Осень цвета кофе

Наталия Антонова, 2021

Вадим Костюков был безумно влюблен и счастлив. Ничего не предвещало беды – пока его не отравили в съемной квартире после пылкого свидания. Вадим очень любил кофе, этот напиток его и сгубил. Следователь Александр Наполеонов пытается найти возлюбленную Костюкова – незнакомку в синей куртке, и того, кто желал Вадиму смерти…

Глава 1

Калерия Геннадьевна Попова была сегодня не на шутку встревожена, она уже который день подряд не могла дозвониться до своего квартиранта Вадима Аркадьевича Костюкова, человека уважаемого и со всех сторон положительного.

Дело в том, что шестого числа он аккуратно каждый месяц, ни разу не задержав оплату и на день, клал деньги за съём квартиры на её карту. Но вот прошёл день, другой, третий, а деньги так и не появились.

Сначала тревожность Калерии Геннадьевны напоминала лёгкое облачко. Но с каждым днём она тяжелела и наконец достигла размеров грозовой тучи, которая вот-вот разверзнется и станет метать молнии и громы.

И произошло это вовсе не потому, что Попова опасалась обмана со стороны Костюкова, нет!

Несмотря на его молчание, она не сомневалась в его честности и порядочности. Именно потому, что Калерия Геннадьевна была уверена в Костюкове, она и мысли не допускала, что он просто игнорирует её звонки.

С утра в её голову приходили мысли о том, что нужно поехать и открыть квартиру своим ключом, чтобы убедиться, что там всё в порядке, а потом уже думать о том, как найти Костюкова. Но врождённая деликатность профессорши тормозила её порывы.

Калерия Геннадьевна думала, что это не совсем вежливо — врываться хоть и в свою собственную квартиру, но на время предоставленную другому человеку. Ведь если Костюков окажется в это время в квартире, то он сочтёт её женщиной не деликатной и не интеллигентной.

Наконец, ближе к полудню её внутренний голос подсказал ей, что ехать всё-таки придётся.

На всякий случай она позвонила на работу сыну и посоветовалась с ним.

Сын ответил:

— Мама, однозначно нужно съездить и посмотреть на всё своими глазами.

Калерия Геннадьевна не стала уточнять, что именно сын имел в виду, говоря «на всё». Она решила, что сын произнёс это, повинуясь, как и она, своему внутреннему голосу.

И она поехала. Машину водить Калерия Геннадьевна так и не научилась, поэтому сначала хотела вызвать такси, но потом сообразила, что прекрасно доберётся на метро, которое доставит её почти до самого места.

На улице было тепло, вовсю светило солнце, и, несмотря на то что наступила вторая декада сентября, на газонах зеленела по-весеннему нежная травка, цвело огромное количество цветов, листья на деревьях не спешили бронзоветь и золотиться. А в кустах снежника радостно щебетали воробьи.

Калерия Геннадьевна расстегнула верхнюю пуговицу своего лёгкого плаща и ослабила шарф.

«Что-то я слишком тепло сегодня оделась», — подумала она на ходу.

Но, войдя в подъезд, женщина ощутила внезапно охвативший её озноб.

На лифте она поднялась на свой этаж и долго звонила в квартиру. Никто ей не открывал.

«Так Вадим Аркадьевич, наверное, сейчас на работе. День-то будний, — запоздало сообразила она. — Надо было вечерком сюда подъехать».

Калерия Геннадьевна в нерешительности потопталась на площадке перед квартирой, а потом всё-таки уговорила себя.

«Я только одним глазком взгляну, что там и как, и сразу уйду», — решила женщина, набравшись смелости.

Обе двери — и железная, и деревянная — открылись легко.

Нос Калерии Геннадьевны каждую осень и весну оккупировал насморк, но даже при всём при этом она учуяла какой-то странный, как ей показалось, несвежий запах.

Это заставило женщину на мгновение растеряться. Ведь она сдавала квартиру не бомжу какому-нибудь. Не мог же её приличный с виду квартирант настолько запустить жильё.

Даже мысль непрошеная промелькнула: «Вот и доверяй после этого людям».

Но Попова тотчас отогнала её от себя. Она прошла по коридору, заглянула в крошечную комнату, служившую ей и библиотекой, и кабинетом, в ней всё было нормально, потом открыла дверь в спальню и смущённо замерла на пороге — постель была разобрана, несвежее смятое бельё ясно говорило о том, чем здесь занимались.

Калерия Геннадьевна неодобрительно покачала головой, но про себя всё-таки решила, что выказывать квартиранту своего неудовольствия пока не станет.

Женщина отправилась на кухню, в уют которой она вложила особенно много труда и энергии, так как именно здесь любили засиживаться за чаем по вечерам её давние подруги.

От картины, открывшейся её взгляду, Калерия Геннадьевна покачнулась, хотела закричать, но горло её сдавил спазм, и она только хватала воздух открытым ртом. А потом женщина, забыв о том, что ей вот-вот исполнится восемьдесят лет, опрометью кинулась вон.

