Врагов выбирай сам. Цикл об Артуре Северном

Наталья Игнатова

Герои, спящие столетним сном, непременно пробудятся, когда их Родине будет грозить опасность. В Единой Земле такое время настало. Героям молились, в них верили, на них надеялись, и они оправдали возложенные надежды – защитили Единую Землю.Но герои оказались совсем не такими, какими запомнили их в сказках и легендах. Оказалось, что у героев, как у обычных людей, есть множество своих проблем, которые они решают, причем, зачастую, решают не за свой счет.

ГЛАВА VI

В «Звездне» Артур брата не нашел, хоть и договорились о встрече загодя. Проспал младший? Это сколько ж спать надо: уже и повечерие отслужили. Артур оглядел переполненный зал, поймал взгляд Брюхотряса и подозвал его:

— Вина и воды.

Милрад исчез, появился обратно меньше, чем через минуту, торжественно водрузил на стол поднос с двумя кувшинами:

— Отужинать изволите?

— Не изволю.

— Ежели брата своего ищешь, — с легкостью переходя на «ты» сказал Милрад, — так он не здесь ночует, а, вроде, дома у себя. А музыкант колобродит где-то. Вчера всю ночь куролесили. Даже вот и не пойму, прибыль мне с вас троих или так, баловство.

— Тебе поговорить не с кем? — уточнил Артур, усаживаясь за пустующий стол с дурацкой табличкой, — или дело есть?

— Да какое у меня может быть дело к господину рыцарю?

— Тогда вали.

— Ну, разве что, так, дельце небольшое. Совсем-совсем махонькое.

Артур молча уставился в переносицу Брюхотряса.

Тот плюхнулся напротив и, перегнувшись через стол, зашептал:

— Брат-то твой девочку у меня увел.

— У тебя? — худое лицо рыцаря чуть осветилось ехидной улыбкой. — Девочку?

— Ну, служанку мою. Ту, рыженькую, может, помнишь?

— Тощая такая, — кивнул Артур, — глазастая. Куда он ее увел?

— Да домой к себе, — досадливо объяснил Милрад.

— Что, правда?

Ехидная улыбка сменилась озадаченной. Артур на секунду задумался, хмыкнул в ответ на собственные мысли. Вспомнив о Брюхотрясе, поднял глаза:

— Ну, увел. А я при чем?

— Так ведь, — трактирщик поправил фартук, на удивление чистый фартук, надо заметить, — деньги же. Она ведь, Ветка-то, весь вечер в понедельник, считай, не работала, а это от дня половина, и всю неделю потом я ее не видел. Пятница на исходе — нет девки. Брат твой ей, конечно, даст чего-нибудь, но разве ж я хоть одну бани увижу? Сплошной получается убыток.

— Ты ей сколько платишь? — поинтересовался Артур, наливая себе вина и разбавляя его свежей водой из кувшина, — или она за кормежку работает?

— Да кто нынче за кормежку работает? — грустно вздохнул Милрад, — плачу, как не платить? Двадцать баней в день плачу. А по праздникам — тридцать. Да еще половина того, что ей сверху дают, ей же и остается. Да если приглянется кому, я ж не мешаю, опять же, половину ей оставляю. Ну, и кормлю, понятно. Когда одежонки… Все за мой счет.

— Живет, как герцогиня, — понимающе кивнул синеглазый храмовник, — значит, платишь ты ей пять баней в день. А по праздникам — семь. То, что девчонка помимо тебя заработает, отбираешь. Кормишь… может, конечно, и кормишь, но худая она какая-то, — он неодобрительно поморщился, — лучше надо кормить. А про одежку я и вовсе молчу. В тряпье у тебя девчонка ходит. И что у нас получается, если все сосчитать? Праздников на неделе не было… — он задумался, производя в уме какие-то сложные вычисления.

Милрад молча сопел, уже жалея, что затеял этот неудобный разговор. Забыл, что ли, как оно, с храмовниками связываться. В прошлый раз этот красавец от души поиздевался, всего одну бани сверх положенного накинув. И сейчас с него станется столько же предложить.

— Девятнадцать баней, — кивнул, наконец, тамплиер.

— Премного благодарствую, — Милрад приподнялся для поклона.

— С тебя, — невозмутимо продолжил храмовник.

Трактирщик сел. Встал. Сел обратно.

— Вы, сэр рыцарь, шутить изволите?

— Я? — удивился Артур.

Брюхотряс вынужден был признать, что на шутника этот молодой тамплиер никак не походил. Но за что?!

— Следовало бы, конечно, больше взять, — рыцарь отпил вина, — хм… неплохо. Дождался из Средеца каравана?

— Дождался, — процедил Милрад, не склонный сейчас обсуждать достоинства или недостатки своего погреба.

— Дороговато, поди, обходится. Публика у тебя здесь, — Артур снова обвел взглядом обеденный зал, — так себе публика.

— Для дорогих гостей вино, — пробурчал Брюхотряс, — вроде тебя вот.

— Угу, — рыцарь поощрительно улыбнулся, — молодец. Ко мне ты со всем почтением, брата тоже не обижал, поэтому и я к тебе с душой. Девятнадцать баней: в половину от того, сколько ты своей Ветке платишь, это разве деньги? Так, воспитательный момент.

— Да за что?! — взвился Милрад, теряя остатки терпения и осторожности, — с меня-то за что деньги брать?

