Осень цвета кофе

Наталия Антонова, 2021

Вадим Костюков был безумно влюблен и счастлив. Ничего не предвещало беды – пока его не отравили в съемной квартире после пылкого свидания. Вадим очень любил кофе, этот напиток его и сгубил. Следователь Александр Наполеонов пытается найти возлюбленную Костюкова – незнакомку в синей куртке, и того, кто желал Вадиму смерти…

Глава 4

Наполеонов откликнулся сразу:

— Ты чего, Григорян, звонишь? — ворчливо спросил он. — В квартиру подняться лень?

— Лень, — легко согласился Аветик, хотя подниматься ему туда не хотелось вовсе не из-за лени, и Наполеонову это было прекрасно известно. Но такой уж у следователя был нрав, и оперативник старался лишний раз не нарываться.

— Александр Романович, мы с участковым Стёпой Саголатовым поговорили с жильцом из пятой квартиры Рашидом Юсуповичем Каримовым. У него действительно была девушка, некая Ольга Витальевна Переверзева, но они поссорились полторы недели назад и расстались.

— Причина ссоры — ревность? — оживился следователь.

— Нет, — ответил Аветик, — обычное женское мотовство.

— Что ты хочешь этим сказать? — не понял следователь.

— Да ничего особенного, просто она сняла у него с карты деньги и потратила их на шмотки.

— И сколько сняла?

— Мы не уточняли, но примерно можно прикинуть: она купила норковую шубу и шапку. На мой дилетантский в этом вопросе взгляд, получается больше ста пятидесяти тысяч.

— Ни фига себе, ничего особенного! — вырвалось у следователя. — Да я бы придушил её, если бы она деньги слямзила с моей карточки.

— Не знал, что следователи бывают такими кровожадными, — пошутил оперативник.

— Ты доживи до моих лет!

Аветик не стал напоминать следователю, что разница у них в возрасте невелика, вместо этого он сказал:

— Каримов дал нам адрес девушки, я хочу к ней съездить.

— Езжай, голубчик мой, — прошелестел следователь тоном старой нянюшки и добавил уже своим обычным голосом: — Потом доложишь.

— Куда же я денусь, — отозвался Аветик и поспешил отключиться, дабы избежать ещё пары-тройки инструкций, которые так обожал давать Александр Романович. По мнению Григоряна, компенсируя своей значительностью небольшой рост.

Дом на Дерюгина под номером восемнадцать стоял как бы на отшибе. Под окнами как раз со стороны подъездов росли высоченные синие ели. Макушки деревьев почти дотягивались до крыши.

«Бедные, как же они там живут, — подумал о жильцах дома Аветик, — ведь у них, наверное, постоянно темно».

Поднявшись на этаж, Григорян нажал на кнопку звонка нужной ему квартиры, прислушался. Он уже поднял руку, чтобы позвонить второй раз, но тут из-за двери раздался девичий голос:

— Кто там?

— Полиция, откройте!

Дверь распахнулась так неожиданно быстро, что Аветик даже отступил на один шаг назад. Тем более что из квартиры выскочила разгневанная фурия и яростно накинулась на него:

— Подлец! Мерзавец! Гад, скупердяй! Да подавись ты своими деньгами!

— Минуточку! — Григорян сделал рукой останавливающий жест. — Гражданка, успокойтесь, пожалуйста.

Девушка перестала кричать так же резко, как начала скандалить. Она смерила Аветика взглядом с головы до ног и приказала тоном, не терпящим возражения:

— Заходи!

И он героически шагнул вперёд. Она провела его в небольшую уютную комнату с весёленькими обоями и светло-жёлтыми занавесками.

— Садись! — велела она ему и чуть ли не толкнула оперативника на диван, обтянутый чехлом в тон занавескам, плюхнулась рядом с ним: — А теперь признавайся!

— В чём? — ошалело выдохнул Григорян.

— Рашид на меня телегу накатал?! Заявил, что я воровка?

— Нет, — поспешил разуверить её оперативник, — ничего такого он не делал.

— Так как же вы оказались здесь?!

— На автобусе приехал, — честно признался Аветик.

— Издеваешься? — спросила она.

— Ни в коем разе! — заверил он её. — Но для удобства давайте перейдём на «вы».

— Это ещё почему? — ощетинилась она.

