Начать сначала

Наида Баширова

Красавице Тине опостылело все: нелюбимый муж, властный свекор, высокомерная свекровь, похотливый деверь. Сможет ли она вырваться из золотой клетки, в которую оказалась заключенной помимо воли, и кто ей в этом поможет? Таинственный попутчик, нашептывающий ей слова искушения? Удачливый бизнесмен, которого она спасла от гибели? Бандит, держащий в страхе весь город?Новая жизнь манит и пугает, соблазняет и обещает. Но жизнь с чистого листа не дается даром, в этом ей очень скоро придется убедиться.

— 2-

Если бы я знала, каково ехать в автобусе, сидя неподвижно на одном месте несколько часов кряду, то плюнула бы на свои фобии и согласилась лететь самолетом или даже поехать поездом. Через три часа спина затекла, ноги словно налились свинцом, голова загудела, как медный котел. Вот бы встать, размять руки и ноги, пройтись немного. Когда, черт возьми, будет первая остановка? Через час? Два? Нет, столько я не выдержу. Я встала, сделала пару приседаний и, держась за поручни, пропутешествовала в конец салона. Никто не обращал на меня внимания. Одни спали, откинув головы на спинки сидений, другие читали книжки или пролистывали глянцевые журналы, третьи разгадывали кроссворды, четвертые тихо разговаривали… Только мужчина лет пятидесяти пяти в старом потертом пиджаке ничем не был занят. Он не читал, не смотрел в окно, ни с кем не разговаривал. Из-под полуопущенных тяжелых век он зорко взирал вокруг, словно выискивал что-то или кого-то. Что-то было в его глазах, грубых чертах лица. Беспокойство, тревога, опасение, страх? Нет, не страх. Но настороженность, несомненно, была. Он будто чего-то опасался или чего-то ждал. Подушечками толстых пальцев он медленно перебирал четки из янтаря и беззвучно шевелил толстыми губами. Мужчина заметил интерес к своей персоне и мазнул по мне таким холодным и жестким взглядом, что сердце ухнуло в пятки, а потом поскакало куда-то со страшной скоростью. Мерзкий холодок пробежал по спине, точно ее коснулись тяжелой ледяной когтистой лапой, все тело тут же покрылось мурашками так, словно меня в одном белье выставили на мороз. Я попятилась назад и торопливо вернулась на свое место. Поерзав на сиденье, я оглянулась и снова встретилась глазами с пожилым мужчиной. Взгляд по-прежнему был настороженным, а губы продолжали безмолвно шевелиться. Он что, боится? Кого или чего? Не меня же! Мне даже захотелось снова встать, подойти к нему и тихо прошептать на ухо, что здесь, в салоне автобуса, ему нечего и некого опасаться. Особенно меня. Интересно, как он отреагирует, если я так и сделаю? Уж точно не обрадуется. Или сочтет меня ненормальной. Второе вернее.

— Чем вас так привлек этот старик? — поинтересовался молодой человек, имени которого я до сих пор не удосужилась узнать.

— Лучше спросите, чем я так привлекла его внимание.

— Ну, это-то понятно. Вы самая красивая девушк, которую я когда-либо видел в своей жизни, — с самым серьезным видом заявил он и добавил: — И сомневаюсь, что увижу впредь.

— Вы молоды, и впереди у вас годы и годы жизни, так что поверьте: вам обязательно повезет, и вы еще встретите на своем пути много красивых женщин, — вежливо проговорила я.

Молодой человек напустил в глаза побольше грусти.

— Разве мы можем знать, сколько Господь отмерил нам на этой грешной земле? Может, я умру уже завтра и вы будете последней красивой девушкой, которую я вижу.

Моя соседка слева фыркнула, и я удивленно воззрилась на нее. Сима тут же приняла серьезный вид.

— Почему так мрачно? — перевела я взгляд на своего собеседника.

— Чего от вас хотел этот старик? — не отвечая на мой вопрос, настойчиво спросил он.

— Ничего он от меня не хотел! Только… — Он вопросительно посмотрел на меня, и я продолжила: — У него очень неприятный взгляд. Я словно споткнулась об него.

— А мне показалось, что старик пытался вам что-то сказать,

— Нет, он просто беззвучно шевелил губами, перебирая четки, как будто читал молитву.

— Ладно, не будем о нем. — Он взглянул в окно, за которым простиралось чистое поле, и чертыхнулся вслух: — Черт, когда, наконец, остановится эта колымага и мы сможем подышать свежим воздухом?

