Монашка и дракон

Ната Лакомка, 2020

Он забрал меня, потому что ему стало скучно. Он захотел меня в качестве развлечения, потому что игра – единственное, что будоражит ему кровь. Он – захватчик, иноплеменник, дракон. А я – всего лишь воспитанница монастыря, но и у меня есть свои тайны, а поэтому играть мы будем по моим правилам.

Глава 7. Драконов пир

Около полуночи я проснулась от стука. Кто-то грубо молотил в дверь, и я помолилась, что догадалась на ночь запереться изнутри. Сев в постели и подтянув к подбородку одеяло, я обливалась холодным потом, ожидая, что же произойдет дальше.

— Госпожа Виенн! Проснитесь! — услышала я голос Фриды.

Это было не так страшно, и я слезла с кровати и подошла к двери.

— Что случилось, Фрида?

— Оденьтесь и пойдемте со мной. Милорд желает, чтобы вы пришли на пир.

Я резко отвернулась, прислонившись спиной к двери. Отказаться? Сказать, что я больна?

Как будто угадав мои намерения, Фрида объявила:

— Он сказал, что если вы через четверть часа не явитесь, то сам придет за вами и вытащит из комнаты в том виде, в каком застанет.

Ну нет, такого удовольствия я ему не доставлю! Я поспешно надела платье, зашнуровала корсаж и спрятала волосы под платок, чтобы не выбивалось ни одной прядки. Не прошло и двух минут, как я была готова.

Я открыла двери и вышла в коридор, сложив на животе руки. Фрида стояла передо мной, держа в руках свечу, и подняла ее повыше, чтобы осмотреть меня.

— Вы и вправду выглядите, как монашка, — только и сказала она и пошла вперед, указывая мне дорогу.

Отношение ее ко мне явно переменилось — теперь она обращалась ко мне гораздо уважительнее. Вот только было ли это хорошим знаком?

Мы спустились на первый этаж, прошли широким коридором и начали опять подниматься. Постепенно до моего слуха донеслись смех, голоса и бренчание лютни. Голоса становились все громче и отчетливее, и вскоре я безошибочно распознала смех милорда Гидеона и голос его брата, который что-то рассказывал, а рассказ его прерывался общим хохотом.

Лицо у меня горело, а руки заледенели. Я потерла ладони, чтобы хоть немного согреть их. Все, сейчас Фрида распахнет дверь…

Свет, шум, ароматы жареного мяса и вина обрушились на меня волной. Я опустила глаза и шла за служанкой, гадая, для чего меня позвали.

— Постойте здесь, милорд обратится к вам, — сказала Фрида, и я послушно остановилась.

Фрида ушла, и только тогда я осмотрелась.

Длинный стол, заставленный блюдами с жареной птицей, дичью, поросятами. Около тридцати гостей — все мужчины. За отдельным столом у стены сидят конкубины — все трое, наряженные, увешанные драгоценностями.

Мужчины оглядывались на них и говорили непристойности, ничуть не понижая голоса. Поглядывали они и на меня, но я их на непристойности не вдохновила. Вид у меня был далек от обольстительной красоты. Скорее всего, меня принимали за служанку, ждущую приказаний.

Разумеется, хозяин замка тоже был здесь. Сидел во главе стола, крепко откусывая жареную поросятину, и разговаривал с братом и дородным мужчиной в дорогом бархатном камзоле. Я понадеялась, что маркграф забудет про меня, я постою немного, и тихонько уйду. Но он вдруг поманил меня пальцем, приказывая подойти, что я и сделала без особой охоты. Он сразу понял это.

— Недовольна, что выдернул тебя из постели? — спросил он дружелюбно, но глаза блестели, и он тут же приложился к бокалу, осушив его наполовину. — Мы тут с лордом Дженеталем заспорили кое о чем, постой рядом.

— Кто это? — недовольно спросил мужчина в бархатном камзоле.

— Брат купил себе цитатник! — со смехом объявил Дилан де Венатур.

Его слова услышали, и взгляды многих гостей обратились ко мне. Я призвала на помощь всю свою выдержку и стояла возле кресла дракона ровно, не горбясь, глядя в стену, будто меня совершенно не касалось все, что здесь происходит.

— Цитатник? — вполголоса спросил кто-то.

— Из монастырской библиотеки! — добавил Дилан, захохотал, поперхнулся и потянулся к бокалу, чтобы запить вином.

— Это монахиня? — показалось кому-то с пьяных глаз.

— Она же не в куколе, — поправили его. — Это нищенка.

Но веселья среди гостей поубавилось. Многие присмирели, словно были застигнуты за совершением непотребных дел, многим срочно понадобилось выйти.

Гидеон наблюдал за этим невозмутимо, а потом заговорил с лордом Дженеталем:

— Продолжим нашу беседу, любезный Эмиас. Опять скажу, что нельзя слишком баловать женщин, они садятся на шею и становятся сварливы, как сто старух. А ты слишком ей потакаешь, и это нехорошо потому что… — и тут он вскинул указательный палец, совсем как мать-настоятельница.

