Десять

Наталия Романова, 2023

История девушки, женщины. История её жизни, ошибок, любви, выбора. Выбора между мужчинами, между долгом и любовью, между работой и семьёй. История выбора мужчин, их ошибок и их любви. Выбора между амбициями, желаниями, любовью и долгом.

Глава 1

Она сладко потянулась, ловя последние минуты полусна, придумывая на грани яви, какой сон мог бы ей сниться, если бы она видела сны.

Удобная привычка просыпаться раньше будильника на десять минут вне зависимости от того, на какое время тот заведён, давала возможность побыть наедине со своими мыслями, позволить себе минуты тишины и отстранённости — невиданная роскошь в век скоростей.

С первым же сигналом будильника, она легко встала, отбросила сонливость и морок придуманных снов, бодро начала свой день. Долгий день.

Стакан воды, упражнения для пресса, ног, позвоночника, для гибкости, стройности, для хорошего настроения, для всего, что может понадобиться и не понадобиться в течение дня. Беговая дорожка стояла около широкого окна, выходящего на газон с молодой, светло-зелёной травой. На синее утреннее небо с кучевыми облаками и почти сухую ветку дерева, заслоняющую вид на зелень.

По пути в ванную комнату она открыла дверь в «детскую», где из-под одеяла торчали ноги уже совсем недетского размера.

— Просыпайся, засоня.

Ответом было невнятное бурчание и недовольное сопение под подушкой, накрытой одеялом.

— Я ещё зайду, — напомнила она.

Готовя завтрак, поймала себя на том, что терпение начинает заканчиваться. Она собиралась совершить едва ли не десятую попытку поднять из постели ребёнка, когда тот собственной персоной, с заспанным лицом, уселся за стол, вопрошая одним взглядом — что же он будет есть?

— Где «доброе утро»? — поинтересовалась она.

— Доброе, — недовольно буркнул ребёнок, уткнувшись взглядом в тарелку.

— Может, сначала умоешься?

— Не-а.

— А как же режим?

— Ну его. Спать хочу.

— Ну-ну. Завтракай, потом поговорим. — Она задорно подмигнула, отлично понимая, что мрачное утреннее настроение сына начнёт улучшаться по мере поглощения блинов.

Ежедневного и обязательного завтрака, без которого кареглазый парнишка отказывался выходить из дома. Настолько, что научился печь блины сам ещё когда учился в первом классе.

Но сильнее всего сын любил завтрак, приготовленный мамиными руками.

— Не люблю рано вставать, — пояснил в очередной раз парнишка.

— И что делать? — с улыбкой ответила она. Знала наверняка, какая фраза последует дальше, каким тоном, и что она ответит.

— Если бы…

— Никаких «если бы».

— Мам!

— Не мамкай, мы сотни раз уже говорили. Какой интернат? Разве ты сирота, или у тебя нет дома?

— Да при чём тут это? Даже сын Петра Павловича живёт в интернате.

— Сын Петра Павловича может жить хоть на луне.

— Ма-а-а-м, — скорее для проформы проныл сын. — Я бы там высыпался.

— Ты бы спал дольше на сорок минут, ничто не мешает ложиться раньше дома, — улыбнулась она. — До конца учебного года осталось меньше месяца. Мы поговорим с папой по этому поводу, и если это действительно, — она подчеркнула интонацией последнее слово, — необходимо, то я, конечно, разрешу, но со следующего года. Сейчас нет никакого смысла, согласись.

— Согласен, — понуро ответил сын.

* * *

Выехала из дома, глянула на парнишку, который устраивался поудобнее на заднем сиденье, чтобы добрать свои минуты сна. Потом на роллетные ворота гаража: поднявшись, те открыли вид на асфальтовую дорожку, ухоженный двор и литые ворота, немного более вычурные, чем хотелось бы их хозяйке. Перед красной машиной ворота открылись как по мановению волшебной палочки. И так же закрылись.

