Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья

Натали Бизанс

Бывший католический священник Эрик Вишневский покинул служение в Церкви ради любви. Но найти себя в обычной жизни ему непросто. Впереди новый период становления, поиски ответов на вечные вопросы, зов призвания. Не избежать искушений, труден и тернист путь души, жаждущей реализовать заложенные в ней уникальные способности, быть полезной людям, дарить счастье своим близким. Внезапно в нём открывается память прошлого, с которой нужно научиться жить, вопреки всем прописным постулатам религии.

Часть 3. Глава 7

Так и застал нас Марик: Агнешка на кровати, а я перед ней на коленях.

— Где-то я это уже видел, — промямлил он то ли пьяный, то ли…

Мы обернулись и только тогда заметили его избитое лицо, я тут же вскочил.

— Что случилось?!

— Ночной Париж обрадовался твоему появлению?! — сострила Агнешка.

Бровь рассечена, губа распухла, а сжатые в кулаки руки в кровавых ссадинах на костяшках. Картина маслом: была драка.

— Вино ещё есть?

— Хватит с тебя уже приключений! Если пить не умеешь, так и не берись! — она не скрывала своего негодования. Усадив своего непутёвого супруга, она прижгла ему раны. Марик ныл и стонал, чувство было такое, что Агнешка вовсе не старалась его жалеть. Это его сразу отрезвило, ведь судя по всему, наш герой ещё где-то неплохо наклюкался, скорее всего внизу, где веселье было в самом разгаре. Когда пытка его закончилась, он схватил Агнешку за ноги и прижал к себе с таким пылом, что я поспешил отвернуться.

— Прости дурака, не злись, я так по тебе соскучился!

Воздух стал тягучим, как смола.

— Какой же ты ещё мальчишка!.. — Агнешка не отталкивала его, потрепав ладонью по волосам.

— Ты предпочитаешь более зрелых мужчин?

— Хм! Опять начинаешь!

Было крайне неудобно присутствовать при этой сцене, но ещё хуже спуститься вниз или выйти на улицу, где разъярённые участники сражения разыскивают Марика, их крики с грубыми словами были слышны даже здесь. Пришлось смириться с тем, что мы ночуем все вместе в этой маленькой парижской клетушке. Расстелил себе раскладушку в надежде, что лягу и перестану им мешать, кровать предоставив гостям. Марик приставал к жене с поцелуями, Агнешка убеждала его лечь. Но он продолжал проявлять ненужную ей нежность, пока она наконец не рыкнула на него, как следует.

Мало ему, видимо, всыпали, он ещё не выпустил пар до конца. А с другой стороны, я сам просил Господа сделать вино напитком для примирения.

Я лёг лицом к стене и старался не слушать их, пожелав всем спокойной ночи, но можно ли заснуть после всего, что увидел? Закрыв глаза, притворился спящим. Передо мной ещё полыхало пламя костра с обугленными останками любимой женщины. Ей сегодня тоже не найти покоя.

Наша связь протянулась через века, её хранительницей всегда была она. Всё верно, не меня же живьём сожгли!.. И неважно, сколько времени прошло с тех пор: такому нет срока давности. Мы остаёмся собою, меняются тела, обстоятельства, судьбы, но вечное «я» остаётся бессмертным и помнит всё.

Когда они, наконец-то, улеглись, и свет погас, я смог открыть глаза. Из окна струилась лунная дорожка, прочерчивая границу между нами. Агнешка не спала, её ровное дыхание иногда перебивалось сдержанными вздохами, переживала так же, как и я. Нам теперь придётся с этим жить.

Лишь под утро, когда Луна переместилась на другую сторону, мне приснился дом, Наташа и дети. Моя целительная гавань. Одно прикосновение жены, один её любящий взгляд излечивает раны.

Ещё до будильника очнулся, отключил его, тихонько встал. Раскладушка предательски скрипнула. Агнешка тут же открыла глаза. Удалось ли ей, бедной, вздремнуть этой ночью? Я не спрашивал. И вообще не знал, как теперь себя с нею вести. Кажется, она это почувствовала.

— Доброе утро, Эрик! — надев на футболку кофту, она собрала в хвост непослушные волосы.

— Здравствуй! Зачем так рано поднялась? Поспите ещё. Ключ оставлю в двери, если пойдёте гулять, положите его под коврик.

Кивнула в ответ, не сводя с меня глаз.

Взял с собой тетради, не забыв просунуть между ними исповедальный Агнешкин дневник. Она, заметив это, улыбнулась.

— Не хочу никого расстраивать! — шёпотом прокомментировал я, указывая на спящего Марика.

— Уже уходишь?

— С утра занятия. Похозяйничаете без меня.

— Я спущусь с тобой.

— Ещё рано, спи!

— Кофе будешь?

— По дороге куплю.

— Значит, попьём вместе.

Через пару минут мы вышли из квартиры под сладкое сопение Марика.

— Зря ты ушла.

— Ничего. Он будет спать, а я куплю круассанов к завтраку…

Мы спустились вниз, лёгкий утренний туман обволакивал землю перед жарким днём. Париж уже просыпался под шум проезжающих мимо авто и проносящихся вдали составов метрополитена.

Агнешка несмело прикоснулась к моей руке, а после с жаром прижалась к ней.

— Не нужно было будить в тебе воспоминания.

— Нет! Всё правильно. Считаешь, лучше тебе одной бороться с этим, никого не расстраивая тем, что тебя когда-то сожгли и прокляли нерадивые слуги Господа?! — мой голос дрогнул.

— Я справлюсь, Эрик. Я — сильная.

— Что же мне делать с тобой, чудесная моя девочка? Выход должен быть, и мы обязательно что-нибудь придумаем. А пока обещай мне одно…

— Что именно?

— Будь поласковее с ним!

Мы подошли к открытому кафе и, заказав булочки и два кофе, сели за столик.

— Ему ведь многого не нужно, — продолжил я, хотя ей это совсем не нравилось.

— Ты ещё поучи меня, как мужа ублажать! — в её голосе звучала обида.

— Я не об этом. Что тебе стоит внушить Марику капельку счастья?

Посмотрела на меня как-то рассеянно, всё-таки она так и не поспала этой ночью, только сейчас заметил, насколько утомлённые у неё глаза.

— Ты предлагаешь пойти на обман?

— Нет, заняться психотерапией. Внушая Марику то, что вы счастливы, ты будешь сама вынуждена думать об этом. А это значит, что рано или поздно, вы оба почувствуете себя гораздо лучше. Ты ведь знаешь, наши мысли работают…

Она вначале хотела возразить, но передумала.

— Особенно, твои!.. — я сделал последний глоток. — Мне пора бежать. Ничего не говори сейчас, просто подумай, так будет легче для всех, — я чмокнул её в лоб и поспешил к метро.

Взгляд её каре-зелёных глаз прожигал мне спину. Мы слышали друг друга слишком отчётливо, так, что не нужно было даже озвучивать:

«И я тебя люблю, Агнешка, но я никогда не предам моей семьи. И ты знаешь об этом.»