Сюрприз

Наталья Зимняя, 2020

Грегори Хокстоуна и юную Николь Астлей разделяет пропасть ненависти и рокового стечения обстоятельств. Судьба один за другим преподносит им неожиданные сюрпризы, выстраивая между ними бастионы вражды. Но кто сказал, что сюрпризы не могут быть приятными? Удастся ли герцогу Уотерфорду выйти победителем в борьбе с собственными демонами и сломить сопротивление гордой девушки?

Глава 1

Англия, Лондон, имение барона Мэдлоу,1863 год

Леди Ингрид Астлей стояла у окна отведенной ей комнаты и нервно постукивала идеально отполированными ноготками по подоконнику. Сегодня был решающий вечер. Она долго и терпеливо ждала его, все тщательно спланировала и не могла допустить, чтобы что-то пошло не так. Конечно же, намечающееся представление не было ее последним шансом, но в случае неудачи ей придется сделать шаг назад, а терпение было уже на исходе. Внизу, на наряженной перед старинным особняком лужайке, прогуливались такие же, как она приглашенные. Выражение «такие же, как она» для нее существовало лишь символически. Таких, как она не было. Она единственная — это было ее главное жизненное убеждение.

Ингрид смотрела на всех этих людей свысока, сквозь призму собственного высокомерия. Будучи совсем юной, благодаря природе, щедро одарившей ее красотой, она, из дочери успешного адвоката, превратилась в баронессу Астлей. Старый барон совершенно случайно наткнулся на прелестное создание, в ожидании отца разгуливавшее по его дому, и в очередной раз подтвердил всеобщее мнение о том, что с головой у него не все в порядке. Через месяц старый Лайонал Астлей женился на семнадцатилетней дочери своего служащего. Юная Ингрид стала баронессой и получила счастливый билет, позволяющий без ограничений пользоваться всеми дарами светской жизни. И она с удовольствием принимала эти дары, ни к чему никогда не прилагая никаких усилий. Поэтому теперь, несколько месяцев, проведенных ею в паутине собственных интриг, требовавших от нее титанической выдержки и неимоверной хитрости, изрядно потрепали ее самолюбие. Оно требовало удовлетворения, полного и немедленного!

Многие из развлекавшихся здесь аристократов были пешками, которые она выстраивала в течение всего этого времени, согласно правилам собственной игры, и не подозревали об этом. В определенный день, при определенных обстоятельствах, они помогали ей встать еще на одну клеточку ближе к своей цели. Даже сэр Брендон Малховен, ее последний любовник, хоть и был весьма недурен в постели, но получил свое место рядом с Ингрид, только благодаря «нужным» знакомствам. Сейчас он, ничего не подозревая, стоял с двумя полными бокалами пунша посреди праздника, там, где Ингрид оставила его несколько минут назад, под предлогом отлучения в дамскую. Несколько месяцев назад, когда леди Астлей прибыла в Лондон, на предстоящий сезон, убедив мужа, что их юной дочери необходимо привыкать к светской жизни, он не казался ей стоящей добычей. Но Малховен оказался настойчив и смог-таки заманить Ингрид на прием в свое загородное поместье. Леди скучала и поехала в Малховен-холл, чтобы развеяться. Встреча, произошедшая на приеме, не только заставила ее забыть об этом досадном чувстве. Грегори Хокстоун, маркиз Лимерик, вынудил леди Астлей потерять покой. Еще никогда в своей жизни она так не желала мужчину. И то, что он был младше нее на несколько лет, совершенно не смущало ее, а только подогревало столь ярую страсть, объясняемую еще и тем обстоятельством, что леди Астлей никогда не приходилось испытать хоть малейшее игнорирование. Сильный пол совершенно разных слоев и возрастов падал к ее ногам и становился либо временной необходимостью, либо так и оставался лежать незамеченным. Маркиз же оказался мастером по части игнорирования, был неприступен как скала, высокомерен и обращал внимание на окружающих его женщин не более, чем на обстановку комнаты в которой находился. Он мимолетом оценивал их стоимость и качество, и, естественно, так же ими пользовался. Тот факт же, что вскоре маркиз должен был вступить в правонаследование и стать следующим герцогом Уотерфордом, делало желание обладать им настолько одержимым, что Ингрид не могла уже думать ни о ком другом.

Прошло несколько месяцев, но никакие попытки обратить на себя внимание не возымели результата. Именно по этой причине сэру Малховену, как хорошему знакомому маркиза, в доме которого он частенько бывал, все-таки улыбнулась удача стать любовником баронессы. К тому же он был кузеном леди Элинор Мэдлоу, любовницы Лимерика, а это давало все шансы узнать о вожделенном мужчине как можно больше. Леди Мэдлоу стала лучшей подругой Ингрид. А Ингрид, в свою очередь, ее первой советчицей, верно ведущей соперницу к неминуемому разрыву. Сегодня предстояла кульминация. Ингрид чуть скривившись, снова взглянула на сэра Малховена. Он больше не нужен. Сегодня Ингрид наконец получит то, чего действительно хотела, а бедному Брендону предстояла одинокая ночь.