Мы смогли это сделать через два часа. Сима не отходила от меня ни на шаг, ходила за мной как привязанная. Неужели я теперь и шагу не смогу ступить без ее назойливого внимания? Я откровенно игнорировала её присутствие, словно её нет, словно она — пустое место, но, странное дело, это нисколько её не задевало и не смущало. Следующая остановка была через пять часов. Они не показались мне особо долгими, скорее наоборот, пролетели очень быстро. Марк, так звали моего нового знакомого, откровенно флиртовал со мной, включив все свое обаяние. Я ничего не имела против, благодарная ему за легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Если бы не Сима, которая время от времени давала о себе знать то мычанием, то фырканьем, то каким-нибудь словечком, сказанным мрачным и недовольным голосом, я поверила бы, что жизнь прекрасна.

Погода за окном тем временем портилась. Резко похолодало, и за спиной женский голос пожаловался:

— Что-то мне холодно, а теплых вещей я с собой не взяла. Не заболеть бы.

Я обернулась. Прямо за мной сидела девушка приблизительно моих лет и такого же телосложения. Нагнувшись, я вытянула из-под сиденья сумку, извлекла из нее теплый вязаный жакет и протянула озябшей девушке.

— Возьмите, согреетесь, — предложила я.

— А как же вы? Вам самой не холодно? — спросила девушка, но, помедлив, приняла из моих рук жакет.

— Я люблю холод, — отозвалась я и на ее «спасибо» просто кивнула головой.

Когда автобус остановился в следующий раз, Марк вскочил с места, подмигнул мне и направился к водителю. С минуту они о чем-то тихо переговаривали, потом Марк вернулся ко мне и, наклонившись к самому уху, прошептал:

— Сейчас водитель отвлечет внимание Симы, и мы быстренько смоемся.

— Куда? — не поняла я.

— Неужели тебе нравится двадцать четыре часа в сутки находиться под неусыпным взором этой угрюмой надзирательницы? — насмешливо спросил он.

Я неопределенно пожала плечами, заметив, что он перешел на «ты».

— А я думал, что ты давно большая девочка.

— Я большая девочка, — подтвердила я.

— Тогда… Автобус будет стоять минут двадцать, мы успеем отойти подальше от чужих любопытных глаз.

Я выскочила из салона вслед за ним, спряталась за угол продуктового магазина и оттуда наблюдала за тем, как водитель жестом подзывает к себе Симу и что-то ей быстро говорит. Та молча слушала и беспрерывно вертела головой по сторонам, разыскивая меня. Я выступила из тени, помахала ей рукой, и Сима, успокоившись, переключила внимание на мужчину, которому вдруг отчего-то захотелось с ней поговорить. Кажется, он ей нравился. По крайней мере, с её лица исчез неприступный вид, а на губах даже появилось подобие улыбки.

Воспользовавшись моментом, Марк схватил меня за руку и повел в сторону торговых рядов, которыми всегда изобилуют стоянки автобусов и большегрузных машин. Однако к торговым рядам, где предлагали разную снедь, мы подходить не стали, а завернули за угол. Я вскинула голову и на какой-то миг замерла. Передо мной раскинулся красивый ухоженный сад, ничем неогороженный, с большими яблоневыми деревьями, на которых было столько яблок, что ими, пожалуй, можно было накормить население маленького городка.

— Хочешь попробовать на вкус? — спросил Марк, останавливаясь под старой яблоней и хитро поглядывая на меня. Не дожидаясь моего ответа, он сорвал с дерева большое спелое яблоко и протянул мне.

Марк смотрел, как я обтираю золотистый, медово пахнущий плод о джинсы (видела бы моя свекровь, как я ем немытое яблоко, пришла бы в ужас), откусываю и с удовольствием хрупаю сочную свежесть, со странным выражением лица, его потемневший взгляд был прикован к моим губам. Сейчас он меня поцелует, поняла я. Меня еще никто, кроме мужа, не целовал, и мне вдруг стало интересно, каково это, когда тебя целует чужой, почти незнакомый мужчина. Его губы поначалу были твердыми, даже грубыми, потом сделались теплыми, нежными и мягкими, как бархат. Надо отдать должное, Марк умел целоваться. Мне было приятно, но и только, я не дала ему зайти слишком далеко. Слегка задыхаясь, я отстранилась от него.

— Надо поторопиться, как бы автобус не отъехал без нас, — сказала я и дотронулась пальцами до припухших от поцелуев губ.