— За вранье, — Артур допил вино, вновь наполнил кружку, — ты сколько накинул сверх того, что на самом деле платишь? Пятнадцать баней за будни и аж двадцать три — за праздники. Считай, тридцать восемь, так?

Брюхотряс попытался счесть вопрос риторическим, но под выжидательным взглядом рыцаря долго молчать не смог. Проворчал:

— Ну, так.

— Именно на эту сумму ты хотел меня обжулить. Так? Можешь не отвечать, у тебя по лицу все видно.

Милрад отвечать и не собирался. Хватит уже. Наотвечался. Как бы сразу на десяток леев не влететь.

— Ты, я думаю, знаешь, что в ордене не любят жуликов, — терпеливо продолжал объяснения золотоволосый тамплиер, — и обычно ту сумму, на которую нас пытаются обмануть, мы у обманщика же и отнимаем. В наказание.

Голос у него был спокойный, дружелюбный, слегка наставительный.

Милрад слышал о правиле, упомянутом Артуром, но до сих пор почему-то не относил его к себе. Может быть потому, что не считал себя жуликом?

— А значит, — продолжал рыцарь, — мне следовало бы затребовать с тебя тридцать восемь баней, ровно столько, сколько ты пытался накинуть сверх реальной суммы. Однако принимая во внимание уже упомянутые мной некоторые твои достоинства, я скостил долг. Вполовину. Это серьезная скидка, не так ли?

И вновь яркие глаза вперились в Милрада с терпеливым ожиданием.

Нужно было либо соглашаться, либо спорить. Девятнадцать баней… Не те деньги, из-за которых стоит рисковать.

— Серьезная, — угрюмо пробормотал Брюхотряс.

— Я рад, что ты все понимаешь, — Артур кивнул, — плати.

Милрад, про себя на чем свет стоит костеря орден Храма, всех храмовников вместе и этого, синеглазого, на особицу, отсчитал девятнадцать баней самыми маленькими, матово-желтыми монетками, швырнул мелочь на стол и встал.

— Много добрых слов вспомнил? — поинтересовался Артур, набивая трубку.

— Мне работать пора.

— А ты не спеши, — рыцарь откинулся спиной на стену и закурил, с любопытством разглядывая Брюхотряса, — я думал, ты с первого раза усвоишь, что обманывать нехорошо. Сейчас вижу, что и со второго не все тебе понятно.

— Да пошел ты, — досадливо буркнул Милрад, — учить он меня будет.

— Если не я, то кто? — Артур был сама безмятежность, — мне сюда еще не раз заходить придется. Гость я и вправду дорогой, это ты верно подметил. Так хрена ли ты, Брюхотряс, сам себя в убыток вгоняешь?

Милрад так растерялся от этого «хрена», услышать о котором от благочестивого рыцаря, было делом ну никак не возможным, что даже возмутиться толком не смог. Неубедительно переспросил:

— Я?

— Ты, — храмовник вновь огляделся, — «Звездень» — хороший трактир. Грязновато тут, конечно, но я привык. И мне хотелось бы, дорогой хозяин, чувствовать себя здесь… удобно. Да, пожалуй, что так. А пока ты меня обманываешь, о каком удобстве можно говорить?

Милрад передумал уходить и повернулся к рыцарю:

— Ты это о чем? И когда ты к «Звездню» привыкнуть успел? Я тебя здесь второй раз вижу.

— Еще я не люблю лишних вопросов, — Артур качнул трубкой, словно пометку сделал в Милрадовой памяти, — и мой брат, кстати, тоже. Итак, я хочу, чтобы нам здесь было удобно. Я хочу, чтобы ты прекратил свои попытки меня обжулить. И я хочу, чтобы моя комната и вот этот стол всегда были свободны.

— За этим самым столом… — взвился было Брюхотряс.

— Не-а, — рыцарь мотнул головой, — не за этим. Но место то же самое, тут ты прав. А Миротворец, кстати, это топор. Так вот, если ты готов перестать обманывать, мы договоримся о том, сколько стоят мои пожелания. Если нет, я найду другой трактир. Хотя, надо сказать, «Звездень» удобно расположен. Ну, так как?

— Чтобы стол свободен был? — Милрад призадумался, начал было считать, встретил чуть насмешливый взгляд Артура и сбился с мысли. И хорошо, что сбился. Потому как, начав пересчитывать, поймал себя на попытке накинуть пару-тройку леев.

— Сорок два за день.

— Вполне обучаем, — с удовлетворением отметил тамплиер, — в качестве пряника, пусть будет пятьдесят. Вот, держи, — он достал из кармана и поставил перед Милрадом маленький кошелек из тисненой кожи, — здесь пятнадцать «больших львов». И, будь любезен, не забывай, что если попытаешься обжулить меня или, тем паче, моего братишку, эти львы тебе долго помниться будут.

— А ты не грозись, — проворчал Брюхотряс. Кошелек исчез где-то в складках его фартука, — мы, знаешь, пуганые.

— Ты уже рассказывал, — хмыкнул Артур, — да, и эту дрянь можешь забрать, — он кивнул на рассыпанные по столу десять медяков.

И тут же забыл о Милраде, уставившись за спину трактирщика. Тот шустро сгреб мелочь, потом обернулся к дверям. Так и есть, в «Звездень» явились чернявый братец храмовника и Ветка, сияющая, как новая сковорода. Вот паршивка! Хотя, сейчас-то, вроде, и не за что на нее сердиться.

