Глупые комиксы, розовые «мартинсы»

Наталия Алексеева, 2022

Десятиклассник Макар не разделяет увлечение одноклассников спортом и ненавидит школу, где его не понимают. Но однажды в классе появляется новенькая, Рита. Она единственная, кто признает его талант. Учебный год близится к финалу, а проблемы нарастают как снежный ком: неурядицы в семье, сложные отношения со старшим братом, предательство любимой девушки. Справится ли Макар? Или так и останется непонятой белой вороной?

Глава 2

В каждой избушке свои

Охранник выпроводил нас за ворота, погремел замком и отправился обратно в школу. А мы вчетвером остались стоять на тротуаре. Рита вытащила из сумки пачку сигарет и жадно затянулась. Туман вокруг был такой плотный, что дым мгновенно растворялся в нем и казалось, что у девчонки в руках не сигарета, а палочка от чупа-чупса.

— Марго, ты в какой стороне живешь? Провожу! — заявил Соколов, и я понял, какую опять допустил оплошность.

— Вон там, — Рита взмахнула рукой в сторону, где находился и мой дом тоже.

И я снова проклял себя: ведь будь я чуть порасторопнее, уже шагал бы рядом с нею! Я пошел бы с ней, даже если бы она жила у черта на рогах! На куличках! Да хоть в жопе мира! Но теперь туда отправится Соколов!

— Отлично, идем! — сказал он.

И, быстро схватив Риту за талию, забросил девчонку на плечо. Легко, будто свою спортивную сумку. От неожиданности она выронила сигарету, и та мерцающим огоньком упала к моим ногам.

— Стой! Отпусти меня! — Рита застучала кулаками по Федькиной спине.

Но Соколову ее постукивания как слону дробина. Он лишь заржал, точно конь, сбежавший из стойла, и потопал в туман. Через несколько метров я мог различить только их силуэты. Я видел, как Соколов поставил Риту на землю, и они исчезли.

Недокуренная погасшая сигарета лежала возле моих кроссовок. Я со злостью раздавил ее и подошвой раскатал по земле. Но не учел, что асфальт покрыт тонким и очень скользким льдом. Потеряв равновесие, я рухнул и так приложился затылком о лед, что только искры из глаз! Третий раз за день! И все из-за той, которая, уходя, даже не оглянулась!

— Как ты, Романовский? — склонилась надо мной Валя.

— Лучше, чем зверушки в кладовке у Ведьмы, — сказал я, поднимаясь. — Даже лучше, чем сама Ведьма.

— Мне домой пора, — сказала Валя, но осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу и ежась в своей тонкой кожаной косухе.

— Мм… — промычал я, потирая ушибленный затылок.

— Скажи, а ты правду говорил тогда, в школе? Ну, про те новости?

— Про маньяка? Нет. Пошутил, чтоб нескучно было. А что?

— Ничего. Пока.

Валя глубоко вздохнула, словно готовилась к забегу, и развернулась лицом к аллее.

— Может быть, проводить тебя? — предложил я.

— Обойдусь, — буркнула Ивлева.

Она ступила на дорожку, обсаженную с обеих сторон кустами. В тумане они казались такой причудливой формы, что я сразу понял, почему Ивлева не ушла раньше. Она боялась.

— Валя, — крикнул я ей в спину, — а ты смотрела древний фильм «Сонная лощина»?

— Нет, — она оглянулась. — А что?

— Там из тумана появляется жуткий призрак и отрубает на фиг головы каждому встречному.

— Зачем ты мне это говоришь?! — Голос ее задрожал.

— А еще хороший фильм есть! «Девушка в тумане» называется! Там маньяк убивает девчонок, но только в плохую погоду. Когда опускается туман. А еще…

— Все, Романовский, замолчи! — сердито закричала она.

Я рассмеялся и подошел ближе:

— Я провожу тебя. А если ты стесняешься или тебе вдруг неловко в моей компании, то я могу и сзади идти.