— Пусть себе едет, — хриплым голосом прошептал он и небрежно махнул рукой. — Давай останемся здесь.

Марк опять полез целоваться, я была не против, но через несколько минут вновь напомнила, что нам пора идти. Он и на этот раз отмахнулся, однако я не позволила снова себя обнять.

— Если ты совсем потерял голову, — хмыкнула я, — то у меня она на месте. Пойдем, — позвала я и первой двинулась в сторону автозаправочной станции, неподалеку от которой встал наш автобус.

Пассажиры давно расселись по своим местам, водитель тоже находился в кабине, только Сима стояла в открытых дверях и высматривала кого-то. Понятно кого. Меня. Увидев нас, она облегченно вздохнула, крикнула, чтобы мы поторапливались, а сама поднялась в салон.

— Поспешим, — сказала я и оглянулась на Марка, который плелся позади. Он как будто не слышал меня, замедлил шаг, извлек из кармана мобильник и начал тыкать большим пальцем по клавиатуре.

— Нашел время разговаривать по телефону, — проворчала я. — Нас ждут.

— Ничего, подождут, — буркнул он.

Рука с мобильником опустилась.

— Иди сюда! — попросил — нет, потребовал он.

Завороженная его взглядом и властным голосом, я успела сделать два шага по направлению к нему, как вдруг за спиной раздался взрыв чудовищной силы. Я попыталась обернуться, но в следующую секунду взрывной волной меня подхватило и швырнуло на три метра, не меньше. Кажется, на какой-то миг я потеряла сознание, а когда открыла глаза, увидела склоненное над собой лицо Марка. Оно было немного бледным, но нисколько не встревоженным.

— Как ты? Жива? — одними губами спросил он и уже громче поинтересовался: — Ты сможешь самостоятельно встать и идти?

Я пошевелила пальцами рук и ног. Кажется, все цело. Я с трудом поднялась, опираясь на руку Марка, оглянулась и в ужасе застыла. Там, где минуту назад стоял наш автобус, бушевало пламя. Горели и несколько легковушек и большегрузных машин, припаркованных рядом. Со всех сторон слышались стоны, крики, кто-то звал на помощь.

— Что случилось? — выдохнула я, ничего не понимая.

— Автобус взорвался, — спокойно объяснил Марк. Совсем близко я увидела его глаза, они ничего не выражали, совсем ничего.

— Нужно идти, спасать людей. — Я было рванула туда, где бушевало пламя, но он удержал меня за руку.

— Не глупи: в этом огне никто не выживет.

— То есть как никто? — пошевелила я губами. — А Сима? — при всем раздражении, которое она у меня вызывала, я не хотела, чтобы она пострадала.

— Нет больше Симы. Никого нет. — Марк схватил меня за плечи, встряхнул, пытаясь привести в чувство. — Надо бежать отсюда, пока не прибыла полиция.

Я ничего не соображала, думая только о том, что людей, с которыми я ехала в одном автобусе почти сутки, нет в живых.

— Мы единственные, кто остался жив, — быстро проговорил он. — Ты представляешь, сколько вопросов будет к нам? Еще подозревать начнут. Так что лучше сматываться отсюда поскорее, пока никто не обратил на нас внимания.

Заграбастав мою руку, он почти силой поволок меня к трассе. Здесь уже выстроилась целая вереница автомобилей. Водители останавливались, выходили из своих машин и заворожено смотрели на пламя, пожиравшее все вокруг.

— Через несколько минут здесь будет полным-полно полицейских и пожарных, — услышала я голос Марка. — Лучше, если никто не узнает, что мы тоже ехали этим автобусом, иначе проблем не оберешься.

Я пыталась возразить, но он взглядом потребовал, чтобы я молчала. Не выпуская моей руки, он шел вперед, пока не остановился возле трех мужчин, громко обсуждавших происшедшее.

— Я еще издали услышал взрыв, — сказал один. — Громыхнуло так, что уши заложило.

— Интересно, кто-нибудь выжил? — спросил другой, пристально вглядываясь в то, что происходило в нескольких десятках метров от него. — Хотелось бы думать, что да.

— Да кто выживет в таком огне?! — возразил третий. Увидев нас, он живо поинтересовался: — Вы видели что-нибудь?

— Нет, — покачал головой Марк. — Мы тоже, как и вы, проезжали мимо. Остановились, услышав взрыв. Моя девушка до сих пор не может прийти в себя. Она просто в шоке. — Он кивнул на меня.