Брюхотряс почесал пузо под фартуком и убрел на кухню. На Ветку не рявкнешь, пока рыцарь здесь, так надо хоть поварят обругать.

* * *

Альберт проводил взглядом удаляющегося трактирщика, потом заглянул в стоящий перед братом кувшин:

— О! Вино.

Заглянул во второй:

— Ага. Вода.

Подозвал поближе заробевшую отчего-то девушку, и сообщил Артуру:

— Это Ветка.

— Я знаю, — старший курил, откинувшись на стену. По рыжекудрой девице лишь скользнул рассеянным взглядом, — и что?

— Ты запас слов на сегодня весь извел уже? — поинтересовался Альберт, усаживаясь за стол и кивнув Ветке: садись, мол, не бойся.

— Весь.

— И на кого же?

Артур молча глянул в сторону кухни.

— Милрад? — удивился Альберт, — с ним-то ты о чем говорил?

— Жить учил.

— Не искалечил хоть?

— Нет.

— Ну, тогда ладно. А я тут, знаешь, подумал, пока тебя не было…

В ярких глазах Артура отразились недоверие и легкий скепсис.

— Да, подумал, — с нажимом повторил Альберт, — я это умею. Так вот, дом наш совсем запущен, и надо бы кому-то навести там порядок. Отремонтировать все, обставить и вообще. Мы-то заняты будем, может, стоило бы кому-нибудь это дело передоверить?

— Кому? — Артур перевел взгляд с Альберта на Ветку. Потом обратно. Пожал плечами: — зачем спрашиваешь, если — уже.

— Ну, для порядка…

— Ужинал?

— Да.

— Скажи Милраду про девицу. И найди музыканта. Пойдем, дом покажешь.

— Безымянному сказать, чтобы туда подходил?

— Да. С лошадьми.

— Мы что, прямо сегодня поедем?

— Да.

— Ты же пять дней…

— Пойдем, — устало повторил Артур. Положил перед Веткой несколько монет: — это хозяину отдай. За вино.

Подхватив лежащий рядом топор, рыцарь прошел мимо брата к выходу. Альберт поймал растерянный взгляд девушки, скорчил гримасу:

— Не в духе нынче. Сам пока не пойму. Но ты не бойся, он, вообще-то добрый.

— Ага, — глаза ее снова стали серыми, — он с тобой даже не поздоровался.

— Поздоровался, — маг поцеловал ее в нос, — ты просто не слышала.

* * *

— Что на тебя нашло? — Альберт шагал рядом с братом, время от времени делая попытки заглянуть ему в лицо, — я тебя таким никогда не видел.

— Видел, — Артур проводил взглядом проехавшую мимо всадницу в амазонке, — она ведьма.

— Кто? Она? — Альберт оглянулся на даму.

— Ветка.

— Ведьма?

— Дикая.

— Да с чего ты взял?

— Пятница.

— И что? А, ну да, понятно.

Альберт замолчал и нахохлился, уставившись в мостовую под ногами. О том, что Артур во время своего варварского поста становится особенно чувствителен к магии, он знал. Сегодня действительно пятница. Старший постится. И значит, скорее всего, насчет Ветки он не ошибся. Она ведьма.

— Ну и что?

— Да ничего.

— Ты из-за этого бесишься?

— Нет.

— А в чем дело?

— Да не знаю я, братик, — Артур склонил голову в ответ на приветствие орденского патруля, — не знаю. Я всю ночь молился, поздороваться надо было, поговорить. А сюда приехал… и вот так. Я в Шопроне ни в один храм не зашел.

— Почему?

— Мне это тоже интересно. А еще интереснее то, что мне как-то и не хочется.

— Умнеешь, может быть? — предположил Альберт. Понял, что пошутил неудачно и добавил: — извини.

— Да ладно, — Артур махнул рукой, — что с тебя взять? Ветка, кстати, крещеная.

— И что?

— Так.

— Ты в самом деле хочешь ехать прямо сегодня?

— Хочу, — рыцарь вздохнул, — но не могу.

— Устал, — понимающе сказал Альберт.

— И устал, и правую заднюю перековать надо.

— Э-э… ты о ком?

— О Серко.

— В смысле, о лошади?

— В смысле, да, — в голосе старшего наконец-то прорезалась язвительность, — а кто еще может расковаться?

— Я, вообще-то, о тебе говорил?

— Ну? — неприятно удивился Артур.

— Баранки гну, — блеснул Альберт остроумием Варга.

Старший не оценил. Вообще не отреагировал. Шел себе, по сторонам смотрел. На что там особо смотреть, спрашивается? Улица как улица. По вечернему времени немноголюдная. Чистая, конечно, не то, что окраинные, ну, дома, опять же, получше. Так ведь и выбирали с умом, когда искали, где поселиться.

Некоторые покойнички, из знатных, тоже решили в свое время, что негоже им по окраинам с кладбища уходить, и начали шляться по самому центру, по лучшим городским кварталам. А роскошный трехэтажный особняк, принадлежавший сводному брату герцога, оказался аккурат у них на дороге. Сбежать тогдашние хозяева не пожелали, может, поленились, а может, не успели просто.

Они — не успели, а дом остался.

У Артура как раз тогда случилось затишье, перерыв в подвигах. Он ошивался при командоре да натаскивал послушников, вот Альберт и решил поселиться в Шопроне. Хотелось быть поближе к старшему, ну, и приглядывать за ним, по возможности.

Смешно вспомнить — тогда они поверили в то, что спокойная жизнь наступила надолго.

