Врагов выбирай сам. Цикл об Артуре Северном

Наталья Игнатова

Герои, спящие столетним сном, непременно пробудятся, когда их Родине будет грозить опасность. В Единой Земле такое время настало. Героям молились, в них верили, на них надеялись, и они оправдали возложенные надежды – защитили Единую Землю.Но герои оказались совсем не такими, какими запомнили их в сказках и легендах. Оказалось, что у героев, как у обычных людей, есть множество своих проблем, которые они решают, причем, зачастую, решают не за свой счет.

ГЛАВА I

Старик сидел в глубоком кресле и, недовольно хмурясь, в который уже раз перечитывал письмо. Послание доставил сегодня утром донельзя уставший голубь. Птица была накормлена, напоена и сейчас отсыпалась в большой клетке, соседствуя с парой своих собратьев. А старик читал. И ворчал в седые усы:

— Сопряженные точки… Идеальное взаимостояние… А я говорю, аберрация… да, и буду настаивать. Третья?.. Да хоть бы и сотая, ведь надо же учитывать периоды… Это вам не математика, это — наука. А мы, как дети, как… как я не знаю… маги.

К слову сказать, именно магом старик и был. Но именовать себя предпочитал ученым. Дела мира, из которого пришло письмо, не особенно его интересовали, дела же мира, в коем он обитал, не нуждались ни в чьем вмешательстве. Потому что никто, кроме него, здесь не жил.

И вот, пожалуйста, письмо: полоска шелка, исписанная очень мелким, разборчивым почерком: «…рассеянное Солнце сфокусируется в зодиакальной линзе в момент прохождения Псевдоблизнецов в отраженном Сатурне через шлейф Марса…» и длинная цепочка чисел и символов. Профессору Илясу Фортуне вновь удалось рассчитать момент «идеального взаимостояния», возможность какового отрицалась в один голос и практикующими астрологами, и специалистами по постзодиакальной стереометрии.

Они отрицали, а профессор считал себе. Трижды его расчеты подтверждались, и у старого мага, близоруко перечитывающего послание, не было оснований сомневаться в том, что Фортуна и в этот раз окажется прав. Но это-то ничего, это пожалуйста: почтенный профессор вновь утер нос надутым ослам из академии, и старик готов был искренне поздравить учителя при ближайшей личной встрече. Недоволен же он был тем, что теоретические выкладки нуждались в практическом подтверждении. А практика, увы, была делом весьма и весьма хлопотным, особенно с точки зрения отшельника, давным-давно удалившегося от мирской суеты.

Старик бросил письмо на мраморную столешницу. Потянулся, кряхтя, и поднялся на ноги с неожиданной для его преклонных лет живостью.

— И все-таки, говорить о системе рано. Да, господин профессор, я настаиваю. Шесть ложнолунных фаз до и после перигея…

Он прошел в изрядно захламленную комнату, служившую, очевидно сразу и спальней, и столовой, а иногда, судя по пятнам на деревянном полу, еще и кухней. Или лабораторией? Кто их магов поймет? Взял с табурета возле кровати магическую книгу и побрел обратно к креслу и клетке с голубями:

— И кто, скажите, компенсирует расход материалов? Ему легко распоряжаться, а у меня что, драконьи пещеры? Если каждые сто лет пересчитывать взаимостояние, камней не напасешься.

Маг продолжал ворчать, пока открывал книгу, пока возился, устраиваясь поудобнее, пока листал страницы, в поисках нужных формул, а когда нашел, разом замолчал, строго выпрямился в кресле и, пошарив рукой, вытащил из воздуха три крупных, необработанных алмаза:

— Экспериментальный пробой номер пять дробь одиннадцать, — произнес старик совсем другим голосом, звонким и спокойным.

Сухие коричневые пальцы в порошок растерли один из камней.

В неуютной, просторной комнате потемнело: погасли, пронизывавшие пыльный воздух солнечные лучи. В открытые окна, низко пригнувшись, глянуло черное, без единой звезды, ночное небо.

Второй алмаз рассыпался белым порошком, и стена, обшитая темными от времени деревянными панелями, растаяла, обнажив поросший мхом и белесыми травинками серый камень. Широко размахнувшись, старик бросил третий алмаз прямо в шершавый бок скалы, вспыхнула и погасла в темноте яркая радуга, мох сгорел, задымилась трава. Как глыба льда под жарким солнцем, скала начала подтаивать, слезиться прозрачной влагой. Маг вернулся к книге и занялся настоящим волшебством.

Белым по синему — ровные строчки заклинаний, чеканные буквы и пылающие черви магических символов, книга гудела чуть слышно, иногда начинала трещать и похрустывать, а страница принималась мерцать, и медлили проявиться новые слова. Тогда скрюченные пальцы загребали из воздуха целые пригоршни драгоценных камней, сухие ладони перемалывали самоцветы в муку, и магия творилась своим чередом, в мягком гудении, в льющемся из книги неярком голубоватом свете.

Серый камень стал неясной тенью, более темной, чем ночная тьма в комнате. Сквозь тень эту, как сквозь кисейный полог, проступили очертания подземной полости.

— Лайтболл! — каркнул маг, не отрываясь от книги, и снова, — лайтболл, лайтболл!