— Неудивительно. Интересно, сколько человек погибло? Автобус был пуст или заполнен людьми?

Вопрос был риторический, но мужчина говорил, глядя на меня, и я уже собиралась ответить, что в автобусе не было ни одного свободного места, когда Марк наступил мне на ногу, заставив тихо вскрикнуть от боли.

— Будем надеяться, что там никого не было и никто не пострадал, — сказал он, обнял меня за плечи и заботливо произнес: — Да ты вся дрожишь, милая. Нам лучше уйти отсюда. Это зрелище не для женских глаз. Тем более не для такой впечатлительной девушки, как ты.

— Да уж, — проворчал один из зевак, — зрелище не для слабонервных. Мы тоже сейчас двинемся дальше. Кажется, наша помощь не потребуется. Здесь уже никому не поможешь.

Я покорно шла рядом с Марком, все еще во власти случившегося. Возле серой «девятки», примостившейся у обочины, мой спутник остановился, открыл дверцу и втолкнул меня внутрь.

— Чья это машина? — додумалась спросить я.

— Какой-то дурак бросил ее посреди дороги, а сам, наверное, побежал смотреть на полыхающий автобус.

— Мы что, угоняем ее? — вытаращила я глаза.

— Ага, — спокойно кивнул он, словно в его действиях не было ничего необычного и он проделывал такое сотни раз. — Ключ в зажигании, грех не воспользоваться этим.

Через час мы были далеко от места происшествия. Я медленно, но верно приходила в себя. Голова постепенно прояснилась, и тут же возникли вопросы, на которые я хотела немедленно получить ответы.

— Куда мы направляемся? — это первые слова, которые я произнесла за прошедший час.

— В какой-нибудь городок, где нас не найдут.

— А нас будут искать?

— Не думаю. Для всех мы мертвы — так же, как и другие пассажиры автобуса.

— Я тоже?

— Ты тоже.

— Но мой муж, мои родные должны знать, что я жива.

— А ты хочешь, чтобы они знали? — Он обернулся и пристально посмотрел на меня.

— Что ты хочешь этим сказать? — не сразу отреагировала я.

— Что у тебя есть уникальная возможность начать жизнь с чистого листа. Никто не знает, что ты жива, никто не будет тебя искать. Ты можешь начать все сначала.

— А с чего ты взял, что я хочу изменить свою жизнь? — вскинула я голову.

— Я не слепой. И я видел, что ты несчастна.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

Он засмеялся и покачал головой.

— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: тебе не нравится жизнь, которую ты ведешь, и люди, которые тебя окружают. Теперь ты можешь все изменить.

— Мои родные… — Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. — Я не хочу причинить им горе.

— Весомый аргумент. Но ты хотя бы попробуй, возможно, такого шанса у тебя больше никогда не будет.

— Змей-искуситель. — Я открыла глаза и зло посмотрела на него.

— Так и есть, — хмыкнул он, повернул голову и весело взглянул на меня.

Я молча отвернулась и услышала язвительное:

— Ну, хорошо, отправляйся к нелюбимому мужу и живи так, как жила до сих пор. — Он помолчал, а когда заговорил снова, его голос был мягок и вкрадчив: — Возвращайся — и всю жизнь будешь задаваться вопросом, а как бы оно было, если бы тебя сочли погибшей.

— Змей-искуситель, — повторила я и снова закрыла глаза.

