Сюрприз

Наталья Зимняя, 2020

Грегори Хокстоуна и юную Николь Астлей разделяет пропасть ненависти и рокового стечения обстоятельств. Судьба один за другим преподносит им неожиданные сюрпризы, выстраивая между ними бастионы вражды. Но кто сказал, что сюрпризы не могут быть приятными? Удастся ли герцогу Уотерфорду выйти победителем в борьбе с собственными демонами и сломить сопротивление гордой девушки?

Глава 12

Роскошный, но безобразно измятый пеньюар, был единственным ярким пятном в комнате, в которую уже несколько дней не допускался даже самый тусклый лучик света. Если кто-нибудь из прежних многочисленных знакомых попал бы сейчас сюда, вряд ли смог узнать ту, еще пару лет назад, блистательную баронессу. Леди Ингрид Астлей снова была пьяна.

Старый барон отомстил ей со всей изощренностью, даже сам не понимая этого. Конечно, для начала он потребовал удовлетворения у маркиза. Глупец… Тягаться с Лимериком Но Лимерик повел себя совсем не так, как ожидала Ингрид. А барон, просидев в своем кабинете в течение долгих последних часов своей угасающей жизни, продумал все до мелочей, позаботился обо всех, кроме собственной нерадивой жены. Да, он установил для нее достаточное содержание, даже при всем желании Ингрид не смогла бы этого отрицать. Деньги на содержание поместья тоже поступали регулярно. Но в кругу ее общения новость о положении баронессы, в котором оставил ее усопший супруг, разнеслась быстрей, чем пепел по ветру. Сначала она стала предметом насмешек и острых шуток. Подробности истории, произошедшей в Уотерфорде, попали в умелые уста светских сплетниц немного позднее.

И, может быть, если бы Ингрид хватило выдержки все это перетерпеть, со временем все бы утряслось. Но вскоре, на одном из приемов, отчаявшаяся баронесса сделала самую серьезную, ставшую роковой для ее, и без того шаткой репутации, ошибку. Она, чуть ли не открыто, решила показать Грегори, что неравнодушна к нему. Решила поставить в этот вечер на кон все, но проиграла. И все эти годы у нее в ушах, отравляюще, звенели слова Грега, которые он произнес со сдержанной улыбкой, склонившись к ней во время танца, на который она его практически пригласила. «Леди Астлей, к сожалению, я не могу внятно объяснить, как произошло то, что произошло. Именно поэтому я не стрелял в вашего мужа, но, с полной ответственностью, могу заявить, что сейчас, уже не находясь под действием наркотика, не испытываю к вам ни малейшего влечения». После этого, прямо посреди танца, он проводил натянутую, как струна, Ингрид к диванам и покинул зал. А далее, произошел известный в столице парадокс. Если бы тогда Ингрид все удалось и она, наконец, смогла бы назвать себя любовницей Хокстоуна, поохав, для порядка, общество приняло бы ее в свой гостеприимный лицемерный круг. Но, неудачников здесь забивали камнями, и Ингрид стала парией. Парией среди людей, которые еще несколько недель назад не отходили от нее, считая иконой стиля, на которых сама она еще очень недавно обращала внимание только в личных интересах.

Ингрид решила удалиться в Розберри, переждать, но этот период затянулся. Николь, уехав, лишила ее возможности отыграться на ней. Даже тогда Ингрид не позволила себе попросить ее вернуться. Леди Ингрид Астлей никогда не опускалась до унижения. Она и так изрядно потрепала свое самолюбие в погоне за Хокстоуном. Но, в поместье ее все раздражало. Привыкшая к столичным развлечениям, Ингрид сходила с ума от скуки, более того, в собственном доме она чувствовала себя приживалкой. Она не могла даже рассчитать никого из прислуги. Хитрый лис, прекрасно понимая, что, если его задуманная дуэль с маркизом закончится плачевно для него, то вскоре его жена пустит поместье по миру, и в первую очередь на улице окажутся люди, которые верой служили Астлей поколениями. Поэтому, в завещании черным по белому было написано, что всеми, связанными с прислугой делами, занимается управляющая контора Келли. И до тех пор, пока в управление делами не вступит, по исполнении совершеннолетия, Николь, никто другой, кроме Мейсона Келли, не мог управлять состоянием Астлей или любыми другими делами поместья.