Оживление на лужайке заставило женщину обратить внимание на собравшихся. Появилась хозяйка поместья, Элинор Мэдлоу, и жестом остановила игравших музыкантов. Не было слышно, что она говорила, но гости стали поворачивать головы в сторону въездных ворот, и Ингрид поняла, чем вызвано оживление. Отойдя от окна, она внимательно осмотрела себя в огромном позолоченном зеркале. Годы были с ней заодно. В свои тридцать один баронесса Астлей была прекрасна без малейшего преувеличения. Точеная фигура, безупречная белая кожа, выгодно контрастировавшая с черными волосами. И вся жизнь впереди. У нее есть все для счастья. Точнее, почти все. Ингрид хитро прищурилась и вновь посмотрела в окно. Там, среди шумного приема, пока недоступный, но от этого еще более желанный прибыл ее главный приз.

Шикарные вороные, ведущие черный экипаж с гербом Лимерик, остановились, как вкопанные, повинуясь опытной руке кучера, одетого, как и спрыгнувшие тут же с запяток лакеи, в бордовую с золотом ливрею. Вытянувшись в струны по обе стороны от открытой дверцы, они замерли, но движения в глубине экипажа не было. Грегори Хокстоун, вышеупомянутый маркиз Лимерик, удивленно уставился из убежища своего экипажа на собравшихся в ожидании людей, как зверь из безопасного логова. Он давно уже привык к ажиотажу, обычно сопровождавшему его появление, но сейчас, при виде выглядывающих друг из-за друга гостей, ему очень захотелось захлопнуть дверцу и приказать кучеру везти его домой. Выждав еще пару секунд и подавив раздражение, он медленно вышел. То, что что-то не так, он понял, как только увидел вышедшую ему на встречу хозяйку, но дальше события происходили, как будто начался какой-то плохо отрепетированный спектакль, об участии в котором его забыли предупредить. Пока под аплодисменты собравшихся, Элинор брала его под руку и вела через коридор улыбавшихся гостей вглубь двора, он ничего не мог понять, и только вбитое годами и происхождением самообладание не позволяло ему резким окриком заткнуть сбесившихся музыкантов и потребовать объяснений. Все происходящее приобрело призрачные очертания, когда его взгляд наткнулся на то, к чему торжественно вела его Элинор. Посреди нарядной лужайки возвышалась статуя, на атласной перевязи которой красовалась надпись: «С днем рождения, Хокстоун!»

В этот момент каждый из ожидавших реакции именинника гостей, имел великолепную возможность сравнить гранитное изваяние с его прототипом, так как лицо маркиза вмиг стало точно таким же каменным. Повисло неловкое молчание. Грегори собрал всю волю в кулак, чтобы не сделать то, что собирался сделать немного ранее в карете. Несколько дней назад, когда его новый камердинер, как особа, пользующаяся несколько большими привилегиями по сравнению с другими слугами, но еще не имевшая никакого понятия о строжайшем запрете даже задумываться в присутствии маркиза об этой дате, поинтересовался по поводу предполагаемых распоряжений ко дню рождения его милости, он получил полное представление о том, как маркиз к этому относится. Никогда, с того самого «незабываемого» дня его детства, Грегори не изъявлял желания отмечать его. Он просто вычеркнул этот день из календаря своей жизни, как и всех, кто был связан с ним. Поэтому, когда в их последнюю встречу, Элинор пригласила его на прием в честь открытия малого сезона, он не заметил подвоха.

Стиснув челюсти, он натянуто улыбнулся собравшимся.

— Дамы и господа! Думаю, в отличие от моего каменного изваяния, лишенного предусмотрительным мастером языка, я могу попросить вас заняться тем, для чего вы собственно здесь и собрались. Леди Мэдлоу, думаю Вам просто необходимо выполнить Ваши обязанности хозяйки приема. Велите музыкантам играть! — обратился он к притихшей рядом Элинор голосом настолько спокойным, что та уже было, вздохнула с облегчением, но когда после этих слов он повернулся к ней, сникла под ледяным взглядом.

Под первые аккорды вальса Грегори подхватил ее под локоть и двинулся к середине площадки. Ожидая, что он хочет вместе с хозяйкой вечера открыть танцы первым вальсом, гости расступились, но Хокстоун, не задержавшись, прошагал через площадку, увлекая за собой Элинор к затененной аллее. Суетливо заполняя лужайку, многие все еще вытягивали шеи, пытаясь стать свидетелями явно вопиющей сцены, которая обещала сейчас разыграться между маркизом и леди Мэдлоу, ведь его взрывоопасный характер и пренебрежение условностями не для кого не были новостью. Но сгущавшиеся сумерки и склонившиеся ветви мешали любопытным взглядам, и им ничего не оставалась, как «заняться тем, для чего они собственно здесь и собрались», с наслаждением смакуя очередную выходку будущего герцога. Надо уточнить, что, как и в большинстве случаев, подавляющее количество «почестей» досталось бедняжке Элинор, как и другим, замешанным в похождениях Хокстоуна женщинам. Мужчины порицали ее слишком прозрачную связь с маркизом просто, по определению, а женщины торжествовали и праздновали очередной провал потенциальной соперницы. Только одна из присутствующих здесь «хищниц» с полуулыбкой сделала глоток шампанского в честь своего собственного триумфа. В отличии от своей наивной подруги, Ингрид прекрасно знала об отношении Хокстоуна к этой дате и, предвидев его реакцию, сама, «по-дружески», подкинула ей идею этого вечера. Очередной шаг сделан, подумала она, с той же полуулыбкой глядя в напряженную спину Элинор, увлекаемой Хокстоуном, и уже открыто сверкнув белоснежными зубами, отсалютовала бокалом каменному маркизу.