Я, ты, он, она… Путевые заметки

Наталия Честнова

Вся жизнь – это дорога. Часто мы идем и не задумываемся, а оглянешься – вот оно было то, настоящее. Кто мы? Как мы прошли этот путь? Кто повстречался на нем? Те, о ком нужно помнить, потому что они живы, пока мы их помним.

121-я школа на Большой Спасской

На Тореза мы переехали в октябре 1961 года. Занятия в школе уже начались. Наши дома сдавались по очереди, так что и новички появлялись в нашем классе по очереди, стояли с портфелями у доски, пока не приходила учительница и не представляла очередную «жертву». Дети жестокие. Войти в новый коллектив удалось не сразу.

У нас в четвертом классе образовалось два клана, мы воевали, дрались мешками для обуви, некоторые клали туда камни, Свете Гарб так зафитилили по лбу палкой, что пришлось вводить противостолбнячную сыворотку. Мы организовали тайное общество «В полночь упадет звезда» (ВПУЗ), засылали шпионов в противоположный лагерь. Наташа Котлярова была заслана, да там и осталась.

Меня, как новенькую, посадили с Костей Утехиным, с ним никто не хотел сидеть. Он щипался, бил по ногам, и все от него плакали. Я не жаловалась, но учительница, Бэлла Лазаревна, сама отсадила меня. Ее воспитательный метод закончился крахом. И он сидел один. Я потеряла его потом из виду. Его мама преподавала черчение на кафедре в Политехническом, где я училась и проработала 25 лет, и слыла очень строгой.

Юра Федотов, к которому меня отсадили, был более добродушный мальчик. Хотя мы и с ним дрались, делили парту мелом пополам. Он приходил ко мне домой, но не решился войти сам. Послал девочку из нашего класса, Иру Краинскую, чтобы я вышла. Но Ира выдала его, сказала, что пришли четверо меня бить. Я, конечно, не пошла. День был морозный, у нас дома стоял обогреватель, я двигала штору, чтобы лучше рассмотреть пришедших, и штора, задев за спираль, загорелась. Тюлевая занавеска вспыхнула мгновенно, а привезенные мамой из Москвы тяжелые гобеленовые шторы только немного обгорели. Заплатку сделали из моего шелкового желтого передничка, сшитого для украинского костюма моей первой няней, Ириной Николаевной, которую я совсем не помню.

В этой квартире пожар был еще раз, когда мама стирала в ванной папин плащ. Она замочила его в ванной в бензине, а тут вошел папа и стал включать газовую колонку. Брат вертелся рядом. Его кудрявая головка вспыхнула, как огненный нимб, мама стерла огонь с его головы своей рукой.

Потом брата не хотели стричь ни в одной парикмахерской, думая, что это какая-то болезнь. А мама долго лежала в больнице, а потом дома, следы от ожогов остались на всю жизнь.

В четвертом классе мама сшила мне нижнюю юбку, что тогда было модно, накрахмалила ее, и я пошла в школу гордая и счастливая. В первый же день всех модниц поставили перед классом у доски, позорили и отправили в туалет снимать юбки. (А мальчишки стояли и ждали, когда мы выйдем. А юбки большие. Объемные. Как незаметно вынесешь?)