Ингрид тяжело повернулась на подушках. Глаза не открывались. Очнувшись от болезненного забытья, мысли снова вернулись. Мейсон Келли заносчивый выскочка. Ингрид так и не смогла понять, по какой такой болезненной прихоти судьбы, ее муж сподобился передать дела именно ему. Хотя нет, здесь все понятно, Келли ведь управляли некоторыми делами барона давно, но если бы он только знал. Недаром вокруг говорили, что ее муж не в себе. Сначала Ингрид думала, что этим он решил все ее проблемы, но первый же визит к Мейсону показал, что ирландцы не забывают обид. Никакие ее уловки, которые обычно безотказно действовали на мужской пол, не считая ее громкого фиаско с маркизом, не помогали. Ну ладно искушенный, избалованный женским вниманием Хокстоун, но жалкий управляющий Тем более Ингрид прекрасно знала, что он к ней более чем небезразличен. Но Келли выгнал ее, колеблясь, но выгнал. Потом она пробовала угрозы, в последний раз, на прошлой неделе, пустила в ход слезы, но все бесполезно.

Ингрид потихоньку встала. Когда комната в ее глазах перестала вращаться, так же потихоньку дошла до кресла возле туалетного столика. Зеркало было завешено платком. Она сама сделала это вчера или позавчера. Ее собеседница в зеркале стала раздражать ее уже давно. Она ужасно выглядела и смотрела на нее с выразительным презрением или жалостью. И то и другое было для нее отвратительно.

В дверь тихонько постучали и открыли. Немолодая горничная осторожно заглянула в комнату. Увидев, что хозяйка проснулась, она зашла. В комнате стоял спертый, неприятный запах спиртного. Когда пил мужчина, к этому запаху всегда примешивался сигарный дым. Леди, видимо, пыталась залить этот запах духами. Флаконы из-под духов были разбросаны вокруг туалетного столика.

— Госпожа, доброе утро, — несмотря на то, что было уже далеко за полдень, Тесс начала с обычного утреннего приветствия. — Разрешите, я открою окно?

— Тесс, у тебя поразительная способность являться не вовремя. Я тебя не вызывала, — баронесса переместила тяжелый взгляд на горничную. — Ну, раз уж ты пришла, — она сделала снисходительный жест в сторону больших французских окон, которые выходили на балкон.

Никто в доме уже давно не реагировал на сварливый нрав баронессы. Тесс, и подавно, ее жалела. Если бы Ингрид знала об этом, бедняжку съели бы на один из завтраков, но баронесса, верная своим идеалам, была уверена, что все еще вызывает в слугах благоговейный страх. Тесс служила Ингрид практически с первого дня ее нахождения в Розберри. Будучи старше своей хозяйки на целых десять лет, она всегда сносила ее взбалмошный характер как терпеливая мать. После произошедших пять лет назад событий, она наблюдала стремительное падение баронессы с пьедестала, на который та сама себя воздвигла. Сейчас, как всегда молча, Тесс просто пошла открывать окна.

В комнату пахнуло свежим весенним воздухом. Ингрид, поежившись, сильнее запахнулась в халат.

— Ты хочешь моей смерти? — Ингрид не смотрела на служанку, каждое движение головой было болезненным испытанием. Вместо этого она рассматривала разнообразие валяющихся на полу у нее под ногами флаконов.

— Свежий воздух очень полезен, к нам наконец пришла весна! Только посмотрите, — Тесс раскрыла шторы, впуская в окна робкие лучи пробивающегося сквозь серые тучи солнца. Видя, что Ингрид только болезненно поморщилась, она добавила. — Солнышко очень быстро сейчас прогреет комнату.

— Лучше разожги камин, — баронесса встала, — и прибери в комнате.

Служанка коротко кивнула, собираясь отойти от окна, но шум колес по гравийной подъездной дорожке привлек ее внимание.

— По-моему, у нас гости, госпожа, — она тщетно пыталась разглядеть что-нибудь, но балкон скрыл из вида остановившийся у крыльца экипаж.

— Гости!? — Ингрид от ужаса пришла в себя. — Что ты стоишь, дура, беги сейчас же, узнай, кто это, скажи подождать и возвращайся. Мне нужно одеться, — Ингрид сдернула платок с зеркала и мрачно уставилась на свое отражение. Когда-то она обожала каждую свою черточку, сейчас она ненавидела себя. За эти пять лет, она сделала все, чтобы нагнать свой биологический возраст, и даже перегнать. Кожа потускнела и покрылась преждевременными морщинами вокруг глаз и рта. Волосы, по-прежнему, густые и длинные, безжизненно поблескивали сединой. Ей было всего тридцать восемь лет, но хроническая депрессия, пристрастие к алкоголю и лаудануму, которым она в свое время любила потчевать любовников, не прошли бесследно. Кем бы ни был этот неожиданный, первый за столько времени гость, он не может увидеть ее такой. Хотя, может это Келли одумался? Ингрид подняла руки, пытаясь поправить волосы, и замерла.

