Сюрприз

Наталья Зимняя, 2020

Грегори Хокстоуна и юную Николь Астлей разделяет пропасть ненависти и рокового стечения обстоятельств. Судьба один за другим преподносит им неожиданные сюрпризы, выстраивая между ними бастионы вражды. Но кто сказал, что сюрпризы не могут быть приятными? Удастся ли герцогу Уотерфорду выйти победителем в борьбе с собственными демонами и сломить сопротивление гордой девушки?

Глава 3

Англия, Лондон, Имение барона Мэдлоу 1863 год.

— Мистер Хокстоун? — вынырнув из пут воспоминаний, Грегори понял, что к нему обращаются. Неподалеку стояла женщина. Высокая, статная, с совершенно черными, как вороново крыло, волосами на фоне молочно-белой кожи. «Красива», мимолетно пронеслось в голове маркиза. Сбитый с толку воспоминаниями, он даже не сразу понял, что уже неоднократно видел ее.

— Мистер Хокстоун… С вами все в порядке? Вы стояли у самого края пруда с таким отрешенным выражением лица, что я ненароком подумала, не придется ли мне нырять следом за вами?

Женщина подошла ближе.

— А вы нырнули бы? — Грегори скучающе окинул ее вблизи, отметив про себя, что она действительно хороша.

— Даже не сомневайтесь, маркиз, я бы не позволила виновнику торжества так просто избавиться от своих обязанностей, — склонив голову набок, с ослепительной улыбкой заверила его она.

При упоминании о дне рождения Хокстоун состроил такую кислую гримасу, что собеседница расхохоталась.

— Бросьте, маркиз! Даже если вы ненавидите этот день, вы не можете просто вычеркнуть его из календаря! Его можно просто пережить. Берите пример с меня, — она ткнула сложенным веером себе в грудь. — Я тоже ненавижу свой день рождения — и, увидев, что мужчина в немом вопросе изогнул бровь, уточнила, — с некоторых пор!

— И в чем же, позвольте уточнить, мне следует брать с вас пример? Ненавидеть свой день рождения? — Грегори вложил руки в карманы брюк и выжидающе воззрился на собеседницу.

— О нет! Что вы! Всем известно, что невозможно ненавидеть что-либо более, чем ненавидит свой день рождения маркиз Лимерик! — женщина, отойдя к кусту роз, аккуратно сорвала с него влажный от вечерней росы цветок и поднесла к лицу. Ну, или, почти всем.

— В самом деле? — Грегори продолжал рассматривать ее. Да, он видел эту женщину и раньше, на разных приемах, кажется, в основном с бароном Малховеном. Возможно, они были представлены друг другу. Оставалось только припомнить ее имя

— А откуда, например, вам это, известно, миссис…

— Астлей… Меня зовут Ингрид Астлей… брюнетка, довольно резко вскинув вверх руки, ловко заправила в свитые локоны сорванную розу, и отвернувшись, медленно пошла вдоль берега.

Грегори остался стоять там же. Несомненно, она флиртовала с ним. Не было еще ни одной представительницы этого испорченного пола, которая не делала бы этого, исключая разве что двух-трех жен его друзей, которые, по-видимому, чем-то отличались от других. К тому же его опыт не позволил ему не заметить ту досаду, которая промелькнула в ее глазах, когда она поняла, что он не знает, или не помнит ее имени. «Типичное женское самомнение! Она единственная и неповторимая. Такой больше нет, и все должны пасть ниц пред ее красотой!», с присущим ему сарказмом подумал Хокстоун, все еще глядя ей вслед. «Действительно красива и довольно желанна», опытный взгляд отметил четко продуманные грациозные движения искушенной, опытной женщины.

Но он не пошел следом. Он был искушен не менее, более того он был пресыщен. Несмотря на свой возраст, ни в одной из окружавших его представительниц рода Евы, он не находил никаких особенных черт, которые бы выделяли ее из общей массы. Он прекрасно понимал, что наградив его титулом, небеса в придачу подкинули ему весьма банальную, и от этого еще более утомительную обязанность продолжения рода для передачи герцогства. Были бы у него другие варианты, беспокоиться об этом даже не пришло бы ему в голову, но их не было. Все чаще он задумывался, что рано или поздно ему придется найти женщину, которая должна будет стать матерью его ребенка, его наследника. Несмотря на его, не очень благовидную репутацию, любая из осуждающих его похождения мамаш, привозящих на сезон дебютанток и незамужних подопечных, была бы несказанно счастлива такой партии. Умудренные опытом матроны вздыхали по старинной родословной и баснословном богатстве маркиза, которое и без его умений, в скором будущем обещало стать просто невероятным. Юные, и не совсем, претендентки, тайком от своих надзирательниц, не сводили глаз с широченных плеч, чеканных черт и ленивой улыбки, которая изредка посещала губы будущего герцога. Все это обещало пока еще неискушенным красавицам столько наслаждения, сколько они еще только могли себе представить, делясь обрывками добытых где-то знаний со своими такими же неопытными сверстницами.

