Десять

Наталия Романова, 2023

История девушки, женщины. История её жизни, ошибок, любви, выбора. Выбора между мужчинами, между долгом и любовью, между работой и семьёй. История выбора мужчин, их ошибок и их любви. Выбора между амбициями, желаниями, любовью и долгом.

Глава 3

Фельдшер скорой помощи, молодой, со светлыми взъерошенными волосами, торчащими, словно солома, в синей форме и стоптанных, некогда белых кроссовках, смахивал на воробья, который ранней весной выпрыгнул погреться на солнышко, и случайно попал в обледенелую лужу.

— Юлия Владимировна, — говорил он так, словно устал повторять. — Давайте в восьмерку. Хорошая клиника, чистенько, ремонт недавно был.

Сидевшая напротив Юля, со следами яркой помады на бледном лице, поджимала губы, упрямо качала головой:

— Нет.

— Хорошо. — Фельдшер громко, даже демонстративно, захлопнул папку со стопкой казенных бумаг, и тут услышал вопрос:

— Можно укол?

— Какой укол, милая? Нельзя при остром животе. Вы-то должны понимать, — упрекнул фельдшер.

Юля сжалась от интонации врача. Она действительно должна была понимать и понимала, но боль становилась невыносимой.

— Юль, — обратился к ней присевший рядом Витя — однокурсник, аккуратно причесанный, в ладно сидящем свитере, начищенных ботинках. — Юль, потерпи. Давай я тебе помогу.

Он помог Юле встать, бережно приобнял за талию, позволил на себя опереться.

Витя был невысокого роста, ненамного, но ощутимо. Когда-нибудь наберет мышечную массу, потом жирок, станет степенным, возможно, лысым, а пока рядом с Юлей он смотрелся мелкокостным. Та была болезненно худой, однако из-за роста и очевидной красоты худоба не привлекала внимание.

Яркая красота, вот что бросалось в глаза. Умелый макияж подчеркивал изящные черты лица, волосы мягко спадали по плечам, даже слегка размазанная тушь лишь подчеркивала глубину взгляда, в котором мелькала странная для подобной внешности неуверенность в себе — щенячья.

— Давай, поеду с тобой, — предложил сердобольный Витя.

Витя уже одной ногой стоял в карете скорой помощи, когда фельдшер отодвинул его со словами:

— Только родственники. — Фельдшер раздраженно отдернул Витю, усадил Юлю на маленький стульчик рядом с носилками с ободранным кожзаменителем. — Поехали, Николай! — крикнул он водителю.

Юля отвернулась к окну. Фельдшер задержал взгляд на тонком профиле, пробежался от губ к шее, и, словно удивившись чему-то, усмехнулся про себя.

Карета скорой помощи больше напоминала тыкву, отчаянно скрипела на кочках, разбитая подвеска издавала громыхающие звуки. Юлю затошнило, она потянулась к окну в надежде вдохнуть свежего воздуха — оказалось, створка не открывается.

— Приляг, — сказал белобрысый фельдшер. — Давай, давай, прямо в куртке можно. — В его голосе послышалось сочувствие.

Юля благодарно посмотрела на своего спасителя и, повернув голову вправо, постаралась дышать ровно. Ей казалось, как только она переступит порог областной больницы, все проблемы решатся: уйдёт боль, странный фельдшер начнёт улыбаться, помада, оброненная в лекционном зале, вернётся в сумочку.

Ошиблась. Фельдшер быстро отдал сопроводительные документы, бросив еще разок на прощание, перед тем, как практически убежать:

— Точно нет паспорта?

— Нет, — буркнула Юля.

Металлический стул был неудобным. Неудобно было всё — сидеть, стоять, лежать.

Юле хотелось обратить на себя внимание, но, глядя на людей, — мужчин и женщин, бледных, с полиэтиленовыми пакетами, наскоро собранными родственниками перед отправкой в больницу, она поняла, что может и подождать. Пройдёт в порядке очереди. На общих основаниях.

— Юля? — услышала она от смутно знакомого мужчины в белом халате. — Что ты здесь делаешь?

— У меня живот болит, — скривившись, прошептала Юля.

— Живот? И почему ты сидишь в приемном покое?

— А где?

— Подняться надо было. Иди-ка за мной, идти можешь? — спохватился доктор.

Идти Юля могла, в положении, когда не нужно сгибаться, её организм хоть как-то функционировал, а не заставлял корчиться и поскуливать от невозможной боли.