— Все хуже становится, — заметил Артур, останавливаясь и пропуская мрачную кавалькаду. Парни и девушки, в темных шелках, на покрытых коричневыми попонами скакунах, рысили по улице, не особо заботясь о прохожих и о том, что грохот копыт мешает тем, кто уже лег спать. Увидев храмовника, двое кавалеров придержали лошадей, но остальные пронеслись мимо без всякого почтения к рыцарской форме.

— Что хуже? — Альберт смотрел вслед молодежи, — распоясались они тут, без вас.

— До хрена прав и никаких обязанностей, — Артур провел пальцами по древку топора, — раньше Недремлющие чистки устраивали, кого к делу приставляли, кого… по-всякому, в общем. А сейчас вон их сколько. Не делают ничего, а жрут в три горла. Способствуют, мать их, производству удобрений, поскольку переводят добро на дерьмо. И все.

— Ну и что? — не понял Альберт, — всегда так было.

— Больше их, чем раньше, братик. Пойдем, чего стоять?

— Ты объясни!

— Заняться им нечем, что тут объяснять? Чудища на окраинах, говорят, совсем взбесились. Народ оттуда бежит, а эти — первыми.

— Да ладно, — Альберт легкомысленно отмахнулся, — это же столица, они сюда всю жизнь бегут, сколько себя помню. Старшие землю наследуют, а младшие — в Шопрон. Здесь-то есть куда податься.

— Сколько себя помнишь? — Артур хмыкнул, — ну-ну. И куда же они подавались?

— Да куда попало.

— Ничего подобного. Многих с самого детства к нам отдавали, чтоб не рыцарями, так хоть сержантами выросли, потому что Храм — это слава и почет. Остальные расходились: кто по управленческой части, кто в монахи, кто-то, у кого способности были, разрешенным магом становился, ну, и к Недремлющим, конечно.

— И что?

— Сейчас к нам не идут. Почти не идут. Все больше из крестьян, да из горожан победнее. Нам без разницы, но если мы людей, что работать могут, будем к себе принимать, кто на земле останется? А эти вот, из которых раньше орден пополнялся, теперь предпочитают магами становиться. Если могут.

— У вас и раньше с дозволенными грызня была, — напомнил Альберт, — требования-то к кандидатам почти одинаковые.

— Раньше к ним уходили, если мы не принимали. Сейчас — наоборот. Дозволенные разлакомились, и таких как Ветка твоя теперь знать не хотят. Способности у нее есть, но способности есть и у других, из хороших семей, понятно, что маги их выбирают. И не приведи Господь, твоя рыжая хоть сколько-нибудь честолюбива. Она ведь в интуиты пойдет. Их последнее время много стало. Но дело даже не в этом. Дело в том, что сейчас, насколько я понял, молодняк предпочитает уходить в Недремлющие. Или под руку митрополита, в орден Пастырей. Рыцари Кодекса — это еще ладно, это пускай, но куда нам столько монахов?

— Кто бы говорил!

— Не люблю я дармоедов.

— Можно подумать, Недремлющие не такие?

— Они работают, — серьезно сказал Артур.

— Ага. Интуитов убивают.

— Не только. Просто работа у них не на виду. Мы вот, в кровище по колено, зверушек на куски рвем, дабы они добрых христиан не обижали, а гвардейцы тихие, незаметные. Но без них, как и без нас, давно бы от Долины ничего не осталось.

— Без вас понятно почему — зверушки бы заели. А они при чем?

— А без них люди бы сами друг друга поубивали. Устав, опять же, строгий очень. Велит им никакой работой не брезговать. Все при деле, все работают, пользу приносят. Хороший был порядок, — Артур с недоумением покачал головой, — зачем его поменяли? Не понимаю.

— А я не понимаю, каким боком это нас касается?

— Не знаю пока, — задумчиво проговорил Артур, — пятница сегодня.

— А, ну да, ты говорил уже. Мы, кстати, пришли. Узнаешь домик?

«Домиком» старший не слишком заинтересовался. Открыв калитку, он какое-то время постоял, словно прислушиваясь к чему-то, а потом решительно отправился в глубину сада. Эта решительность слегка встревожила Альберта. Он поколебался, стоя у забора: следовать за братом или наладиться, пока не поздно, по каким-нибудь важным и неотложным делам. Выбрать, однако, не успел. Артур окликнул его. И голос старшего был… В общем, какой братец весь вечер, такой и голос.

— Колдовал, — не спросил, констатировал Артур, когда маг, фальшиво насвистывая бодренький мотивчик, добрел до скамейки возле горелого круга, — братик мой, у тебя голова зачем, чтобы есть?

— Чтобы думать. Чего ты переживаешь, от дома и так волшбой за версту несет, кто тут разберет, я колдую или артефакты работают?

— Я разбираю, — Артур брезгливо поковырял горелую землю носком сапога, — любой дурак разберет.

— Не любой, а вроде тебя какой-нибудь, — Альберт разглядывал следы вчерашнего огня, — таких, знаешь ли, немного.

— Откуда тебе знать?

— Артур, — наставительно заметил маг, — жег я это вчера, если бы кто и заметил, так они вчера бы и явились. Логично?

— Нет. Они могли дом под наблюдение взять. Вдруг к тебе сообщники заявятся.

— Да ничего они не взяли, — отмахнулся Альберт, — приходил какой-то, не представился даже, волшба у вас тут, говорит, разрешение есть? Я ему говорю: есть. А с вопросами, говорю, в казармы идите. Ну, он и пошел. И все. Да, тебя один храмовник просил в казармы зайти, сразу, как приедешь. Его сэр Емилиан зовут.

