Назову своей

Наталия Романова, 2022

Если полковник хочет стать генералом, он не может оставаться холостяком. Получив на это «тонкий» намёк от начальства, Игнат решает жениться на подходящей женщине. На той, которую подобрали ему родные – так проще и удобнее. А любовь? Стерпится – слюбится. Но, оказывается, не всё так просто даже в договорном браке.

Глава 1

Рассветное небо налилось багрянцем, готовясь впустить новый день. Запах стоял оглушающий — насыщенная свежесть, прелость леса, луговые травы, омытые утренней росой. Не успел Игнат потянуться, расправив плечи после душного вагона, как окружающая картина поменялась. Высь стала белёсой, а к тому времени, как подошёл к стоянке такси — голубой.

Игнат огляделся — всего несколько машин, водители некоторых спали. Всем известно — под утро самый крепкий сон. В один из автомобилей набилось три человека, они о чём-то оживлённо беседовали. Игнат подошёл, постучал пальцем по стеклу, привлекая внимание, тут же выбрался мужик, окинул оценивающим взглядом.

— Командир, в Кандалы^[1] поедем? — спросил Игнат, отвечая на немой вопрос.

— Чего ж не поехать? — деловито кивнул тот и обратился к кому-то в машине: — Саня, Сань! В Кандалы вона, поедешь?

— Ага, — вывалился из машины парень, по всей видимости, Саня.

— Две пятьсот только, — обратился «командир» к Игнату. — Слышь, Саня? Две пятьсот, не меньше.

— Две пятьсот, так две пятьсот, — кивнул Игнат.

Деньги небольшие, а автобуса можно и не дождаться, он по расписанию ходит: дождь через дождь. Спустя минуту подкатил УАЗ, из окна приветливо улыбался Саня, приглашая в салон. Игнат кинул на заднее сиденье небольшую спортивную сумку, сел на переднее, устроился удобнее, кивнул, давая понять, что пора бы трогаться.

Поначалу дорога вилась гладкой асфальтовой лентой, в жизни не скажешь, что трасса эта — всего лишь регионального значения, пролегает в глубине Сибири — красота, да и только.

— Здесь шишак из Москвы, говорят, дачу построил, — пояснил Саня. — Сейчас цивилизация закончится, — гоготнул он, поглядывая на Игната с нескрываемым, прямо-таки исследовательским интересом.

Игнат взгляды пацана игнорировал. Действительно ведь пацан — с большой натяжкой двадцать два года. Игнату приходилось таких под пули отправлять, самому в этом возрасте под обстрел лезть, но Саня, видно, от мамкиной юбки ещё не оторвался. Белобрысый, лопоухий, худой, лупоглазый, с любопытным взглядом бестолкового щенка.

— А в Кандалы зачем? — спросил Саня, когда свернули на относительно ровную гравийку, что бежала сквозь высокий кедрач.

— К родственникам.

Саня присвистнул, сосредоточенно уставился на дорогу, потом не выдержал, снова посмотрел на Игната, как на экспонат в музее, почесал макушку.

— Ты из этих? — с любопытством выпалил Санёк.

— Каких «этих»? — сделал вид, что не понял Игнат.

— Староверов. Или старообрядцы правильно?

— Едино. Из этих, — согласился Игнат и подмигнул обалдевшему пацану, отчаянно пялившему на него глаза. — Жениться еду.

— А-а-а, — глубокомысленно протянул Саня.

Игнат усмехнулся про себя.

— Вам только на своих можно жениться? — продолжил любопытничать Санёк.

— Не только.

Что ответишь? Действительно «не только». Стараются на своих, заранее договариваются, знакомятся через проверенных людей, следят, чтобы родства до восьмого колена не было, не были «связаны крестом», но неволить никто не станет. Особенно тех, кто в миру живёт — жизнь на месте не стоит, прогресс не остановишь.

Игната кто неволил? Никто. Сам решил, добровольно. Вышел из кабинета начальства, где доходчиво объяснили, что ни новой должности, ни нового звания, несмотря на заслуги перед родиной, включая операции, за которые награждали, полковнику Калугину не светит. Кровь проливать можно, под пулями в грязи и говне торчать — полагается, а выше головы прыгать — недозволенно.

И Игнат принял решение жениться.

— Ты представляешь, во сколько государству обойдётся твоё обучение? — якобы по-отцовски сказало начальство. — А выхлопа — ноль.

Всё правильно, если человек в личной жизни навести порядок не может, какой из него командир? Офицер ФСБ должен быть морально — и стрессоустойчив, гарантия этого — наличие семьи. Это от любого капитана ждут, а Калугин вкрай оборзел: на генерал-майора нацелился. До поры до времени за личные заслуги и уважение к отцу, на раздолбайство Игната смотрели сквозь пальцы, однако, при случае прижали.

Герой — героем, но женатым быть обязан. С кем хочешь, с тем семью и создавай, если это женщина, конечно. Главное, чтобы не стриптизёрша или эскортница — репутацией офицера задницу подтирать не рекомендуется. Чтобы не инагент и не принадлежит внесистемной оппозиции: по сравнению с последним, первое простится, как детская шалость.

Калугин взял под козырёк, написал заявление на отпуск и отправился создавать угодную федеральной службе безопасности ячейку общества. Правда, сначала поскандалил с отцом, генерал-полковником в отставке, понимая, откуда надул ветер «семейного счастья». Перетерпел пытку задушевной беседы с матерью, которой холостое положение сына поперёк горла стояло. А потом отправился жениться на «своей». Добрые люди подыскали кандидатуру.