— Потому что я не ваш приятель, а официальное лицо.

— Лицо, — проворчала она, потом добавила: — Надо сказать, что лицо очень даже симпатичное, можно даже сказать, красивое.

— Гражданка Переверзева! — рявкнул оперативник, которому уже надоело пререкаться с девицей, которая произвела на него не лучшее впечатление.

— О! — воскликнула она. — Он ещё и рычать умеет.

— За что вы убили гражданина Костюкова?!

— Чего я сделала? — изумилась она.

— Челюсть с пола поднимите, — усмехнулся Аветик, — и отвечайте на вопрос: зачем вы убили Костюкова?

— Какого ещё Костюкова?! Ты чего гонишь?! — закричала она.

— Гоните, — ласково поправил Григорян.

— Гоните, — послушно, как загипнотизированная, повторила она.

— Квартиранта гражданки Калерии Геннадьевны Поповой.

— Не знаю я никакого Костюкова! И Попову не знаю! — взвизгнула девушка.

— Разве? Тогда поясните, почему вы в день убийства вынеслись из подъезда, как цунами, и буквально чуть не сбили двух человек?

— Какого убийства?

— Я же уже вам сказал — гражданина Костюкова.

— А я уже сказала, что никакого Костюкова не знаю! И из подъезда я не выбегала, а вышла нормальным шагом.

— Вас видели два свидетеля!

— Когда?

— Десятого сентября.

— Фи! Десятого сентября я и близко к тому дому не подходила! Как мы разругались с Рашидом полторы недели назад, так я и дорогу туда забыла.

— Вы уверены?

— Ещё бы!

— А где вы были десятого сентября?

— Днём на работе! Вечером с подругами в Филармонию ходили.

— Имена, фамилии подруг и место вашей работы.

— Да, пожалуйста, — фыркнула она и продиктовала ему без запинки всё, что он просил.

Аветик посмотрел на девушку оценивающе.

— Чего смотрите, товарищ полицейский? На мне узоров нет!

— Это точно, — отозвался он и поднялся с дивана.

— Вы куда? — вскочила Ольга Переверзева за ним следом.

— Алиби ваше проверять!

— А! Проверяйте. А этому жлобу скажите, что верну я ему всё до копеечки!

— Какому жлобу? — не сразу уловил её мысль думающий о другом оперативник.

— Как какому?! — всплеснула она руками. — Рашиду, конечно.

— Хорошо, передам. Думаю, что это его успокоит.

— Ну ещё бы! — фыркнула она язвительно. — Он за копейку готов любимую девушку удушить.

— Послушайте, Ольга Витальевна, не могли бы вы мне дать одну из своих фотографий?

— Понравилась, что ли? — кокетливо подбоченилась она.

— Очень! — заверил её оперативник.

Она принесла ворох фотографий.

— Вот, выбирай, ещё не успела по альбомам рассовать.

Он ловко выудил ту, на которой улыбающаяся девушка стояла в синей ветровке. Волосы её развевал ветер.

— У тебя есть вкус, — одобрила она.

— Спасибо. До свидания.

— Приходи ещё, как соскучишься, — напутствовала она его, забыв о том, что он официальное лицо и обращаться к нему следует на «вы».

И когда он уже открыл дверь, Ольга окрикнула его:

— Подожди-ка.

Он нехотя обернулся и устремил на неё вопросительный взгляд.

— Я вспомнила! — Девушка радостно шлёпнула себя ладонью по лбу. — Ведь точно! В тот день, когда я ушла от Рашида, меня видели двое, как ты и говорил!

Аветик повернулся теперь всем корпусом:

— Двое мужчин?

— Почему это мужчин? — удивилась девушка. — Это были женщины! Вернее, болонка и её хозяйка.

— Матильда? — упавшим голосом спросил Григорян.

— Может, и Матильда, — отозвалась потерявшая к нему интерес Переверзева и махнула рукой: — Ладно уж, иди.

Аветик, оказавшись на лестничной площадке, облегчённо перевёл дух и припустил бегом вниз по лестнице. О Каримове он подумал, что тот легко отделался.

С автобусной остановки оперативник позвонил следователю и, когда тот проговорил: «Слушаю, Аветик», Григорян доложил:

— Поговорил я с Переверзевой. Она утверждает, что десятого сентября и близко не подходила к интересующему нас дому.