— Зайду. Что ты тут жег?

— Мусор. Знаешь, сколько там за сто лет мусора накопилось?!

— Мусор? — Артур поморщился, шевельнул ноздрями, словно унюхать хотел то, чего чутьем разобрать не мог, — не врешь?

— А смысл?

— Тоже верно. Как там, в доме, совсем все плохо?

— Ну… трубы я почистил, воду подключил, артефакты работают, в моей спальне вообще порядок.

— Твоя — это которая?

— А вон, на третьем этаже, над круглой гостиной.

— Вроде, она гостевая была, — Артур поглядел вверх, — ну ладно, дом твой, тебе и решать. Значит так, братик, давай к делу. Из «Звездеца» я тебя увел, чтобы ты от Ветки своей подальше оказался. Хочешь, чтобы она домом занималась — твое дело, но не забывай, что девчонка — дикая ведьма, и через нее ты можешь влететь в серьезные неприятности.

— Да ладно! Она не то, что колдовать, она и ворожить-то не умеет. Ведьма — это ведь еще не маг, это просто латентные способности. К тому же, если что, ты меня вытащишь.

— Не уверен. Там разберемся. Уезжаем мы после утрени, так что сейчас тебе лучше отдохнуть, без баб и приключений.

— А, может, днем поедем?

— Днем и поедем. Повезет, так завтра к утру уже у профессора будем.

— Чего?!

— Просто поедем побыстрее. Лошадка у тебя хорошая, Безымянному я тоже недурного мерина подобрал. Выдержат они дорогу, ничего им не сделается.

— А мне?

— А тебе тем более. Как тут с конюшней? Можно лошадей поставить?

— Я конюшню не смотрел.

— Что ж ты делал?

— Да было, знаешь ли, чем заняться, — язвительно сообщил Альберт, — я в доме порядок наводил. Подметал, полы мыл… стены даже! — вовремя вспомнил он Ветку.

— Не пойму я вас, колдунов, — Артур безнадежно вздохнул, — зачем ты там полы и стены мыл, если весь дом ремонтировать нужно?

Ответить Альберт не успел. По камням мостовой загремели вразнобой подкованные копыта, и к дому крупной рысью подлетела тройка лошадей. Злой на весь мир Серко, узкомордая кобылка, купленная для Альберта, и высокий, длинногривый мерин. Кони были снаряжены, как для долгой дороги, а на мерине, вдобавок к сбруе и седельным сумкам, наличествовал еще и Безымянный. Он радостно улыбался, и махал братьям обеими руками:

— Здравствуй, Альберт. Здравствуй, Артур. А я к вам. Меня к вам Варг прислал, и Брюхотряс тоже к вам прислал. А тебе, Альберт, Ветка просила сказать, чтобы ты осторожнее был. А…

— Заткнись, пожалуйста, — попросил маг, подходя к калитке, — ты можешь помолчать, или, хотя бы, не орать так громко?

— Могу, — музыкант спешился, провел лошадей в сад, запрокинул голову, разглядывая дом: — Ух ты! Ну и громада! Ветка правду сказала, ты очень богатый. Или брат твой. Храмовники все богатые. Артур, ты чего суровый такой? Коня твоего перековали. Хороший коник, резвый. В нем загорской крови есть немножко. Может, от Крылана твоего? Если этот — прямой потомок, то почему нет? А еще, знаете, что про вас говорят? Говорят, что вы тоже прямые потомки. В храмах, знамение было. В Карцаге было. В Араде было, и в Сегеде, и в Албули. А в Шопроне не было ничего. Артур… да, я вспомнил, надо было заткнуться. Я, ведь чего так спешу-то, меня Варг нашел, сказал, что профессор вас видеть хочет. Тебя, Артур, персонально приглашают. Варг мне штуки такие дал, волшебные, говорит, вы знаете, что с ними делать. Вот.

— Распоясался, — с легким удивлением заметил Артур, отводя Серко подальше от размахивающего руками музыканта, — а давно ли тихий был, слово сказать боялся.

— Я не тихий, я мертвый, — как ни в чем не бывало, заявил Безымянный, — а ты меня топором ни за что, ни про что. Слушай, это и правда Миротворец?

Артур проигнорировал вопрос. Не обращая на музыканта внимания, он проверил конскую сбрую, придирчиво осмотрел подковы:

— Ладно, братик, вы тут пока беседуйте, а я в казармы.

— Подожди, — Альберт разглядывал «штуки», которые вручил ему менестрель, — это знаешь, что?

— Колдуновская дребедень.

— Это телепортационные активаторы. Хочешь, прямо сейчас у профессора окажемся?

— А в казармы кто пойдет? — поинтересовался Артур. — Не хочу.

— Ну ладно, не сейчас. А когда вернешься, может…

— Чтоб я мажью дрянь использовал?

— Тебе привыкать что ли?

— Серко устал, — подал голос Безымянный, — Артур, ты же добрый на самом деле, ты ведь не будешь коня мытарить.

— Посмотрим, — бросил рыцарь, нисколько не тронутый призывом к своей доброте, — все, пора мне.

