меня есть. Но сейчас точно последний. Я так и называю свою книгу — для врачей. Я хочу, чтобы она могла их поддержать в какие-то трудные моменты, воодушевить, вернуть веру в себя в те моменты, когда бывает тяжело, в моменты слабости, которые случаются у любого человека. Что бы вы хотели читателям этой книги пожелать, передать, сказать? Это будут разные врачи, возможно, не только российские.

ТО: Во-первых, учиться, постоянно. Нигде так не требуется обновление знаний, как в медицине. Причем не только знаний, но и навыков, потому что все меняется, появляются новые технологии. И если ты работаешь руками, то ты постоянно должен быть в тонусе, постоянно учиться. Во-вторых, если ты чего-то достиг в жизни, то ни в коей мере не почивать на лаврах. Как только человек начинает думать, что он суперстар, тотчас же судьба бьет его по макушке. Глуп тот врач, который говорит: «Я супер, я профессионал!», потому что тут же ему Господь Бог, или я не знаю кто, напомнит о том, кто он такой, и где его место. Поэтому никогда нельзя зарываться. В-третьих, надо уважительно относиться к своим коллегам, и старым, и молодым. То есть когда ты со своим сверстником, ты его побаиваешься: он же может тебя и обойти — а со старым что, он же старый, а молодому — еще расти и расти до тебя. А на самом деле, нет. Во-первых, к старым надо прислушиваться, потому что они, может, и скромные люди, не профессора, но у них за плечами огромный опыт, и лучше бы присматриваться к тому, что они делают и говорят, как они поступают, спросить лишний раз. А молодые — молодые, но завтра они вырастут и, может быть, займут высокие посты. Надо эту ситуацию понимать. Вот, наверное, так.

НК: Спасибо, Татьяна Анатольевна, я благодарю вас от всей души. Это был прекрасный час вместе с вами. Спасибо вам большое!

ТО: Спасибо, Наташенька!

НК: И еще, Татьяна Анатольевна, хочу вас поблагодарить за то, что мне так повезло в жизни, что я иду рядом с вашим прекрасным, удивительным и выдающимся путем. Спасибо вам большое за доверие и за возможность идти рядом с вами!

ТО: Наташенька, вам тоже спасибо! Я вам желаю успеха и удачи, потому что это будет очень хорошее дело, если такая книга выйдет. Именно из тех соображений, чтобы показать тем, кто ее будет читать, как человек идет по этой жизни, как он становится тем, кто он есть, не имея, как в моем случае, родителей, которые тебя бы двигали, человек просто жил и прошел свой путь вроде как неплохо.

НК: Очень неплохо. Я горжусь, что дружу с вами. Ваш путь действительно заслуживает уважения, поверьте.

ТО: Да, я тоже считаю, что это на самом деле может быть примером для других, чтобы люди понимали, что не боги горшки обжигают. Пусть я не нажила большого богатства, не имею дворцов, машина у меня самая простая, но зато все остальное…

НК: Зато вас окружает любовь.

ТО: Да, да, это точно.

НК: Спасибо вам огромное еще раз!

Сессия. Наталья Манапова

директор по персоналу ООО «МЦСМ «Евромед» (Омск)

НК: Мое глубокое уважение к врачам и связь с ними привели меня к написанию книги. Я даже думаю, может, я им что-то в прошлой жизни задолжала, может быть, они мне жизнь спасли когда-то, потому что это действительно мои люди, я их очень люблю, для меня честь и радость с ними работать. Я знаю, что жизнь врачей складывается по-разному: кому-то легче, кому-то тяжелее — но в свете последних событий в мире (сессия проводилась 10 марта 2022 года — прим. автора) мы осознаем ценность и важность для человечества этой профессии. В моих глазах врачи — абсолютные герои. Наталья, ты, как и я, специалист, не имеющий медицинского образования, но много лет посвятивший медицине. Выпускникам своей программы «Медицинский тренер» я говорю: «Если вы работаете с врачами, День медицинского работника — и ваш праздник тоже, потому что в медицине трудится огромное количество специалистов с немедицинским образованием: и юристы, и бухгалтеры, и кадровики…»

НМ: Я тоже своим соискателям, не медикам, всегда говорю: «Вы должны либо быть из медицинской семьи, либо действительно полюбить медицину. По-другому работать невозможно.»