— Досада, стыд и срам большой, когда жена будет преобладать над своим мужем. Книга Премудрости, глава двадцать пятая, стих двадцать четвертый, — сказала я даже прежде, чем сообразила, что к чему.

— Моя жена — достойная женщина, — я увидела, что лорд Дженеталь сдерживает гнев, опасаясь открыто высказать недовольство дракону, а тот наслаждался, поучая. И, наверное, ждал, чтобы лорд вспылил.

— Не бывает достойных женщин, — говорил он доверительно, но глаза горели опасным огнем, — у них нет души. Ведь всем известно, что мужчина был сотворен из глины, и в него вдохнули божественную душу, а женщину сделали из кости, и души ей уже не досталось. Поэтому женщина всегда будет ниже мужчины и ей нельзя давать слишком высокое место. Пусть сидит себе тихонько у стены, и глаза в пол, — он указал на своих конкубин, сразу присмиревших, — потому что… — он опять вскинул палец.

Теперь я поняла его игру, и разозлилась еще больше лорда Дженеталя, которого убеждали в недостойности его жены, а он, видимо, был очень к ней привязан.

— Наклонность женщины к блуду узнается по поднятию век и бровей ее, — процитировала я сквозь зубы. — Книга Премудрости, двадцать шестая глава, одиннадцатый стих.

Лорд Дженеталь так и уставился на меня, а дракон довольно откинулся на спинку кресла.

В это время к столу подошла Ингунда. Сегодня она была ослепительна, как солнце — в золотистой парче, золотом венце. Увешанная ожерельями, браслетами и кольцами, как новогоднее дерево подношениями. Она заметила, что бокал милорда Гидеона опустел, и принесла кувшин с вином.

— Это фалернское, очень крепкое, господин, — сказала она с подобострастным поклоном, — не пейте слишком много, иначе ослабеете.

— Зачем тогда принесла? — дракон подставил бокал, и Ингунда наполнила его до краев темно-красным вином. — Вообще-то, я не звал тебя, и не надо вмешиваться в мою беседу с гостями. Иди за свой стол и не беспокой больше.

Красивое лицо старшей конкубины омрачилось, она не осмелилась возразить маркграфу, но зато посмотрела на меня — с такой откровенной злобой, что убила бы взглядом, если могла.

— Глупая баба испортила веселье одним своим видом, — сказал дракон, когда она удалилась.

— Злость жены изменяет ее лицо, и оно становится мрачным, как у медведя, — сказала я громко, — сядет муж ее среди друзей своих… и горько вздыхает. Книга премудрости, глава двадцать пятая, стих двадцатый.

Лорд Дженеталь хихикнул, но тут же сделал вид, что занят разрезанием куска мяса на своей тарелке.

— Это что за новости? — милорд Гидеон посмотрел на меня, прищурившись. — Разве я разрешал тебе говорить?

Я не ответила и опять уставилась в стену.

— Похоже, ты открыл в цитатнике не ту страницу, брат, — сказал Дилан со смешком. — А может, пора стряхнуть с него пыль? Не слишком ли долго он пролежал на монастырской полке?

Эти двусмысленные слова испугали меня, и я невольно отступила от кресла.

— Куда пошла? — сказал дракон негромко, но как будто прибил мои башмаки гвоздями к полу. — Разве не сказано, что скверна и гибель исходят от женщин? Как там у Екклесиаста? Что женщина — горше смерти?.. — он поднял голову, тяжело посмотрев на меня.

— Но еще сказано, что добродетельная жена — венец для мужа своего, разумная — от небес, любезная — для услады, кроткая — божественный подарок… — зачитала я наизусть, стараясь говорить не слишком торопливо, чтобы не показать своего страха.

Лорд Дженеталь, слушая меня, еле заметно кивал, наверное, ему казалось, что все это относится к его супруге.

— А что же не закончила? — усмехнулся дракон, опершись о подлокотник, чтобы быть ближе ко мне. — Как там дальше? «А наказанной жене — нет цены».

— Благовоспитанной! — выпалила я. — Это слово имеет два значения на божественном языке!

— Откуда знаешь, какое из значений верное? — не остался в долгу дракон. — Жена должна бояться мужа…

Он вскинул указательный палец, и я послушно произнесла:

— Жена да убоится мужа своего. Послание к Ефесянам, глава пятая, стих тридцать третий.

— Правильно, так и должно быть, — дракон кивнул и вдруг с оглушительным стуком опустил кубок на стол.

Гости подскочили, как по приказу, и посмотрели на хозяина, а он обвел их взглядом и засмеялся — странным, нечеловеческим смехом, от которого мороз пошел по коже.

— Слышали? — обратился дракон к своим конкубинам, и те сгорбились, стараясь стать как можно незаметнее. — Вы же хорошие жены? И боитесь мужа? Нантиль, подойди.