— Почему это мне должно быть рядом с тобой неловко? — Она посмотрела на меня искоса.

— Из-за той вечеринки.

— А ничего и не было! — Валя резко отвернулась и потопала по тропинке.

Я подстроился под ее шаг:

— Не надо стесняться, Ивлева. Пусть у нас ничего и не получилось, но только потому, что ты не захотела!

— Ты совсем дурак, Романовский?

— Нет, ты вполне себе симпатичная. И даже почти в моем вкусе, но…

— Да прекрати ты уже! С тобой, слышишь, с тобой у нас ничего не было!

— Ну, кое-что все-таки было, — опешил я.

Да, конечно, страстные поцелуи — не мой остро отточенный скилл, но все же утверждать, что прям совсем ничего?!

— О господи! — Валя остановилась и шлепнула себя ладонью по лицу.

— Знаешь, Ивлева, вот сейчас обидно! Ты ведь сама ко мне тогда подвалила.

— Я не к тебе… — Она осеклась и поджала губы.

Мы снова пошли, почти касаясь друг друга рукавами. Я всю дорогу мысленно гонял наш разговор и вдруг меня осенило! Теперь уже пришла моя очередь фейспалмить:

— Так ты к Андрюхе, что ли, собиралась подвалить?! И попала не к тому Романовскому?! Ну надо же!

Валя резко остановилась и встала прямо передо мной:

— Только не смей ничего ему говорить!

Она схватилась за отвороты моей куртки и привстала на цыпочки. Глаза ее гневно сверкали, и пахло от нее теми же духами, что и на той вечеринке.

— Ты сейчас прямо как бык на корриде, — я щелкнул пальцем по септуму, и Валя сердито оттолкнула меня.

На новогодней вечеринке все изрядно напились, но я, похоже, перебрал круче всех, потому что голова кружилась, зрение расфокусировалось, а тело стремилось в горизонтальное положение. Не доводя дело до объятий с унитазом, я поплелся по лестнице на второй этаж. Ткнулся в первую же попавшуюся дверь и завалился на кровать. Но спокойно дожить до утреннего похмелья мне не дали. Дверь приоткрылась, и в комнату кто-то проскользнул.

Я предпочел не подавать признаков жизни, надеясь, что пронесет. И в самом деле, свет не загорелся, никто не потребовал немедленно очистить помещение. Я расслабился и снова закрыл глаза. Но едва начал проваливаться в пьяное забытье, как почувствовал, что матрас прогнулся и рядом со мной кто-то улегся. То, что это не один из баскетболистов, я понял по колебаниям кровати: они оказались незначительными, и от нового соседа пахло цветочными духами. Значит, это была девчонка. Утешившись мыслями о своей безопасности, я собрался перевернуться на бок. И вдруг она обхватила меня за шею и полезла целоваться.

Странно было бы отказываться, тем более делала она это с полной самоотдачей. Не знаю, как далеко зашло бы у нас дело, но вдруг дверь с шумом распахнулась, загорелся свет, и раздались громкие вопли. Девчонка в моих объятиях оказалась Ивлевой. Испуганно отпрянув, она поспешно начала застегивать пуговицы на рубашке. В дверях стояли Уваров, Соколов, Кочетова, Свидубская, кто-то еще позади них, все они пялились на нас и ржали. Я до сих пор не понимаю, что они нашли в этом смешного.

— Слушай, Ивлева, — я решил поинтересоваться у нее, все-таки Валя — непосредственный участник тех событий. — Не знаешь, что они такого смешного в нас тогда нашли?

— Не волнуйся, Романовский, не над тобой смеялись! Я твоего брата искала, они мне и сказали, что Романовский в комнате. Им это забавным показалось. Ха-ха!

Валя вздохнула и снова потопала по аллее. Сильно сомневаясь, что в случае опасности смогу ей пригодиться, я преданно тащился рядом.