НК: Это правда, поэтому у меня и родилась такая мысль, что неплохо, если в книгу войдут истории не только врачей, но и тех людей, которые связаны с медициной. Я абсолютно искренне убеждена, Наташа, что в медицину люди просто так не приходят. Возможно, не каждый это осознает и видит эту связь, но она, на самом деле, очень многослойная и в ней много смыслов. Готова ли ты начать?

НМ: Да, готова. Какой у меня запрос? Наверное, как у большинства — найти в себе опору, которая поможет поддержать близких, родных, коллег в этот неопределенный и неспокойный период. Опору, которая позволит не уходить в неконструктивные обсуждения, самой не становиться подстрекателем этих обсуждений и не втягиваться в них. К сожалению, я обычный человек, и мне хочется тоже обсудить с коллегами все происходящее, и я втягиваюсь в разговоры. Наверное, во-первых, я хочу найти опору, а, во-вторых, определиться в своем поведении, понимать, как поступать в таких ситуациях.

НК: Хорошо, как ты поймешь, что ты обрела опору?

НМ: Не знаю… Как я пойму, что опора у меня есть? По большому счету, я думаю, что она у меня уже есть, просто нужно больше себе доверять. Я многое делаю для этого: я занимаюсь йогой, медитацией. В медитации я пытаюсь соединиться со своей душой и услышать, чего она хочет. Пока я не соединилась со своей душой, но, я думаю, что я близка к этому, думаю, что все-таки услышу ее и пойму, зачем она пришла в мое тело, чего она хочет и чего ждет от меня, каких действий. Я многое делаю для этого, но иногда бывает страшно.

НК: Я правильно тебя услышала, что ты чувствуешь опору, когда доверяешь себе?

НМ: Когда я на связи с собой, со своим телом, у меня есть опора, я себе доверяю. Как только я связь с собой теряю, тогда возникает неконструктивное поведение. Я даже стала для себя записывать, когда я вела себя неконструктивно, на что я среагировала, как можно в дальнейшем этого избежать, как можно себя вести, и как можно себя контролировать. Например, когда мы с коллегами что-то обсуждаем, я очень хочу отстаивать свою точку зрения с женской энергетикой, с мягкостью, но у меня не всегда получается, поэтому я записываю, когда я «ушла» в эмоции, в неконструктив, чтобы возвращать себя. Я считаю, что в такие моменты я просто теряю связь с собой, теряю опору.

НК: Наташа, исходя из этого, что бы для тебя было наилучшим результатом нашей встречи?

НМ: Наверное, попробовать погенерить еще какие-то шаги, как не терять связь с собой. Что еще можно сделать, чего я не делаю.

НК: Я правильно тебя услышала, что наилучшим результатом будет понимание шагов, которые ты можешь предпринимать, для того чтобы быть на связи с собой?

НМ: Да.