Искушение было велико. Мне давно хотелось вырваться из тех невидимых глазу цепей, в которые меня заковали люди, якобы желавшие мне добра. Мне опостылела моя жизнь, мне опостылели люди, окружавшие меня. Но больше всего мне опостылел мой муж. В Стасе меня раздражало все: как он ест, как пьет, как двигается, как говорит. Я с трудом выносила его прикосновения, ласки. Я готова была орать во все горло от отвращения, когда он дотрагивался до меня, и иногда действительно громко кричала. Я кричала от отвращения, а он думал — от страсти, и я могла только удивляться тому, что при всей своей проницательности он не догадывается о том, как я его ненавижу. Я хотела уйти от него и однажды прямо заявила ему об этом. Стас долго не мог понять, о чем я говорю — ему и в голову не приходило, что я захочу его бросить, а, поняв, рассвирепел так, что я подумала: пришел мой последний час, сейчас он меня убьет. Он так и заявил: «Скорее я убью тебя, чем позволю уйти». Позже, поразмыслив над моими словами, он пришел к выводу, что я не просто хочу уйти, а уйти к другому. Целый месяц он выпытывал у меня, кто тот человек, из-за которого я хочу его оставить. Мне с трудом удалось убедить его, что такого человека не существует. Кажется, он так мне до конца не поверил. Меня и так донельзя опекали, а тут вообще спасу не стало. Долгое время мне не разрешалось даже за порог дома выходить. Если муж и брал меня куда-то с собой, то следил за каждым изменением в выражении моего лица, на кого и как я смотрю, что и кому говорю. Дошло до того, что я вообще перестала открывать рот и, находясь в обществе, сидела, либо уставившись в тарелку перед собой, либо рассеянно глядя в окно. Муженек успокоился только через полгода. Я больше не заикалась о своем желании уйти, уверенная, что он из-под земли меня достанет и выполнит свою угрозу — убьет не поморщившись. А теперь у меня была возможность без потерь уйти от него. Впрочем, потери были. Моя мама и сестры будут думать, что я мертва. Будут ли они страдать от этой мысли? Сестры откровенно мне завидовали. Они не были красивы, как я, и свое замужество, в отличие от моего, удачным не считали. Узнав, что я мертва, они, возможно, и всплакнут, но долго горевать не будут. А мама? С рождением каждого последующего ребенка она теряла часть здоровья, так что особой радости мы, дети, в ее жизнь не привнесли. К сорока пяти годам ее здоровье окончательно пошатнулось. Из нее словно выжали все жизненные соки, и теперь ее ничто не занимало: ни ее муж, ни дети, ни внуки, ни она сама. Она словно оцепенела, равнодушно взирая на происходящее вокруг и не желая в нем участвовать. Если моя смерть и выведет ее из оцепенения, то только на короткое время. Отец последнее время много пил, так что наверняка найдет утешение на дне бутылки. Что касается родственников мужа, то для них я по-прежнему, даже спустя много лет, оставалась чужой. Долго оплакивать меня они не станут. Скорее почувствуют облегчение и возьмутся еще больше опекать моего сына, который как две капли похож на своего отца. Станет ли Данила тосковать по маме? Приходилось признать: мой сыночек больше привязан к бабушке, чем ко мне. О муже думать не хотелось. Главное — чтобы он поверил, что меня нет в живых. Я поймала себя на мысли, что согласилась отринуть прошлое и начать новую жизнь, где не будет людей, которые так много значили в моей прошлой жизни и которые «меня истерзали и сделали смерти бледней — одни своей любовью, другие — враждой своей». Почему-то на память пришли стихи Гейне, и я медленно, безо всякого выражения прочитала их вслух.

— Что тебя на лирику потянуло? — в голосе Марка слышалось недоумение.

— Не знаю, — пожала я плечами.

— Ну, так что ты решила? — через некоторое время поинтересовался он, с любопытством глядя на меня.

— Была — не была! — с беспечностью, которую вовсе не ощущала, сказала я. — Начну жизнь заново и погляжу, что из этого получится.

— Вот это по-нашему! — поддержал он меня.

Мне показалось или нет, что он облегченно вздохнул?

— А если ничего не получится, всегда можно вернуться.

— Как ты это себе представляешь? — усмехнулась я. — Заявлюсь через пару лет и скажу: «Вот я, прошу любить и жаловать»?

— Всегда можно что-нибудь придумать. К примеру, у тебя была амнезия, а теперь ты все вспомнила и вернулась.

— Ты насмотрелся сериалов, — фыркнула я.

— Ну почему же? В жизни и не такое случается, — философски заметил он.

— Может быть. Но уж какими, а легковерными ни моего мужа, ни его родственников не назовешь.

— Уверен, твой муж простит тебе все, одурев от счастья при одной мысли, что ты снова с ним.

В это мне верилось с трудом, но делиться своими сомнениями с Марком я не стала. Вместо этого я спросила:

— Не боишься, что владелец автомобиля уже заявил в полицию об угоне и нас теперь ищут? Стоит сообщить постам ГАИ…

— Не бойся, никто нас не остановит.

Он проявлял странную беспечность, и я так ему и заявила.

— А я везучий, — сверкнул он глазами.

— Хочется в это верить, — пробурчала я.

— Уж поверь. Моя покойная мать всегда говорила, что я в рубашке родился. Примеров уйма. Вот самый свежий: я мог оказаться в автобусе, когда прогремел взрыв, но этого не случилось. А ведь это ты спасла меня. Если бы я не решил приударить за тобой…

— Я могу сказать то же самое о себе. Если бы ты не увел меня подальше от места стоянки…

— Будем считать, что мы оба в рубашке родились.