— И на фига он тебе сдался? — пробормотал я, прячась от холодного ветра в поднятый воротник. — Андрюха никого не любит, кроме себя.

Ивлева молчала. Я покосился на нее: светлая челка до самых глаз, длинные ресницы, чуть курносый нос. Симпатичная, высокая, почти с меня. Что моему братцу надо? Не понимаю.

— Хочешь, я скажу, что делать, чтобы привлечь Андрюхино внимание?

— Ну? — Она внимательно посмотрела на меня, и я заметил, что глаза у нее серо-голубые — такого же цвета, как туман, который нас окружал.

— Вернее, чего не надо делать. Не пытайся забраться к нему в койку. Он тебя даже не запомнит.

— Все остришь, Романовский?

— У меня, между прочим, имя есть, — обиделся я. — И я на полном серьезе: Андрюху этим не впечатлишь, разве что наоборот.

— У меня и так репутация хуже некуда.

— Да насрать, что там думает Свидубская со своей компанией! Ты классная девчонка, только вот это всё, — я неопределенно помахал рукой, намекая на ее неформальную внешность, — как-то не супер.

— Ты еще и ксенофоб, Романовский?

— Вот не надо прятаться за странные и непонятные термины!

Мы остановились возле подъезда. Ночной ветер пробирал до костей, и я поглубже засунул руки в карманы куртки.

— Тут живешь? Давай, до свидания!

— Да ты еще и обижаешься, как девчонка! — хмыкнула Валя.

— Ну и кто из нас тут сексист?! Я, между прочим, помочь тебе хотел, раз тебя мой братец так сильно интересует, что ты из штанов готова выпрыгнуть!

Я думал, она разозлится, хлопнет дверью и мне останется лишь брести по улице в одиночку. Но она вдруг посмотрела мне в глаза, губы ее задрожали, и я понял, что еще немного — и она разревется.

— Эй, — я легонько потрепал ее по плечу, — ты чего? Ладно-ладно! Пускай не ты, а я сексист и шовинист, и ксенофоб, социофоб, социопат и психопат…

Я держал ее за плечо и продолжал накидывать все термины, какие когда-нибудь слышал и мог вспомнить. Валя шмыгала носом, едва сдерживая слезы. Но когда я докатился до «я оптимист, я оптимист, я гетеросексуалист…», она вдруг рассмеялась, потом из глаз ее полились слезы, и она уткнулась мне в грудь. Что оставалось делать?! Только обнять ее и переждать неожиданный взрыв эмоций. Я держал ее обеими руками, нежно поглаживал по спине, ощущая под ладонью задубевшую кожаную куртку, и думал о том, как же везет этому засранцу. Кому? Андрюхе, конечно!

Валя успокоилась, прекратила стонать в отворот моей куртки и подняла заплаканное лицо. В свете фонарей было видно, что черная обводка размазалась, нос и губы припухли. И это придавало ей такой трогательный вид, что у меня за мгновение пролетела тысяча невольных мыслей — от «а она ничего» до «сейчас, сейчас… целуй давай!». Вовремя опомнившись, я отстранил от себя девчонку, смущаясь сам себя, промямлил:

— Ну че, кх, все, пока, — и отвел взгляд.

— А ты можешь меня до квартиры проводить?

— Хулиганов боишься? Но ты учти, что физподготовка у меня хромает!

— Хулиганов я не боюсь, — все еще шмыгая носом, Валя вытащила из-под рукава манжет рубашки и вытерла черные потеки на лице. — Я… Я маму боюсь. Понимаешь, она очень строгая. Она в военном училище преподает и привыкла командовать… Может быть, при тебе не так сильно ругаться станет. — И Валя вновь с мольбой посмотрела на меня.

Я в нерешительности мялся на подмерзшем снегу. Он хрустел под ногами, как рассыпанные чипсы. Влезать в семейные разборки — то еще удовольствие. Что мне, своих не хватает?