— Поосторожней там, — неожиданно для себя брякнул Альберт. Получил в ответ взгляд, в котором было все, что думал старший по поводу непрошеной заботливости, и буркнул уже себе под нос: — да подумаешь…

Профессор Иляс Фортуна был доволен собой и окружающим миром. Со времени идеального взаимостояния подобное довольство стало привычным. А перед этим неудачи шли чередой, как будто попал профессор на темную полоску жизни и пошел по ней вдоль, сослепу спотыкаясь и падая. Сначала эльфы эти, как будто звал их кто-то, пришли, разогнали людей, кто не убежал, того убили. Были вдоль реки земли, как земли стали — вроде Пустошей. Дома брошенные стоят, кошки одичалые бродят, домовые, кого увезти не успели, свихнулись от тоски и кровь у заезжих хайдуков сосут.

Потом, того хуже — Пастыри. Взяли в оборот, пришлось с нового места сниматься и на старое бежать. Здесь, конечно, эльфы, но с эльфами хоть договориться можно.

Дальше — больше. Оборотни. Все, как один, заклинатели, с элементалями дружбу водят. И ведь дикари же! Интуиты и те умнее, ни малейшего представления о законах взаимодействия энергий, а духи их слушаются такие, каких Илясу Фортуне не удавалось подчинить даже с помощью давно освоенного энергопотока.

Когда понял окончательно, что ничего с элементалями не выйдет, что оборотня в ученики взял напрасно, даже хуже, чем напрасно — как бы боком это обучение не вышло, Золотой Витязь, вот тоже дурак, каких поискать, умудрился пропасть вместе с бесценной книгой, добытой у Некроманта.

Все одно к одному.

Но теперь, кажется, дела пошли на лад. И удовольствие доставлял даже вид из окна, а ведь обычно опушка Серого леса заставляла вспоминать о затаившейся там угрозе.

Нельзя сказать, чтобы эльфы досаждали, иначе профессор не рискнул бы возвращаться сюда из благополучной и обжитой Баба-Виды. Пастыри Пастырями, но на Сером Лесу свет клином не сошелся, а в Доростол или Дуга-Ресу или еще куда-нибудь поближе к Болотам монахи доберутся не скоро. Однако Серый лес поддерживал с магом вежливый нейтралитет, а всех чужаков, забредающих в Залесье, эльфы убивали еще на подступах к своим территориям. Это было удобно. Примерно так же удобно, как жить на островке посреди непролазной трясины. К тебе никакой враг не доберется, но и для тебя один неверный шаг может закончиться смертью.

Однако сегодня профессор был доволен. Гости вот-вот появятся. Варг отправился за своей компанией, Безымянный должен привести Братьев. Досадно, что рыцарь уже успел доложить о прибытии, но, с другой стороны, господин командор всегда рад предоставить своему святому возможность умереть. Господин командор оценивает ситуацию не менее трезво, чем господин профессор. И Артур для него такая же кость в горле, как Альберт для Иляса Фортуны.

А варговы приятели за плату готовы на все, и хорошо было бы ограничиться только ими, но, увы, этой жадной молодежи предстоящее дело не по силам. И хорошо было бы ограничиться только Братьями, но нет им веры, нет! И не может быть.

А ведь их еще нужно будет уговаривать. Ольжех сообщил, что надавил на старшего, и тот, в принципе, согласен. Но, к сожалению, в этой парочке верховодит не рыцарь, а маг. Поступков же Альберта, собственного ученика, профессор Фортуна предсказать не мог. Давно уже разучился. С тех самых пор, как Альберт начал входить в силу.

Для мага имеют значение два фактора: сила и талант. Многие ошибочно называют талант способностями, не понимая тонкой разницы между этими двумя понятиями. Можно быть способным ремесленником, ремесленнику и не нужно большего, но быть способным ученым нельзя. Это противоречит самому естеству ученого, смысл жизни которого в совершении новых и новых открытий, в бесконечном поиске и бесконечном познании, во взлетах фантазии, позволяющих воспринимать общую картину бесконечно сложного мира вокруг. Дозволенные маги, так сказать, в массе, загнали себя в рамки, внутри которых, способностей более чем достаточно. Интуиты — название это диким магам дал когда-то сам профессор Фортуна — может быть и наделены талантом, но не умеют им воспользоваться и не находят, куда его приложить. И только маги, настоящие ученые, к каковым относил Иляс Фортуна себя и своих учеников, талантливо и безошибочно умеют направлять свою силу. Жаль лишь, что сам профессор, будучи почти гением, силой, увы, обладал ничтожно малой. Даже сейчас, на двести семьдесят пятом году жизни, он едва ли мог потягаться со студентами Академии дозволенного волшебства.

Зато он знал больше, чем все мэтры Академии вместе взятые. Эти титаны науки, киты, зубры и динозавры, зачерпывали с самого краешка глубокого блюда, тогда как он, Иляс Фортуна, увидел уже и рисунок на дне, и разглядел даже, что дно это фальшивое, и множество тайн предстоит еще открыть, множество неведомых пока сил поставить себе на службу. Не умея сам воспользоваться своими знаниями, профессор учил других. Выбирал учеников тщательно, придирчиво и осторожно: не приведи Бог обзавестись таким, который поймет, что стал сильнее учителя. И не ошибся ни разу, даже с Варгом, которого взял, не выбирая — там выбирать не приходилось. Варг простодушен и честен, и полагает, что все остальные тоже не лгут и не способны злоумышлять. Он свято верит в своего учителя, чтит, как должно чтить старших, и любит.

Это трудно понять, потому что тот же самый Варг умеет быть дьявольски хитрым, по-звериному осторожным и по-звериному же безжалостным.