Все это совершенно не волновало сам трофей. Ему нужен был сосуд, естественно отвечающий всем требованиям его положения, желательно привлекательный на вид и новый. Таких сосудов вокруг было огромное множество, что совершенно не радовало маркиза. Чем больше выбор, тем труднее его сделать.

Ингрид была не просто раздосадована, она была в бешенстве. «Надменный сукин сын!» Совершенно исключено, чтобы он не помнил ее. В тот вечер у Аттертонов, он без конца скользил по ней взглядом, конечно довольно отсутствующим, но они оба были с партнерами, по-другому и быть не могло. Сейчас же он намеренно дал ей понять, что видит ее в первый раз.

Первый пункт плана пока не удовлетворял ее ожиданиям. Женщина резко выдернула из прически розу, отшвырнув ее в сторону, и стала нервно постукивать сложенным веером о ладонь. Нужно успокоиться… Ведь она прекрасно знала, что добыть этот фрукт будет не так просто. Нужно перестать нервничать и идти намеченным путем. В конце концов, чем сложнее битва, тем слаще победа! Но уязвленное самолюбие все-таки сделало последний укол, напомнив, что Грегори остался там, у пруда, так и не последовав за ней, как сделал бы любой другой мужчина, получив такую привилегию, как проводить леди Астлей. А ведь ей показалось, что в его глазах на мгновенье промелькнул интерес. Постаравшись поставить на место разыгравшееся самолюбие, Ингрид перевела дыхание и, уже было, направилась к площадке, но чуть заметное движение справа остановило ее. Повернув голову, она удивленно изогнула бровь, увидев собственную дочь, уже практически скрывшуюся в зарослях жасмина.

— Николь?! Что ты здесь делаешь? — неприятное подозрение, что дочь стала свидетельницей ее неудачного флирта, заставило женщину надменно вскинуть голову, как будто перед ней стояла не ее четырнадцатилетнее чадо, а заставшая ее в момент поражения соперница. Но нет, перед ней действительно была ее дочь точная копия, как будто кто-то очень внимательно и дотошно срисовал образ. Это сходство было подарком судьбы, потому что девочка не была дочерью старого барона. Когда после свадьбы обнаружилось, что, несмотря на неплохое воспитание, молодой жене не хватает многих элементарных познаний, в имение Астлей был приглашен молодой учитель. Совершенно не случайно, а благодаря тому, что юная баронесса совершенно точно оценила влияние своей красоты на мужа, юноша оказался сыном старого друга ее отца и, в отличие от самой Ингрид, испытывал к ней довольно серьезные чувства. Переступив через гордость, которая долго мучила его, не позволяя приблизиться к юной возлюбленной, из меркантильных побуждений отдавшейся старику, он оказался в имении ее мужа. Именно он и стал отцом Николь.

И тогда, когда весь высший свет был небезосновательно уверен в том, что появившаяся на свет девочка не была кровной наследницей барона, сам Астлей был вне себя от счастья. Сходство Николь с матерью связало руки сплетникам, и тайна осталась тайной.

Николь не видела ее встречи с маркизом, несмотря на то, что находилась не так далеко. Она пыталась уложить в своей хорошенькой головке то, что услышала всего несколько минут назад. Две прогуливающиеся, незнакомые ей особы, не заметив ее, сидящую на небольшой скамеечке в темноте, совершенно «вовремя» решили обсудить ее мать. В свои четырнадцать, уже совершенно привыкшая к допустимым в рамкам приличия сплетням, девочка хотела было пропустить мимо ушей довольно неприятные высказывания, но услышанное дальше повергло ее в шок.

— Да что там говорить о ее непристойностях сейчас. Вспомните о том, что было раньше, дорогая, — пожилая матрона в несуразно ярком наряде, обмахиваясь веером, подхватила под руку свою, не менее престарелую, собеседницу.

— Раньше? Ну, раньше тоже было всякое, — женщина отмахнулась то ли от назойливого насекомого, то ли от слов подруги. — Ты ведь помнишь, Амелия, я была влюблена в Лайонела и, если бы не его вечные чудачества мой отец мог бы даже подумать о браке.

— Да. К сожалению, когда Астлей решил насмешить свет женитьбой на этой выскочке, ему некому было помешать, и в итоге он остался в дураках!