Двадцать восемь лет, по фотографиям в социальных сетях — очень даже симпатичная. Разведённая, с пацанёнком трёх лет, недостатком Игнат это не считал. Наоборот, нахлебалась в прошлом браке, сговорчивей будет, а что ребёнок у неё — то отлично, значит, женщина здоровая, родит и ему детей.

На невинности невесты, её опыте Игнат не зацикливался, жениться он собрался не для галочки, если уж прижали, а для полноценной семейной жизни. Поэтому хотел нормальную жену, а не малолетку с розовым киселём в голове и перманентными истериками вместо мозгов.

Наставники^[2] брак между Игнатом и Любовью — так её звали, — одобрили. Первый муж возражений не высказывал. Родители благословили. Большего Калугину было не нужно.

Почему Игнат решил жениться именно на единоверке, он и сам объяснить не мог, ведь не было у него никакой веры ни в душе, ни в сердце, ни в жизни. Знал о старообрядчестве ровно столько, сколько рассказывала мать — доктор исторических наук, профессор кафедры Истории Церкви, и отец — потомок крепкого верой рода. Сам же не верил ни богу, ни черту, ни попам, ни беспоповщинее.

И всё же, когда вопрос встал ребром, сомнений не возникло. Подняли голову азы воспитания, полученные в семье, махровые убеждения, покрытые паутиной памяти предков.

— Правда, что у вас попов нет? И бесы по улицам ходют? — продолжил любопытствовать Саня, Игнату стало смешно, даже на ноги глянул в кроссовках, мало ли, вдруг копыта выросли.

— Поп — как расшифровывается? Пастырь овец православных. А православных, считай, не осталось, лишь никониане^[3] землю русскую топчут. Пастырей всех бесовы слуги уничтожили, вот и нет у нас попов, — утробным гласом проговорил Игнат, борясь со смехом, уж слишком забавно Саня пучил глаза и открывал удивленно рот.

Саня сидел, ни жив ни мёртв, глядел поочерёдно то на разбитую вдрызг дорогу, то на пассажира, вещающего поставленным голосом о бесах, попутавших патриарха Никона, о протопопе Аввакуме, принявшем мученическую смерть во имя истинной христианской веры, о расхождениях в основополагающих обрядах — Крещении, Миропомазании, Покаянии…

Не зря Игнат до полковника дослужился, сейчас легко смог бы раба божьего Александра в староверы завербовать. Не просто так грел уши, когда мать за горячительным, в пылу исторического спора с коллегами, доказывала значение старообрядчества для русской культуры.

Пригодилось — сидел Санёк, глазёнки пучил, с силами собирался, чтобы не развернуться, не рвануть обратно на железнодорожную станцию, подальше от богом забытого села, некогда принадлежавшему леспромхозу, а с конца девяностых годов — считай никому.

Потому дорогу в Кандалы и не строили: старая, которую провели ещё при Союзе, развалилась, а на новую у властей денег не находилось. Несмотря на многочисленных жителей, большинство из которых были те самые, полумифические староверы.

Кедрач закончился неожиданно, в одно мгновение УАЗ выскочил из тенистого леса на широкую, раскатанную тракторами дорогу, с большими домами, высокими деревянными заборами по обе стороны.

— Куда? — трясясь от страха, спросил Саня.

— Прямо, через три дома в проулок сверни, там покажу.

Саня притормозил там, где велено, поёрзал, покосился на пассажира, отсчитывающего полагающиеся две пятьсот за труды. После посмотрел на крыльцо справного, современного двухэтажного сруба, открыл рот, не сумев сдержать эмоций.

Игнат сам бы не удержался, если бы не знал, как облупленного, того, кто появился на пороге. Дверь дома отворилась и наружу ступил здоровенный детина под два метра ростом, косая сажень в плечах, в светлой рубахе-косоворотке, широких льняных штанах, с огромной, окладистой бородой-лопатой.

Подойдёт такой, велит покаяться в грехах, и станешь каяться, даже трусы вытряхнуть от продуктов жизнедеятельности забудешь.

— Я поеду? — промычал Саня.

— Ступай, сын мой, — величественно ответил Игнат, зачем-то приложил ладонь ко лбу несчастного, надавил что было силы, тут же шлёпнул с оттягом и выскочил на улицу, давясь смехом.

УАЗик рванул по узкому проулку, между кустов крапивы, полыни, распугивая кур, гусей и полусонных поросят. Игнат ржал, как конь, уже не стесняясь, перегибался пополам, хватался за живот.

— Ну, здорово, разведка, — услышал он басистый, под стать телосложению, голос старшего брата.

— Здорово! — протянул он руку в ответ.

— Неужто, правда, жениться надумал?

— Надумал. На дочке Барханова, Любе, знаешь такую?

— Знаю, знаю. Да, вон она идёт.

Примечания

1

Кандалы — выдуманное название населённого пункта.

2

Наставник — (здесь) — старейшины, начетчики — духовные отцы, которые стоят во главе приходов, общин, сообществ.

3

Никониане — Никониа́нство (также никониа́нский раскол, никонианская ересь, новообрядчество) — термин с отрицательной оценочной коннотацией, используемый приверженцами старообрядчества в отношении сторонников богослужебной реформы в Русской церкви XVII века.