Предсказательница. Повесть о возвращении к себе настоящему

Натали Ку

После горьких потерь и жестоких разочарований кажется, что жизнь никогда не будет прежней и того, кем ты был прежде, уже не существует. Но дорога к себе настоящему никогда не бывает закрыта. Не всегда лечит время, но лечат люди. А еще соленое море и цветущие гортензии, черный кот и письма из прошлого… И когда невыносимая боль сменяется светлой грустью, ты начинаешь верить маленькой предсказательнице, что многое у вас еще будет хорошо. И возвращаешься к себе тому, о котором давным-давно забыл.

Глава 4

В декабре ветер разыгрался ни на шутку, который сносил все на своем пути. Я еле-еле доплеталась до работы, а обратно он гнал меня уже в спину. Возможен был и обратный сценарий. Но как-то первый вариант преобладал, словно ветер чувствовал мое настроение и дул в унисон.

Тем вечером, сама не знаю, что на меня нашло, я решила сходить к морю. Честно говоря, за пару месяцев, что я здесь жила, у меня редко возникало настроение смотреть на эту бесконечную, чаще всего серую, воду. Солнце пока в городке было не таким частым гостем, как хотелось. Наверно, в моменты прогулок я как никогда остро чувствовала свое одиночество. Особенно, если встречала парочек, держащихся за руки или обнимающих друг друга. А ведь сначала идея прогулок по променаду меня очень вдохновляла, но помню, что после второй такой вылазки у меня неожиданно настолько резко испортилось настроение, и накатило что-то похожее на депрессию, что море я стала избегать, хотя и чувствовала его присутствие рядом постоянно.

Спуск к морю располагался совсем недалеко от моего домика. Надо было только пройти мимо одного фешенебельного отеля, а потом спуститься по крутой деревянной лестнице. По дороге мне не встретилось ни одного человека. Конечно, в такой шторм все сидят дома и пьют горячий чай. «Вот спущусь вниз, глотну морского воздуха и бегом домой, — думала я, дрожа от холода, ветер буквально пробирал до костей. — И чтобы дома на коленях сидел мой Мефистофель, мурлыкал свою песенку, а у меня в руках книжка, и ветер завывал за окном, а не прямо над ухом».

Начинало темнеть. Даже стало как-то не по себе. Я быстро миновала почти две трети пути, а на последних ступеньках меня накрыла волна. Кажется, я упала. Дальше не помню.

Я очнулась на лавочке, что была выше по лестнице. Меня прижимал к себе и что-то приговаривал, словно убаюкивая, какой-то мужчина. Я потеряла сознание? Кто этот человек? Открыв глаза, я попыталась разглядеть спасителя. Хотя, по звукам голоса уже догадалась. Кирилл. Я попыталась приподняться и спросить, что же произошло.

— Не стоило этого делать, — произнес он, как только увидел, что я пришла в себя.

— Честно говоря, я не знала, что волны сегодня такой высоты.

— Или знали? — он пристально смотрел на меня.

Я попыталась сесть и мне это удалось.

— Что вы имеете ввиду?

— Я тоже когда-то не хотел больше жить.

— Что?! — я была в большом изумлении. Он, что же, думал, что я хочу покончить жизнь самоубийством?

— Вы ошиблись, — попыталась я сказать как можно более спокойнее, хотя внутри все клокотало от возмущения. — Знаете, именно сейчас я чувствую себя как никогда более живой, чем за все последние месяцы.

Он кивнул головой.

— Да, мне это знакомо. После столкновения со смертью отчаянно хочется жить. Но потом уже другое отчаяние начинает накатывать с новой силой.

— Почему вы решили, что мне незачем жить?

— Ничего не знаю наверняка, просто почувствовал. Мне показалось, что мы очень похожи.

— А что вы здесь делали? — я подозрительно посмотрела на него. — Следили за мной?

Кирилл усмехнулся.

— Зачем мне такая же калека, как я? Мне кажется, вдвоем нам будет еще тяжелее, чем по одиночке. Мы друг друга просто не вытянем. Утонем оба. В прямом и переносном смысле.

Мне резануло слово «калека», тем более я не считала себя такой же, как он. Хотя… Я ведь почти не знала его историю.

— Здесь я бываю почти каждый день. Меня притягивает море, — продолжил он, не дождавшись моего ответа. Впрочем, он не оставил мне даже маленькой паузы, чтобы вставить хотя бы слово. — Почему здесь? Предвижу ваш вопрос. Здесь закрыт спуск. Лестница находится в аварийном состоянии. Не заметили? — спросил он, поймав мой удивленный взгляд. — Поэтому никого нет. Мне чем меньше народу, тем лучше. В присутствии других я задыхаюсь. Вы — единственный человек в этой жизни, в присутствии которого я чувствую себя более-менее способным дышать.