— Мало что она говорит, — буркнул Наполеонов.

— Ольга Витальевна утверждает, что в тот день, когда она вышла из подъезда после ссоры с Каримовым, её видели целых два свидетеля. — При слове «два» Аветик невольно улыбнулся, благо следователь Наполеонов видеть его не мог.

А Наполеонов зацепился именно за это слово, вызвавшее улыбку у оперативника:

— Видишь, как оно выходит! Два свидетеля её видели!

— Ну да, соседка по двору Евдокия Филаретовна Игнатьева из дома напротив и её болонка Матильда.

— Тьфу! — выругался следователь. — Опять эта болонка! А кто второй свидетель?

— Так Матильда же! Но это не я сказал, а Переверзева, — быстро добавил оперативник.

— Она что, умом тронулась?

— Я бы так не сказал, — задумчиво проговорил Аветик.

— Но сомнения на этот счёт, как я догадываюсь, у тебя имеются? — хмыкнул Наполеонов.

— Просто девушка с некоторыми странностями. Но это ни о чём не говорит.

— Пожалуй, ты прав, — согласился следователь, — у всех у нас свои тараканы.

Аветик благоразумно промолчал.

— И что ты намереваешься делать дальше?

— Хочу поговорить с Евдокий Филаретовной.

— Ты думаешь, что Игнатьева подтвердит слова Переверзевой?

— Боюсь, что да, — осторожно заметил Аветик.

— Ага, только свидетель у твоей Ольги Витальевны один! Болонка в счёт не идёт.

— Она не моя.

— Кто? Болонка?

— Нет, девушка.

— Слушай, Григорян! — воскликнул Наполеонов. — А у тебя вообще девушка есть?

— Пока я ещё не встретил свою единственную, — серьёзно ответил Аветик.

— Да когда же ты её встретишь, если ты всё время то, как гончая, бегаешь, высунувши язык, то сидишь, уткнувшись в свои кроссворды! Ты думаешь, что девушки умных любят? — спросил следователь и сам себе ответил: — А они богатых любят.

— Девушки разные бывают, — всё так же серьёзно ответил Григорян.

Аветика так и подмывало указать следователю на то, что, хотя он старше его и по годам, и по званию, у него у самого никакой девушки не имеется, кроме подруги детства Мирославы Волгиной. Но это не считается.

Однако оперативник благоразумно промолчал, прекрасно зная, что ввязываться в пререкания со следователем себе дороже.

Наполеонов расценил молчание оперативника по-своему и спросил:

— А где ты сейчас, Аветик?

— На автобусной остановке. Вот и автобус мой как раз подходит.

— Слушай, Аветик, ты уже, наверное, все ноги стоптал и не обедал ещё, давай я к этой Матильде, тьфу, Филаретовне пошлю Славина! — пожалел следователь старлея.

— Да нет, не надо, Александр Романович! Мне лучше самому это дело завершить, — проговорил Аветик, проходя вовнутрь автобуса, — да и не устал вовсе.

— Ну, смотри.

— Да, ещё!

— Что такое?

— Я взял у Переверзевой её фотографию, где она в синей ветровке.

— Утянул, — усмехнулся следователь.

— Нет, попросил.

— И она дала?

— Дала.

— Экая дурища! — полувосхищённо-полупрезрительно охарактеризовал девушку следователь.

— Я думаю, что она не такая уж глупая, — заступился за Ольгу Григорян, — думаю, что она сообразила, что фотографию её мы и так раздобудем. А тут она её, получается, добровольно выдала.

— Может, ты и прав, мой юный психолог, — с тонкой иронией заметил Наполеонов. — Не забудь показать фотографию Гусятникову и Погорельскому.

— Как можно, Александр Романович! — с едва уловимой обидой в голосе отозвался Аветик.

— Ладно, Григорян, ты не обижайся, я в твоей памяти не сомневаюсь, но напомнить лишний раз младшему товарищу никогда не помешает.

Оперативник ничего не ответил.

— Я ещё чего хотел тебе сказать, — вздохнул следователь.

— Слушаю.

— Слушает он, — усмехнулся Наполеонов. — Ты, надеюсь, понимаешь, что тот факт, что Переверзеву видели после её ссоры с Каримовым, ни о чём не говорит.

