Исповедь волонтера. Рассказы о животных и людях, их спасающих

Наталья Кадомцева

Эта книга – попытка рассказать о том, что чувствуем мы, когда пытаемся спасти еще одну живую душу. Эта книга – возможность рассказать о том, что переживают животные, оказавшиеся на улице. Эта книга выстрадана годами волонтерской практики, и, если она вызвала в Вашей душе отклик, значит, она написана не зря.

История Бродяги

Рабочий день подошел к концу, и постепенно цеха опустели. Иван Ильич делал обычный вечерний обход, закрывая окна там, где их забыли закрыть, собирая в пластиковый пакет пустые пачки от сигарет, банки от кока-колы, конфетные обертки и в который раз ловил себя на мысли, что «вот взрослые же люди, а все как дети неразумные. Неужели трудно убрать за собой? Вот в наше время нас воспитывали правильно. Не сори там, где находишься, уважай природу и труд человека». Иван Ильич вздохнул, потер ноющую спину и пошел в дальний конец огромной территории предприятия, где он уже который год работал сторожем.

К вечеру распогодилось. Ветер стих, и метель прекратилась. Снег падал мягкими хлопьями, и на Ивана Ильича вдруг накатила тоска вперемежку с ностальгией. Он вспоминал, как вихрастым пацаном вместе с друзьями валялся в сугробах, играл в снежки, с горки носился на лыжах. Как запрягал в санки своего огромного пса и как теплый собачий язык слизывал снежинки с детского лица. Почему-то в последнее время воспоминания о детстве стали приходить к нему все чаще.

— К чему бы это, — думал Иван Ильич.

Сам он разменял уже шестой десяток. И хотя годы уже начали брать свое и волосы посеребрила седина, был он все еще крепок и выправку имел военную, как-никак бывший офицер. Глаза из-под кустистых бровей отливали яркой синевой, а взгляд был острым и пронзительным. Репутацию имел человека сурового, но справедливого, за что старшие сотрудники его уважали, а молодежь побаивалась, за глаза называя Цербером.

Никто из сотрудников толком ничего не знал о его жизни. Знали только, что служил где-то в горячей точке и был ранен. Что у него есть жена-инвалид, за которой он преданно ухаживает уже много лет. Что сын погиб лет десять назад, а дочь живет в каком-то другом городе. Что есть трое внуков, которые часто к нему приезжают. Иван Ильич о своей жизни не распространялся, в корпоративах не участвовал, горькую не пил, за что слыл чудаком. Хотя для сотрудников кто такой сторож? Так, никто. Ноль без палочки

Хозяин предприятия крепко уважал Ивана Ильича. Знал, если он на посту, можно спать спокойно. И доверял ему всецело, иногда даже советуясь по разным вопросам, которые к охране не имели никакого отношения.

Была у Ивана Ильича еще одна черта, за которую молодые рабочие прозвали его Блаженным. Любил он всякую тварь Божью, кормил всех без разбору дворовых собак и кошек, зимой сыпал в кормушки птицам крошки. Мог не есть сам, но голодных кормил всегда. И хоть не раз и не два был покусан приблудными собаками, это нисколько не умаляло его любви и желания помочь тем, кто слабее. Сотрудники посмеивались и крутили пальцем у виска, но в целом ни во что не вмешивались.

Закончив обход, Иван Ильич направился к своей сторожке, предвкушая чашку крепкого горячего чая с теплым домашним пирогом. Жена была лежачая, домашним хозяйством давно не могла заниматься. Все делал сам Иван Ильич. Вот и научился стряпать не хуже любой бабы. Сегодня у него был пирог с рыбой по какому-то старинному рецепту, вычитанному из кулинарной книги аж пятидесятых годов.

— Вот сейчас и попробуем, — улыбаясь про себя, подумал сторож.

Не успел он подойти к двери, как за воротами предприятия раздался резкий визг тормозов. Хлопнула дверь машины, что-то упало на асфальт, взревел двигатель, и машина умчалась. Иван Ильич замер, прислушиваясь. Внезапно ему показалось, что снаружи доносится тоненькое поскуливание. Сторож быстро вышел за ворота.

Недалеко от ворот в большом сугробе он увидел завязанный черный пластиковый пакет, в котором кто-то слабо шевелился. У Ивана Ильича все похолодело внутри. Он быстро подошел к мешку, поднял его и разорвал. Внутри оказался маленький пушистый щенок, который уставился своими глазками-бусинками на сторожа.

— Вот так да, — произнес мужчина, доставая малыша из мешка. — Это как же так можно? Что эти нелюди с тобой сделали?