Это понять легко: для Варга есть свои и есть все остальные. Он волк и живет по волчьим законам, но он человек, и закон джунглей облагорожен этой человечностью до такой высоты духа, какой никогда не достичь настоящим людям.

Иляс Фортуна любил своего последнего ученика. И презирал. Так любят и презирают верных рабов и верных собак.

Альберта профессор боялся.

Если бы тогда, сто лет назад, хватило сил удержаться от искушения, в дальнейшем удалось бы избегнуть многих неприятностей. Впрочем, надо признать, что Альберт принес и немалую пользу, таская из огня такие каштаны, каких не ухватил бы не только сам Фортуна, но даже и самые сильные из магов Единой Земли. А, кроме того, ну в силах ли человеческих пройти мимо плачущего младенца, которого жестокая мать оставила лежать на голой земле, не потрудившись даже спеленать? Иляс Фортуна не отличался добросердечием, и, наткнувшись на ребенка во время одной из своих дальних прогулок, в первую очередь подумал о том, сколько все-таки неприятностей подстерегает человека практически за каждым углом.

Найденыша, грязного и мокрого, следовало подобрать. Заявить о нем властям. Наверное, передать в ближайший монастырь, или что положено делать с подкидышами? Брошенных детей в Единой Земле не было и быть не могло: деторождение поощрялось, и молодые семьи спешили обзавестись отпрысками, потому что даже за рождение каждого ребенка полагались всякого рода блага, а уж если чадо доживало благополучно до пяти лет, семье выплачивалась сумма, равная стоимости коровы. Ну и дальше — в десять лет, потом — в пятнадцать. То есть, до совершеннолетия. У самого профессора Фортуны детей не было, но о существующей системе он прекрасно знал…

Следовало, ох следовало насторожиться, обнаружив подкидыша. Фортуна же, вместо этого, брезгливо взял орущий комочек на руки. И прикосновение к мягкому, горячему тельцу отозвалось шоком, таким, что волосы встали дыбом, и онемели кончики пальцев: младенец оказался сгустком силы, чистой магической силы, почему-то принявшей человеческий облик.

Иляс Фортуна в одно мгновение забыл о собственном недовольстве, он ощутил священный трепет Аладдина, нашедшего волшебную лампу, и сразу увидел все открывающиеся перспективы. Кладезь потрясающих возможностей в грязном и мокром младенце. История знала подобные примеры: Мерлин, воспитал короля Артура, а Игорь Смольников, вырастил мистической силы гипнотизера. И тот, и другой, в смысле и кельтский маг, и российский чиновник плохо закончили, но они и воспитывать свои находки начали довольно поздно. А тут — младенец, чистый лист, мягкая глина, — лепи, что заблагорассудится, и пользуйся тем, что вырастет.

Уж выросло, так выросло…

Вполне возможно, что ошибки были допущены еще в процессе воспитания. Наверное, не следовало творить из найденыша только и исключительно мага, ведь есть же еще какие-то общечеловеческие ценности, этика, мораль… Иногда профессор задумывался об этом, но, обыкновенно, в том, что Альберт вырос непочтительным, дерзким, лишенным даже зачатков любви по отношению к приемному отцу, склонен был винить «феномен Братьев».

Если бы они не встретились, Альберт Фортуна и Артур Северный, маг и рыцарь, два воплощения двух очень разных сил, быть может, все и вышло бы так, как задумывалось. Но они встретились, и, объединившись, стали действительно опасны.

Не стоило их будить, ох не стоило… А с другой стороны, куда деваться? Идеальное взаимостояние произошло не просто так. И в этот раз все должно пройти гладко. А потом… а потом об Альберте можно будет забыть. Пусть себе живет, как хочет и сколько хочет.

И сколько сможет…

Профессор сидел за рабочим столом, откинувшись на спинку удобного кресла, смотрел на лес за окном и ждал гостей.

Первым прибыл Варг с компанией. Все трое появились на заднем дворе дома, несколько секунд со смехом и веселой перебранкой успокаивали перепуганных лошадей.

— Потише, вы, молодежь, — Иляс Фортуна выглянул из дверей, зажег светильник над крыльцом, — отведите лошадей под навес и располагайтесь. Варг, покажи, где тут и что. Если проголодались, накорми.

— Понял, — оборотень с сожалением взглянул на обломки активатора, — профессор, почему нельзя такие штуки многоразовыми делать?

— Потому что нельзя. Придет время, объясню.

Темноволосая красавица в светло-зеленом замшевом костюме, уже занялась лошадьми.

— Это Ирма, — Варг перехватил взгляд учителя, — интуитивный маг.

— Вижу.

— А это Карнай. Он из наших, хотя по крови человек.

Карнай, невысокий, очень широкоплечий, неспешно, но вежливо поклонился профессору:

— Вечер добрый.

— Добрый, — согласился профессор, — Варг, помоги девушке. А ты, — он цепко оглядел Карная, — не маг, как я вижу. В Лихогорье живешь?

— Да.

— И как там у вас?

— Живем помаленьку.

— Местные племена не досаждают?

— Красноволков, похоже, повыбьем скоро, — Карнай машинально коснулся пальцами чуть заметного шрама на шее, — с беловолками пока не ссоримся. Они поумнее, торговать приспособились.

— Значит, воевать приходилось?

— Приходится, — спокойно поправил Карнай, — тварей все больше, да и Храм не разбирает, беловолк у него на пути, красноволк или из наших кто.