Три маленьких веселых солнышка взлетели к потолку, покружились и, выстроившись цепочкой, устремились в темноту.

Непроглядный мрак шарахнутся в стороны и вверх. Пещера оказалась огромной, и ни разглядеть было ни стен ее, ни потолка — только размытая темнота вокруг, да два светлых полупрозрачных пятна в самом центре.

Поднявшись из-за стола, маг стряхивал с ладоней каменную пыль и вглядывался в призрачные очертания.

— Поверить не могу, — пробормотал он севшим голосом, откашлялся, склонился над книгой, осторожно дописал еще несколько символов и вновь взглянул в глубину пещеры. Два каменных постамента вырастали там из каменного пола, и два саркофага со стенами из прозрачного хрусталя стояли на возвышениях, испуская неяркий, холодный свет.

— Экспериментальный пробой номер пять дробь одиннадцать прошел успешно, — сообщил старый маг в гулкую пустоту, — из Прохладного мира в Теневую Лакуну установлен портал, проницаемый для нематериальных магических объектов, что можно считать практическим подтверждением расчетов профессора Фортуны. Приступаю ко второй стадии эксперимента.

Пощелкивая на ходу пальцами, он подошел к границе между деревянным полом комнаты и камнем пещеры, оглянулся на стол с тихо гудящей книгой, и шагнул вперед. Клубы пыли взлетели из-под ног, обутых в сандалии. Маг чихнул, почесал в бороде и решительно направился к саркофагам.

Толстый хрусталь изрядно запылился со времен последнего успешного пробоя. Маг, щурясь, всмотрелся в глубину одного из гробов. Избегая прикасаться, очень близко и пристально осмотрел второй. Что там внутри было — не разглядеть. Старик прикинул на глаз расстояние между постаментами, встал посередине и глубоко задумался.

Он помнил, как гробы вносили сюда, устанавливали на каменные пьедесталы, искусственное происхождение которых не вызывало сомнений, хотя и было совершенно невозможным. Помнил, как искрили под хрусталем натуго свернутые стазисные поля. Как улыбался Иляс Фортуна:

— Взаимостояние вот-вот закончится, Ольжех, надо поспешить…

Профессор хотел навсегда избавиться от тех, кого заточил в стазис и прозрачный камень, он только и думал о том, что Теневая Лакуна открылась, возможно, в последний раз. Он даже забывал гордиться тем, что трижды безошибочно предсказывал ее наложение на мир людей. Трижды… а где третий раз, там может быть и четвертый. Он спешил тогда, еще не зная, что очень скоро потребует от своего ученика нового пробоя, но попытки, одна за другой, будут заканчиваться неудачей, и желание избавиться навсегда, окажется опасно близким к воплощению.

— Вы узко мыслите, господин Фортуна, — вполголоса заметил Ольжех, — вам удалось вычислить связь между идеальным взаимостоянием и наложением Теневой Лакуны, но вы отказываетесь признать, что надмировое движение в целом находится под очевидным влиянием сил, недоступных вашему разуму. И вы снова хотите пробудить эти силы. Дело ваше. Но не говорите потом, что я не предупреждал.

Поморщившись, он выдернул из бороды длинную волосину.

— Трах-тибидох-тибидох, — пробурчал себе под нос. Подождал немного.

Ничего не изменилось.

— Но ведь как-то он это делал, — возмутился Ольжех, — как-то он это делал! Мало данных. Совершенно определенно, нет никакой возможности работать, располагая столь жалким количеством информации!

Каменные стены, которым была адресована тирада, холодно ее проигнорировали.

— Новейшие технологии ущербны в отрыве от корней, — наставительно сообщил маг, — но иногда у нас просто нет выбора.

И поднял руку, защищая глаза.

Толстый слой пыли с пола, постаментов и хрусталя сдуло порывом холодного ветра. Столбы синего света ударили в недосягаемый темный потолок. Радужные переливы стазисных полей закружились все быстрее, быстрее, пока не слились в слепящие белые полосы, а те, в свою очередь, бесследно растаяли.

Ольжех поморгал: глаза слезились от света, влез на возвышение справа и склонился над прозрачной крышкой.

По законам легенд и сказок, там должна была бы покоиться невиданной красоты юная девица. Спящая, разумеется. Ожидающая во сне прекрасного принца, который разбудит ее трепетным жаром своего поцелуя.

Ольжех на роль принца ну никак не подходил. Впрочем, и в гробу лежала не девица, а как раз наоборот.

На каменном дне, мирно сложив на груди руки, лежал юноша. Совсем молоденький, почти мальчик. Красивый, что правда, то правда, но ничуть на заколдованную принцессу не похожий.

Густые черные волосы вились крупными кудрями, смоляные пряди эффектно разметались по голубому хрусталю — иные женщины от лучших куаферов не могут добиться такого художественного беспорядка. Длинные загнутые ресницы опускались на скулы пушистыми полукружьями. Чернущие. Цвет волос и ресниц позволял предположить, что и глаза у юноши черные, точнее, темно-темно-карие. С отсветами жаркого, бесовского огня, который пленяет женские сердца, а мужчин заставляет без нужды класть ладони на эфесы мечей и распрямлять плечи, невольно уподобляясь бойцовым петухам перед дракой.

Маг рассматривал спящего и рассеянно дергал себя за бороду.