— Пожалуйста, — Валя не притронулась ко мне, не шагнула навстречу, а просто добавила жалобно: — Ну пожалуйста, Макар!

И мы вошли в подъезд. Остановились возле лифта. И когда его серебристо-стальные двери разъехались, из кабины на нас подозрительно вытаращилась тетка. В расстегнутом пальто, из-под которого торчали полы цветастого халата. В руках она держала полупустое мусорное пластиковое ведро, в зубах — незажженную сигарету. Тетка окинула нас недобрым взглядом и шагнула вон из лифта.

— Ишь, до чего девочку довел! — бросила она мне, проходя мимо. — Зареванная, аж под носом мокро!

— Это септум, — тихо сказала Валя.

— Вот-вот, я и говорю: это сопли! — Тетка еще раз сердито зыркнула и потопала на улицу.

Мы с Валей переглянулись и захохотали. Не знаю, смеялась ли она от нервного напряжения, я же почувствовал, что между нами есть что-то такое, чего словами не передать. Казалось, что с этой девчонкой можно не притворяться и чувствовать себя свободно, что мы понимаем друг друга без слов.

Лифт поднимался, а мы все переглядывались и улыбались, но Валина улыбка постепенно становилась все бледнее. А когда кабина затормозила и двери открылись, Валя глубоко вздохнула и решительно шагнула вперед. На лице ее и тени не осталось от прежнего веселья. Озадаченный, я пошел следом, недоумевая, почему она так напряжена. Мои родители тоже не самые спокойные в мире люди, тоже пилят меня за все подряд, но плевал я с высокой колокольни на их истерики!

— Что мне сказать твоей матери? — спросил я возле двери.

— Просто стой рядом и молчи! — Валя поднесла палец к кнопке звонка и сильно вдавила ее. — Пожалуйста.

Никто не открыл. Валя позвонила еще раз, потом еще. На третий раз лицо ее стало совсем бледным. Она закусила губу и замерла, глядя прямо перед собой. Я в сомнении стоял рядом. Что мне-то делать? Предложить проводить ее куда-нибудь еще? Позвать с собой? Ну не оставлять же ее тут одну в подъезде?! И только я открыл рот, чтобы все это произнести, как лязгнул дверной замок.

— Половина двенадцатого. Может, не стоило и приходить? — спросила стоящая на пороге женщина.

Вот так приветствие! Такого даже я не слышал, если возвращался позже назначенного срока, что бывало редко, потому что вытащить меня из дома — та еще задачка.

— Валя, ты дверью не ошиблась случайно? — спросил я.

Женщина бросила на меня такой взгляд, что, если бы я был бумажным, сгорел бы на месте. Она была одета в уютное мягкое худи бежевого цвета и такие же спортивные трикотажные брюки. Стояла, держась одной рукой за дверь, другой — за косяк, и впускать Валю явно не собиралась.

Вдруг за ее спиной показался младший брат Ивлевой, Илюшка, — мы познакомились с ним накануне на детской горке. В пижаме со смешными медвежатами он на цыпочках прошел по коридору и встал за спиной у матери.

— Мама, нас задержали в школе и забрали телефоны. Я не могла тебе позвонить, — пролепетала Валя. — Это мой одноклассник, Макар, он подтвердит.

— Здрасте, — кивнул я.

— Забор покрасьте! — отозвалась Валина мама.

Илюшка за ее спиной помахал мне ладошкой.

Мать Ивлевой окинула меня презрительным взглядом с головы до ног:

— С этим чмошником шлялась?

— Ну зачем же так говорить? — опешил я.

— Говорить — не пельмени варить! Не ошпаришься!

— Мама, не надо, — взмолилась Ивлева.

— А ты заткнись!

Мне стало ее жаль. Никогда Валя не выглядела столь униженно, даже тогда на новогодней вечеринке, застигнутая врасплох рядом со мной в кровати. Напротив, всегда имела такой вид, словно готова дать отпор любому. А сейчас понуро стояла, свесив стриженую голову, и боялась посмотреть на мать.