НК: Наташа, в генеративном коучинге есть такое понятие, как СOACH — и CRUSH-состояние. COACH значит, что ты на связи с собой, ты центрирован, открыт, осознан, и ты умеешь удерживать это состояние независимо от того, что происходит вовне. CRUSH-состояние — когда ты отделен, испытываешь ненависть, не можешь поддерживать свои связи. Сейчас можно про многих людей сказать, что они находятся в состоянии CRUSH. Когда очень много ненависти и много отделенности. В первую очередь с собой, затем — с людьми, с государством, с системами. Сейчас такая ситуация происходит, что люди «вылетают» из систем и «влетают» в системы, себе не принадлежат. Что касается соединенности с центром, у многих авторов есть похожие понятия. Например, уважаемый мною Берт Хеллингер говорит о соединении с истинным «я». Когда ты соединен со своим центром, ты умеешь абстрагироваться, отстраняться от чужих динамик и чужих сценариев, в которые ты «влетаешь» на автомате, и они в тебя «влетают», то есть ты соединен и устойчив. Поэтому в генеративном коучинге первый шаг — это выход в состояние COACH. Когда ты соединен с истинным «я», ты понимаешь, что ты выбираешь. Предлагаю тебе свою версию соединения с центром. Займи удобное положение, ноги на полу, спина прямая. Почувствуй, что твои ноги твердо стоят на поверхности пола, пол для нас ассоциируется с землей. А когда наши ноги твердо стоят на поверхности земли, мы чувствуем связь с ней. Роберт Дилтс на своих тренингах говорит, что можно представить еще и третью точку опоры для связи с землей, он даже показывает эту позу — ноги чуть согнуты в коленях, как будто сзади есть хвост, как у динозавра, и он тоже стоит на земле. Почувствуй, как сила и энергия земли, матушки-земли, прикасается к твоим стопам, заходит в твое тело, соединяется с ним. Позволь ей это сделать. Можно закрыть глаза, если это комфортно. Почувствуй, как сила земли заходит через твои стопы, и ты соединяешься с этой силой. И она наполняет все твое тело устойчивостью, монументальностью. Ты — любимая дочь земли! Матушка-земля дает тебе свое тепло и силу. Представь, как эта сила проходит по твоему позвоночнику, скрепляя и выпрямляя его, и где-то наверху в области макушки, выскакивает фонтанчиком. Представь, что этот фонтанчик превращается в шарик, в этот шарик ты кладешь часть своего сознания и поднимаешься вместе с ним вверх, над небом, над космосом, поднимаешься еще выше. Всем звукам, всем мыслям, всему, что происходит вовне мы говорим: «Добро пожаловать!» В полном принятии — никакого раздражения. Представь, что шарик твоего сознания поднимается высоко-высоко, проходя все планы бытия, и ты поднимаешься еще выше — и попадаешь в поле безусловной любви, некой большей силы, Высшего разума. Почувствуй свою соединенность с ним. Почувствуй, что ты любимое дитя Вселенной. Почувствуй свою связь с этой большей силой, с большим разумом, растворись в этом пространстве. Оболочка шарика растворяется, и ты себя ощущаешь единым целым со всем сущим. И теперь, как будешь готова, сохраняя ощущение соединенности с высшей силой, забирайся снова в шарик и снова спускайся в нем вниз, снова проходя все планы бытия, космос, небо, возвращаясь к своему телу. Представь, как шарик раскрывается над твоей макушкой и тебя омывает этот волшебный душ из безусловной любви, наполняя каждую клеточку твоего тела. Проходит сквозь стопы в землю и соединяется с силой земли. И сейчас почувствуй, как сила земли и сила света соединяются в тебе. Эту интеграцию представь в точке, которая находится в районе пупка: вообрази, что у тебя на спине есть отражение пупка, и внутри твоего тела, между воображаемой точкой на спине и пупком, в середине находится тот самый центр, чистый от всех сценариев, от всех динамик, от всех не твоих стратегий, центр, в котором находится твое истинное «я». Представь, как в этой точке сходятся и интегрируются три прекрасных силы: Сила Земли, Сила Света и твоя собственная сила, сила твоей идентичности, твоей уникальности. Почувствуй, как эти силы интегрируются между собой, перекликаются, как прекрасно наблюдать этот процесс, соединенность и целостность. И теперь, Наташа, я хочу предложить тебе обратиться к практике, разработанной Робертом Дилтсом и Стивеном Гиллигеном и вошедшей в их программу обучения «Генеративный коучинг». Это несколько фраз, обращенных к твоему центру и создающих связь с ним. Я прошу тебя произнести эти слова от всей души, от всего сердца, с самым глубинным и сильным намерением. Первая фраза, с которой мы обращаемся к своему центру, звучит так: «Я слышу себя».

НМ: Я слышу себя.

НК: Не торопись, почувствуй эти слова, почувствуй, как это пространство внутри отзывается на твои слова. Давай еще разочек повторим от всей души, от всего сердца. Я слышу себя.

НМ: Я слышу себя.

НК: И всем мыслям, всем звукам, всему происходящему — добро пожаловать! Дышим. Следующая фраза: «Я вижу себя.»

НМ: Я вижу себя.

НК: И третья фраза: «Я чувствую себя.»

НМ: Я чувствую себя.

НК: Наташа, чуть-чуть замедлись. Давай еще разочек повторим.

НМ: Я чувствую себя.

НК: Со всей силой намерения, от всей души, от всего сердца. Следующая фраза: «Я принимаю себя.»

НМ: Я принимаю себя.

НК: И последняя фраза, которой мы завершаем обращение к своему центру: «Я поддерживаю себя.»

НМ: Я поддерживаю себя.

НК: Давай сделаем глубокий-глубокий вдох, и медленный выдох. И еще раз — глубокий вдох, и медленный-медленный выдох.

Мы сейчас с тобой прошли усредненным путем, не самым длинным, но и не самым коротким. Я своих медицинских тренеров учу: когда вы волнуетесь или когда вы чувствуете, что эмоциональный мозг берет власть над вами, кладите руку на живот и говорите: «Я вижу себя. Я слышу себя. Я чувствую себя.» Но эта устойчивость появляется тогда, когда ты соединен и с землей, с ее силой, и с тем, что есть где-то там наверху, с высшей силой.

НМ: А почему центр находится в области пупка? Мне себя проще искать в сердечной чакре — анахате.