Ни думать, ни говорить о том, что нас ждет впереди, не хотелось. Хотелось свернуться калачиком в теплой мягкой постели и заснуть. Видимо, он угадал мое состояние, потому что сказал:

— Сейчас мы въедем в какой-нибудь городок, найдем гостиницу и завалимся спать. Тебе следует хорошенько отдохнуть, да и мне это не помешает.

Гостиница оказалась маленькой, но уютной и чистенькой. Марк взял один номер на двоих, я было воспротивилась, но он заявил, что нам лучше держаться вместе. Машину он бросил при въезде в город, до гостиницы мы добирались на такси. Гостиничный номер состоял из квадратной комнаты, большую часть которой занимала двуспальная кровать, а также ванной и балкона, выходящего на оживленную улицу. Первой душ принимала я. Я долго стояла под горячими струями воды, смывая с себя не только дорожную пыль, но и усталость этого долгого и, возможно, судьбоносного для меня дня. После всего пережитого я думала, что не смогу уснуть, но стоило мне положить голову на подушку и закрыть глаза, как я тут же провалилась в глубокий сон и уже не видела, как ложился в постель Марк. Проснулась я от того, что кто-то тряс меня за плечи. Я с трудом разлепила глаза и встретилась взглядом с Марком.

— Тебе приснился кошмар, — объяснил он. — Ты кричала во сне.

Я провела ладонью по лицу. Кожа была влажной от пота, а майка неприятно липла к телу. Наволочка на подушке тоже была влажной, простыня смята и холодна на ощупь

— Что тебе снилось?

Я не сразу смогла произнести:

— Автобус, объятый пламенем, крики и стоны людей. Еще я чувствовала запах горелого мяса. — Я закрыла глаза, заново переживая случившееся.

— Ну-ну, успокойся! Все позади. Главное — мы живы. — Он протянул руку и убрал прилипшую прядь волос с моего лба. — Тебе лучше принять душ, а я попрошу горничную сменить постельное белье.

Я с трудом встала на ноги, но смогла сделать только два шага. Голова закружилась, перед глазами замелькали черные круги, и я бы упала на пол, если бы Марк не подхватил меня на руки.

— Все вы, барышни, одинаковые, — засмеялся он, — чуть что — сразу в обморок.

Он отнес меня в ванную комнату, помог раздеться, усадил в ванну и открыл горячую воду. Странно, ни стыда, ни смущения я не испытывала, словно знала Марка не несколько часов, а всю жизнь. Его руки были сильными, теплыми и нежными, когда он намыливал мне голову, спину, руки. Потом он насухо вытер меня, облачил в банный халат, снова подхватил на руки и понес в комнату. Затем исчез на несколько минут и вернулся, неся в руках стопку чистого белья.

— Нечего тут делать горничной. Я сам справлюсь, — пробормотал он и в считанные секунды сменил простыню и наволочки.

— Теперь можешь ложиться. Залезай в постель, — предложил он.

Я не спешила следовать его совету, свернувшись клубочком в кресле. Он вопросительно взглянул на меня, что-то пробормотал себе под нос, через секунду оказался рядом и приблизил ко мне свое лицо.

— Кажется, тебе нравится, когда тебя носят на руках, — улыбнулся он краешками губ, сгреб меня в охапку и перенес на кровать.

Я уткнулась лицом в подушку, закрыла глаза, но сон не шел.

— Хватит думать о том, что сегодня произошло, — услышала я ворчливый голос Марка. — В этом нет твоей вины.

— Не получается не думать, — с горечью прошептала я.

— Хочешь, научу?

Я молча кивнула.

— Это очень просто.

Он повернул меня к себе. Я почувствовала на своей щеке его пальцы, потом они переместились к моим губам, подбородку, шее, спустились на грудь и остановились.

— Говорят, после пережитой вместе физической опасности людей неудержимо тянет размножаться, — усмехнулась я.

— Верно говорят, — поддакнул он. — Подсознание просто требует продолжения рода. А подсознание, как известно, мудрая штука.

— Ладно, давай его слушать.

Может, физическая близость с Марком действительно заставит меня забыть все, что принес с собой этот страшный день? Я не узнаю об этом, пока она, эта близость, не станет свершившимся фактом. Через несколько минут все мысли оставили меня, и засыпала я в состоянии, близком к райскому блаженству.