Двадцать минут, проведённые в смотровой, показались вечностью. Голубой кафель со светлыми разводами делал холодное помещение более студеным, будто опасным.

Идея вызвать скорую помощь уже не казалась такой уж умной. Юле не оказывалась вообще никакая помощь в общей сложности уже два часа — и это со времени, когда фельдшер приподнял бровь и спросил: «Вы уверены, девушка?».

Тогда она была уверена, сейчас уверенность стремительно уменьшалась. С сожалением вспоминался собственный отказ на предложение фельдшера отвезти в восьмую клиническую больницу.

В смотровую зашло несколько врачей в хирургических костюмах, доктора приветливо улыбнулись неожиданной пациентке.

— Ну-с, Юленька, на что жалуемся? — спросил один из зашедших.

— Живот… — Юля с трудом сдержала слёзы.

— Посмотрим, — приободрил врач.

После дежурных вопросов, ответов, пальпации, смешков, подмигиваний и даже шутливых заигрываний, которые были предназначены для отвлечения Юли, — эдакий проверенный способ “заговорить” нервного пациента, — она раздраженно выяснила, что “нужно подождать ещё совсем чуть-чуть”.

В смотровой остался доктор постарше. Юля вспомнила, что знакома с ним. Он расспрашивал о здоровье мамы, бабушки. Интересовался, определилась ли она со специальностью, именами её профессуры, планами на будущее. Чуть позже зашёл следующий врач, на взгляд Юли слишком молодой и очень усталый. Он смотрел словно бы поверх и самой Юли, и своих коллег.

— Юрий Борисович, приветствую. — Привстал доктор постарше, который расспрашивал Юлю. — Похоже, ваше. Это Юлечка, дочка Владимира Викторовича, прошу любить и жаловать.

— Что ж, полюбим, пожалуем, — улыбнулся Юрий Борисович, подошёл к раковине вымыть руки. — Животик покажи? — обратился он к Юле, уже стоя у кушетки. Та покорно потянула свитер с футболкой вверх. — Здесь больно? Здесь? А так? Хм.

Это «хм» не предвещало ничего хорошего, Юле стало нехорошо от этого «хм», ещё больше, чем было утром или за три дня до этого, или за неделю.

Обменявшись с коллегами репликами, косыми взглядами, побарабанив пальцами по столу, Юрий Борисович устало вздохнул, словно его терзали сомнения. Старший товарищ одобрил его дальнейшие действия.

Диалог обычному пациенту непонятный, если тот — не дочь заведующего гинекологическим отделением областной больницы, куда ее привезла карета скорой помощи, которую пришлось вызвать в медицинский институт, где Юля только-только начала учиться.

Последовали типовые вопросы, с такими же типовыми ответами, по сто пятому кругу. Кафель давил, действие обезболивающего, которое Юля себе вколола, начало заканчиваться, а вопросы — откровенно раздражать. Неужели настолько сложно оказать необходимую помощь?!

— Половой жизнью с какого возраста живете, Юлия Владимировна? — спросил Юрий Борисович, глядя не на пациентку, а в уже изрядно исписанную историю болезни.

— Я… я не живу.

— Юля, тебе же известно, что такое врачебная тайна?

— Конечно.

— Тогда ты должна понимать, что я не скажу твоему папе, если ты опасаешься его реакции.

— Я. Не. Живу! — вспыхнула Юля, аж уши покраснели.

— Хорошо, — спокойно отреагировал Юрий Борисович. — Сейчас мы сделаем УЗИ, потом поднимемся в палату…

— Что со мной? — Юля нетерпеливо перебила врача. — Что?

— Ничего такого, чего мы не сможем решить. Встать можешь? — Юле показалось, что голос звучит еще более устало, чем в начале осмотра.

Вдруг стало стыдно. Кому, как не ей знать, что врач гинекологического отделения, приходя домой, вытягивает ноги на ближайший стул и, закрыв глаза, слушает тишину. Синяки под глазами порой не проходят даже после двух дней выходных, а дежурства затягиваются на неопределенное время. Скорее всего, Юрий Борисович не спал уже сутки и до утра ему вряд ли удастся сомкнуть глаза.

Кабинет УЗИ был затемнен, врач приветливо шутила, улыбалась пациентке и Юрию Борисовичу, который хмуро смотрел на монитор и иногда бросал взгляд на Юлю. От этого взгляда становилось откровенно не по себе.