Иван Ильич прижал щенка к себе и понес в сторожку. Малыш замерз и мелко дрожал, иногда вздрагивая всем своим маленьким тельцем.

— Ничего, потерпи, малой, сейчас согреешься, — опуская щенка на коврик, проговорил сторож.

Щенок был смешной, косолапый и неказистый. Шерсть рыжевато-коричневая с подпалинами. На спинке темная, животик светлее. На передних лапках беленькие в крапинку носочки и белая роскошная манишка на груди. Висячие ушки и очень пушистый хвост, который сейчас от страха малыш поджимал под себя.

— Ну что ты, маленький, не бойся, — тихонько поглаживая собачьего ребенка по голове, говорил Иван Ильич. — Я тебя не обижу. Ты, наверное, голодный? Сейчас, сейчас.

Сторож достал свой домашний пирог с рыбой, мелко покрошил в тарелку и протянул щенку.

— На вот, попробуй, сам стряпал. Небось не ел никогда ничего такого, — улыбнулся он.

Щенок ткнулся мордочкой в крошево, понюхал и отошел. Потом снова подошел, понюхал и вдруг жадно набросился на еду.

— Эй, малой, не спеши, а то подавишься!

Щенок слизнул последние крошки, попил водички, растянулся на коврике, глубоко вздохнул и заснул.

— Что же мне с тобой делать, Дружок? — тихо проговорил сторож.

Утром приехал начальник. Андрей Егорович зашел в сторожку и увидел щенка, который жался к ногам Ивана Ильича.

— Утро доброе, Иван Ильич, — пожимая руку сторожу, проговорил он. — Все тихо-спокойно?

— Доброе, доброе, Андрей Егорович, все в порядке. Не считая вот его, — поднимая на руки малыша, ответил сторож, пересказывая ночное происшествие. Начальник хмурился, качал головой, как бы говоря «ну до чего люди докатились». Сам он к животным относился ровно. Не привечал особо, но и не обижал, считая это низостью и подлостью.

— Что делать с ним собираешься?

— Ох, не знаю. Домой забрать не могу, жена мало что больная, так еще и аллергик страшный. Вот думаю, если позволишь, конечно, будочку ему тут соорудить. Пусть вместе со мной охранником работает.

Андрей Егорович подумал минутку и ответил:

— Не возражаю. Пусть живет. Главное, чтоб не обидел никто, когда тебя нет. Сам знаешь, не все тут у нас животных любят.

— Да уж знаю, — Иван Ильич вздохнул. — Будем надеяться.

Мужики помогли сторожу смастерить небольшую будку для щенка, которого все прозвали Дружок. Набросали внутрь курток, принесли разных игрушек и старых тапок, которые малыш с удовольствием трепал. Некоторые сотрудники стали носить еду и даже вкусности, на что Иван Ильич незлобиво ворчал:

— Балуете вы его, ох, балуете.

Малыш рос не по дням, а по часам, постепенно превращаясь в красивую взрослую собаку. И характер имел довольно общительный, и охранником становился отменным. Иван Ильич не мог налюбоваться на питомца, которого считал своим. Хотя и половина предприятия думала так же.

Но вот он стал замечать, что с Дружком явно что-то происходит. Он стал опасаться людей. Реже подходил погладиться, кушать начинал только тогда, когда человек отходил от будки на довольно порядочное расстояние. Иван Ильич недоумевал, что же творится с его питомцем, пока однажды Васька-механик не просветил:

— Да Петрович тут его как-то палкой отходил за то, что собака твоя у него колбасу сперла.

Иван Ильич нахмурился. Он предполагал, что кто-то из рабочих может шугануть Дружка, прикрикнуть на него, если вдруг попадался под горячую руку, но чтобы палкой.

— Не дело это, ох, не дело, — вздыхая, думал сторож. Конечно, он поговорил с Петровичем о его поступке, попросил больше так не делать. Но жизнь научила, что некоторых двуногих не исправляла даже могила. Поэтому с этого дня стал еще крепче приглядывать за Дружком, да и за Петровичем тоже.

Годы с каждым днем летели все стремительнее. Иван Ильич стал замечать, что ему все сложнее удается выходить в ночную смену. Стала накатывать усталость. Переживания за жену лишали сил и сна. И только Дружок придавал жизни какой-то смысл и радость. Широкая улыбка всегда появлялась на лице мужчины, когда из-за ворот выскакивал Дружок и пушистым ураганом летел к Ивану Ильичу. Хвост, как пропеллер, бешено крутился, словно собирался поднять пса в воздух. Сторож замечал, что невольно ускоряет шаг, чтобы побыстрее запустить руки в шелковую шерстку и прижаться головой ко лбу собаки, впитывая искреннюю радость и бесконечную любовь.