Когда она выбежала из квартиры на площадку, у неё прорезался голос. Попова громко закричала и стала стучать в двери соседских квартир:

— Помогите! Помогите хоть кто-нибудь!

Дверь одной из квартир открыла девочка лет восьми и спросила:

— Тётя Каля, что случилось?

Калерия Геннадьевна уже пришла в себя, она махнула рукой и потянула дверь открывшейся квартиры на себя так, что она захлопнулась.

В это время щёлкнул замок другой квартиры, на пороге которой появился Василий Иванович Гусятников, заслуженный пенсионер примерно её возраста.

— Что случилось, Калерия Геннадьевна? На вас лица нет! — воскликнул он, не на шутку встревожившись.

— А где остальные? — снова начала хватать воздух ртом Попова.

— Кто остальные? — не понял он.

Она потыкала в две неоткрывшиеся квартиры.

— Так Смысловы всем семейством в Турцию отдыхать уехали, не сегодня завтра вернутся. А Гасан Иванович в командировке уже две недели. Ключи мне оставил, чтобы я герань поливал и кошку его кормил.

И тут, наморщив нос, Гусятников подозрительно покосился на Попову и спросил:

— Что это за вонью из вашей квартиры несёт, Калерия Геннадьевна?

— Так, Василий Иванович, квартиранта моего убили! — всплеснула руками Попова.

— Как, то есть, убили? — не понял сосед.

— До смерти! — вырвалось у Поповой.

Гусятников хотел было зайти в квартиру Поповой и даже сделал несколько шагов, но потом передумал и спросил строго:

— Вы, Калерия Геннадьевна, вызвали полицию?

Она покачала головой. И Гусятников, вынув свой сотовый, стал нажимать на кнопки.

— «Скорую» ещё нужно вызвать, — пробормотал он.

— А «Скорую»-то зачем? — спросила Попова растерянно.

— Так положено! — отрезал Гусятников.

И они застыли оба, как два безмолвных стража на зыбкой границе между добром и злом.

Первой приехала «Скорая». Врач только развёл руками и нервно закурил, выйдя на площадку, понимая, что необходимо дождаться полицию.

— Чёрт-те что творится, — бурчал он себе под нос, — и кто только выдумал эти несносные правила?

— У меня ещё два срочных вызова, — пожаловался он Поповой.

Но та только беспомощно закивала в ответ, и тогда доктор принялся названивать диспетчеру, чтобы сообщить, что он задерживается на убийстве.

Диспетчер полузадушенно охнула в трубку и пообещала передать его вызовы другой бригаде.

* * *

Следователь Александр Романович Наполеонов с утра пребывал в отличнейшем настроении: он был готов передать в суд сразу два завершённых дела.

Всё в них было как надо: и улики, и свидетели, и факты. Короче, не подкопаешься. И немаловажным было то, что их раскрытие было его собственной заслугой, конечно, он не сбрасывал со счетов работу оперов и экспертов. Но как приятно всё-таки ощущать себя блестящим следователем.

При мысли об этом Наполеонов буквально лучился. И тут некстати раздался телефонный звонок. Игнорировать его было никак нельзя, так как звонило начальство.

— Здравствуйте, Фёдор Поликарпович! — проговорил Наполеонов.

— Здравствуй, Саша, — ответил полковник Солодовников, который был единственным, кто называл Наполеонова Сашей, — ты ведь закончил те два дела?

— Так точно, товарищ полковник, — отрапортовал следователь и, тут же улыбаясь, представил, как поморщился полковник. Не любил Солодовников всех этих официальностей.

— Поэтому, я думаю, — как ни в чём не бывало продолжил полковник, — тебе следует съездить на Малышева, дом одиннадцать.

— А что там случилось?

— Убийство, Саша, убийство случилось.

— Может, несчастный случай? — с надеждой в голосе спросил Наполеонов.

— Сомневаюсь. Так что поезжай, голубчик, и разберись.

— Слушаюсь.

Когда Наполеонов приехал по адресу, данному ему Солодовниковым, следственная группа уже была на месте. Врач «Скорой» спорил о чём-то с участковым, который отмахивался от него обеими руками и кивал на судмедэксперта, а тот, в свою очередь, не обращал ни малейшего внимания на обоих.

Руслану Каримовичу Шахназарову было и без них кем заняться. Невозмутимый эксперт Незовибатько обрабатывал поверхности на предмет оставленных следов. Полицейский фотограф Валерьян Легкоступов легко, точно бабочка, перелетал с одного места на другое и неустанно щёлкал фотоаппаратом, при этом он буквально искрился, весь поглощённый творческим процессом.

Именно Валерьян первым бросился в глаза вошедшему Наполеонову, и следователь, глядя на него, уже в который раз беззлобно подумал: «Убью».

А Легкоступов тем временем намеревался снять несвежий труп таким образом, чтобы на него красиво падала кружевная тень от листьев пальмы.

Наполеонов уже собрался отругать фотографа, как к нему устремился участковый:

— Товарищ следователь, — заговорил он на ходу, — вот врач «Скорой» торопится.

— Вы всё зафиксировали? — спросил он доктора, уже готового проглотить их живьём обоих.