— В смысле?

— В том смысле, что она могла вернуться десятого сентября и убить Костюкова.

— Могла, — согласился Григорян. — Только зачем?

— Вот это нам и предстоит выяснить. Отбой, — проговорил следователь и отключился.

«Вот зануда», — подумал Григорян, подавив вздох, но тут же напомнил себе, что с Наполеоновым работать не так уж плохо. А ведь бывают и такие следователи, что хоть караул кричи.

Автобус останавливался в пяти минутах быстрой ходьбы от дома, где произошло убийство. Аветик дошёл за четыре, он уже хотел направить свои стопы к нужному ему дому, как, услышав звонкое собачье тявканье, невольно обернулся.

«Уж не Матильда ли собственной персоной?»

Так и есть, неподалёку от клумбы сидела болонка точь-в-точь такого цвета, в какой красятся женщины, чтобы выглядеть платиновой блондинкой.

А вот хозяйки поблизости не наблюдалось.

Аветик повертел головой во все стороны.

«Куда же она подевалась?» — подумал он.

А потом заинтересовался, отчего собака сидит возле клумбы и тявкает не переставая.

Он подошёл поближе и заметил, что болонка уставилась в одну точку. Оперативник проследил за её взглядом и увидел лежащий среди розовых и лиловых петуний небольшой красный мяч.

— Игрушка твоя на клумбу улетела? — сочувственно спросил болонку Аветик.

— У-у, — подтвердила та его предположения.

— Сейчас достанем, — пообещал он.

— Гав! — «пожалуйста, поскорее» — перевёл Аветик короткий собачий звук.

Григорян осторожно прошёл по краю клумбы, протянул руку и, достав мяч, бросил его собаке.

— Гав, гав! — радостно залаяла болонка.

Аветик решил, что болонка благодарит его, и ответил:

— Да, пожалуйста, играй на здоровье своим мячом, только больше не закидывай его на клумбу.

— У-у, — ответила понятливая Матильда, схватила мячик зубами и потащила его на заасфальтированную площадку.

— Умная собака, — восхитился оперативник и пошёл вслед за ней. — Если бы ты ещё могла мне сообщить, где твоя хозяйка, совсем всё было бы хорошо, — проговорил он на ходу.

— Вав, вав! — ответила Матильда, выпустив мяч из зубов.

— Не понял? — развёл Аветик руками.

Собака посмотрела на него сочувственно, снова схватила мяч и поднесла его к ногам Григоряна.

— Ты мне его даришь? — удивился оперативник, но потом, посмотрев в умные, блестящие от возбуждения глаза собаки, догадался: — Ты хочешь, чтобы я с тобой поиграл?

— Гав! Гав! — поощрила его догадку Матильда.

Оперативник взял мяч и, размахнувшись, бросил его в сторону заасфальтированной дороги.

Кажется, он не рассчитал силу броска, так как мяч улетел за угол, и оттуда раздался женский вскрик:

— Ой, батюшки!

Аветик схватился за голову и помчался в ту сторону. Правда, болонка его опередила. Когда он вывернулся из-за угла, то увидел женщину, собирающую свёртки, пакеты и пластиковые бутылочки с ряженкой и молоком.

— Простите меня, пожалуйста! — воскликнул оперативник и бросился помогать женщине.

— Вас-то за что? — удивилась она. — Это всё Матильда, — проговорила женщина ворчливым голосом, в котором не было ни капли злости.

— Это я, — признался Аветик.

— Что — вы? — спросила женщина, укладывая в сумку последний свёрток.

— Так неудачно бросил мяч, — уныло вздохнул оперативник.

— Так вы играли с Матильдой? — обрадовалась хозяйка. — А то я волновалась, как она тут одна, моя девочка. Сто раз обещала себе не оставлять её без присмотра. А тут приятельница позвонила, сказала, что вечером в гости приедет, и вот пришлось бежать в магазин. Я подумала, что всё обойдётся.

— Оно бы и обошлось, если бы я не влез со своими услугами Матильде…

— С какими услугами? — удивилась женщина.

— У неё мяч на клумбу залетел, она попросила меня его достать, а потом мы решили поиграть, — Аветик улыбнулся и развёл руками.