НК: На самом деле, это индивидуально, и по мнению разных исследователей, центр может находиться в разных точках. Но большинство версий склоняются именно к животу, что жизнь находится именно там. Берт Хеллингер обозначает именно это место, Роберт Дилтс высказывается более обтекаемо: «Возможно, это где-то в районе пупка.»

НМ: Пока мне проще соединяться с душой в области сердца. Я чувствую, что у меня повышаются вибрации и уровень энергии, когда я соединяюсь в сердечной чакре, поэтому мне было достаточно тяжело в районе пупка-живота обрести связь с центром. Надо потренироваться.

НК: Я тебя очень хорошо понимаю. До того момента как я начала изучать системные расстановки, у меня тоже было ощущение, что душа находится в районе сердца, это стереотипное мнение. Очень редко кто-то считает иначе. Лишь однажды кто-то сказал, что у него в районе головы ощущается душа. А за годы практики я уже привыкла ощущать центр в районе пупка. Делай, пожалуйста, как тебе удобно, главное, чтобы с этой точкой была связь. И когда ты поддерживаешь связь с центром в этой точке, ты устойчива ко всему внешнему, что бы не происходило. И ты выбираешь стратегии, которые принадлежат тебе, а не твоим предкам, или коллегам, друзьям.

НМ: Я, кстати, слышала такую фразу, что мы принимаем решения животом, когда в животе что-то екнуло, кольнуло. Видимо, это, действительно, некий центр…

НК: Да, но давай пойдем дальше по сессии. Ты сейчас сидишь на стуле?

НМ: На диване.

НК: А можно тебя попросить либо на стул сесть, либо встать. Как тебе удобнее. Нам нужно будет немного передвигаться.

НМ: Сейчас пересяду на стул.

НК: Я напомню, что мы соединены с центром, есть эта связь, слышу-вижу-чувствую себя. Мы будем использовать метафорическое мышление, ты можешь по ходу закрывать глаза, когда тебе это будет удобно.

В начале разговора ты сказала, что иногда ощущаешь страх, как многие сейчас. Что-то ты еще говорила… бывает, что хочешь что-то обсудить, но не всегда получается по-женски.

НМ: Да, на работе у кого-то родственники за границей, начинают обсуждать, что происходит, что говорят, что нового произошло. Мне хотелось бы отстаивать свою точку зрения в таких разговорах по-женски, с мягкостью, со спокойствием. А я иногда чувствую, что у меня повышается голос, потом, как снежный ком, все это растет, начинаются споры, я трачу на это много энергии, мне все это не нравится. Хочется научиться по-другому отстаивать свою точку зрения. У меня иногда это получается, когда я высказываюсь с позиции наблюдателя, нейтральный взгляд со стороны. Тогда мне удается абсолютно спокойно выражать свои мысли. Но не всегда это получается. Когда я вхожу в состояние гармонии с собой, у меня это отлично получается, как только я забываю — это обычно бывает на работе, когда много дел вокруг — теряю связь с собой.

НК: Когда ты тратишь много энергии, начинаешь говорить громко, что ты чувствуешь в этот момент?

НМ: Энергию я потом теряю, в момент спора я не чувствую потери энергии. Когда спор окончен — неважно в мою пользу или нет, я приняла позицию оппонента, или мы нашли компромисс — я чувствую, как много энергии я потеряла. А в детстве у меня было вплоть до того, что я могла лечь спать после спора, настолько уставала.

НК: Наташа, скажи, пожалуйста, когда колоссально много теряешь энергии, что ты чувствуешь?

НМ: Опустошенность, болит голова, мне плохо. Сейчас, конечно, я фиксирую, почему это произошло, я опять «выпала» из баланса, была не в ресурсе, потеряла связь с собой.

НК: Наташа, нам с тобой сейчас очень важно включить «чувствование», даже можно логику вместе с мозгом куда-нибудь «на полочку» отложить. Важно включить «чувствование», понять соматическую модель, как это в теле проявляется. Расскажи, пожалуйста, про это опустошение, что даже спать хочется. Где ты это чувствуешь по отношению к своему телу? Слева, справа, спереди, сзади.

НМ: Сейчас я не могу точно определить, как это происходит, но скорее в верхней части тела, возникает пустота, в том числе в области сердца. И начинает болеть голова. Напряжение в голове и слабость в теле. Я бы это так назвала.

НК: Я правильно тебя слышу, что это пространство левее тела.