— Ну что ж… Пойдём в палату, Юлия Владимировна, — излишне бодро произнёс Юрий Борисович, приглашающе указывая рукой на дверь.

— Ей нет восемнадцати, — ответила за Юлю УЗИ-специалист. — Отцу дозвонились?

— Нет ещё. Придумаем что-нибудь, — одобрительно улыбнулся Юрий Борисович, глядя на перепуганную Юлю.

— Её нужно в педиатрию, срочно! — УЗИ-специалист повысила голос, заставив Юлю вздрогнуть.

— Не нужно, — спокойно ответил Юрий Борисович, взял коллегу под руку, отвел в сторону, напоследок бросив широкую улыбку Юле, мол, всё под контролем.

— С ума сошёл? — Женщина-доктор старалась говорить тихо, только большой и пустынный кабинет УЗИ отлично создавал эффект эха, поэтому Юля слышала весь диалог.

— Сегодня Семёнов дежурит. Ты бы отправила свою дочь к этому коновалу, а? — с раздражением прошипел Юрий Борисович. — Я знаю, что ей нет восемнадцати. Беру ответственность на себя.

— Ненормальный, — вздохнула женщина.

На этих словах Юле стало ещё хуже. Боль пронзила живот от правого бока до спины острым, раскаленным, жгучим клинком. Юля тихо всхлипнула, готовая расплакаться от отчаяния, боли, жалости к себе.

— Юлия Владимировна? — Юрий Борисович мгновенно отреагировал на всхлипы.

— Просто Юля, — проныла она в ответ.

— Хорошо, Юля, сейчас мы поднимемся в палату, тебе станет легче.

Палата оказалась отдельной, на одного пациента. Медицинская сестра, бесконечно извинялась, пока заправляла постель, измученная Юля от излишней суеты успела устать.

— Хорошо, Юля, — сказал Юрий Борисович, когда Юля наконец-то улеглась, облачившись в ночную рубашку огромного размера с казенными печатями на плече и подоле. — Мне нужно тебя осмотреть, ты понимаешь, о чем я? На кресле. Ты понимаешь — как?

Юля понимала…

— Это может сделать кто-нибудь другой?

— Женщина? — сочувственно улыбнулся Юрий Борисович. — Нет, Юля, вечер пятницы, боюсь врачей женского пола не будет до понедельника.

— Тогда я папу подожду, — пискнула Юля, понимая, что ждать отца даже более глупо, чем настаивать на докторе женского пола.

— Твой папа в Красноярске. Прямо сейчас осмотреть тебя могу только я. — Юрий Борисович проговаривал по слогам, медленно, терпеливо, как учитель маленькому ребёнку непонятный материал. — Мы не можем ждать твоего папу. Не можем ждать другого врача. Не можем ждать утра. Скажи, что ты принимала?

— Ничего.

— Сдаётся мне, что ты лукавишь, итак?

— Баралгин.

— Сколько?

— Пять кубиков утром. И днём…

— Отлично, жду тебя в смотровой прямо по коридору.

— Я не пойду, — заупрямилась Юля. Конечно, она была неправа, только Юрий Борисович был не просто мужчиной, он был молодым мужчиной. Юля никак не могла… Никак!

— Юль, — вздохнул Юрий Борисович — Хорошо, давай так: твой папа гинеколог?

— Гинеколог.

— Он мужчина?

— Мужчина.

— Кому, как не тебе знать, что ничего страшного, предосудительного в осмотре мужчиной гинекологом нет. Стесняться не нужно.

Коридор казался чересчур длинным, медицинская сестра — очень навязчивой, мама — слишком далеко, Красноярск — недосягаемым. Юля, с раннего детства вращаясь в кругу друзей отца, поступила в медицинский институт. По всем законам она должна была выработать спокойное отношение к медицинским манипуляциям, но её накрыл приступ самой настоящей паники. Ей захотелось сбежать, запахнуть огромную ночную сорочку вокруг тела и нестись вдоль бежевых стен с деревянными перилами.

— Помнишь, мы уже встречались? — спросил с улыбкой Юрий Борисович в смотровом кабинете на фоне того самого, пугающего по одури кресла.