— Ну, красавец, — буркнул он, — просыпаться будешь?

Вместо ответа мальчик глубоко вздохнул. Грудь его поднялась, явственно обозначились ребра под тонкой рубашкой.

— Живой, — констатировал маг.

Слез с постамента и шустро взобрался на второе возвышение.

Там, в хрустальном гробу лежал еще один человек.

Тоже очень молодой. Но на этом его сходство с соседом и заканчивалось.

Коротко остриженные волосы даже в полутьме отливали золотом. Такой цвет бывает у солнечных лучей, когда день переходит в вечер. Загорелое лицо, худое с острым подбородком было настолько же неприятным, насколько красивым был облик того, черноволосого. Лицо аскета.

— Тощий какой, — Ольжех недовольно поморщился, — говорил я, откормить сначала надо, а потом уж в стазис. Подъем! — он постучал по хрустальной крышке. — Вставать пора.

Золотоволосый проигнорировал. И маг рявкнул, притопнув ногой:

— Тревога! К бою!

Первыми ожили руки. Метнулись, ударившись о стены. Пальцы царапнули холодный камень. И открылись глаза. Темно-синие. Холодные. В глазах была ярость, без намека на страх или непонимание.

— Как был дикарем, так и остался, — маг заставил себя отвести глаза от бешеных синих огней. — Сейчас, сейчас. Открою.

Без напряжения он сдвинул кажущуюся неподъемной прозрачную плиту. Золотоволосый рванулся встать, но смог лишь сесть, уцепившись за край саркофага:

— Что это?

— Смотря где, — без особого дружелюбия ответил старик. — Ежели вокруг, так пещера. А ежели, что с тобой, так это ты с непривычки. Ничего, оклемаешься скоро, будешь как новенький.

— А. Господин Ольжех. — без эмоций констатировал парень. — День добрый. Где мой брат?

— Спит еще, — маг кивнул на соседнюю гробницу. — Он себе на уме. Как захочет, так и проснется. Зато на своих ногах пойдет.

— Где Миротворец?

— Ох ты ж, на мою голову! Вот он, вот лежит, — старик ткнул пальцем в нишу над усыпальницей. — Давай-ка я тебе помогу выбраться.

— Я сам.

— Не смеши мои тапочки, сэр Артур.

Впрочем, он позволил парню попробовать. И тот действительно сам выбрался из гроба. Правда, уже на полу, качнулся и начал оседать. Маг шустро подставил свое сухое плечико. Кажется, он должен был рухнуть под тяжестью золотоволосого, однако ж, ничего, не рухнул, и даже помог Артуру добраться из пещеры до комнаты, где усадил в свое собственное кресло.

— Дальше не надо, — сказал он, пресекая попытки юноши подняться. — Дальше тебе пока нельзя. Реальность, знаешь ли, штука хрупкая. Как бы не потрескалась.

— Где Крылан?

— Подох. В смысле, помер.

— Сволочи.

— Слушай, сэр рыцарь, — нахмурился маг, — ты что ждал, что мы еще и лошадь твою спать уложим?

— Хотелось бы. Выпить есть?

Ольжех возвел очи горе.

— Вода.

— Понятно, — в ровном голосе Артура впервые прорезалось что-то похожее на сарказм. — Все, как всегда.

— Я сейчас уйду, — сказал маг. — Скоро вернусь. И принесу.

— Ладно.

— Веди себя хорошо, — старик наставительно воздел сухой палец. Встать не пробуй. Вот вода. Вот еда.

— Мясо? — тонкий горбатый нос шевельнулся, принюхиваясь. — Стоп. А какой нынче день недели?

— Воскресенье, — с легким сердцем соврал Ольжех. — Ешь.

— Как скажете, — парень пожал плечами и плеснул в кубок воды из кувшина.

Дом старого мага стоял на краю широкой, поросшей мягкой-мягкой травой лужайки. Одной стеной он врастал в монолитную скалу, три других таращились в беззвездную тьму распахнутыми окнами. Справа и слева, выбегая из-за скалы, шелестели широкие ручьи, их дальние берега всегда были скрыты плотной завесой тумана.

Ручьи обрывались с края лужайки шумными водопадами. При свете солнца видно было, как далеко внизу белые искристые струи сливались, рождая переменчивые радуги. Сейчас, в темноте, радуг, конечно же, не было, но вода шумела даже громче, чем днем. А уж куда она падала, этого не знал никто, кроме самого Ольжеха. Казалось, будто скала, дом и лужайка — остров, парящий в облаках. И ничего нет вокруг. Только небо.

Так оно, собственно, и было.

Ольжех не без оснований считал, что его мир — лучшее место для уединения. Точнее, он считал так, пока не пришло письмо от профессора Фортуны.

— Связь между идеальным взаимостоянием и феноменом Братьев очевидна, — сообщил Ольжех не то себе, не то траве под ногами, — и только слепец или дурак может отмахиваться…

— А профессор твердит про недостаточность фактического материала, — произнес молодой, веселый голос.

От скалы отделился клочок тумана, на глазах собрался в человеческий силуэт, мгновением позже оформилось лицо, блеснули яркие глаза:

— Рад видеть тебя в добром здравии, господин Ольжех.