НМ: Я думаю все-таки, что сердце у меня посередине (Смеется). Не могу определить, левее или правее. Но если будет такая ситуация, я обязательно попробую почувствовать. Сейчас я вспоминаю это состояние….

НК: Нет-нет, сейчас не включай левое полушарие. Будь в моменте, не вспоминай, что было когда-то. Попробуй глаза закрыть.

НМ: Но я же должна вспомнить ситуацию, сейчас же у меня нет этой ситуации, я чувствую себя спокойно, хорошо.

НК: А я тебя прошу представить то место, в котором у тебя бывает такое состояние, когда ты говорила на повышенных тонах, теряла энергию и потом чувствовала опустошение. Представь в своем воображении это место, место, в котором ты чувствуешь опустошение, где начинает голова болеть, появляется слабость в теле. Как оно выглядит, опиши его. Возможно, у него есть какой-то образ, метафора.

НМ: Мне сейчас приходит образ груши: большая часть груши — это голова, маленькая часть — все тело до ног.

НК: Ты себя ощущаешь, как груша?

НМ: Это просто тот образ, который пришел ко мне, когда ты говорила. У меня начинает болеть голова, я чувствую сонливость, все сосредоточивается в моей голове.

НК: А в каком месте находится эта груша? Что ее окружает?

НМ: Я почему-то представляю ее за рабочим столом, на работе. В последнее время все спорные ситуации возникали на работе, поэтому мое сознание меня туда относит.

НК: То есть состояние, когда ты себя ощущала, как груша, возникало на работе?

НМ: Да, скорее на работе. Тут еще подключаются угрызения совести, что надавила на коллег.

НК: Я тебя сейчас попрошу чуть-чуть назад сдвинуться на своем стуле и выйти из этого места. Можешь правее или левее сдвинуться. Почувствуй, куда тебя поведет твое тело. Отодвинулась?

НМ: Да.

НК: Представь, что ты вышла из этой груши, со своего рабочего места. Стряхни ее с себя. Груша осталась в стороне. Теперь представь, пожалуйста, то место, где ты с женской энергией, мягкая, соединена с собой, со своей душой, разговариваешь мягче, как бы ты хотела. Что там есть еще, посмотри вокруг. Что это за место? Можешь его описать?

НМ: Мне пришел образ водопада, под которым я стою нагишом. Такое чувство, что я часть этого водопада.

НК: Сейчас тело хочет встать под водопад? Как ты чувствуешь?

НМ: Да, я, собственно, там стою. Чуть-чуть прохладно, но в целом хорошо.

НК: Как ты можешь себя описать, когда стоишь под водопадом, наполненная женской энергией? Как ты себя ощущаешь?

НМ: Помимо легкости и мягкости я ощущаю энергию игривости, кокетства. Несколько раз в ходе коуч-сессий мне приходило решение, что нужно уметь уходить в юмор, иногда это может разрядить обстановку.

НК: Я хочу тебя попросить закрыть глаза и представить, что ты стоишь под водопадом, такая женственная и прекрасная, тебе немного прохладно, но очень приятно, легкая, мягкая, в то же время в тебе есть игривость, юмор, ты улыбаешься. Тебя омывают чистые воды, льющиеся откуда-то сверху. Посмотри, пожалуйста, на это все: на водопад, на себя, на свое состояние. Посмотри внимательно: какой символ есть у этого места? Что могло бы стать метафорой этого места и твоего состояния там? Что могло бы стать символом?

НМ: Сначала я увидела летящую птицу, потом ровный, очень гладкий камень. Очень приятный на ощупь. Этот камень мог бы стать символом, частью того водопада, того места, где есть энергия, где я соединяюсь с ним. Мне даже кажется, что этот камень прямо сейчас у меня в ладошке, я ощущаю его.

НК: Представь, что он действительно в твоей ладошке, и чуть-чуть подвинься вперед, выйди из-под водопада. И теперь с этим камнем, символом водопада, символом этой энергии, легкости, игривости, юмора, мягкости, чистоты, зайди, пожалуйста, в своем воображении на свое рабочее место, за свой рабочий стол, где ты ощущаешь опустошение после какого-то горячего разговора, когда ты повышала голос. Посмотри, пожалуйста, что происходит вокруг, когда ты там с камнем. Посмотри, что там меняется, когда у тебя с собой символ легкости, игривости, энергии, чистоты.

НМ: Очень спокойно, наполненно. До этого я ощущала боль под лопаткой, она прошла теперь.

НК: А что вокруг тебя? Посмотри на свое рабочее место. Что там изменилось? Когда ты спокойна, когда не болит под лопаткой.