Подозреваю, что он уже давно так много не говорил.

— И вы здесь…?

Я никак не могла заставить себя произнести слова о самоубийстве. Но он понял меня и без слов.

— Нет, здесь я уже не пытался.

— Пытались раньше?

И кто меня за язык тянул?

— Оставьте. На этот вопрос я не ответил даже психотерапевту.

— Становится очень холодно. Все-таки такой ледяной душ я принимала впервые в жизни. Надо идти домой, — сказала я, вставая со скамейки. — Вы тоже весь мокрый, так можно и воспаление легких схватить. Зайдете обсохнуть и попить горячего чаю.

Я даже не спрашивала его, а просто говорила как о непреложном факте.

— Похоже, это становится доброй традицией, — усмехнулся Кирилл, впрочем, особой радости и веселья в его ответе я не заметила. И не поняла, согласен он или нет. Все-таки скорее да, чем нет. Иначе зачем тогда упоминал о традиции?

— Расскажете свою историю? — спросила я, когда мы снова сидели на моей кухне. Мефистофель, как я и мечтала, устроился у меня на коленях, в руках у меня была чашка горячего чаю.

— Не думаю, что это будет увлекательно. Может, лучше вы?

Я замолчала и долго не решалась нарушить возникшую тишину. Вот так взять и рассказать ему все? Но, может, это для меня шанс выговориться? Я ни с кем не делилась своей историей, а он скоро уедет отсюда. Я набрала воздуха и начала свой рассказ.

— В один прекрасный майский день, когда вокруг были разбросаны ковры желтых одуванчиков и зацветала сирень, родилась одна маленькая девочка, которую ждала только одна мама, — начала я. — Ее папа никогда не жил с ними, и долгое время она считала его утонувшим, пока он на самом деле не умер. Девочка росла в любви, маминого обожания и бабушкиной ласки было ей вполне достаточно. До определенного возраста она считала себя центром Вселенной. Уже потом, позже, ей пришлось пережить крушение своего мира, но большая часть детства была вполне счастливой. Росла она любознательным и любопытным ребенком. Любила читать, играть с подружками и сочинять истории. Она мечтала стать писателем, когда вырастет, а еще мечтала научиться кататься на коньках. У всех ее подружек были коньки, а у девочки не было. В то время их было практически не достать. Как-то сердобольный сосед принес ей какие-то страшные мужские коньки, на пару размеров больше, чем нужно. Девочка попыталась их надеть, вышла из дома, кое-как дошла до первого дерева, шкандыбая в неудобных ботинках, проплакала, обняв то ли липу, то ли ясень, а потом сняла коньки и босиком вернулась домой, уже больше никогда не пробуя встать на них.

Впервые она влюбилась в четырнадцать. Это был мальчик двумя классами старше. Они почти не разговаривали и никогда не оставались наедине. Но он жил в ее душе несколько лет, пока она не закончила школу и не поступила в университет на филологический. В отличие от желания научиться кататься на коньках, от мечты стать писателем она отказалась не так быстро.

Второй раз она влюбилась в своего будущего мужа. Все было очень банально, они пошли с подружкой на дискотеку. У подружки был день рождения, а у нашей героини появился первый настоящий кавалер. Он приехал в гости в их город к своей бабушке, друг детства затащил его в местный клуб. Подружка сначала обижалась, что завидный жених достался не ей, но потом успокоилась, когда спустя пару месяцев ее личная жизнь также вполне благополучно устроилась.

Они поженились, когда она училась на последнем курсе. Юноша был из состоятельной московской семьи, на несколько лет старше ее. Она ездила к нему на каникулы, а после свадьбы переехала к нему в столицу. Он оказался очень предприимчивым и вскоре стал зарабатывать деньги, которые его родителям и не снились. Она после декрета не вышла на работу в свою школу, а стала сидеть дома и заниматься дочкой. В принципе такая жизнь ее вполне устраивала. Она имела все, что только могла пожелать. Заботилась о муже и ребенке, они много путешествовали, посещали театры и рестораны. Скучать ей было некогда. Она думала, что счастливее ее на свете никого нет. Муж был любящим и заботливым, дочка радовала, училась хорошо и никаких хлопот не причиняла, даже в подростковом возрасте. Школу закончила с золотой медалью, уехала учиться заграницу.