— А чего мне сделается, Варг? — маг небрежно кивнул в ответ на поклон. — Значит так, слушай меня внимательно. Этого вашего… безымянного можете отправлять сюда. Но предупреди его, чтобы был поосторожнее. Один из тех, кто его встретит — рыцарь.

— Какой?

— Храмовник, — мрачно буркнул Ольжех.

— Храмовник? В твоем доме? — тот, кого назвали Варгом, расхохотался, сверкнув острыми белыми зубами. — И вы не перегрызли друг другу глотки?

— Глотки грызть у вас принято, — отрезал старик.

— Подожди, — Варг перестал смеяться и помотал головой, — извини, я не хотел тебя обидеть. Но мне сказали, что здесь будет маг.

— Маг тоже будет. — Ольжех пожевал губами. — Их двое. Рыцарь и колдун. Два брата.

— Феномен Братьев. — Варг вновь улыбнулся, — как в сказках, да? Ладно. Я скажу безымянному.

— Уж потрудись, — пробурчал старый маг. — Да, где там у вас, — он дернул головой, — вино купить можно?

Варг поднял брови в таком искреннем изумлении, что Ольжех разъярился окончательно:

— Да не себе я, — зарычал он неожиданно низким голосом, — не себе! Чего ты пялишься?

— В столице, — его собеседник попятился к ручью. — Есть там погребок, «Алмаз» называется. Лучшие вина. Не ошибешься.

Маг фыркнул вместо прощанья. И исчез.

Варг постоял еще с минуту, размышляя над услышанным, и исчез тоже.

И почти сразу в дверях появилась высоченная, стройная фигура Артура. Парень огляделся. Посмотрел на черное небо:

— Намутили колдуны. День ведь на дворе… — он как-то нерешительно потер подбородок, огляделся вновь и пробормотал тихонько:

— Да будет свет.

И стал свет.

* * *

Два старика тяжело смотрели друг на друга через длинный стол, заваленный книгами и бумагами. Господин Ольжех и профессор Иляс Фортуна, ученик и учитель. Оба седые, оба костистые, с одинаково водянистыми, давно уже выцветшими глазами. Похожие, как братья.

— Сколько можно мусолить одну и ту же тему? — склочным голосом спросил Ольжех, — Вы считаете, что идеальные взаимостояния, а также связанное с ними Наложение укладываются в систему. Я не согласен с этим, но готов признать вашу точку зрения. Так почему бы вам, профессор, не открыть глаза пошире и не взглянуть на проблему с моей стороны?

— Ты разбудил их? — скучно поинтересовался Иляс Фортуна.

— Я убрал стазис.

— Они проснулись?

— Да!

— Кто первый?

— Рыцарь.

— Жаль.

— Профессор, еще не поздно все исправить. Можно просто оставить их там: маленький колдун не умеет делать пробои. А я готов отказаться от Прохладного мира: «карманов», в конце концов, предостаточно, найду себе другой дом.

— Я ценю твою жертву, Ольжех, — Фортуна кисло поморщился, — но ты преувеличиваешь опасность.

— Вы же сами считали, старый вы… В первый раз идеальное взаимостояние наблюдалось за полгода до перигея. В двадцатый день второго месяца весны. Вы помните? И снова — через полгода после перигея. Если даже мы и не знаем точно, когда родился первый из братьев, то уж насчет второго известно все вплоть до часа рождения. Двадцатое апреля года сто семнадцатого от Дня Гнева.

— И снова рыцарь первый, — не услышав собеседника, пробормотал профессор, — ты засек время, Ольжех?

— Что?

— Время между пробуждением первого и второго?

— Когда я уходил, колдун еще не…

— И когда ты поумнеешь? Прекращай болтать и отправляйся домой, может быть, еще успеешь. Мне нужно знать точное время, ясно? Да, и по поводу влияния Братьев на космогонию… чушь, чушь и еще раз чушь! Не они, Ольжех — на них. Через них, если тебе угодно. И я уже объяснял тебе, что не использовать такие силы есть глупость непростительная. Куда большая, чем использовать их неосторожно. Все. Ступай.

* * *

Вымывшись, обсохнув и переодевшись, Артур вернулся в пещеру. Постоял над усыпальницей брата. Тот уже не лежал в чинной позе покойника. Он перевернулся на бок и сладко спал, улыбаясь чему-то.

— Лентяй, — укоризненно вздохнул Артур. Сдвинул прозрачную крышку, чтобы братик мог выбраться из своего гроба. А потом достал из стенной ниши седельные сумки и тяжелый двуручный топор в чехле из тонкой кожи.

Вытащив все это добро на солнечный свет, рыцарь бросил сумки на траву, затем расчехлил топор и придирчиво осмотрел сверкающее лезвие. Удивленно хмыкнул:

— Порядок.

Вновь надел на оружие чехол… и вскочил на ноги, прислушиваясь.

В небе кто-то голосил.

Артур отступил к дверям, перекинул топор из руки в руку, машинально оглаживая пальцами топорище.

А из безоблачной, высокой сини вывалилась с громким, протяжным воплем черная фигурка. Человек падал вниз, раскинув ноги, нелепо выставив вперед зажатый в руках клинок. И вопил, вопил, вопил.

Бросив топор, Артур перехватил крикуна в воздухе, перекатился с ним по траве, смягчая падение.