НМ: На рабочем месте есть частичка этого водопада, символ чистоты. Когда это есть, то там другая энергия. И люди, которые приходят, попадают в это энергетическое поле, им тоже становится спокойно, как и мне.

НК: А какой символ появляется у этого спокойствия, Наташа? Там, на твоем рабочем месте, где есть символ водопада и какая-то частичка этого водопада. Какой новый символ появляется уже у этого пространства? Когда тебе спокойно, такая энергия у этого пространства, что все люди, которые в него попадают, тоже обретают спокойствие.

НМ: Мне кажется, мне как раз на рабочем месте не хватает такого символа, чего-то, что бы символизировало этот водопад.

НК: Да-да-да, а что в твоем воображении является этим символом? Не в жизни, а в воображении. Когда ты зашла на свое рабочее место с легкостью, игривостью, наполненная энергией, с юмором, и появилось спокойствие, и энергия поменялась, и все люди, которые приходят, тоже становятся спокойными. Какой символ появляется на твоем рабочем столе? Он там точно есть.

НМ: Этот символ у меня там всегда был. У меня на столе лежит вырезанное сердечко, мне ребенок его сделал. К этому сердечку у меня еще одно сердечко добавилось: к коллеге пришла дочь, она не видела, что у меня есть сердечко и, пока она маму ждала, она сделала для меня сердечко. Теперь у меня на столе в уголочке лежат два сердечка, которые мне дети подарили. Это такая детская энергетика, и эти сердечки для меня символ чистоты, легкости, нежности, открытости — того, что есть у детей, а мы, взрослые, теряем с годами. В том числе, наверное, и связь со своим сердцем теряем. То есть этот символ у меня всегда был.

НК: Супер. Теперь я попрошу тебя немного сдвинуться на стуле и посмотреть внутренним взором, лучше с закрытыми глазами, на свое поле. У тебя есть поле твоего рабочего места, и там есть символ — два детских сердечка, в них такая искренность, то, что еще не потеряно детьми. И есть водопад, где ты стоишь, где есть твоя игривость и легкость, энергия. Есть еще много-много других мест в этом пространстве, и ты смотришь на это с позиции наблюдателя, со стороны. Какой символ рождается между водопадом и сердечками? Что-то новое появляется в пространстве между ними.

НМ: Это летящая птица с расправленными крыльями.

НК: Где она летит? Какая она? Опиши ее.

НМ: Птица очень похожа на сокола.

НК: А цвет какой?

НМ: Я хотела бы, чтобы был белый, но все-таки я вижу ее природного, песочно-коричневого цвета.

НК: И она летает где-то над водопадом. А еще какая это птица?

НМ: Она парит, как сокол. Расправив крылья, зависает в воздухе, долго-долго. (Широко раскидывает руки, имитируя крылья) Удивительно. Там действительно спокойствие.

НК: Что с твоими руками происходит, покажи еще. Как крылья?

НМ: Да. (Снова машет руками, как крыльями, широко раскинув их в стороны)

НК: Как птица паришь. Как тебе это?

НМ: Ощущение полета, невесомости, легкости.

НК: Да. Мы сейчас с тобой создали соматическую модель. Ты показала, я за тобой повторяю. Сделай еще раз.

НМ: (Машет руками, как крыльями, широко раскинув их в стороны)

НК: Что еще приходит? Какое состояние?

НМ: Я вспомнила состояние, оно из детства ко мне пришло. В детстве я очень боялась этого состояния, потому что иногда ночью я просыпалась от того, что я летала во сне. Я просыпалась, потому что у меня замирало сердце, засыпая, я всегда боялась этого полета. А сейчас я ощущаю легкость и вспоминаю эти полеты во сне.

НК: А сколько тебе тогда было лет?

НМ: Ощущение, что я летаю, прямо вылетаю из тела, у меня было лет до десяти, мне кажется. Потом я постепенно потеряла это ощущение, я перестала летать. А раньше засыпаешь, сразу же появляется ощущение, что меня нет в теле, я где-то летаю. Я просыпалась от головокружения.

НК: Помнишь, как эта девочка выглядела? Наташа до десяти лет. Представь ее, пожалуйста.

НМ: Мне сейчас образ не десятилетней приходит..

НК: А какой?

НМ: Это скорее три, может быть, пять лет. Я такая маленькая, со стрижкой каре, в платьишке, в колготочках. Русые волосы, голубые глаза, темные брови, курносый нос. Бабушки меня обожали. Обе мои бабушки меня очень любили, и потом меня бабушка воспитывала.