Юля не помнила и не хотела помнить. Она хотела зажмуриться, чтобы все исчезло, чтобы стыд, который настолько отчаянно сковал сейчас внутренности, что прошла боль, поглотил её целиком, без остатка. Чтобы сама она испарилась, растаяла как эфир. От мысли, что ее будет осматривать мужчина, было не по себе. Понимание, что этот мужчина еще и знакомый, точно не придавало решимости.

— Садись. — Юрий Борисович показал рукой на кушетку, Юля неуверенно посмотрела на застеленную поверхность. — Просто садись, на попу, поговорим, — пояснил он. Ты по-прежнему боишься ездить на мотоцикле?

Юля, наконец, вспомнила этого врача со спокойным, немного усталым взглядом. Вспомнила, при каких обстоятельствах они встречались.

Больше года назад она зашла к папе на работу, нужно было забрать бабушкины лекарства. Юля, сидя в просторном кабинете, взглядом скользила по справочной литературе, картинам на стенах. Всё это видела уже не один раз. Невелико развлечение — кабинет заведующего гинекологического отделения областной больницы. Стопка медицинских карт, бумаги, снимки, книги.

Владимир Борисович задержался у сложной пациентки. Юля пришла заранее в надежде перехватить папу — необходимо было сегодня сдать реферат, только отца не застала. Она нервно подергивала ногами в самой простой обуви, теребила маленькие белые пуговицы на блузке — хлопковой, простого кроя, с круглым воротничком и из атласной тесьмы бантиком.

Наконец-то зашёл Владимир Викторович, извинился перед дочкой, прижал к себе, прошептал: «Прости, прости». Напряженные плечи Юли тут же расслабились. Она улыбнулась. Ноги перестали отбивать бесполезную чечётку, руки оставили в покое несчастные пуговицы, спокойно опустились вдоль тела.

— Держи, — протянул зеленый пакет папа.

— Ты взял с собой ужин? — обеспокоилась Юля.

— Уверен, наше отделение не погибнет голодной смертью благодаря тебе, Юленька. — Владимир Викторович улыбался дочери, любовался ею, восхищался. — Сильно опаздываешь? — спохватился он.

— Сильно, — со вздохом согласилась Юля.

— Плохо. Беги. — Отец быстро поцеловал Юля, та развернулась к двери, чтобы спешно отправиться по своим делам и столкнулась с входящим врачом. Совсем молодым, скорей всего интерном или ординатором, на глаз возраст Юля определять еще не научилась.

Буркнув приветствие, она обогнула доктора и почти вышла из кабинета, как услышала за спиной:

— Ты на колёсах? — Владимир Викторович спрашивал предполагаемого интерна.

— Да.

— Рабочий день закончен, подбрось Юленьку, вам в одну сторону.

— Без проблем.

— Только смотри, чтобы без проблем, — назидательно проговорил Владимир Викторович подопечному.

Юля пошла следом за молодым доктором. Он представился Юрием, попросил подождать совсем немного, пока переоденется. Вместе они спустились на первый этаж и прошли по парковке областной больницы.

— Никогда не ездила? — услышала Юля, когда они подошли к месту назначения.

Она удивленно посмотрела на «колеса» — самый обыкновенный мотоцикл. Может, немного больше обычного… но всё же мотоцикл — один из самых опасных видов транспорта. Юля с сомнением оглядела агрегат, с ещё большим — Юрия.

— Держи. — Юра протянул круглый шлем, она покорно надела, чувствуя себя крайне глупо и скованно.

— Устраивайся. — Юрий сидел, перекинув длинные ноги через сиденье, и ждал.

Юля неуверенно присела, стараясь минимизировать прикосновения к мужскому телу. Услышала, а потом и почувствовала гул, зажмурила глаза. Проехали они совсем немного, медленно. Остановились у обочины рядом с широким газоном со свежей травой.

— Я проходил практику в травматологии, поэтому мы поедем не превышая скорости, аккуратно, и получится всё равно быстрей, чем на общественном транспорте. Лишь идиот не боится, поверь, я никогда не нарушаю правила, всегда предельно осторожен.

— Хорошо, — кивнула Юля. В конце концов её с мотоциклистом отправил папа, если бы Юрий был гонщиком, Юлю бы близко не подпустили к нему и мотоциклу.

Им едва удалось добраться до конца газона, снова пришлось остановиться.

— Юль, держись за меня крепче. Плотнее. Понимаешь, как?

— Как? — Юля слезла с мотоцикла, отступила на шаг, будто собиралась издалека посмотреть, как же нужно держаться. Может быть, покажут на какой-нибудь другой девушке? Одна как раз шла по тротуару между проезжей частью и газоном.