Тут я замолчала. Хотя вся моя последующая жизнь могла уместиться всего в несколько строчек, озвучить их было очень тяжело. Вместо продолжения истории я встала и поставила чайник, он уже совсем остыл. Мне хотелось выпить горячего. Как жаль, что я совсем не пью алкоголя.

Кирилл не торопил меня. Он смотрел в окно, и даже складывалось такое ощущение, словно он совсем меня не слушал, а был где-то далеко.

— Все рухнуло в июле. Дочка уехала в Англию, чтобы успеть пройти там дополнительные курсы языка, мы поехали вместе с ней, а муж сразу после нашего приезда от дочки, признался мне, что у него давно другая семья, в которой подрастают два сына. Он очень хотел обеспечить счастливое детство своей любимой Верочке, а теперь, когда она уже жила не с нами, больше не считал нужным притворяться и изображать счастливых супругов. Пожелал мне поскорее выйти замуж, а сам ушел. Через месяц мы развелись.

Кирилл вдруг неожиданно посмотрел на меня и рассмеялся. Да что с ним такое? Он вообще нормальный человек?

— И это все? — со странным смехом спросил он.

Не знаю, послышалось мне или нет, но мне показалось, что в его смехе была злость.

— Что — все? — в свою очередь непонимающе спросила я.

— От вас всего лишь ушел муж?

Мне хотелось закричать, ударить его и выгнать вон! Он, видимо, совсем не соображал, что говорил. Я открыла перед ним душу. А он оказался таким черствым циником.

— Наверное, вам уже пора в санаторий, — это единственное, что я могла сказать в ответ на его вопрос.

— Извините, ошибся, — сказал он, когда я в молчании смотрела, как он одевается. — Мы, действительно, с вами совсем не похожи. И наши жизни тоже.

Как только он ушел, я наконец дала волю слезам и плакала, должно быть, часа два. Плакала не только по тому, какая я несчастная и меня никто не любит, а еще и потому, что в очередной раз убедилась — верить и доверять никому нельзя. Я захотела уволиться из санатория и никогда больше не видеть этого отмороженного Кирилла. Перед кем я открыла душу? Перед каким-то бесчувственным чурбаном!

Ночью я поняла, что у меня поднялась температура, и я заболела после неожиданного зимнего купания. Как назло, таблеток дома не было. Утром, когда еще даже не рассвело, я позвонила своей соседке и попросила принести что-нибудь жаропонижающее, сама я не могла встать даже с постели, еле доползла до туалета.

Евгения Васильевна прибежала через пятнадцать минут. Принесла не только парацетамол, но и мед с молоком. У меня едва хватило сил открыть ей дверь, рассказать, что со мной случилось, исключая упоминание про Кирилла, выслушать ее причитания и даже попросить оставить меня по причине того, что очень хотелось спать.

— Дорогая Лизавета, не переживай, таблетка скоро подействует, — в привычной манере протараторила соседка, уже стоя в дверях. — Я сейчас приготовлю куриного бульону, только вчера купила свежую курочку, а в обед принесу тебе подкрепиться.

— Спасибо, Евгения Васильевна, я причиняю вам столько хлопот.

— Дело соседское, заболеть каждый может. На то мы и соседи, чтобы выручать друг друга. Давай я возьму запасной ключ, тебе вредно лишний раз вверх и вниз бегать, отдыхай лучше. На магазин повешу табличку, что сегодня он не откроется.

Видимо, она поняла, насколько мне плохо, что не стала долго задерживаться и расспрашивать о том, как меня угораздило оказаться поздно вечером на закрытом спуске к морю.

Вскоре я снова задремала, и мне приснился странный сон, будто я стою на залитой светом площадке изо льда. На моих ногах — коньки серебристого цвета. Я пытаюсь сдвинуться с места, но у меня ничего не получается. Через какое-то время понимаю, что лезвия коньков застыли во льду, и я не могу ни на сантиметр сдвинуть их. Пытаюсь снять ботинки с ног, но и эта попытка оказывается тщетной. Я начинаю кричать, паника охватывает меня, на площадке гаснет свет, слышится чей-то страшный смех, и я просыпаюсь.

Проснувшись, я услышала, что внизу кто-то есть. Евгения Васильевна, наверно, принесла обещанный бульон. Посмотрела на часы. Уже почти вечер. Попыталась встать, но от слабости у меня ничего не получилось. Я снова заснула. Теперь уже без снов. Проснулась, когда почувствовала, что кто-то протирает мое лицо чем-то влажным. Открыла глаза и увидела своего вчерашнего гостя. Но у меня не было сил даже на эмоции. Я только подумала о том, что должна бы испытывать раздражение и злость, но их не было.

— Где Евгения Васильевна? — спросила я шепотом, горло саднило, слова давались с невероятным трудом.