— Послушайте, — миролюбиво начал я.

— Кашу кушайте, — огрызнулась Валина мама. — Ты кто такой? Тебе слова не давали! Сейчас позвоню твоим родителям! Имя-фамилия? Быстро!

Я вытянулся по стойке смирно и отрапортовал:

— Макар Сергеевич Шойгу!

Услышав фамилию министра обороны, женщина несколько секунд оторопело смотрела на меня, а потом, сообразив, что я издеваюсь, плюнула себе под ноги:

— Идиот!

Схватила дочь за руку и, затащив в квартиру, захлопнула дверь прямо перед моим носом.

Пожав плечами, я развернулся и вдруг отчетливо услышал за дверью громкое «Шлюха!». А потом звонкий шлепок, и еще через несколько мгновений раздался детский рев.

Домой я вернулся в расстроенных чувствах. Мало того что Рита ушла с Соколовым и даже не посмотрела в мою сторону, так еще и у Ивлевой оказалась такая неприятная мамаша, что я всю дорогу не переставал думать о том, как Вале с ней живется.

Едва я повернул ключ в замке, из-за двери послышался собачий лай. Джек так соскучился, что едва дождался, пока я войду в квартиру. Он бросился ко мне и, радостно гавкая, начал плясать вокруг на задних лапах.

— Тсс! Тихо! — Я попробовал уговорить его замолчать, но куда там!

На шум в коридор вывалился и мой старший братец:

— Чего-то ты загулял, Макарка! Девчонку, что ли, себе завел?

— Автомобили заводят, — огрызнулся я.

— Ну давай, расскажи о ней, — не унимался Андрюха.

— Ок, — согласился я, стаскивая одну за одной кроссовки. — Но учти, после моего рассказа завидовать будешь, аж глаза выпадут!

— Давай-давай, — усмехнулся братец.

— Ну, слушай! Нас сегодня Ведьма после уроков оставила, за что — можешь уточнить у Соколова. Выхожу я вечером из школы: темно, туман. Смотрю, девушка возле ворот стоит, красивая. Волосы темные до плеч, ноги там, фигура… все дела.

Андрюха перестал улыбаться, напрягся и подался вперед. Неужели поверил? Я внутренне возликовал и продолжил нести ахинею:

— Подхожу ближе, а она мне: «Прости, не знаешь ли ты Романовского Андрея? Мне очень нужно с ним встретиться!»

— Женька?! — вдруг воскликнул Андрюха.

— Кто такой Женька?

— Такая. — Андрюха нахмурился: — Что дальше-то было?

— Нет, ты сначала скажи, кто такая Женька!

Я принял воинственную позу и скрестил руки на груди. Джек сидел у моих ног и, почуяв, что я напрягся, грозно зарычал.

— Хочешь в глаз? — Андрюха потянулся к дартсу на стене. — А если дротиком?

— Ладно-ладно, — сдался я. — Вот эта девица мне и говорит: мечтаю, говорит, встретиться с этим Романовским, он самый привлекательный парень, которого я когда-либо видела!

Брат оставался серьезен, но взгляд его начал выражать некоторое сомнение. А я продолжал:

— Разве ты меня не узнал? Я ведь Ирина Шейк! Известная супермодель!

Тут Андрюха расслабился, заулыбался и привалился к стене. Но я на этом не остановился:

— Потом посмотрела мне прямо в глаза, за руку схватила и говорит: «А наплевать на него! По сравнению с тобой — он просто мерзкий Квазимодо! Поедем со мной, у меня тут „бентли“ с водителем припаркован!»

— Ну и что, — усмехнулся брат, — поехал?

— А как же! Предупредил только, что мне завтра рано в школу вставать. Она, конечно, не хотела меня отпускать, но что ж поделаешь! — Я развел руками.

— Трепло ты, — засмеялся Андрюха и отцепил от дартса на стене дротик с синим оперением.