В зеркале, в отражении, за ее спиной, как жуткая насмешка над ее отчаянием, появилось видение ее самой, какой она была, кажется, только недавно, молодой и красивой. Видение стояло, смотря на нее и в глазах его было столько шокированного изумления, что женщине захотелось снова накинуть платок на зеркало.

— Здравствуйте, мама! — только когда знакомый голос разорвал это безумие, Ингрид поняла, что в дверях ее спальни стоит вовсе не плод ее одурманенного сознания, а собственная дочь. Ингрид резко развернулась к ней лицом. Собранные Тесс флаконы снова разлетелись по полу.

В мгновение, из мыслей Николь испарились все заготовленные фразы, которые она продумала для встречи с матерью. Женщина, сидевшая напротив, конечно же, была ею, но изменения были настолько разительны, что девушка невольно подсчитала в уме, сколько она провела во Франции. Прошло несколько минут, прежде чем она заговорила.

— Мама, вы больны? — она стала снимать дорожный плащ. Руки дрожали, мешая холодным пальцам быть проворными.

— Чудесно, я уж думала, что ты никогда не заговоришь, — потрясение в голосе баронессы почти не угадывалось за язвительным сарказмом, но, все же, не укрылось от Николь. — Что, я настолько изменилась, что моя предательница дочь не в силах узнать меня?

Девушка смотрела на мать молча, и Ингрид все-таки не выдержала прямого взгляда. Отвернувшись, она неуклюжими руками стала вытаскивать из потерявшей еще несколько дней назад прически, оставшиеся шпильки.

— Я думаю, у нас будет еще время обсудить причину моего отъезда, мама.

Что-то в спокойном ответе дочери насторожило женщину, но поднять глаза даже на ее отражение в зеркале она не смогла. И дело было не в том, что она теперь выглядела точно так же, как могла бы еще выглядеть сама баронесса, не уступи она тяжким порокам. Просто эти, вроде бы не объясняющие ничего слова, впервые за многие годы заставили Ингрид вспомнить, что ее дочь была свидетелем той истории, которая положила начало ее унижению, и о которой сама Ингрид пыталась тщетно забыть все это время.

— Собираешься остаться? — нелепый вопрос был единственным, что пришло сейчас на ум Ингрид.

— Естественно, это же мой дом! — Николь присела на диванчик возле матери, все еще разглядывая ее.

— Ах, ты об этом вспомнила?! — женщина нервно вырвала из волос очередную шпильку. — Где эта мерзавка Тесс? — она потянулась к колокольчику.

— Я попросила ее приготовить нам чай, — остановила она намерения матери вызвать служанку, и машинально собралась помочь матери извлечь запутавшиеся шпильки.

— Ах да! Теперь мне, видимо, стоит привыкнуть, что прежде чем выполнить мои приказы, прислуга обязана будет выполнить твои. Ведь твой бессердечный отец назначил именно тебя наследницей и распорядительницей, тем самым опустив меня, законную жену до ранга содержанки! — Ингрид, наконец, снова повернулась к дочери. От почти безумного раздражения, плескавшегося в глазах матери, у Николь похолодела спина. Но, видимо, непочтительное упоминание об отце нарисовало грань ее терпения. Девушка резко встала, заставив мать испуганно вскинуть голову от неожиданности.

— Я по-разному представляла себе нашу первую встречу, мама, но все варианты никак не походили на этот, — Николь направилась к дверям, но там все-таки задержалась. — Если, вдруг, у вас появится желание увидеть меня, я буду в своей комнате.

Тесс, с которой выходившая Николь чуть не столкнулась в дверях, оставалось только молча принять ее мимолетный извиняющийся взгляд.