— Не в дураках, дорогая, а в рогоносцах, — при этом женщина понизила голос, наклонившись к подруге, как будто знала, что их подслушивают. — Всем понятно, что старина Астлей не может быть отцом наследницы. Даже жаль, что девочка так похожа на леди Ингрид, можно было бы догадаться кто ее настоящий отец.

— Да что там догадываться! Я слышала из довольно достоверных источников, что в имении Астлей жил какой-то то ли художник, то ли учитель, так вот, он и является отцом девочки. А сейчас эта вертихвостка увлечена любовником нашей Элинор, великолепным Хокстоуном

Повергнутая в шок, Николь резко встала, что, наконец, привлекло внимание сплетниц. Тихо ахнув, они, замолчав на секунду, резко сменили тему и, неестественно громко разговаривая, удалились. Николь было не до них. Они называли ее отца чудаком. Да у нее самый лучший отец на свете! Никогда она не слышала, что бы отцы из высшего общества лечили бездомных собак, или отплясывали на праздниках с простолюдинами в ближайшей деревне, или сидели у кровати детей вместо матери или нянек, когда они больны. Отец никогда не любил светских мероприятий, конечно в высшем обществе это могло считаться чудачеством. Это очень раздражало мать. Бесконечные истерики и упреки, в конце концов, вынудили сэра Астлей позволить баронессе посещать светские сезоны без него, тем более, что она все время делала ставку на будущее дочери, возможности устроить которое, он, по ее мнению, лишал девочку своим затворничеством. Конечно, ей было невдомек, что юная наследница барона, совершенно не мечтала ни о каких светских привилегиях. Воспитанная презирающим шум столичных сезонов отцом, носящая в себе наследственность далекого от сливок общества молодого учителя, Николь была счастлива в имении.

Сейчас, вырванная из своих сбивчивых мыслей окликом матери, она решала вопрос: «Что будет, если прямо сейчас спросить мать об услышанном?»

— Я спрашиваю тебя, что ты делаешь здесь, в кустах? — Ингрид кивнула в сторону благоухающих цветов, вглядываясь в бледное и растерянное лицо дочери, не подозревая о творящемся у нее внутри хаосе.

— Я гуляла по саду, девочка вынырнула обратно из суливших укрытие, благоухающих веток. Естественно, она не могла признаться матери, что сначала попросту пряталась в этих кустах. Леди Мэдлоу решила, что Николь «непременно должна спеть» для какого-то маркиза, а мать, обычно не проявлявшая особого энтузиазма в отношении талантов дочери, почему-то именно в этот раз была в восторге от этой идеи. Как девочка не отпиралась, говоря, что еще никогда не исполняла песен на публике и что те песни, которые любит она, вряд ли подойдут к намеченному торжеству, ее не слышали. Мама и Элинор согласились с ней только в том, что ее песни действительно не подходят.

Срочно был вызван учитель, репертуар был утвержден, и Николь только и оставалось, что с досадой приняться за занятия. Выбранные песни все до одной были глупыми и приторными. Пока их приходилось разучивать и исполнять только наедине с мистером Бромли, все было терпимо, но по мере приближения вечера, девочке отчаянно захотелось заболеть или что-нибудь еще в этом роде, лишь бы не выходить перед высшим обществом и не чувствовать себя последней идиоткой, напевая о «розовых цветочках». Но со здоровьем у нее по-прежнему было все в порядке, и никакое другое препятствие не помешало сегодняшнему вечеру. Поэтому, она отсиживалась здесь в саду, в надежде, что о ней просто забудут. Находясь в ступоре от услышанного, она уже слишком поздно попыталась скрыться, увидев приближающуюся мать.

— Знаю я, почему ты здесь гуляешь! — высказалась мать, в очередной раз, намекая на излишнюю скромность дочери. Ей, родившей ее, было совершенно невдомек, что Николь просто искусно изображала из себя скромницу, чтобы поменьше находиться в обществе, которое предпочитала ее мать. — Пойдем! — Ингрид решительно взяла дочь под руку, — Элинор наверняка уже вся извелась в поисках тебя. Сегодня ты произведешь настоящий фурор.

Сомневаясь, что в нынешнем состоянии сможет вообще издать какой-нибудь звук, Николь, как одеревенелая кукла пошла рядом с матерью. Они направились к гостям. Леди Астлей, занятая мыслями о своих дальнейших действиях, совершенно не обращая внимания на странное молчание дочери. Как во сне Николь оказалась в объятиях суетящейся баронессы Мэдлоу, затем у рояля, пытаясь сосредоточиться хотя бы на чем-то. Ноты перед глазами начали расплываться в какой-то причудливый, похожий на картинку в калейдоскопе, узор, несмотря на то, что слез не было.