Вдруг, абсолютно неожиданно Юля оказалась прижатой спиной к мужской груди. Юрий крепко обхватил её за талию, нагнул влево, вправо, не теряя контакта тел. Каким же горячим он был, твёрдым, возмутительно сильным. Мужчиной.

— Примерно таким образом. — Тут же отошёл на несколько шагов Юрий, встав перед лицом Юли, чтобы поймать зрительный контакт.

Юля аккуратно, едва прикасаясь к ткани рубашку в мелкую, едва видную клетку, ухватилась за Юрия.

— Ну?

— Что ну?

— Ты будешь держаться крепче?

Юля резко отпустила руки, собралась уйти. Пусть провалится этот мотоцикл и Юрий вместе с ним. Из глубины души поднималась неприязнь к незнакомому человеку, а от шеи к лицу пополз румянец, задевая уши и кончик носа.

— Юля? — Юрий всмотрелся в лицо своей спутницы, будто только-только разглядел, буквально секунду назад. — В чем дело?

— Это неприлично… — прошептала в ответ Юля. Пусть думает что угодно, прижиматься к постороннему мужчине, так прижиматься — неприлично! Неловко, стыдно.

— Неприлично? — опешил Юрий. В лексиконе врача-гинеколога не могло быть такого слова, но у Юли-то было! Юленька. — Неприлично будет, если я разобью дочь своего непосредственного руководителя, а прижаться во время езды… — он продолжал всматриваться в лицо Юли, которое стало еще красивей то ли от гнева, то ли от стыда. — Я знаю, что нам поможет, подождешь меня? Только обязательно подожди! — быстро проговорил Юрий, прокрутил ручку стартера и рванул с места.

Вернулся почти сразу, протянул Юле тёмную кожаную куртку — плотную, жёсткую, прошитую спереди и сзади грубыми стежками.

— Надень, — протянул он куртку Юле. — В ней ничего чувствуется, — уточнил Юрий, игнорируя алые щеки собеседницы. — Это куртка моей жены, так что я знаю, о чем говорю. Поехали?

Юля облегченно вздохнула, выдавила: «поехали». Уселась на мотоцикл. В куртке, которая защищала от слишком интимного контакта действительно было комфортней.

Сейчас, в смотровой, Юрий Борисович смотрел так же, слегка насмешливо. Он рассказывал о двигателе и проблемах с ходовой двухколесного товарища, а сам в это время расправил пелёнку на гинекологическом кресле, рукой потянул к нему Юлю.

Отвернулся, продолжая неспешный рассказ, терпеливо подождал, пока пациентка собралась духом, устроилась удобней, максимально натянув подол ночной рубашки на низ живота, отдавая должное собственной стеснительности и изо всех сил постаралась абстрагироваться от происходящего.

Юля ждала, когда Юрий Борисович перестанет рассказывать про свой мотоцикл, обратит на неё внимание. Поймала его взгляд, и вдруг с ужасом поняла, что он уже давно ничего не рассказывает. Подол рубашки, целомудренно закрывающий промежность, приподнят, как необходимо для осмотра. Заученным движением Юрий Борисович устраивал Юлю удобней, и говорил.

— Сейчас мы только посмотрим. Животик расслабь. Юля, надо, — притворно-строго цыкнул он.

Юля зажмурила глаза, намереваясь честно вытерпеть всё, что будет с ней происходить, собралась духом, и вдруг услышала:

— Всё, вставай. Юленька, нам понадобится небольшое хирургическое вмешательство… Срочно.

Это было последнее, что она услышала, а потом разразилась слезами. Юля трусливо отказывалась от вмешательства, умоляла подождать папу и, в конце, всхлипнув особенно громко от простреливающей боли, пропищала:

— Я умру…

— Не умрёшь, это рядовая операция.

— Умру! — Паника захлестывала Юлю. Умение логически мыслить, оценивать происходящее исчезло, как и не бывало.

— Юля, ты же храбрая девушка, ты не умрёшь, — повторил Юрий Борисович. Слова врача должны были утешить, вот только совсем не утешали, не придавали ни храбрости, ни уверенности.

Паника холодной волной накатывала на Юлю, её начала бить мелкая дрожь. Не было ни единого сомнения — она умрет сегодня, пока папа в Красноярске, а мама с труппой на гастролях. Даже бабушка на даче, и нет никакой возможности сообщить родным о собственной скорой смерти.