— Давайте знакомиться, — решительно заявила хозяйка собаки, — меня зовут…

— Евдокия Филаретовна, — обезоруживающе улыбнулся Аветик.

— Откуда вы знаете? — растерялась Игнатьева и тут же насторожилась: — Вы, собственно, кто?

Григорян достал удостоверение.

— Старший лейтенант Аветик Григорян.

— Вот оно что! — промолвила женщина.

— В том доме, — он кивнул во двор, — произошло убийство.

— Я знаю, — ответила Евдокия Филаретовна.

— Откуда? — на этот раз насторожился Григорян.

— Об этом болтают все кому не лень.

— А вы знали убитого?

— Откуда?! Он же не жил в этом дворе, а говорят, только снимал квартиру у Поповой для встреч с любовницей.

— Что, даже такие подробности известны? — удивился Аветик.

— А вы как думали, — улыбнулась Игнатьева. — Кстати, ведь и сама Калерия Геннадьевна прожила здесь совсем недолго.

— Отчего же?

— Этого я не знаю, — пожала плечами женщина. — Может, не привыкла она одна жить. Ведь к одиночеству тоже привычка требуется, — незаметно для оперативника вздохнула Игнатьева.

— Оно конечно, — не слишком уверенно согласился Григорян.

Сам он втайне от родителей с некоторых пор стал задумываться об отдельном жилье. Например, о съёмной квартире. Но завести об этом разговор с семьёй пока не решался — боялся огорчить мать.

Евдокия Филаретовна, по всей видимости, угадала мысли оперативника и сказала:

— В молодости это называется не одиночеством, а свободой.

— Что? — встрепенулся Аветик.

— Я говорю, — улыбнулась женщина, — когда молодой человек или девушка живет отдельно от родителей, то это свобода, а вот когда на старости лет приходится жить одному — это уже одиночество. Калерии Геннадьевне в этом смысле повезло, у неё есть дети, которые быстро заметили, что отдельное проживание её тяготит, и забрали мать к себе.

— Понял, — проговорил Аветик и спросил о том, зачем, собственно, и пришёл: — Евдокия Филаретовна, скажите, пожалуйста, а гражданка Ольга Витальевна Переверзева вам знакома?

— А кто это такая? — удивилась Евдокия Филаретовна.

— Минуточку. — Оперативник достал фотографию девушки и протянул женщине.

— А, эту я знаю, — сказала Игнатьева, — она с Рашидом Каримовым живёт. Но, опять же, говорят, что она его бросила. — Евдокия Филаретовна на мгновение призадумалась и продолжила: — Или он её выгнал.

— А когда вы её в последний раз видели?

— Так сразу и не припомню, но уже недели полторы точно прошло. — Женщина переступила с ноги на ногу и переложила сумку из одной руки в другую.

«Вот осёл, — мысленно обругал себя Аветик, — сумка-то тяжёлая, а я разговоры разговариваю».

— Давайте я подержу, — сказал он и протянул руку.

Игнатьева охотно отдала ему свою сумку. Она и впрямь была нелёгкой.

— Давайте я провожу вас до квартиры, — предложил Григорян.

— А давайте, — согласилась женщина.

Донеся сумку до двери квартиры, оперативник хотел уйти.

— Погоди, сынок, — остановила его Евдокия Филаретовна, — донеси, пожалуйста, до кухни.

Он послушно выполнил её просьбу и собрался уходить.

— Не торопись, иди помой руки, а я пока на стол накрою.

— Что вы! — смутился Аветик.

— Возражения не принимаются, — твёрдо заявила Игнатьева. — У меня знаешь какая куриная лапша, ты язык проглотишь.

— Ну разве что, — улыбнулся оперативник.

— Ванна через две двери по коридору.

Вскоре они уже сидели за столом и ели куриную лапшу. Хозяйка не обманула, лапша и впрямь была такой вкусной, что Аветику захотелось попросить добавки, но он постеснялся.

Хозяйка сама догадалась и щедро добавила ему ещё два половника и положила большую куриную ножку.

«Небось с утра не ел, — подумала она, — а мальчик-то вежливый, воспитанный, сразу видно, что из хорошей семьи, и чего его, бедолагу, в полицию-то занесло?»

— А кем ваш папа работает? — не сдержав любопытства, спросила Евдокия Филаретовна.

— Отец преподаёт на кафедре теории и истории государства и права, — ответил Аветик.