Войдя в свою комнату, Николь замерла на пороге. Было видно, что комната все эти годы тщательно приводилась в порядок, но ничего в ней не изменилось. Девушка, тихо ступая, словно боясь стряхнуть дыхание прошлого, вошла, оглядываясь. Ни единого предмета не было сдвинуто со своего места. Уезжая, она не могла взять с собой даже свои самые любимые вещи, чтобы не привлечь внимания. Исключение было сделано для зачитанной до дыр, подаренной ей отцом. Поэтому, семейка вязаных кукол, которых для нее в детстве смастерила кухарка Полли, по-прежнему, восседала посреди ее кровати. Те же занавеси, те же покрывала. На миниатюрном туалетном столике, выстроившись в ряд, красовались фарфоровые статуэтки. Отец привозил ей их из каждой, пусть даже самой короткой поездки. И стояли они точно так же, как она их сама всегда расставляла. Изящные танцовщицы и девушки с цветами, пастушка с пастухом, и дебютантка в белоснежном платье были повернуты так, будто разговаривали друг с другом. Раньше Николь сама придумывала и озвучивала их диалоги, иногда ей подыгрывал отец. Сейчас они стояли, молча заглядывая в фарфоровые личики друг друга. Девушка подошла и взяла в руки свою самую любимую — тоненькую фигурку девушки, застывшей, словно ожидая приглашения на свой первый танец. Статуэтка походила на саму Николь, отец так и сказал, вручая ее дочери. Она осторожно провела кончиком пальца по изгибу фигурки, будто стирая осевшую пыль.

— Когда-то, Ваш батюшка говорил, что Вы будете такой же ослепительно красивой, когда вырастете и посетите свой первый бал, — голос, прозвучавший в дверях, отвлек ее от созерцания. Николь повернулась и радостно заулыбалась.

Полли, немного постаревшая и располневшая, но с неизменной доброй улыбкой на розовощеком лице, стояла, сложив руки под нарядным передником.

— Милая, Полли! — воскликнула Николь, прямо со статуэткой тут же оказавшись в знакомых объятиях. — Я так рада тебя видеть!

— Наша радость, все равно, сильнее! — Полли, освободив, одну руку, толкнула вторую створку двери, и изумленному взгляду Николь предстали радостные лица горничных. — Вы даже не представляете себе, госпожа, как мы молились, чтобы когда-нибудь Вы, все-таки, вернулись в этот, забытый счастьем дом.

— Как хорошо, что Вы меня дождались! Я так боялась, что за время моего отсутствия все обитатели дома разбегутся!

— Что вы, мисс! — приложив ладони к груди, воскликнула Аманда, пухленькая дочь Полли, служившая горничной. — Ваш покойный батюшка, пусть ангелы качают его на своих крыльях, определил нам такое жалование, что только тронувшись умом можно уйти.

— Внизу вас еще ждут Брайтон и О`Мэлли, они, конечно же, не осмелились зайти, — незаметно дернув разговорчивую дочь за юбку, вмешалась кухарка, — Ну и, конечно, Лоркин, да вы его уже видели, когда приехали. Он же никак не может оставить свой пост, — Полли смешно задрала нос, изображая их пожилого дворецкого.

В коридоре за их спинами появилась Тесс, все еще держа поднос с остывшим чаем.

— Леди Астлей отказалась от чая, — недовольным тоном, какой только могла позволить себе прислуга, заявила она.

— Ничего, мы сейчас пойдем пить чай все вместе на кухню, — предложила Николь, — уверена, что у Полли, как всегда припасено что-нибудь вкусненькое.

Наступившая тишина стерла улыбку с лица девушки. Вся прислуга смотрела на нее настороженно.

— Вы что, действительно собираетесь спуститься в помещение для прислуги? — наконец недоверчиво промямлила Аманда.

— Конечно, как я делала это раньше, — сначала растерялась Николь, но потом, поняв в чем дело, задорно улыбнулась. — А кто мне может запретить? Я ведь хозяйка!

Подхватив под руки ту, которая попалась ей первой, она вытолкала всю компанию в коридор. Она возвратилась домой, и будет вести себя, как дома. В конце концов, она теперь взрослая и может сама себе это позволить. Позже, все еще сидя в кухне, за большим столом, она почти все время молчала и только с наслаждением смотрела на собравшихся слуг, впитывала в себя каждую из рассказанных ими историй, до слез смеялась над их шутками. Только несколько раз за вечер ее мысли возвращались к матери. В отношении нее слуги были немногословны, все как один, и только опускали глаза, отвечая на вопросы.

Сейчас она сидела в своей комнате одна, как и мать там у себя. После их встречи, днем, мать не разговаривала ни с кем, только один раз вызвала Тесс, велев принести ужин и приготовить ванну. Внутренне порываясь пойти к ней и попробовать начать разговор сначала, Николь, все-таки, осталась на месте. Ей было так хорошо, казалось, так хорошо ей не было с самого дня похорон папы, и сегодня она разрешила себе эту слабость.