Посёлок, некогда тихий, дачный, вдали от города, почти в одночасье стал элитным и престижным, но всё ещё пытался подстроиться под новые реалии. Дорогие дома соседствовали с бюджетными дачными домиками, покосившимися от старости. Высокие заборы с камерами слежения по периметру — с заборами из видавшего виды деревянного штакетника, неровного и рассохшегося.

Город, который строился семимильными шагами, перешагнул через этот посёлок, словно Гулливер через маленькую базарную площадь, и разросся дальше. Он бы поглотил, подмял домишки под свой ритм, снос малюсенький мир, поставив на его место огромные многоэтажки, но помешал статус «природоохранной зоны». Теперь город и посёлок жили вместе, как соседи по огромной лестничной площадке с большим количеством жителей.

Она выехала из посёлка по гладкой, словно зеркальной, поверхности асфальта — неизменное преимущество элитного статуса проживающих. По пути слушала негромкую музыку и в уме перебирала сегодняшние дела, желая только одного — никаких сюрпризов. Сюрпризы на её работе редко бывали приятными, сегодняшний день хотелось провести спокойно.

— Приехали, — сообщила она сыну, останавливая автомобиль у стен школы-интерната.

— Спасибо мам, ты сегодня не заберёшь?

— Боюсь, что нет. Может, дедушка. Созвонимся.

— Да, конечно… А можно?.. — В голосе сына слышалась отчаянная надежда. Живя вдали от друзей-приятелей, он отчаянно нуждался в общении. Часто приглашать гостей не удавалось, но всегда возможны исключения, так почему не сейчас?

— Ладно, только сегодня, потому что через пару дней праздники, — смеясь, ответила она. — Пригласи кого-нибудь из ребят на выходные.

— Отлично, мам, спасибо. — Сын поцеловал в щеку. Невиданное проявление нежности от парнишки, однажды решившего, что он слишком взрослый для таких жестов.

Уже на парковке, перед зданием, где проходила едва ли не большая часть её жизни, она дала себе возможность вдохнуть — выдохнуть, включила музыку на полную громкость — её способ релаксации.

Из машины выбралась лёгкой, самую малость пружинистой походкой, одёрнула юбку, возможно, немного коротковатую и яркую — из красной шотландки. По пути улыбалась встреченным коллегам, кокетливо стреляла глазами, слегка флиртовала, так, чтобы было ясно — это только флирт и только здесь и сейчас.

Стоило пройти буквально пару шагов, и кокетливая улыбка сменилась на приветливую, а яркая шотландка — на одноцветную форму.

Типовые здания из белого и красного кирпича областной больницы раскинулись на большой площади рядом с городским лесопарком, вдали от шумных магистралей и жилых массивов.

Её путь лежал в центральный корпус. Там, в боковом крыле, на первом этаже с отдельным входом, который закрыт в это время суток, располагалась её вотчина: длинный широкий коридор, стены, расписанные сказочными героями, огромная игровая комната, с большим количеством игрушек, часто пустующая, и, в самом конце — кабинет.

Когда-то у неё был просторный кабинет с кожаным мягким гарнитуром, большим столом и стеклянным, во всю стену, стеллажом. Отделение разрослось, из кабинета сделали палату на четыре человека, пришлось перебраться в скромное помещение рядом с «каморкой» старшей медицинской сестры. С небольшим холлом перед двумя дверями, где едва поместились пара кресел — роскошь из прошлой жизни, и растение в большом горшке. Никто в отделении не знал, что это за цветок, но ухода оно практически не требовало и со своей задачей — создавать видимость уюта, словно он возможен в этом месте, перед дверью, где посетителей могут ждать неутешительные новости, — справлялось. А ещё маленький, яркий столик с цветными карандашами и раскрасками, которые всегда в изобилии на нем лежали.

Сразу окунулась в работу. Она словно забывала всё, что тревожило её вне этих стен. Максимальная сосредоточенность — пожалуй, так можно охарактеризовать это состояние. Мягкая улыбка, тихие шаги, ободряющие разговоры и бесконечная работа головного мозга.