НК: Наташа, я тебя попрошу сейчас снова закрыть глаза. Девочка эта не зря к нам пришла. Посмотри на нее глазами женщины, красивой, мудрой, взрослой, у которой есть своя семья, которая работает в медицине, помогает медработникам. Посмотри на эту маленькую Наташу.

НМ: Так захотелось ее обнять.

НК: Обними ее, пожалуйста. Дай ей место в своем присутствии. Дай ей место в своем сердце. Эта девочка — часть тебя. Позволь ей быть твоей полноценной частью. Добро пожаловать! Наблюдай, как она занимает свое место в твоем присутствии. Почувствуй эту интеграцию. Наташа, я хочу тебя попросить, чтобы ты с высоты своего опыта взрослой, мудрой, красивой женщины разрешила ей летать. Позволь себе летать. Без необходимости бояться. Позволь почувствовать, как это здорово раскрывать руки, словно сокол, и лететь над водопадами, видя все пространство вокруг, все прекрасные земли на планете, водопады, дали. Разреши себе и этой девочке в себе. Сделай глубокий-глубокий вдох и медленный-медленный выдох. И еще раз: глубокий-глубокий вдох и медленный-медленный выдох. Наташа, почувствуй, когда ты разрешаешь себе летать, какая ты?

НМ: В этот момент я истинная… Я не знаю, почему та девочка летала, я летала, но, наверное, в этом был какой-то смысл.

НК: Как тебе, когда ты разрешаешь себе летать? Когда ты, как сокол?

НМ: Мне спокойно. Глубокое внутреннее спокойствие независимо от внешних обстоятельств.

НК: А как ты можешь это спокойствие в себе поддерживать в такие моменты, когда хочется голос повысить, когда голова начинает болеть?

НМ: Я буду вспоминать, что у меня в руках есть камень с водопада, который связывает меня с собой. Когда у меня в руках этот камень, то я могу летать.

НК: Может быть, есть идеи, как этот камень можно проявить в этом мире?

НМ: Почему именно камень? В нем, видимо, несмотря на спокойствие есть какая-то твердость. С одной стороны, он твердый, с другой стороны, он очень гладкий, с третьей стороны, он с водопада и является неким символом водопада. Вода — это женская энергия.

НК: Наташа, я хочу тебя попросить закрыть глаза и предлагаю тебе интеграцию нескольких стихий и состояний. С одной стороны, это камень — стихия земли и стихия воды, с другой стороны, это птица, летящая в воздухе — стихия воздуха и энергия, которая там есть, стихия огня. И сила земли в камне, и сила света в птице — почувствуй, как все эти энергии, все эти стихии интегрируются в твоем присутствии, в твоем холоне, в твоем теле, в твоей душе. И все, что сейчас пришло, есть в тебе, иначе мы бы этого не увидели сейчас. И воздух, и вода, и земля, и огонь. Почувствуй, как все эти стихии интегрируются в единое целое, составляя твою идентичность и уникальность. И ты можешь летать, как птица. Ты можешь быть абсолютно устойчива, тверда, как камень. Ты можешь быть игривой и легкой, наполненной энергией. Ты можешь быть гибкой и плавной, как вода. Это все про тебя. Это и есть ты, та девочка, что умеет летать. Добро пожаловать!

НК: Как ты сейчас, скажи мне.

НМ: Наташа, спасибо большое! У меня сейчас такое расширение произошло, я его физически почувствовала, у меня как будто бы легкие раздвинулись. Внутренняя наполненность. Видимо, вместе с этой девочкой часть меня вернулась.

НК: Как ты можешь в себе поддерживать это чувство полета? Как я наблюдаю это со стороны, у тебя, как баланс, с одной стороны, камень, чтобы на земле оставаться, а с другой стороны, полет — это создает равновесие. Как ты можешь это равновесие поддерживать? Чтобы не забывать, как прекрасен полет, и позволять его себе. И в то же время, фундаментальность, тотальное спокойствие. Уметь летать и уметь заземляться. Есть идеи, как ты можешь это в жизни реализовать?

НМ: Здесь вопрос, чего мне больше не хватает: заземления или полета. Может быть, как раз полета мне не хватает.

НК: В твоем подсознании это все сбалансировано. Ты это делаешь интуитивно, а на уровне логики и мыслей камень превращается в грушу, а полет — под запретом. Мы с тобой это интегрировали и разрешили.