— Убьешься, придурок, — он выдернул из рук заткнувшегося человечка тонкий кинжал. — Кто ж так летает?

— А… а как? — задохнувшись, спросил летун.

— Низко. Не спеша. И уж не с такой ковырялкой наизготовку. А если б ты на него напоролся?

— Я думал, вдруг враги.

Артур покачал головой, не глядя, бросил кинжал за спину и, потеряв к гостю всякий интерес, вернулся к своим вещам.

Гость же, напротив, с искренним восторгом проследил как его оружие, сверкнув, будто рыбка, описало в воздухе дугу и до середины лезвия вонзилось в стену дома. Высоко. Как зря не достанешь, а и достанешь — не вытащишь. Он все-таки попробовал: поднявшись на цыпочки, добросовестно тянул и дергал рукоять, украшенную чешуйками волчьего пауропода, но кинжал как будто врос в шершавое дерево.

Оставив попытки вернуть оружие, человечек присел поодаль от Артура и, положив руки на коленки, а подбородок на руки, принялся наблюдать за рыцарем.

Артур же расстегнул одну из сумок, вытащил куртку из тонкой, почти прозрачной кожи. Разгладил ее на траве, придирчиво проверяя каждый шовчик, каждый стежок тончайшей металлической нити. За курткой на свет явились такие же тонкие перчатки. Прозрачные, выгнутые пластины поножей. Шлем, точь-в-точь, как у рыцарей Храма. И, наконец, дивной красоты пояс, набранный из тяжелых золотых блях.

Пояс на фоне невзрачных доспехов смотрелся чуждо, прямо-таки вызывающе. Незадачливый летун открыл было рот… и закрыл.

Артур не обращал на него внимания, задумчиво перебирал пальцами чуть потертый у пряжки подбородочный ремень, подергал, резко рванул. Ремешок держался, но…

— В Грачах делали? — подал вдруг голос незнакомец.

Артур отложил шлем и глянул на гостя внимательнее.

Тот был невысок ростом. Сравнительно молод. Темноволос, как большинство людей в Единой Земле. А глаза имел большие, полные какого-то непреходящего изумления. Впрочем, после полета, что пережил этот малый, изумляться не грешно.

— Как звать? — буркнул рыцарь.

Человечек задумался и признался после паузы:

— Не помню.

— Из Долины?

— Из Единой Земли.

— Угу, — рыцарь кивнул, — здесь зачем?

— Помощи просить.

— Ага. — Артур достал из бездонной сумки полевую форму храмовника, развернул, встряхнул на ветерке. Вновь посмотрел на гостя: — Колдун?

— Нет! — очень быстро ответил тот.

— Маг?

— Нет!

— Хорошо.

— Мне нужна помощь в очень важном деле.

— Не к нам, — юноша поморщился и выволок из сумки еще один сверток. — Это к хозяину. Он скоро вернется.

— А вы… вас двое, да? Вы и брат.

— Угу. — Артур продолжал досмотр своих вещей. — Только братишка спит еще. Что скажешь хорошего, музыкант?

— По… почему музыкант?

— Потому что мозоли, — рыцарь достал из кисета маленькую, побитую трубку и стал неспешно ее набивать. — Что новенького в Долине делается?

— В Единой Земле?

— Ну.

— У меня гитары нет. Я с ней лететь побоялся. Хотите, я вам так песню спою? Ну, то есть, расскажу.

— Расскажи. — Артур закурил, окутавшись белесым дымом. — Я хоть знать буду.

— Когда-то был доблестный хайдук Зако, по прозвищу Золотой Витязь, — начал безымянный человек, чуть покачиваясь в такт собственным словам, — он совершил множество подвигов, победил самого Некроманта, много путешествовал и неисчислимое множество земель повидал на своем веку…

Артур хмыкнул. Но слушал внимательно.

— И однажды приехал хайдук Зако к некоей цитадели, что воплощением ужаса и скорби высилась на мрачной равнине, бесприютной, безжизненной и безнадежной.

И был в цитадели некто, ненавидящий все живое, кто начал говорить с Зако. И соблазнил он доблестное сердце льстивыми речами, помрачил чистую душу хитросплетением лжи и недомолвок, не лгал говоривший, но не сказал и правды. Звал он Зако на бой во имя Света, против Тьмы и всех порождений ее, обещал силу и власть, и возможность использовать их на благое дело. И Зако согласился.

Но стоило лишь доблестному хайдуку дать свое согласие на великий бой с великим Злом, как страшно содрогнулась цитадель, и громко расхохотался говоривший с ним:

— Отныне, о доблестный хайдук, твое тело станет принадлежать мне! А ты, безгласный, бездыханный, бессильный, будешь во веки веков охранять цитадель.

И стало так.

С тех пор душа хайдука, заключенная в камень, пребывает в цитадели, бессильная изменить свою жалкую участь.

Но Некто не знал, что когда отбирал он тело у Золотого Витязя, возмущение мира стало столь велико, что умершие восстали из могил… Во всяком случае, один восстал, — добавил рассказчик, запнувшись. — Ваш покорный слуга.

— Так ты еще и мертвый? — без особого удивления уточнил Артур.

— Ну… да. Я умер, а потом вот… вот так.

— Ясненько.

Юноша выбил трубку о камень. Встал. Поднял топор. И аккуратно приложил собеседника обухом по темени.