— Она давно ушла, — ответил Кирилл. — Вы знаете, уже довольно поздно, почти полночь.

— Почему вы здесь? — задала я очередной вопрос, хотя сейчас мне это было почти безразлично.

— Прошлым вечером я повел себя достаточно бестактно. Я много думал о том, что вы вчера мне сказали. Было совершенно неправильно злиться на то, что вы не оправдали моих ожиданий, и, возможно, переживаете по пустякам. Это ваша жизнь, я не должен вас судить, не имею на это права. Примерно это я хотел сказать вам сегодня, когда пришел в библиотеку санатория, но там мне сказали, что вы заболели. Нет, я не думаю, будто бы вы заболели из-за меня, я не считаю себя всесильным Богом, который может влиять на все. Но в какой-то степени я чувствую себя ответственным за вас после того, как поучаствовал в вашем почти спасении.

— Почему вы остались?

— Почему-то самонадеянно подумал, что мое общество будет вам приятнее, чем общество вашей говорливой соседки, — пожал плечами Кирилл. — Насколько я вас уже сумел узнать, вы, как и я, предпочитаете молчание разговорам. Я точно еле-еле продержался с ней целый час. Она никак не хотела уходить! Пришлось сказать, что я планирую остаться с вами на ночь, только тогда она поняла и согласилась пойти домой. Однако на прощание заверила меня, что непременно заглянет к вам завтра утром.

Да… События развиваются стремительно. Евгения Васильевна точно получила пищу не только для размышлений, но и для разговоров. Спокойствие в ближайшие дни мне точно не грозит, особенно если я так и не смогу встать, а Кирилл уйдет в свой санаторий. Впрочем, общества Кирилла я тоже сейчас жаждала меньше всего.

— Вам надо немного поесть и померить температуру, похоже, она у вас снова поднимается.

— Я хочу, чтобы вы ушли, — мне хотелось, чтобы в моем голосе звучала твердость, но получилось нечто вроде жалобного мяуканья. Мефистофель и то бы сказал более требовательно, чем я.

— Чего вы боитесь? Разговоров или того, что я могу с вами сделать? — Кирилл с усмешкой взглянул на меня.

— Почему вы решили, что я боюсь? Мне просто неприятно ваше общество.

— Думаете меня этим обидеть?

— Я сейчас вообще ни о чем не думаю, просто хочу остаться одна в своем доме.

— В доме, которым от вас откупился ваш муж?

— По-моему, это совершенно не ваше дело.

— Конечно, не мое. Я не привык жить по двойным стандартам.

Мне захотелось запустить в него чем-то тяжелым, но под рукой ничего не было, а встать с постели я сейчас была не в состоянии.

— Идите вон отсюда.

— Непременно. Я уже понял, что, вернувшись сюда, лишь сделал очередную ошибку, — карие глаза словно пытались прожечь меня насквозь.

— Если бы знали, как вы мне противны. Я не смогла бы заснуть, если бы вам этого не сказала, — добавила я, снова не сдержавшись.

— Я переночую в соседней комнате, а завтра утром уйду. Если что, зовите, — добавил он, уходя.

Я молча отвернулась к стенке.

— Не бойтесь, женщины в вашем состоянии меня совсем не интересуют.

И спустя некоторую паузу, добавил:

— Они вообще меня не интересуют.

«Идиот ненормальный», — только и сумела подумать я. Быстрее бы наступило утро, и он убрался из моего дома и моей жизни.

Честно говоря, спалось мне ночью совсем плохо. Я выспалась за день, и сон не шел ко мне. Температура вроде бы была небольшая. Я лежала и просто смотрела в мансардное окошко над моей головой, как по нему скатывались то ли капли дождя, то ли снежинки мокрого снега. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Надеюсь, мой, незваный на этот раз, гость, спит. Быстрей бы наступил завтрашний день, и пришла Евгения Васильевна.

Где-то под утро я задремала. Меня разбудил какой-то шорох. Похоже, Кирилл зашел в мою комнату, но я сделала вид, что сплю. Он подошел ко мне, потрогал лоб, поправил одеяло, а потом подошел к двери и долго стоял там. Странно, страха у меня не было, я не боялась, было только желание, чтобы он скорее ушел. Через какое-то время, не знаю, честно говоря, сколько точно времени прошло, он начал что-то бормотать. Говорил он так тихо, что я с трудом разбирала слова. Мой слух был напряжен до предела. Мне казалось, я слышала, как бьется его сердце. Его слова одновременно взволновали и напугали меня.