Дружок давно вырос и превратился в роскошного пушистого пса с темно-коричневой шерстью. Он был жизнерадостным и игривым, совершенно не злобным. Но детские воспоминания о побоях сделали его осторожным, и в руки он давался только Ивану Ильичу и то ненадолго. Сторож первое время переживал из-за этого, а потом решил, что все к лучшему. Мало ли дураков на свете. Может эта осторожность и принесет ему пользу.

В этот день все было как всегда. Дружок радостно встретил Ивана Ильича, проводил его до сторожки и с аппетитом принялся за завтрак, который сторож принес ему из дома.

Приехал начальник. Андрей Егорович зашел в сторожку, протянул руку для приветствия и проговорил:

— Устал я, Иван Ильич. Жена говорит, на пенсию пора. Мол наработался за свою жизнь достаточно, молодым надо дорогу освобождать, — Андрей Егорович грустно улыбнулся. — А я как подумаю, целый день дома. С тоски помрешь. Что делать-то буду?

— На рыбалку ходить, — проговорил Иван Ильич, наливая в чашки кипятку.

— Ну схожу пару раз, а потом что? Не привык я, понимаешь, дома сидеть.

— У вас же вроде дача была?

— Есть дача, жене купил пятнадцать лет назад. А мне она на кой черт нужна? Я в земле ковыряться не умею, — начальник вздохнул и поднялся. — Грустно это. Старые мы с тобой стали. И как теперь жить, ума не приложу. Я ж всю жизнь работал. И предприятие вон какое поднял. А теперь как подумаю, кто у руля встанет, аж страшно становится. Молодежь какая сейчас, сам знаешь.

Андрей Егорович пожал на прощание сторожу руку и вышел. А Иван Ильич еще долго сидел над остывшим чаем и думал о том, какое будущее теперь ждет предприятие и всех людей, которые на нем работают.

Пришел новый начальник, а вместе с ним и новые порядки. Сократилось количество рабочих мест, кому-то урезали зарплаты, некоторых просто уволили, взяв на их место кого-то из знакомых. Вместо четырех сторожей осталось только два. Ивану Ильичу прозрачно намекнули, что пора бы и на пенсию, но раз уж он вроде как герой войны, позволят ему еще немного поработать. Но вот псину свою он должен был в течение недели с предприятия убрать.

Ивана Ильича такой расклад сильно подкосил. Он всегда чувствовал себя довольно бодрым для своих лет, а тут словно разом навалилась старость. А ведь Дружок недавно разменял десяток лет и считался псом престарелым, к которому даже не особо любившие его прежние сотрудники стали относится с неким уважением. А тут вдруг такое.

Сторож просил нового начальника позволить Дружку дожить свои годы на предприятии, где он провел всю свою жизнь, но Игорь Владимирович был неумолим. Псины, бегающие по территории, ему не нужны. Никакие будки и вольеры тоже.

В довершении всех бед у Ивана Ильича умерла жена и из-за всех этих переживаний однажды у сторожа случился инсульт, который на долгое время приковал его к постели. Из Иркутска прилетела дочь, которая стала ухаживать за отцом, стараясь помочь ему справиться с горем и болезнью. Она уговаривала его перебраться к ней, говоря, что там он всегда будет под присмотром. Иван Ильич отнекивался, говорил, что справится сам, что совершенно не собирается становится обузой. Но из-за инсульта у него развился частичный паралич, и к своему огромному сожалению, он уже не мог обходиться без помощи.

Иван Ильич очень переживал из-за Дружка, из-за того, что все так внезапно случилось, и он ничего не знал о его судьбе. Поэтому однажды заговорил с дочерью о собаке и попросил ее забрать и его тоже. Вика видела, как страдает ее отец, как он привязан к своему питомцу. Она любила животных, в Иркутске ее ждал двухлетний лабрадор и пятилетняя дворняга-подобрыш. Она подумала, что еще одна собака не займет много места. К тому же и отца это сделает счастливым. Она согласилась.

Как-то погожим весенним днем приехал Иван Ильич с дочерью на предприятие. В руках у него был новенький ошейник и поводок, которые они купили специально по такому случаю. Как же, его Дружок теперь официально станет домашним. Послезавтра поезд, все формальности улажены. И будут Иван Ильич и его питомец доживать свои дни вместе, уже не расставаясь. Бывший сторож поймал себя на мысли, что впервые за много месяцев улыбается.

Сам он ходил плохо, поэтому остался сидеть в машине. Только нетерпеливо всматривался в ворота и ждал, когда же наконец из него вылетит его любимый пушистый ураган.