Тот упал, не издав ни звука.

Артур крепко связал тело добытой все из тех же сумок веревкой, взвалил на плечо и отволок к своему опустевшему гробу. Сбросил гостя туда — благо, тому хрустальный саркофаг оказался совсем не тесен. А потом задвинул на место прозрачную тяжелую крышку.

— Отдохни, покойничек. — Рыцарь поднял было руку: осенить усыпальницу крестом, но, подумав, не стал. Еще подохнет тот, внутри. А он, может статься, Ольжеху нужный.

Потом Артур сидел на краю обрыва, свесив ноги в туманную бездну, курил уже третью по счету трубку и ожидал. Все маги, которых он знал, были весьма и весьма неторопливы. Только Альберт, младший братишка, не успел еще набраться этой высокомерной неспешности. Но и он сладко спал в своем гробу, совершенно не думая о том, что время-то идет.

Впрочем, до возвращения Ольжеха спешить действительно было некуда.

Артур очень надеялся, что разбудили их с Альбертом не для того, чтобы сообщить об очередной пропасти, в которую якобы катится Единая Земля. Попросту говоря, Долина. Надоело уже до судорог! Спаси этих. Чтобы спасти, убей тех. Чтобы убить, вступи в сговор с такими тварями, каких порядочный храмовник должен изничтожать быстрее, чем вспомнит первые слова «Отче наш». Хватит. Наспасались. Больше всего хотелось вернуться домой… Ну, не домой, конечно, дом давно разрушен. Вернуться бы в Шопрон. Пред светлые очи командора. И жить спокойно. Присматривать за братишкой, который, увы, вновь возьмется за гнусное свое колдовство. Может статься, за несколько месяцев мирной жизни Артур сумеет убедить брата в том, что тот избрал гибельный путь?

Ну и Катерина, конечно, заждалась уже. А Галя с Марийкой! Ирина, поди, все глаза выплакала. И кто скрашивает трудную жизнь с нелюбимым мужем Алесе и Лане?

На этом благочестивые размышления были прерваны. Появился Ольжех с бутылкой в руках и сразу начал орать:

— Почему светло? Откуда солнце? Где твой братец?

— Спит, — отрезал Артур.

Ольжех, как курица крыльями, взмахнул рукавами и побежал в дом. Через минуту вернулся и снова вызверился:

— Ты что здесь устроил, мальчишка?! Где ты взял солнце?

— Я? — удивился Артур.

— Взаимостояние, — застонал Ольжех, — пробой в Теневую Лакуну. Тридцать четыре самоцвета, сто лет работы, километры формул, а этот… Ты хоть понимаешь, что натворил? Солнце сдвинулось… Солнце! Ты привязал Теневую Лакуну к Прохладному миру.

— И что? Будет у вас погреб.

Ольжех каркнул и сел, прижимая к себе бутылку.

Артуру стало жаль старика. Он выдавил ободряющую улыбку и добавил:

— Там темно. Холодно. Овощи хранить можно…

— Тебе… — маг задохнулся, откашлялся, — тебе было сказано: сидеть и не двигаться.

— Я что, дурак…

— Да!

–…делать все, что вы говорите? — без заминки продолжил Артур. — Тут к вам прилетел какой-то. Я его в гроб уложил. Самое место.

— Что?.. — Ольжех вскочил, выронил бутылку, подхватил ее на лету, — куда уложил? Кто прилетел? Что еще ты тут наделал?

— Да живой он, — поморщился юноша, — я его легонько. Но он все равно мертвый. Так что лучше пусть там и остается, где есть.

— Что?.. — безнадежно переспросил Ольжех, — зачем только я тебя разбудил?

— Это я у вас спросить хотел, — не дожидаясь ответа, Артур встал и ушел в дом. Вернулся он оттуда с двумя кубками. Один протянул магу:

— Не пейте из горла — дурной тон.

— Рассказывай, — приказал Ольжех, безропотно отдав вино.

— Нет уж, — хмыкнул Артур, — пускай сам рассказывает.

— Так он живой?

— Мертвый.

— Но…

— Вернее, не-мертвый. Я его оглушил только. А покойником он еще раньше был.

— Свалились вы на мою голову, — пробормотал старый маг, и, окончательно смирившись, отхлебнул из своего кубка, — герои… Что ты, что братец твой…

— Альберта не троньте, — набычился Артур.

— Да не трогаю я никого, — Ольжех вздохнул. — Толку-то. Ладно, куда ты его девал?

— К себе в гроб.

— Ох-хо, — маг поднялся и снова побрел в дом.

Артур остался сидеть на обрыве, прихлебывая из кубка и любуясь радугами в тумане. Вино было вполне даже ничего.

Ольжех и безымянный явились рука об руку. Маг был мрачен. Певец моргал на солнышко, а изумление, раньше стывшее только в глазах, сейчас явственно читалось во всем его облике. Приближаться к Артуру он опасался: сел на травку чуть поодаль, так, чтобы в случае чего можно было одним движением нырнуть в открытую дверь.

— Ну, рассказывай, — повторил Ольжех.

— Что рассказывать?

— Все рассказывай. С начала и по порядку.

— А. Понял, — менестрель выпрямился, откинул с лица длинные волосы и начал:

— Когда-то был доблестный хайдук Зако…

Рыцарь обернулся и безымянный закашлялся на полуслове.