— И часто ты с храмовниками пересекался?

— Я — нет, — короткая улыбка, — мы с ними не связываемся, если не прижмет.

— Чего ж так?

— А зачем? Старый думает, что с Храмом можно договориться, надо только рыцаря найти такого, чтобы выслушал, а не убивал сразу. Варг сказал, здесь как раз такой будет.

— Ну-ну. В паре с магом ты работать умеешь?

— Конечно, — Карнай чуть удивленно пожал плечами, — всю жизнь так и воюем.

— У вас там не маги, — недовольно поправил профессор, — у вас там заклинатели, да еще Старый, он вообще не пойми что.

— Вам виднее, конечно, — если боец и обиделся за своих, то внешне это никак не проявилось, — но я не только с нашими работал, мы с Ирмой в Пустоши забирались, и к Велебитским болотам.

— К Велебитским? — недоверчиво переспросил профессор.

— На самый краешек, — объяснил Карнай, — от Дуга-Ресы на день пути, может, чуть больше. Дальше не рискнули. Туда, говорят, только Миротворец ходил. Да и то, я думаю, сказки это.

— Не сказки, — буркнул Фортуна, — бывал он там. Еле ноги унес. Значит, с Ирмой вы сработались?

— Верно.

— Это хорошо. Ну что там, Варг?! — крикнул он в сторону навеса, — долго копаться будешь?

— Уже идем! — оборотень положил в ясли перед своим конем здоровенный кусок каменной соли, взял Ирму за руку и поспешил к учителю: — готов служить, господин профессор!

— Прекрати паясничать. Я тебе объяснял, как работать «треугольником», ты практиковался?

— А-то! В Пустошах, с Ирмой да Карнаем. Я потому их и привел.

— Ладно, — кивнул профессор, — можете отдыхать. Варг, к тебе это не относится. Когда гостей устроишь, займись ужином. Да чтобы домового больше не обижал, он еще с прошлого раза не отошел!

— Понял, — Варг сверкнул зубами, — все сделаю.

Уходя в свой кабинет, Фортуна слышал, как Ирма шепнула, адресуясь, видимо, к оборотню:

— Суровый он у тебя!

И представил, какую гримасу скорчил Варг в ответ. Развеселый ученик отнюдь не считал наставника суровым. Эти оборотни полагают душевнейшими людьми всех, кто не бьет их сапогами. А кто их бить возьмется? Вот и живут в святой уверенности, что мир вокруг светлый и дружелюбный. Интересно, надолго ли этой уверенности хватит?

С храмовниками они договориться хотят. Придумали же. А Варг, паршивец, об этих планах ни словечком не обмолвился. Знал ведь, что учителю это интересно было бы, знал и молчал. Надо будет устроить ему выволочку, чтобы запомнил на будущее, не все и не от всех скрывать надо.

Было бы неплохо, если б оборотни и вправду смогли договориться с людьми. Неплохо, но маловероятно. Люди, они потому и люди до сих пор, что всех чужаков сторонятся. Хотя, что мешало тем же храмовникам пропустить в Единую Землю кого-нибудь из многочисленных завоевателей? Понятно, что орден боялся утратить полномочия, но, если вдуматься, захват пошел бы княжествам на пользу. Это, если не знать, что таким образом остановится их непрерывное скольжение по Внешней Сфере. Но откуда бы Храму разбираться в столь тонких материях?

Кстати, об ордене. Оборотней, кроме них, резать все равно некому, так что, может статься, вовсе и не смешон Карнай, в своих чаяниях. Если тамплиеры решат, что этих убивать не надо, они и не будут. А люди никуда не денутся, смирятся со зверушками под боком. Глядишь, и сами торговать начнут. У людей много чего есть, а оборотни, если Карнаю верить, земли от нечисти расчищают, не хуже храмовников. Если понадобится, они и христианство могут принять…

Где же Альберта носит? Пора бы уж и ему появиться. Или опять решил в самостоятельность поиграть? Того и гляди, надумает верхами до Залесья добираться. Тут его эльфы и пристрелят. Маг-то он, конечно, сильный, а уж перспективный какой, но перспективы не доспех, от стрелы не спасут.

Собственный афоризм профессору понравился. Поглядывая время от времени в темноту за окном, он разыскал на полках, заваленных растрепанными тетрадями, папками и просто отдельными бумажками, записную книжку и увековечил новорожденную мысль.

Нет, на память Иляс Фортуна не жаловался. Просто осталась еще со старых времен привычка записывать все, хоть сколько-нибудь ценное или интересное. За двести лет архивов накопился полный чердак, и профессор никак не мог собраться, и навести порядок в собственных записях. Так было раньше, до Дня Гнева, когда жена ворчала, собирая по всему дому обрывки листочков, бумажки-самоклейки и блокноты разной степени исписанности… так оставалось и сейчас. Жены только не было. Поэтому за сохранность своих записей Фортуна не переживал. В его доме, без его ведома, в мусор ничего не отправится.

ДЕНЬ ГНЕВА

… — Не двигаться!

И все-таки, надо было, чтоб Кристо помолился. Мастиф почувствовал исходящую от самого себя угрозу, когда она волной ужаса отразилась от этих четверых, одетых в белое. Один из Провозвестников умер сразу. Второй захохотал: он стоял, как и приказали, не шевелясь, и смеялся, заходился хохотом. И приказывать им сейчас было уже бесполезно.

Конец ознакомительного фрагмента.