«Большая шишка, видать», — подумала про себя женщина и задала новый вопрос:

— А ваша мама домохозяйка?

— Нет, моя мама педиатр, — расправившись с лапшой, ответил Аветик.

— Нужная работа у вашей мамы, — одобрила Игнатьева.

Мама Аветика Айкуш Багратовна на самом деле практически всю свою сознательную жизнь работала врачом в детской поликлинике.

Родители стремились отвести своих детей именно к ней. И не только потому, что Айкуш Багратовна Григорян была добрым, отзывчивым человеком, искренне любящим своих маленьких пациентов, но и потому, что она была опытным специалистом и на протяжении всех лет своей работы врачом неустанно повышала уровень своих знаний, живо интересуясь всеми новшествами и открытиями в медицине.

После куриной лапши Евдокия Филаретовна налила Аветику большую чашку крепкого чая.

— Сахар клади сам, — сказала она, — и вот ещё варенье, — она пододвинула ему вазочку со сливовым вареньем. А к чаю отрезала большой кусок пирога с курагой и яблоками и поставила рядом изящное блюдо, на котором, точно ромашки или солнышки, теснились миниатюрные ватрушки с творогом.

Женщина сидела рядом и с наслаждением смотрела, как молодой человек уписывает её угощение.

Когда он поел и поблагодарил её, Игнатьева сказала:

— Давай я тебе ещё с собой дам.

— Что вы, не надо! — испуганно запротестовал Аветик.

— Товарищей угостишь, — отмела его возражения хозяйка, — они небось тоже голодные.

Аветик не знал, что и сказать, но свёрток, вручённый хозяйкой, взял, так как боялся обидеть гостеприимную женщину.

Накормленная Матильда всё это время сидела на своём матрасике и смотрела на оперативника преданными глазами. Когда он собрался уходить, собака тихо гавкнула.

— Что она сказала? — тихо спросил Аветик, ласково поглаживая болонку.

— Сказала, чтобы вы нас не забывали и заходили к нам почаще, — улыбнулась Евдокия Филаретовна.

— Непременно, — неуверенно пообещал Аветик и покраснел, как красная девица.

— Да не смущайся ты так, — добродушно улыбнулась Игнатьева, — мы же понимаем, что вам, полицейским, при вашей, извините, собачьей работе по гостям особо расхаживать и некогда. Пригласив тебя, мы с Матильдой просто соблюли приличия.

— Нет, я зайду, — пылко проговорил Аветик, — непременно зайду! Вот увидите!

— Что ж, будем ждать, — улыбнулась женщина с лёгкой грустью.

Аветик уже отметил про себя, что добрая женщина обращается к нему то на «вы», то на «ты», сбиваясь с официального на душевное, материнское обращение, присущее многим женщинам возраста Евдокии Филаретовны.

На прощание ещё раз спросив Евдокию Филаретовну о том, точно ли она видела Ольгу Переверзеву последний раз именно полторы недели назад, и получив от Игнатьевой положительный ответ, Аветик побежал показывать её фотографию другим свидетелям.

Он почти дошёл до дома напротив, как зазвонил его телефон.

«Мама», — улыбнулись глаза и губы Аветика.

— Мама, я слушаю, — сказал он.

— Дед сказал, что ты сегодня на обед не забегал, — проговорила Айкуш Багратовна. — В кафе перекусил?

— Нет, мам, меня тут одна свидетельница накормила.

— Мир не без добрых людей, — отозвалась Григорян, и Аветик догадался, что мать улыбается.

— Так что ты, мама, не волнуйся, — сказал он, — и извини, — его голос прозвучал слегка виновато, — мне бежать надо.

— Что ж, беги, сынуля. Вечером, может быть, увидимся.

— Надеюсь, что да, — проговорил он и отключился.

* * *

Иван Фёдорович Кузнецов, у которого выскочившая из подъезда девушка выбила ведро, вертел фотографию Ольги Переверзевой и так и сяк, а потом заявил:

— Очень я сомневаюсь, что это она.

— Почему?

— Не знаю, как объяснить, но не она это! — В сердцах пенсионер хлопнул фотографией о столешницу.

— Но всё-таки, Иван Фёдорович, соберитесь, — умоляюще проворил Григорян.