— Продолжай, продолжай, — подбодрил его маг.

И певец продолжил. Слово в слово. Длинную глупую историю, которую Артур уже имел счастье выслушать.

Дойдя до оживших мертвецов, музыкант вновь споткнулся. Бросил на Артура настороженный взгляд.

Ольжех покивал каким-то своим мыслям, а потом каркнул:

— Тебя что, дурак, не предупреждали, с кем ты говорить будешь? Нашел, о чем болтать! Ладно, все понятно, — он разом ополовинил свой кубок. Глянул на Артура…

В дверях, одной рукой протирая глаза, а другой придерживаясь за стену, появился Альберт:

— Уже пьете, — заметил он. И зевнул. — А мне?

— А умыться? — без особой надежды спросил Артур.

— Потом, — Альберт махнул рукой, — пожрать есть что-нибудь?

Ольжех опять поднялся и побрел в дом, бурча привычную уже песню о свалившихся на его голову героях, идеальном взаимостоянии, дикарях и еще каких-то невнятных своих горестях.

Потом Альберт ел, пил и вслушивался в себя. Взгляд его, в конце концов, стал настолько рассеянным, что Артур не выдержал:

— Ты о чем думаешь?

— Я чего-то не помню, — неуверенно пробормотал маг, — но не помню, чего.

— Меня помнишь?

— Тебя забудешь, как же.

— Значит, все в порядке. Этого старого… господина, — рыцарь кивнул на Ольжеха, — помнишь?

— Ну, да. Ученик профессора.

— Ага, и профессора, значит, помнишь?

— Помню.

— Слушай, братик, — синие глаза заблестели, — а заклинания ты свои помнишь?

Красивые брови Альберта сошлись на переносице:

— Нет, — он медленно покачал головой, — заклинания не помню.

Артур улыбнулся гадко, но так радостно и искренне, что улыбка показалась приятной:

— Вот и славно. Вот и хорошо.

— Да я вспомню, — отмахнулся юный маг.

— Ты сколько лет их учил?

— Ну, когда ты поймешь? — Альберт закатил глаза, — я не учу заклинания. Заучиваются лишь базовые законы взаимодействия материй и стихий, на основании которых настоящий ученый конструирует…

Улыбка Артура погасла.

— Да один хрен, колдовство это и ересь, — он помотал головой, — не умничай.

— А ты не придуривайся. Все ведь понимаешь.

— Я?! Да я…

— Опять вы за свое, — Ольжех неприкрыто зевнул, — вот что, певец, пока они всерьез не схлестнулись, расскажи-ка этому красавцу свои историю.

— Когда-то был доблестный хайдук Зако, — размеренно начал безымянный. И дальше покатилось по осточертевшей Артуру колее. Рыцарь зевнул вслед за старым магом и вытянулся на траве, созерцая безоблачное небо.

— Ну и что? — спросил Альберт, когда менестрель замолчал, — очень интересно, конечно, но… братец, — он кинул на Артура тревожный взгляд, — нас заставляют ввязаться в это дело?

— Вас никто не заставляет, — Ольжех затряс головой.

— Нас и раньше никто не заставлял, — взъярился Альберт, — а били все, кто не ленивый. Нет уж, теперь сами справляйтесь.

— Как скажете, — старик развел руками. — И все-таки я попрошу вас. Вот тебя, рыцарь особенно попрошу.

Артур под перекрестными взглядами брата и Ольжеха сел. Передернул плечами. Покосился на Альберта:

— Мы же с тобой ничего не потеряем, — неуверенно пробормотал он.

— Да. Если нас раньше не убили, так теперь наверстают.

— Ну… — юный рыцарь задумался, — сколько раз нас могли прикончить за то время, пока мы тут… в безопасности. Кстати, — он обернулся к Ольжеху, — а сколько времени прошло?

— Сто лет, — небрежным тоном ответил старик.

— Сколько?! — хором спросили оба брата.

— Сто лет. Пробой в Теневую Лакуну возможен лишь во время идеального взаимостояния… был возможен… до сегодняшнего дня… А взаимостояние…

— Вот оно что, — нехорошим голосом произнес Альберт, — Артур, ну их к черту. Пойдем отсюда, пусть сами разбираются.

— Сто лет, — ошарашено бормотал безымянный певец, что-то лихорадочно высчитывая на пальцах. — Сто. Колдун и храмовник… Так это что… Это про вас?

— Да пошел ты! — сердито буркнул черноглазый маг.

— Вообще, это я должен говорить, — нейтральным тоном заметил Артур, — тебе подобает выражаться более изыскано.

— Про них, про них, — думая о чем-то своем, кивнул старик, — и песни про них. И сказки про них. Все про них. Вы, мальчики, за сто лет героями стали? Гм… посмертно, конечно. Так что спокойной жизни можете не ждать.

— Разберемся как-нибудь, — проворчал Альберт.

— Подожди, — Артур глубоко задумался, — он прав, нас в покое не оставят. Нас и разбудили-то, чтобы запрячь.

— Черта лысого!