— Ты так напоминаешь ее. Сначала я даже не поверил. Нет, не своим глазам, а своим ощущениям. Ты — блондинка с короткими волосами, а она была шатенкой с длинными. Но в твоем присутствии у меня возникают те же ощущения. Ты даже злишься так же, как она. Ты любишь орган и читаешь книжки Ремарка, как она. У тебя похожие интонации голоса и такой же взгляд. Ты даже родилась в мае, как она. Нет, ты не думай, я совсем не сумасшедший, я понимаю, что вы с ней два разных человека. Но как же часто, когда ты рядом со мной, я чувствую, будто ее душа где-то здесь, я даже порой фантазирую, что через тебя у меня есть связь с ней. Меня тянет к тебе против моей воли. Я думал уехать уже завтра, время моего пребывания здесь заканчивается, но сейчас уже не знаю. Нет, я ничего не жду от наших отношений, у нас их практически нет. Это для меня ты стала новым ее воплощением, а для тебя я совершенно чужой и посторонний.

Мы познакомились с ней, когда я приехал на сборы в Сочи. Я тренировался в горах, а она жила внизу около моря. Я шел по набережной, когда увидел ее на велосипеде в красном платье, которое красиво развевалось под порывами ветра. Сначала я увидел это красное пышное платье и ее стройные ноги. И только потом разглядел ее длинные вьющиеся каштановые волосы, которые она все время поправляла одной рукой, потому что они путались, и карие глаза. Она ехала мне навстречу. Был солнечный день, и жизнь казалась прекрасной. До этого я никогда не знакомился просто так, на улице. А тогда просто побежал за ее велосипедом, что-то крича, когда она проехала мимо, но потом со смехом остановилась, соскочила с велосипеда, и мы пошли рядом, хотя мне было совсем в другую сторону. Банально, но было ощущение, словно мы знакомы тысячу лет. Ее звали Вера. Она дала мне поверить, что счастье возможно, что вообще возможно все в этом мире. После знакомства с ней я стал покорять новые вершины, мы стали планировать нашу совместную семейную жизнь, уже назначили дату свадьбы.

Многие хотят забыть день страшной трагедии, но не я. Я хочу помнить, что еще утром 26 августа, три года, назад мы были вместе, мы смеялись и шутили, мы занимались утром любовью, у нас было замечательное настроение. В тот день мы поехали к морю. Шел дождь, нам так хотелось искупаться под дождем. После я ничего не помню. Я очнулся в больнице, Веры рядом не было. Как я потом узнал, она умерла мгновенно, а я пришел в сознание через несколько дней, когда ее уже похоронили. Вскрытие показало, что она была на втором месяце беременности. Так у меня не стало Веры. Ах, да, еще совсем маленькая мелочь, я остался калекой. Я попрощался и со своим скалолазанием. И это в двадцать пять лет. У меня не осталось ничего. А ты говоришь, что тебя бросил муж. Я бы многое отдал, чтобы она меня бросила, но осталась жива. Жизнь бы отдал, не раздумывая.

Он, кажется, плакал. Тяжело было все это слушать. Меньше всего мне сейчас нужны были чужие страдания, я упивалась своими. И на самом деле мне ни капли не казалось, что моя боль меньше. Знаю, чудовищно было так думать, но его Вера умерла, по-настоящему не покинув его. Пусть не физически, она все равно с ним рядом, он должен чувствовать ее любовь даже после ее смерти. А меня предали, меня обманули, меня больше не любят. Я перестала верить в любовь, а это самое страшное. Чего он хочет от меня, этот странный Кирилл? Он до сих пор не пережил свое горе и пытается справиться с ним с моей помощью, а может, хочет свести меня с ума? И откуда он знает, что я люблю Ремарка, если я никогда ему об этом не говорила? Правда, он мог видеть пару книг в доме. Я заказала почти все книги немецкого писателя для своего магазина и взяла перечитать самые любимые.

К счастью, он скоро вышел из моей комнаты и мне показалось, что я даже услышала, как хлопнула входная дверь. Для верности я полежала еще какое-то время, а потом спустилась вниз, хотя была по-прежнему слаба. Его верхней одежды и обуви нигде не было. Надеюсь, этот странный мужчина ушел окончательно, а не просто вышел за утренней выпечкой к завтраку. Есть мне совсем не хотелось, тем более в его обществе. Я закрыла дверь на ключ, твердо решив впредь не пускать его за порог своего дома. К счастью, в тот день Кирилл так и не пришел. А через несколько дней, вернувшись в библиотеку санатория, я узнала, что он уехал из нашего городка. По крайней мере, в санатории он больше не жил. Мне показалось, что я выдохнула с облегчением.