— Чего мне собираться-то! Не она это! — продолжал упорствовать Кузнецов и наконец выдал: — Та ростом была повыше!

Григорян вздохнул и направился к двери.

Зато Афанасий Андреевич Погорельский признал девушку сразу.

— Это она! Зуб даю! — возбуждённо воскликнул он. — Точно говорю тебе, она!

Так как Афанасий Андреевич был уже в весёлом состоянии духа, особой веры у оперативника он не вызывал.

Распрощавшись с Погорельским, Аветик поехал к следователю и застал там в сборе всю честную компанию.

Недолго думая, он выложил на стол угощение из свёртка, вручённого ему хозяйкой несравненной Матильды. Правда, чуток ватрушек припрятал, чтобы дать попробовать родителям и деду.

На столе тотчас появился заваренный из пакетиков чай, и уже через несколько минут от пирогов и ватрушек не осталось ни крошки.

— Чтоб я так жил! — подвёл итог чаепитию следователь и добавил: — В следующий раз сам буду обходить всех свидетелей и торбу прихвачу с собой повместительней.

— А если никто не подаст? — пошутил Ринат.

— Умеешь ты, Ахметов, настроение человеку испортить, — проворчал Наполеонов. — Ладно, переходим к делу. Рассказывай, старлей, — обратился он к Григоряну.

— Евдокия Филаретовна Игнатьева, на которую и ссылалась Ольга Переверзева, заявила, что видела девушку последний раз полторы недели назад.

— Она могла вернуться позднее, зайти к Костюкову, отравить его и убежать при этом, не попавшись на глаза хозяйке твоей Матильды, — повторно озвучил свою версию следователь.

Григорян в ответ пожал плечами и сказал:

— Иван Фёдорович Кузнецов утверждает, что с ног его чуть не сбила вовсе не Переверзева.

— А кто?!

— Другая девушка.

— А что второй свидетель? — спросил следователь.

— Афанасий Андреевич Погорельский не сомневается, что столкнулся в тот день с Ольгой.

— Вот видишь, — обрадовался Наполеонов.

— Александр Романович! Но он же не совсем трезвый! — укоризненно проговорил Аветик.

— Ну и что!

— Вообще-то, Аветик прав, — встал на сторону Григоряна Ринат. — Этот Афанасий и в вас, Александр Романович, узнает кого угодно! Ту же Ольгу Переверзеву!

— Хорошо, предположим, — нехотя согласился следователь. — А чем Кузнецов аргументирует своё неопознание свидетельницы?

— Трудно сказать, — замялся Григорян, — он, например, говорит, что та девушка была выше Ольги.

— Как можно сравнивать рост живого человека и изображённого на фото? Объясните мне бестолковому! — неожиданно разбушевался следователь.

— Да не знаю я! — воскликнул Аветик. — Просто Кузнецов видит, что на фотографии другая девушка!

— Не кричи на старшего по званию!

Григорян, отчаявшись что-то доказать следователю, махнул на него рукой.

— И не маши на меня! — рассердился Наполеонов.

— Граждане громадяние, — пробасил Незовибатько, — вы фотографию не захватали?

— Нет, — ответил Григорян, — перед тем как её свидетелям показывать, я обернул её в целлофан.

— Молодец! Вот сравню отпечатки Переверзевой с отпечатками, найденными в квартире, тогда и спорить будете.

— Тогда спорить не о чем будет, — подвёл итог спора Ахметов.

— Жену Костюкова нам оповестить о смерти мужа не удалось.

— Почему? — раздалось сразу несколько голосов.

— Гражданки Костюковой дома не оказалось. Вот, — Наполеонов указал рукой на Славина, — Дима ездил к Костюковым домой.

Славин согласно кивнул.

— Может, она в магазин вышла? — спросил кто-то.

— Не похоже, — отозвался старший лейтенант.

— А что говорят соседи?

— Безмолвствуют.

— То есть?

— Ни в одной квартире, расположенной на одной площадке с квартирой Костюковых, никого не оказалось дома. Соседи сверху и снизу ничего не знают.

— Неудивительно, теперь даже те, что живут на одной площадке, могут ничего не знать друг о друге.

— Разберёмся, — сказал следователь. — Съездишь к ней ещё раз вечером.

— Съезжу, — согласился Славин, — куда ж я денусь.