«Думай» — так говорил её отец, и она думала, анализировала, диагностировала, добивалась и бесконечно билась, стиснув зубы под мягкой улыбкой.

Обход — неотъемлемая часть каждого дня. В последнем боксе под номером «семь» на высокой кровати сидел крохотный мальчик, рассматривал книжку. Под заспанными глазами — небольшие синяки. Уже значительно меньше — автоматически отметила она. Живой детский взгляд бегал по картинкам.

— Привет, Тошка.

— Здравствуйте, — обстоятельно ответил малыш.

— А где мама?

— У неё ангина… фулярная, — с горестным вздохом, не выговаривая «фолликулярная», ответил Тошка, — температура субфеильная, — он кивнул, вспоминая сложное для себя слово, — папа сказал, что ей нужно дома побыть, бабушка приедет завтра. Но я сам справляюсь!

— Ты молодчина, давай посмотрим, что у нас тут… о чём книжка? — Она начала отвлекать от осмотра малыша разговорами о его новом увлечении.

— Про динозавров. Я, когда вырасту, буду их изучать.

— Очень интересно, а они разве не вымерли?

— Вымерли, но можно раскопать… «Раскопки» по-научному, па-ле-онто-ологи изучают динозавров. Я тоже буду изучать, после специального института.

— А сейчас уже знаешь что-то?

— Да! Смотрите, — Тошка с энтузиазмом листал страницы книжки и рассказывал про древних животных, существование которых превратилось в миф, но по-прежнему будоражило умы мальчишек и девчонок.

Сколько раз она слышала рассказы о динозаврах из уст малышей, как сейчас от Тошки. Слушала всегда внимательно, а сама тем временем проверяла сухость кожи, просила показать язык. Малыши показывали — практически машинально, по выработанной детской привычке. В этом возрасте иметь бы привычку воровать конфеты из бабушкина стола, как она сама это делала, или не досиживать занятие по развитию речи до конца…

— Так, смотрю, у тебя всё отлично, жалобы есть? — Она как можно шире улыбнулась маленькому мальчику.

— Ну…

— Говори, — подмигнула она заговорщицки.

— Когда мне можно будет на улицу?

— Сегодня уже и можно.

— А завтра можно?

— Завтра скажет дежурный доктор, Инна Константиновна, договорились? А сегодня папа сможет с тобой погулять.

— Думаете? — Сомнение в детском голоске было столь явственным, что спина покрылась мурашками.

— Уверена, он все сделает для того, чтобы у него получилось.

— А на обследовании вы будете?

— Конечно. — Она попросту не могла не прийти, и не по долгу службы, по велению сердца.

— А папа?

— Я уверена в этом, Тошка… Тебе же не страшно?

— Нет! — ответил маленький храбрый мальчик, которого хотелось оградить от всех обследований, завернуть в тёплое одеяло и увезти к себе домой. Спрятать от всех напастей и болезней, которых хватило в его маленькой жизни!

— Вот и хорошо! Пока, мой любимый пациент.

— Не-корректно так говорить, — надул губы малыш, тем не менее бросая на врача довольный взгляд.

— Мы никому не скажем, это будет наш секрет.

В конце дня кокетливое настроение и улыбку пришлось собирать по крупицам. Она шла на выход через приёмное отделение — захотелось перекинуться парой слов с коллегой, которая давно стала близкой приятельницей, почти подругой.

По пути встречались людей, которые терпеливо ожидали своей очереди на приём, УЗИ, плановое обследование.

— Что у нас тут? — спросила у дежурного врача «приёмника»

— Аншлаг, городская закрыта, света нет, всех к нам.

— Н-да…

— В коридорах размещать будем пациентов, — с раздражением бросил дежурный и ринулся вглубь смотровой.

— Не в первый раз, — уже в спину ответила она.