Юля постаралась плакать тихо, краешком сознания понимая всю необоснованность собственного страха. Отлично осознавала, случись с ней — дочерью заведующего отделением, — нечто, угрожающее жизни или здоровью, уже был бы вызван не один врач с огромным послужным списком и клиническим опытом.

Она отлично понимала — это всего лишь паника, переизбыток эмоций. Может быть, она перебрала с обезболиванием… И именно от препарата у нее кружилась голова.

— Умру, — всхлипнула она в спину Юрию Борисовичу. Тот поспешил из смотровой, предварительно дежурно рассказав про подготовку к операции и анестезию. — Умру, — из чистого упрямства, иррационального желания, чтобы её пожалели, повторила Юля и заплакала. Через пару секунд рыдания её буквально раздирали, не осталось ни единого шанса, что она возьмет себя в руки.

Юрий Борисович тяжело вдохнул, словно Юля раздражала его, впрочем, скорей всего именно так и было, сел рядом с ней на кушетку и, улыбаясь явно через силу, начал говорить:

— Юля, ты умная девушка. Поступила в медицинский, твой папа врач. Ты прекрасно понимаешь, что не умрешь. Не надо плакать, утром голова будет болеть. Давай не будем…

Юрий Борисович вдруг подтянул Юлю на себя, усадил к себе на колени, как маленького ребёнка, и начал приговаривать, что она, конечно, не умрет. Что будет жить очень долго, поступит работать к ним в больницу. Не пристало настолько красивой девушке плакать из-за какого-то глупого врача, которому приспичило ее напугать.

Все говорил и говорил, без устали и перерыва. Детально рассказывал о течении операции, послеоперационном периоде, о том, чего именно Юле следует ожидать, как себя вести. Давал подробные, четкие и понятные инструкции — и Юле становилось ощутимо проще.

Юрий Борисович спрашивал о молодом человеке Юлии, его успехах, между делом похвастался достижениями своей жены. И снова вернулся к объяснениям, проговорил несколько раз каждую мелочь. На всякое произносимое слово Юрий Борисович проводил рукой по Юлиной руке — словно втирал в кожу понимание, делился спокойствием.

В операционной, таращась в хирургические светильники, последнее, что запомнила Юля — это подмигивающий, насмешливый взгляд Юрия Борисовича и слова:

— Встретимся в палате.

Пока Юля приходила в себя, ей казалось, что Юрий Борисович действительно находился в палате. Она отчётливо помнила его раскинувшуюся на стуле фигуру с вытянутыми вперёд ногами, а ближе к утру — склоненную к спинке кровати голову.

Утром, открыв глаза, Юля никого в палате не застала. Огляделась: помещение выглядело иначе, хотя определенно это была та же самая комната, что и накануне вечером. Стены оказались более светлого тона, обнаружились шторы на окне, цветы в небольшой вазе на тумбочке рядом с кроватью.

Юля попыталась пошевелиться — стало больно. Вскоре пришла улыбчивая медицинская сестра, терпеливо подождала, пока Юля измеряет температуру тела и со словами: «У меня лёгкая рука» сделала два укола, а после сразу убежала по делам. Юлия — не единственная пациентка.

Чуть позже заглянул Юрий Борисович. Он казался бодрым. Глядя на него Юля решила, что ей приснилось его присутствие в палате ночью. Невозможно быть таким веселым, полным энтузиазма, заряжать хорошим настроением после бессонной ночи на неудобном стуле. Впрочем, уточнять приснилось ли ей, Юля не стала — постеснялась.

Юрий Борисович внимательно осмотрел пациентку, немного поболтал, никак не напоминая о Юлином позорном поведении накануне вечером, показал кнопку срочного вызова, сказал, что непременно заглянет вечером и ушел.

Действительно, ближе к вечеру он вернулся, зашел в палату с огромным, полиэтиленовым пакетом.

— Тебе бабушка передала, я съездил к вам домой, — протянул он гостинец из дома ошарашенной Юле.

— Вы сами съездили? — почему-то не поверила та.

— Конечно. У твоей бабушки поднялось давление, мы с Владимиром Викторовичем решили, что лучше ей побыть дома, не стоит ехать через весь город на общественном транспорте. Маме не стали сообщать, чтобы не волновать. Ты ведь не возражаешь? Твой папа приезжает завтра утром. Здесь ночная рубашка, смена белья, полотенце. — Юрий Борисович поставил пакет на тумбочку у изголовья Юлиной кровати, осекся, нахмурился, глядя на стол у окна: — Ты не притронулась к обеду? Почему?