Вика скрылась за воротами и отсутствовала довольно долго. Но вот она вышла с предприятия, и выражение ее лица совсем не понравилось Ивану Ильичу.

— Где Дружок? — спросил бывший сторож. — Что с ним?

— Папа, ты только не волнуйся, — Вика сжала руку отца. — Пропал Дружок. Несколько месяцев назад. Его долго искали, хотели в вольере закрыть, но не смогли найти.

Иван Ильич отвернулся, скрывая внезапно выступившие слезы. Вот так и рухнули все надежды разом. Вика гладила руки отца, стараясь унять его душевную боль. Она соврала. Она не смогла сказать, что Дружка много раз жестоко избивали, стараясь прогнать с предприятия, куда он настойчиво возвращался. Однажды новый сторож по приказу начальника подсыпал отравы в его еду. После этого пес пропал, и все уже подумали, что он просто сдох. Но потом он снова появился, худой, облезлый и хромой. Его снова побили, но он снова пришел. И так продолжалось довольно долго. И вот уже месяц собаки нет. Его будку давно сожгли, миски выбросили. Приказ начальника был выполнен.

И никто не заметил, что из кустов из оврага, который был расположен рядом с предприятием, за девушкой внимательно и настороженно следили темные глаза Дружка. Он ждал. Все еще ждал своего Человека. И вроде бы воздух принес любимый запах, но глаза стареющей собаки не могли разглядеть Его.

Машина, откуда до собаки доносился знакомый запах, уехала. Дружок тяжело поднялся и побрел в сторону дач, где добрые люди его подкармливали.

Вика увезла отца в Иркутск. Иван Ильич ненадолго пережил свою жену. В то же лето и он ушел в лучший из миров…

Этого старичка я заметила тогда, когда по два километра пешком ходила от остановки до дома, куда переехала несколько лет назад. Я всегда старалась привезти ему что-то повкуснее и помягче. Пес был старый и многих зубов у него не было. Мослы грызть он не мог, а вот кашки кушал с удовольствием. Иногда, наевшись, он провожал меня по дороге домой, сворачивая на дачи и исчезая на каком-то из участков.

Ошейника на нем не было, и я не знала, домашний он или один из многих несчастных скитальцев. Иногда я подолгу его не видела, и тогда начинала беспокоиться, не случилось ли чего со старичком.

Так продолжалось до тех пор, пока я не познакомилась с Ириной Павловной — доброй пожилой женщиной, которая так же, как и мы, кормила всех бездомышей в округе. Старалась вылечить тех, кто попадал в беду, или пристроить щенят, которых принесла одна из собак. Она и рассказала мне его печальную историю.

— Я зову его Бродяга, — сказала Ирина Павловна, выкладывая еду щенкам, которых мы активно пристраивали. — Он бродит то тут, то там, вот поэтому и Бродяга.

Мы грустно улыбнулись.

У Ирины Павловны был дачный участок, на котором мы стали временно размещать собак до пристройства. Поставили несколько будок. Но, как говорят, нет ничего более постоянного, чем временное. И некоторые питомцы давно перешли из разряда тех, кто пристраивается, в разряд тех, кто постоянно живет на даче.

Вот и Бродяга сейчас живет на дачном участке. К сожалению, в руки он не дается, обработать от клещей или сделать прививку нет никакой возможности, потому что он не подходил ближе, чем на несколько метров. И хотя он давно нас знает и всегда выходит на дорогу встречать, нам так и не удалось завоевать его доверие.

Однажды Бродяга отвлекся, и мы попытались ласково погладить его по голове, отчего он громко завизжал и отпрыгнул в сторону. Мы поняли, что с прикосновениями у собаки связаны какие-то очень нехорошие воспоминания, поэтому оставили свои попытки. Теперь мы только ласково с ним разговариваем, не приближаясь, чтобы не тревожить. Бродяга всегда внимательно смотрит своими темными глазами и слушает, дружелюбно виляя хвостом.

Часто Бродяга сидит на дороге и смотрит куда-то вдаль, будто ждет кого-то. Тогда он кажется мне печальным и одиноким, и мне очень хочется, чтобы он перестал грустить. Тогда мы идем с Чернышом, Айной и Динкой гулять, и Бродяга медленно идет за нами. Он никогда не бежит впереди, а спокойно следует за мной по пятам. И когда молодые собаки затевают возню у речки, он, как самый старший из всех, сидит и наблюдает за игрой.

Но иногда, словно скинув десяток лет, Бродяга начинает играть с малышами. И словно превращается в того задорного веселого молодого пса, которого так любил Иван Ильич…