— Не сбивай меня, пожалуйста, — попросил рыцарь, — знаешь ведь, мне думать трудно. Значит, слушай внимательно. Этот Зако, он герой. Настоящий, хоть и хайдук. Не то, что мы с тобой. С Некромантом, говорят, дрался. Кто такой Некромант, кстати? Некрофилов знаю…

— Маг, работающий с некротической и некробиотической энергиями, — Альберт поджал губы, — и что с того?

— Да как что? Мы вернем парню его тело, и пускай дальше он подвиги совершает. А нас с тобой это касаться больше не будет. Ты колдовством своим займешься.

— А ты спасением моей души? Артур, ты в самом деле в это веришь?

— Почему нет? Просят люди, как отказать?

— Маги, между прочим, просят, — прищурился Альберт, — по-твоему, так и вовсе колдуны.

— Отмолю, — махнул рукой Артур. — И себя, и тебя. Не переживай.

После завтрака младшего из братьев последовала пауза, в течение которой рыцарь и Ольжех курили, не-мертвый менестрель нервно постукивал пальцами по колену, а Альберт проверял свои вещи ничуть не менее придирчиво, чем Артур незадолго до него, оружие и латы.

— А жемчужина? — поинтересовался он у Ольжеха. — У меня здесь жемчужина была. Такая, — он показал старику сжатый кулак, посмотрел сам и кивнул на брата, — вот как его кулачина.

— Жемчужина? — неискренне удивился Ольжех.

Альберт выразительно промолчал.

— Мы решили, что тебе она ни к чему, — вздохнул старик, — и изъяли.

— Украли, — уточнил молодой маг.

— Изъяли, — настойчиво повторил Ольжех.

— А попросту говоря, сперли, — хмыкнул Артур, — это, если мы словно бы при детях и стариках выражаемся.

Альберт глянул с надеждой, но старший брат, вопреки обыкновению, младшего не поддержал:

— Правильно сделали, что сперли, — он ухмыльнулся. — Она, кажется, силы твои колдунские увеличивала, да?

— Вот именно!

— Вот именно, — кивнул Артур, — Так зачем тебе такая дрянная вещь?

— Но… но ведь украли! А воровать нечестно! Ты сам всегда говорил…

— Так не я же украл, — рыцарь поднял брови, — колдуны сперли. А они, за редким исключением, все ворье и разбойники. Чего ж ты возмущаешься, если своей волей с этакой сволочью связался?

Менестрель хлопал глазами, переводя взгляд с Артура на Ольжеха, с Ольжеха на Альберта, с Альберта опять на Артура. Юный маг кипел от негодования, а старый с видом глубоко философским попыхивал трубочкой. И на лице у него было написано, что подобные разговоры он слышал сто лет назад, слышит сейчас, полагает, что услышит в будущем, и ровным счетом ничего оные разговоры ни для него, ни для всех прочих магов, или «колдунов» не меняют.

— Ладно, — Альберт завязал свой мешок и встал. — Сочтемся. Ну что, мы идем?

— Сейчас.

Артур расстегнул вторую седельную сумку, вытащил из нее два небольших, но очень тяжелых мешочка:

— Переложу для равновесия, — объяснил, расстегивая вторую сумку, — на себе ведь переть придется.

— А Крылан твой где?

— Уморили Крылана. М-маги. Такой зверь был! Здоровый, как бык.

— У вас там что? — спросил у Альберта безымянный.

— Золото, — пожал плечами юноша. — Двадцать тысяч в монетах Большого мира. На деньги Долины — сорок тысяч «больших львов» получается.

— Сколько?! — задохнулся певец.

— Сорок. Ну, там, плюс-минус. Нам же надо на что-то жить.

— Герои, — насмешливо каркнул Ольжех, когда менестрель, не решаясь поверить, обернулся к нему, — им, знаешь ли, много не бывает. Все собрали? — он критически оглядел братьев. — Тогда слушайте внимательно. Я отправлю вас в «Звездец»… тьфу, чтоб ему! в «Звездень».

— В «Звездец», в «Звездец», — ухмыльнулся Артур. — Он что, сто лет простоял?

— И еще сто лет простоит. Любимое место отдохновения всяких… героев, чего б ему сделалось? Сообразите там, что да как. Поосмотритесь. Кстати, храмовников из Шопрона в Сегед поперли.

— Чего так? — нахмурился рыцарь.

— Да уж было за что. Тебе ли не знать? Ну а дальше сами решайте, что делать. Вот и все, собственно, — старик выбил трубку, — надеюсь, я вас долго теперь не увижу.

— Взаимно, — Артур забросил сумки на плечо.

Ольжех пошевелил пальцами, бормотнул что-то, и вся троица исчезла. Просто растворилась в воздухе.

ДЕНЬ ГНЕВА

…А вообще-то он был в отпуске. Их всех отправили отдохнуть, всю группу. Сразу, после короткой, но вымотавшей до предела работы в аэропорту де Голль. Тогда думалось, что Провозвестники утихнут надолго. После такого удара они не должны были скоро оправиться.

Должны, не должны, психам законы не писаны. Психи в своем ритме живут, еще и нормальных заставляют под себя подстраиваться.

Мир сходит с ума постепенно, но процесс идет, неспешный и неотвратимый.

Дерьмо!

…Группа из четырех человек за очередным поворотом. Этих нужно брать тихо. А вот дальше можно будет не стесняться.

Третья группа из пяти. Загадывать рано, но, кажется, он успевает…