НМ: Да, я девочке разрешила летать. Пусть летает. Может быть, я тоже вместе с ней научусь летать.

НК: Девочка и есть ты, она часть тебя.

НМ: Девочка живет во мне. Но девочка же умела летать, взрослая не умеет. Разучилась.

НК: Ты прекрасно знаешь, девочка и пришла сегодня к нам, потому что хотела быть проявленной. Помнишь у Милтона Эриксона? «О, что-то сейчас хочет быть проявленным! Чему-то надо дать место! Добро пожаловать!»

НМ: Да, девочку я вспоминаю, время от времени в медитациях она ко мне приходит.

НК: Спасибо ей! Добро пожаловать! Но все-таки как быть с заземлением?

НМ: Как поддерживать баланс между заземлением и полетом? Заземления всегда хватает в нашей жизни. Наверное, надо почаще крылья распрямлять просто.

НК: Как ты можешь это делать?

НМ: Возвращать себя в состояние полета, делать те вещи, которые мне нравятся, стараться на них сфокусироваться. Если что-то не нравится, то либо найти в этом удовольствие, либо убрать это по возможности: делегировать или не делать вообще.

НК: Наташа, а как тебе идея твоей соматической модели? Представляешь, ведешь стратегическую сессию и… полетела. А если такое упражнение с коллегами делать?

НМ: Да, то же самое хотела сказать. На разминке можно представить, что все мы птицы.

НК: А можно еще так сделать: представьте, какая вы птица. Это будет очень интересно, потому что птицы у всех будут разные.

НМ: Классно. Мне как раз для сессии не хватало разминки. Спасибо, Наташа, за идею!

НК: Они могут даже походить, подвигаться. Дай им эту соматическую модель тоже почувствовать, потому что тело не врет нам никогда. Никогда. Мозг играет с нами в игры, а тело не врет. И если у тебя руки поднялись вверх, у тебя все вместе с руками поднимается. Поэтому ты и сама полетишь, и они полетят. А когда они тебе еще расскажут, какие они птицы, там будет много открытий. А ты на самом деле сокол, да? Побудь с этим. Почему ты сокол? Что у тебя с ним общего?

НМ: Причем сокол — мужского рода.

НК: Это и есть ты. Птица, которая очень высоко летает, заметь.

НМ: И в детстве я летала.

НК: У сокола очень острое зрение. Он с высоты своего полета видит все до мельчайших деталей, что происходит внизу. Это о твоем видении говорит. Ты очень много видишь и можешь видеть не только настоящее, но и будущее, и прошлое. Мы об этом с тобой тоже можем поговорить после сессии.

Итак, как ты можешь поддерживать в себе равновесие и ощущение полета? Применять соматическую модель, заземляться. Что ты еще говорила? Попробуй сама резюмировать.

НМ: Из всей сессии мне бы особенно хотелось забрать с собой чувство полета, я его сейчас вспомнила, ощутила. Птицу и камень. Птица для меня — это про уверенность, адекватную, не высокую, не низкую, а именно адекватную самооценку. Я такая как есть, я могу летать. С этим чувством мне просто нужно быть, жить, принять его. Если я с этим проживу какое-то время, у меня будет много жизненных ситуаций, в которых я смогу создать наилучший для себя исход.

НК: Помнишь, ты сказала, что, когда ты позволила себе летать, ты стала истинной. Как тебе идея позволить себе быть истинной?

НМ: Меня это очень вдохновляет. Прямо сейчас хочу начать стратегическую сессию. Не знаю, как до завтра дотерпеть. (Смеется)

НК: Я желаю тебе этой ночью летать, как в детстве.

НМ: Я уже давно не летала.

НК: А это разум твой говорит, разные убеждения.

НМ: Конечно, хочу полетать.

НК: Ты же разрешила себе.

НМ: Мне всегда было интересно, что же я там видела, когда летала. Но я не помнила, что я там видела.

НК: Я тебя очень хорошо понимаю. А как сейчас у тебя с твоим запросом?

НМ: Я хотела обрести внутреннюю уверенность, по крайней мере, сейчас я чувствую, что я могу и себя поддержать, и людей поддержать благодаря своей внутренней способности летать.

НК: Супер! И если что — сразу на разминку птицами. Я тебя благодарю за это прекрасное путешествие, за этот полет, за твою открытость и, самое главное, за доверие.

НМ: Спасибо!

Примечания

3

Упражнение взято из книги С. Гиллигена и Р. Дилтса «Путешествие героя».

4

Данная социальная сеть является запрещенной на территории РФ