— Просто ты завидуешь!

Андрюха прицелился и метнул в меня дротик. Джек залаял, а я быстро присел, и дротик воткнулся в картину за моей спиной, на которой была изображена сцена из какой-то древнегреческой легенды. Дротик попал в лоб козлоногому фавну.

— Ты чего зверушку обижаешь?! — возмутился я. — Живодер!

Андрюха хмыкнул и снова потянулся к дартсу. Я в испуге шарахнулся и прикрыл лицо рукой, а через мгновение дротик, теперь уже с красным хвостом, трепетал на рукаве моей куртки.

— Ты спятил, что ли?! — заорал я.

— А ты зачем дергаешься?! — Видно было, что Андрюха тоже испугался.

На шум в коридор выскочила мама:

— Ну что у вас тут такое?! Макар, почему так поздно? Опять с Андреем не ладишь?

— Андрей твой меня чуть к стене не пригвоздил! Как жука булавкой! Вот, смотри! — И я выставил перед собой руку с колышущимся в ней дротиком.

Мама взволнованно схватила Андрюху за локоть:

— Вы острыми дротиками бросались?! Андрюша, с тобой все в порядке?!

— Что вы так кричите? — Из гостиной появился папа.

Мой отец — бывший тренер по водному поло. Он давно отошел от тренерской работы и открыл сеть ресторанов. Но любовь к спорту у него никуда не пропала. Вместе с мамой он мотается по всем соревнованиям, на какие только может попасть. В разные города, в любые страны.

Ростом и комплекцией они с Андрюхой примерно одинаковые, и отец очень гордится своим старшим сыном. Когда мы были маленькие, он нас обоих пытался взять в свою спортивную команду. Но у Андрюхи от воды постоянно болели уши, и он стал заниматься баскетболом. А вот я продержался целых полгода. Но на первом же серьезном матче получил мячом в нос и, окрасив воду кровью, ушел на дно. После этого я наотрез отказался связывать свою жизнь со спортом. Однако отец упорно водил меня по своим знакомым тренерам в различных секциях и направлениях, надеясь пристроить хоть в какую-нибудь группу. Хотя бы в настольный теннис. Я оказался не менее упорен, чем батя, и в конце концов он махнул на меня рукой.

— Макар себе девчонку завел, — перевел стрелки Андрюха.

— Да ну?! — Папины брови поползли вверх. — Быть не может! Настоящую?!

— Хватит глупости болтать! — отмахнулась мама. — Я уж думала, серьезное что-то случилось!

— А то, что в меня родной брат дротиками бросается, это, по-вашему, мелочи?! — рассердился я и, так и не сняв куртку, кинулся в свою комнату.

Джек побежал за мной.

— Да ладно тебе, Макарка! — услышал я за спиной возглас брата. — Не убил ведь!

— И на том спасибо! — отрезал я и захлопнул дверь.

А через мгновение услышал, как отец с Андрюхой шутливо переговариваются и играют в дартс. В отчаянии я рухнул навзничь на кровать. Джек немедленно взгромоздился мне на грудь. Подняв руку, чтобы его погладить, я обнаружил, что все еще сжимаю дротик в кулаке. Машинально сунул его в карман куртки и обхватил песеля. Только он один меня и понимает! Джек воспользовался этим приступом сентиментальности и немедленно облобызал меня. Теплый шершавый язык прошелся по щеке раз, другой, и я не возражал. Кто еще испытывает ко мне нежные искренние чувства? Родители заняты своим драгоценным Андрюшей, а Рита скрылась в тумане с громилой Соколовым!

Тут дверь открылась, и в комнату вошла мама. Она пошарила по стене, и люстра на потолке засветилась.

— Да будет свет! — мрачно провозгласил я.

— Ты чего в темноте сидишь?

–…сказал монтер и перерезал провода.

— И не разделся даже! Руки не помыл! Макар!

— Мам, отстань, а?