— Чего там фиксировать? — рявкнул врач. — Его уже потрошит ваш судмедэксперт.

— Тогда поезжайте с богом, — проговорил Наполеонов тоном престарелой матроны.

Врач «Скорой» вытаращился на следователя, потом махнул рукой и быстро ушёл.

— Вы молодец, Александр Романович! — восхитился актёрскими способностями следователя участковый и пожаловался: — А то он мне тут уже всю плешь проел.

— Молодой ты ещё, Саголатов, чтобы о плеши думать, — отозвался Наполеонов.

— Не скажите, — не согласился участковый. — Вон у принца английского она уже в тридцать лет на макушке нарисовалась.

— Тоже мне принц нашёлся, — фыркнул следователь. — Иди работай, Стёпа, и будут твои кудри виться до ста лет.

— Скажете тоже, — хмыкнул участковый и исчез с глаз следователя.

А Наполеонов направился к Шахназарову.

— Что скажете, Руслан Каримович? — проговорил он, подойдя поближе.

— Да ничего не скажу, — отозвался Шахназаров, — труп лежит несколько дней.

— Сколько примерно?

— Сейчас ничего я тебе точно, Шура, не скажу.

— Хотя бы примерно, — заныл Наполеонов.

— После вскрытия! — отрезал судмедэксперт.

— Вечером?

— Вечером, — согласился Шахназаров, — но завтра.

— Завтра? — Наполеонов надел на лицо маску ужаса.

— Завтра, Шура, завтра вечером.

— Где у нас понятые? — спросил Наполеонов у вновь возникшего перед ним участкового.

— Да вон они! — Участковый ткнул пальцем в тёмный угол, где, прижавшись друг к другу, как две перепуганные птички в непогоду, сидели Гусятников и Попова.

— Соседи?

Саголатов кивнул:

— Мужчина — сосед, а старушка — хозяйка квартиры.

— Вот как? — заинтересовался Наполеонов и направился к пожилым людям.

Участковый увязался было за ним, но потом отстал. Решил, что если он понадобится, то позовут.

— Здравствуйте, — поздоровался Наполеонов, рассматривая мужчину и женщину, и представился: — Я следователь, Александр Романович Наполеонов.

— Попова я, Калерия Геннадьевна, — проговорила женщина и хотела встать.

— Сидите, сидите, — остановил её Наполеонов. — Вы, как я понимаю, хозяйка квартиры? — спросил он.

Вдова профессора печально кивнула.

— А вы? — обернулся следователь к мужчине.

— Сосед я, Василий Иванович Гусятников, — представился мужчина, — живу я здесь.

— В этой квартире? — удивился Наполеонов.

— Да нет, — отмахнулся Гусятников, — на одной площадке с Калерией Геннадьевной.

— Но Калерия Геннадьевна, как я понял, последнее время здесь не проживала. — Следователь снова повернулся к Поповой.

— Не проживала, — кивнула она. — Я жила у сына, а квартиру сдавала.

— Кому?

— Костюкову Вадиму Аркадьевичу.

— Давно он снимал у вас квартиру?

— Уже год.

— Он последнее время проживал здесь постоянно? — спросил Наполеонов.

— Я не знаю, — ответила Попова и зарумянилась, совсем как девушка.

«Ох и темнит старушка», — подумал следователь.

— Костюков жил в квартире один? — спросил он вслух.

— По-моему, у него была женщина, — с трудом выдавила из себя Калерия Геннадьевна.

— Жена?

— Не знаю. — Щёки профессорской вдовы снова стали пунцовыми.

— Да ладно тебе, Калерия Геннадьевна, тень на плетень наводить, — не выдержал Гусятников. — Ясное дело, что квартиру гражданин снимал для любовных утех.

— То есть квартирант Калерии Геннадьевны водил сюда женщину? — обратил Наполеонов свой взор на Гусятникова.

— А кого же он мог водить сюда ещё? — фыркнул пенсионер.

— Вы её видели?

— Рассмотреть её мне ни разу не удалось.

— Почему?

— Во-первых, потому что я нелюбопытный, во-вторых, проявлял мужскую солидарность и не совал свой нос в чужие амурные дела, в-третьих, они шифровались, как советские разведчики в тылу врага.

— Но ведь не может такого быть, чтобы вы ни разу не столкнулись друг с другом, например, на лестничной площадке.

— Как же, — согласился мужчина, — встречал я её раза два-три в подъезде.

— В чём она была одета?

— В синей куртке.

— А что вы ещё о ней можете сказать?

— Высокая, в тёмных очках, волосы светлые.

— Не густо.

Пенсионер пожал плечами.

Наполеонов снова повернулся к Поповой:

— Почему вы, Калерия Геннадьевна, пришли именно сегодня?

— Мы договаривались, что Вадим Аркадьевич будет деньги за квартиру переводить мне на карточку. И он всегда переводил день в день. А тут денег день нет, два нет, три нет, и телефон он не берёт. Я и пришла, сначала позвонила, потом открыла дверь своим ключом. И вот. — Калерия Геннадьевна жалобно всхлипнула.