Пришлось отодвинуться в сторону, чтобы пропустить каталку с мертвецки бледной женщиной. Спешащие рядом врачи быстро переговаривались между собой, молоденькая медсестра пыталась держать систему и подстроиться под быстрые шаги коллег-мужчин.

— Давай сюда. — Она забрала из рук сестры полную систему, мигом перехватила и без труда подстроилась под шаги спешащей команды.

— Что, Юлия Владимировна, никак не уйти? — спросил седоволосый доктор с добрыми глазами, — Леночка справляется. — Он кивнул на медсестру.

— Не спорю, хочу тряхнуть стариной.

— Отважная ты дивчина, не боишься в наш мужской коллектив подниматься?

— Не-а, — улыбнулась она, пробежалась взглядом по лицам двух других врачей в хирургических костюмах.

Один, совсем молоденький, скорей испуганный, чем сосредоточенный. Второй — с на редкость спокойным, даже покровительственным выражением лица. Глядя на него понимаешь, что твоя жизнь вне опасности. Он внушал доверие — сразу и навсегда.

— Какие планы на выходные? — услышала она обращенный к себе вопрос.

— О, громадьё, — с кокетливой улыбкой ответила она седовласому.

— У молодой и красивой всегда много планов.

— Конечно, Сергей Платонович. — Юлия Владимировна покосилась на спокойный взгляд и улыбку человека, ради которого зашла в тесную кабину лифта, и снова посмотрела на седые, все ещё густые волосы Сергея Платоновича.

На выходе из лифта передала систему Леночке, до отделения осталось два шага — справится. Услышала пару нужных ей слов и тут же спустилась обратно. Приёмное отделение переполнено. Ясно, что эти трое, что поднялись в лифте, да и многие другие, сегодня вряд ли уснут, да и поедят урывками — очередное беспокойное дежурство.

На выходе из типового здания, уже нажав на сигнализацию автомобиля, чтобы ехать домой, Юлия Владимировна всё-таки развернулась и вернулась туда, куда не могла не прийти, не посмела игнорировать это желание.

— Тошка, пойдёшь гулять?

— Можно? — Глазёнки вспыхнули искренней, неподдельной надеждой.

— Можно. — Она надела тонкую вязаную шапочку, курточку на Тошку, подняла на руки почти невесомое тельце малыша. Под пальцами прощупывались все ребрышки, чувствовался ритм сердечка — беспокойный от волнения, вызванного предстоящей встречей с улицей.

Юля быстро шла по коридору. Чувствовала на шее детские ладошки, а на щеках слезы — непозволительная роскошь, ненужная, даже преступная.

Таким ли был её сын в этом возрасте? В Тошке не было и половины веса для нормы в его возрасте, зато с лихвой хватало любознательности и желания жить — в его, детском, понимании: гулять, стать палеонтологом или адмиралом-океанологом, как хотелось на прошлой неделе, или знаменитым футболистом, как месяц назад.

— Пришли, — сообщила она игривым тоном маленькому пациенту.

Присела на лавочку на детской площадке рядом со входом в детское онкологическое отделение, вдали от людских потоков. Лишь тот, кто поневоле столкнулся с бедой ведает про этот уголок в парке «областной больницы». Уголок детства, оплаченный щедрым спонсором, — яркий корабль с множеством ходов и переходов, с мягким покрытием под ногами, и максимально безопасный.

— Погуляешь? — спросила она у Тошки, заранее зная ответ:

— Да! — Подопечный подпрыгнул на её руках от нетерпения.

Юлия Владимировна понимала, что скоро на смену энтузиазму придёт усталость, тогда она посадит малыша на колени и начнёт слушать про динозавров или футболистов. Про гоночные машины и мамину ангину, про то, каким молодцом он был сегодня и даже съел несколько зернышек граната. Как папа сказал после обследования, что Тошка — настоящий храбрый солдат, но, на самом деле, ему было страшно, совсем чуточку, но ведь было.

А главное — папа обещал купить игрушечную большую-пребольшую пожарную машину, раз уж на настоящей он пока прокатиться не может…