— Не хочу есть, — вздохнула Юля.

— Невкусно? Всегда считал, что моя жена хорошо готовит.

— Это готовила ваша жена? — удивилась Юля, впрочем, если бы она посмотрела хоть в пол глаза на тарелки, поняла бы, что обед не из больничной столовой.

— Да.

— Простите. Но я не хочу… — Юля мельком бросила взгляд на еду и отвернулась в противоположную сторону.

— На этом месте подробней. Отсутствие аппетита… — начал Юрий Борисович.

— Нет у меня никакой инфекции! — нервно возразила Юля. Как врач, она прекрасно понимала, что отсутствие аппетита — плохой знак. Пришлось пояснить: — Я толстая!

— Что — ты? — опешил Юрий Борисович.

— Толстая! Женщина должна быть немного анорексичной.

— Невозможно быть немного анорексичной, как нельзя стать чуть-чуть беременной. Ты не толстая, Юля, у тебя явный недостаток веса… — Юрий Борисович пробежался взглядом по излишне худой фигурке проблемной пациентки и вздохнул: — Как давно ты ела?

— Не помню, — соврала Юля.

— Хорошо, что именно ты ела?

— Салат.

— Какой салат? — продолжил настаивать Юрий Борисович. Благодушное настроение, с которым он переступил порог палаты, испарилось, как и не было.

— Листья салата! Я ела салат из зелени… Это единственное, что я ем, потому что толстая. — Юля устала оправдываться за свой выбор питания, но всё равно упрямо повторила: — Толстая.

— Хорошо. Ты толстая, — кивнул Юрий Борисович, поджав недовольно губы. — Но прямо сейчас ты съешь всё, что в этой тарелке, и мы посмотрим, как это усвоится. Я не уйду, Юля, пока ты не съешь. — Он прямо-таки демонстративно сел на стул и уставился на пациентку.

— У меня болит… там. Режет, словно раскаленным гвоздем. — Юля показала на живот.

— Не заговаривай мне зубы, — рыкнул Юрий Борисович. — Ты всё равно съешь.

Пришлось есть… Тарелка опустела раньше, чем Юрий Борисович начал улыбаться. Юля сидела, облокотившись на подушку. Он держал тарелку на весу, и задумчиво смотрел на молоденькую пациентку, которая, кажется, выпила у него галлон крови за неполные сутки.

У Юли отмечалась послеоперационная бледность, сухие губы, синюшность под глазами. Она была невероятно худенькой, точно за нижней чертой нормы веса, однако тонкие черты лица и плавные движения сглаживали угловатость. Выглядела смущенной, порой отводила глаза, чаще же смотрела открыто — взгляд выражал искреннее любопытство, живость ума. Юля абсолютно правильно анализировала всё, что видела, слышала вокруг себя, делала какие-то выводы, которыми не спешила делиться.

— Тебя что-то беспокоит? — догадался Юрий Борисович.

— Вы такой внимательный, потому что я дочь вашего начальника, да? — в лоб рубанула Юля.

— Давай, это будет официальная версия, — усмехнулся в ответ Юрий Борисович.

— А неофициальная?

— Только никому не рассказывай: я хотел быть педиатром, в некотором роде ты исполняешь мою мечту.

— И стали гинекологом? — улыбнулась Юля. — Неожиданный выбор.

— Почти смежная специальность, — в ответ улыбнулся Юрий Борисович. — Пока я не ушёл, тебе ещё что-нибудь нужно?

— Позовите медсестру, если несложно.

— Вероятно, я могу помочь? Я все-таки врач… — протянул он.

— Не можете, — отрезала Юля.

— Хорошо, — не стал спорить Юрий Борисович. Вышел из палаты, но почти сразу вернулся со словами:

— Юля, медсестра освободится через пятнадцать-двадцать минут, какие у тебя трудности? — уточнил он, напрочь игнорируя упрямый взгляд пациентки: — Юлия Владимировна, я ваш лечащий врач, — напомнил он очевидное.

— Писать хочу, — пискнула Юля. — Боюсь встать.