Она укоризненно на меня посмотрела, и я со вздохом снял с себя Джека. Посадив его на кровать, нехотя поднялся.

— Есть хочешь?

Я отрицательно мотнул головой.

— Где же ты пропадал так поздно? — спросила мама и уселась в кресло.

Похоже, что она собралась провести здесь остаток вечера.

— Нас в школе задержали, — пробурчал я.

— До двенадцати?! Что-то случилось?!

— Ага. У Ларисы Сергеевны инфаркт.

— Боже мой! — Мама прижала ладони к груди. — И ты так спокойно об этом говоришь?!

— Я должен петь и танцевать? — Я покачал головой: — Неприлично вроде бы…

— Макар! — Мамин взгляд стал еще более укоризненным. Если такое возможно. — Лариса Сергеевна — прекрасный педагог! Ведь еще мы с папой у нее учились!

Обреченно поставив локти на колени, я уперся подбородком в раскрытые ладони и загрустил: сейчас зарядит про то, как они с папой начали встречаться в старшей школе, какие прекрасные чувства и прекрасное время и так далее и тому подобное. Ерунда всякая! Я откинулся на подушку. Сейчас бы порисовать! Набросать, например, следующую сцену в моем комиксе — о том, как герой, занесенный в преисподнюю, встречает симпатичную девчонку и пытается разобраться: дьяволица она или тоже несчастная жертва обстоятельств? Так, стоп! Что это там говорит мама?!

–…и если ты встречался с девушкой, нечего стесняться! Ты можешь мне все рассказать!

— Нечего мне рассказывать! — Я аж подскочил на кровати. — А что у нас есть поесть? Пирог есть?

Как я и рассчитывал, мама немедленно отвлеклась:

— Конечно! С мясом и с яблоками. Какой хочешь?

— С мясом, — я сделал вид, что у меня сводит живот от голода.

Мама рассмеялась и, пообещав разогреть пирог, отправилась на кухню. Я осторожно выглянул в коридор. Папа с Андрюхой уже наигрались в дартс и теперь смотрели вместе какой-то боевик: из гостиной раздавались выстрелы и стоны раненых. Очень хорошо! А то снова-здорово принялись бы насмехаться надо мной!

Сняв куртку, я повесил ее на крючок и поднял с пола свой рюкзак, который оставил тут, в коридоре, в пылу перебранки с Андрюхой.

— Макар, — крикнула из кухни мама, — иди сюда! Все готово! И руки помой!

— Бегу! — ответил я и отправился в свою комнату.

Еда едой, а творческий зуд в кончиках пальцев не пройдет, пока я не сделаю пару набросков в своем комиксе. Девчонка в преисподней явно окажется чертовкой, а вовсе не заблудшим ангелом, как казалась вначале!

В предвкушении я уселся за стол, подтянул к себе рюкзак и, запустив в него руку, пошарил среди учебников. Тетради там не оказалось! В легкой панике я перевернул рюкзак и вытряхнул его содержимое на пол. Учебники, тетради, моя любимая гелевая ручка — все рассыпалось по паркету. Но тетрадь, которую никто и никогда не должен был видеть, пропала! Пораженный, я застыл с пустым рюкзаком в руках. Паника накатила по полной.

Кто мог забрать ее?! Наверное, тот, кто прислал предупреждающую эсэмэску и запер дверь в каморке кабинета биологии! Кто же это?!

Как раненый зверь, я заметался по комнате. Джек, решив, что это такая игра, припустился за мной. Я бегал кругами от стола к шкафу и обратно. Обшаривал полки, надеясь, что память подвела меня и тетрадь где-то среди книг. Джек вертелся под ногами, весело повизгивая и хватая меня за пятки. Я его не замечал. И в конце концов наступил ему на лапу. Джек завизжал, я подхватил его на руки и, крепко прижав к груди, остановился. Надо смотреть правде в глаза: тетрадь с комиксами исчезла, похищена, и теперь злоумышленник может требовать от меня любую цену!