Бедная Нантиль встала из-за стола так неловко, что опрокинула чашу с вином. Рубиновая жидкость разлилась по столу — густая и красная, как кровь. Я смотрела, как третья конкубина приближалась к милорду Гидеону — мелкими шажками, сцепив молитвенно руки и боясь поднять глаза. Сестры Ингунда и Арнегунда, которых миновало мужнино внимание, немного воспряли — распрямили плечи и сделали вид, что кушают сладости. Острая жалость к этим несчастным и запуганным женщинам охватила меня волной, но вмешиваться было неразумно, ведь я была здесь самой беззащитной и бесправной.

— Тебе понравился подарок? — спросил дракон у Нантиль.

— Да, милорд, — еле выговорила она. — Вы очень добры.

— Как назвала? — продолжал он расспросы, разломив кусок хлеба и бросив в рот.

— Самсон, милорд.

— Дурацкое имя. Кто называет волкодава Самсоном? Ты на львов с ним, что ли, охотиться собралась?

— Скажите, как вам угодно, чтобы я его называла?..

Я видела, что Нантиль уже бледна до зелени, а маркграф словно нарочно пугал ее еще больше. Всякий раз, когда его взгляд останавливался на бедной женщине, она тряслась, как осиновый листок.

— Ну что, Виенн, — сказал вдруг дракон, — такая жена, как она, — он указал недогрызанной коркой на третью конкубину, — угодна небесам? Может, сделать ее еще более угодной? Благовоспитанной…

Гости притихли, уткнувшись в тарелки, а я задрожала едва не сильнее Нантиль. Неужели он готов устроить это на пиру — наказание?.. Но за что? Разве бедняжка чем-то провинилась?

— Сдается мне, ты все же неправильно толкуешь это слово, — продолжал дракон. — Что молчишь? Да или нет?

Я облизнула пересохшие губы и сказала:

— Я толкую его правильно.

— Что? Не слышу, — он подался ко мне.

— Я толкую его правильно, милорд, — сказала я уже громко. — А вы заблуждаетесь.

— Заблуждаюсь?

— Вспомните, что написано в том же послании к Ефесянам, глава пятая, стих двадцать восьмой: мужья должны любить своих жен, как свои тела, ибо никто не имеет ненависти к плоти своей, а питает ее и греет, — я взяла дыхание и закончила, как прыгнула в ледяную воду. — Хотите наказать жену — накажите свою плоть. Руку, ногу или… хвост.

В зале повисла гробовая тишина, только слышно было, как младший брат маркграфа медленно и со скрипом отодвигает кресло, чтобы встать из-за стола.

— Брат, разреши… — начал он злобно, с присвистом, но Гидеон вскинул руку, приказывая ему не вмешиваться.

— В какой книжке написано про драконий хвост? — спросил он у меня обманчиво-любезно.

— Послание к Ефесянам… — забормотала я.

Нантиль попятилась и, крадучись, вернулась за стол. Дракон не заметил, как она ушла, занятый беседой со мной. Беседой! Мне захотелось утереть вспотевший лоб, но я побоялась шевелиться. Стояла столбом перед креслом маркграфа, разглядывая подлокотник.

— Врешь, нет там такого, — прервал меня дракон.

— Есть, — ответила я тихо, но твердо. — Муж обязан любить жену и умереть за нее, если потребуется. Вы умрете за кого-нибудь из своих жен? Хотя бы за одну?

Пир был испорчен окончательно. Гости всеми силами притворялись, что их здесь нет. Дилан поигрывал кинжалом, посматривая то на меня, то на брата.

— Там так и написано: умереть за жену? — поинтересовался маркграф.

— Да, — выдавила я.

— Очень интересно, — он задумчиво почесал шею. — Не помню про «умереть».

— Так для этого вы и купили меня, — подсказала я. — У меня память лучше.

— Она дерзит тебе, брат, — сказал Дилан, еле сдерживая ярость. — Позволь…

— А мы сейчас проверим, у кого память лучше, — сказал маркграф весело. — Глянем в эту проклятую книжку — и проверим.

— Пусть принесут… — начала я.

— Зачем? — дракон хлопнул ладонями по столешнице. — Мы с тобой сейчас сходим и посмотрим, кто прав. Продолжайте, господа, — сказал он гостям, как приказал. — А мы с госпожой Хорошей Памятью прогуляемся. Ее любимая книга как раз завалялась у меня в комнате.

— Э-э… мне… — я попятилась, а дракон допил остатки вина и вытер губы ладонью, глядя на меня пристально.

Черные глаза горели, как угли. Казалось, сейчас он готов наброситься на меня, как дикое чудовище, и съесть без остатка. Я не выдержала и побежала к выходу, сопровождаемая смехом гостей и улюлюканьем Дилана.

Дракон догнал меня через несколько шагов, схватил поперек туловища и легко забросил к себе на плечо, шлепнув пониже спины, чтобы не лягалась.

— Сейчас проверим твою память, цитатник, — сказал он, пинком открывая двери из зала.