— Ты ещё не вставала? — в который раз опешил Юрий Борисович. Казалось, ещё немного и он начнёт биться головой о стену. — Интересно, куда смотрела Аня? — назвал он имя дежурной медсестры. — Юля, ты можешь встать и сделать свои дела, это не опасно.

Юля неуверенно пожала плечами. Она понимала, что может встать, что должна встать, но отчего-то опасалась.

— Вставай, — отдал указание Юрий Борисович, приобнял Юлю, аккуратно поставил на ноги. — Пойдём, сделаем твои дела, потом переоденем ночную сорочку, а то больничная тебе велика и совсем несимпатичная… Видишь, совсем не больно, — уверенно добавил он.

— Больно вообще-то, — возразила Юля.

— Естественно, но признай, вчера было больней, однако, ты ходила. Сейчас тем более можешь. У тебя совсем маленький шов, крохотный. Он не разойдется. — С уговорами, они добрались до уборной, благо та находилась в палате. Так же осторожно вернулись к кровати. Юля с удовольствием переоделась в чистую одежду, поняв, что именно этого ощущения свежести ей не хватало целый день.

Послышался отчетливый шум за дверью. Юрий Борисович вопросительно посмотрел на Юлю, потом на дверь, где в проеме нарисовался незваный гость.

— Девушка, — говорил парень с темными вьющимися волосами, наступая на медсестру Аню, которая готовилась вытолкать посетителя взашей. — Девушка, милая, еще раз повторяю! Последний! В этой палате находится моя невеста! Нет шансов, что вы меня не пропустите. Вообще-то я обошёл злыдню в гардеробе… — скрипнул зубами парень. Отойдите с дороги! — Он попросту поднял сестру и, переставив за дверь, закрыл эту самую дверь перед её возмущенным лицом.

— Привет, как ты? Маленький, я только узнал. Твоя бабушка позвонила моей. Маленький, почему ты не сообщила раньше?

— Ты же на сборах. — Юля широко и счастливо улыбалась.

— На каких сборах? Какие сборы, когда мой маленький в больнице? Тебя обижал этот злой мужик? — зашедший не смущаясь, показал взглядом на Юрия Борисовича, который, похоже, наслаждался разыгравшейся мизансценой.

— Нет, он мой врач. Хирург.

— Врач? Врачу можно находиться в твоей палате, — продолжил нахал. — Здравствуйте, я Симон, — представился парень Юрию Борисовичу. — Жених Юлии. С ней всё в порядке? Я так испугался… — Взгляд внимательных карих скользил от врача в хирургической форме к бледной Юле и обратно.

Становилось очевидно, что Симон напуган не на шутку, и все эти улыбки, глупые шутки, ёрничество направлены на то, чтобы развеселить худенькую, красивую дочку заведующего гинекологическим отделением. Любому было видно: за бравадой скрывается сильный страх и юношеская влюблённость — острая, отчаянная, какая бывает только в молодости.

— В порядке. Я — Юрий Борисович, садитесь Симон. — Юрий Борисович показал на стул, на котором, как с утра думала Юля, он провёл предыдущую ночь.

— С Юлией все будет в абсолютном порядке, но ей необходимо поправиться, — Юрий Борисович выразительно посмотрел на внимательно слушающего парня, кинул взгляд на раскрасневшуюся от возмущения Юлю и продолжил: — На данный момент ее репродуктивная функция… возможность иметь детей, — пояснил он, — не пострадала, но необходимо набрать вес. Необходимо! Анализ крови указывает на недостаток многих питательных веществ, это может закончиться печально… — Он посмотрел в глаза Симону, после перевел взгляд на Юлю: — Необходимо набрать минимум пять килограмм.

— Хорошо, она поправится, я обещаю, — только и ответил Симон.

— Каких это веществ? — возмутилась Юля антинаучной чушью, которую, не стесняясь, нес доктор.

— Важных! — тут же отрезал Юрий Борисович и добавил уже для Симона: — Жизненно важных. — Интонацией он подчеркнул, насколько жизненно необходимо юной невесте набрать вес, перестав питаться лишь листьями салата и то раз в сутки.

Симон, слушая доктора, выглядел так, словно готов был в ту же минуту скупить половину продуктового магазина и начать кормить невесту, несмотря на её протесты.

— Симон, если хочешь, ночуй в ординаторской, — в дверях палаты бросил довольный собой Юрий Борисович. — На одной кровати с Юлей сейчас спать нельзя, а стул ужасно неудобный.