Хантер

Надежда Сергеевна Сакаева, 2021

Хантер и не думал никого спасать – он ведьмак, а не идиот. Еще он не думал лезть в дела эльфов с йольфами – такое всегда себе дороже обходится. И уж точно совсем не думал обзаводиться спутником в лице болтливого волка. Только все это случилось, и теперь надо как-то выпутываться. Ведь добро в нашем мире бывает наказуемо, каждый поступок имеет последствия, а пророчества сбываются вне зависимости от того, кто в них верит.

Глава 1. Неправильный ведьмак

Старая повозка, скрипя колесами, катила через лес. Копыта лошади с глухим стуком ударялись о плотную землю, расслабляя, навевая дрему и вытесняя лишние мысли. Впрочем, у Хана и мыслей-то особых не было.

Как говорил один его старый знакомый, торговец тканями:

«Если думать много, то жить будет некогда. А если слишком много — то и незачем».

Хан прикрыл глаза. Точнее, один, правый глаз — левый и без того был спрятан под черной повязкой, что сливалась с прядями давно не мытых волос.

Повозку подбросило на кочке, и Хан поморщился. Он привык передвигаться верхом, да только сейчас особого выбора у него не оставалось — старая лошадь сгинула на Каймановых болотах еще в последнюю его вылазку. Дура сама удила оборвала, в чащобу сбежала, где ее шишиги и оприходовали. Хан тогда ничего даже сделать не смог — мелкожваков уничтожал. Когда пропажу заметил уже поздно было, лишь кости ее нашел и седло, а новым животным обзавестись еще не успел.

Ничего, как только он здесь закончит, у него будет время и на лошадь, и на баню. И возможно, даже на отдых.

Чуткий слух Хана уловил звуки деревни среди шорохов леса прежде, чем она показалась в поле зрения.

Странно. Местные жаловались на одолевавшую их нечисть, но его чувство голода молчало. Нет, где-то в чащобе, среди кустов рябины, прятался лешак, да болотник пел свои песни куликам несколькими милями севернее, но если они кому и угрожали, так лишь одиноким путникам, а не целой деревне.

Ладно, он разберется — за этим и прибыл.

— Тпру-у-у-у-у-у, — зычно крикнул возница, и телега остановилась.

Хан бесшумно соскользнул с деревянного края и растворился в опустившихся сумерках прежде, чем кто-то смог его заметить — он не любил привлекать к себе лишнее внимание.

Дом старосты Хан нашел сразу — крепкий, построенный, что называется «на совесть», он немного возвышался среди остальных. Поднялся на крыльцо, постучал. За дверью послышался скрип половиц, и спустя пару секунд она открылась.

На пороге стоял мужичок лет тридцати пяти, плотный, как соломенный тюк, невысокий, но широкий в плечах.

— Чего тебе? Не видел тебя в деревне прежде. Кто таков будешь, зачем к нам пожаловал? — смерил он Хана недовольным взглядом.

В доме за его спиной горели свечи, аппетитно пахло мясной похлебкой. Кажется, Хан отвлек его от ужина.

— Староста? — спросил он, уже зная ответ.

Видно было, что мужчина привык командовать, привык, чтобы к его мнению прислушивались, и покой зазря не нарушали.

— Ну да, а…

— Хм. Я ведьмак. Дошли слухи, у вас тут нечисть завелась.

— Не похож ты на ведьмака, — мужчина подозрительно сощурился. — Я, конечно, ни одного еще не встречал, но говорят, они совсем не так выглядят.

Хан молча приподнял свою повязку, открывая левый, полностью черный, лишенный зрачка и радужки глаз, а после обнажил зубы, острые на концах, точно у акулы. Он специально не стачивал их уже неделю — знал, что пригодятся.

Мужичок отшатнулся, его пальцы дернулись совершить обережный жест, но он смог взять себя в руки — все же был старостой, а не простым пахотным.

— Верю. Что ж, добро пожаловать, — мужчина отошел, пропуская нежданного гостя и все же, не удержавшись, скрутил за спиной фигу.

Хан поморщился.

Этот жест неплохо действовал на низшую нечисть, очень слабо на высшую, и почти никак на ведьмаков. Разве что раздражал их. Но на иное он и не рассчитывал — люди боялись нечисть любую, неважно, убивала ли она их, как стригойи, помогала ли, как домовые, или защищала, как ведьмаки.

— Как к тебе обращаться-то? — спросил староста. — Я слышал, у вас нет имен, ведь вы не помните своего прошлого.

— Хантер. Можно просто Хан, — кивнул ведьмак, не углубляясь в рассуждения. — Так что у вас за напасть случилась?

— Свое имя я тебе не скажу, это извиняй. Нечисти даже блаженные не представляются. А случилась у нас беда, — начал рассказ мужичок, — жуть рядом завелась. Уж не знаю какая, но подростков наших ворует. Мы с ними давно соседи, мне про них еще прошлый староста рассказывал. Однако раньше все терпимо было. Раз в десяток лет уводили кого, и снова тишина. Потом чаще начали, а сейчас и вовсе распоясались — почти все молодое поколение забрали. Женщины теперь беременеть боятся, матери от своих детей не отходят. А ведьмаки так к нам и не пришли ни разу. Хотя, говорят, где нечисть, там и вы.

— Хм. Разберемся. Где их видели?

Говорил Хан уверенно, но дело было странным. Нечисть здесь живет так давно, ворует детей, и рядом до сих пор не появился ни один ведьмак? Да, ведьмаков мало, всегда было мало, но и этого хватало.

К тому же сам он никого не чувствовал, и уже одно это казалось подозрительным. Его голод, конечно, не столь силен, как у прочих, полноценных ведьмаков, но чтоб настолько… нет, никогда прежде такого не бывало. Хоть что-то, да должно проскочить!

Но не проскакивало.

— В лесу, в чаще, севернее деревни. Иногда они выходят на опушку, но не слишком часто. В основном ночью появляются, но и днем бывают. Скот их боится, да и люди тоже, — передернув плечами, объяснил староста.

— А как выглядят? — ведьмак нахмурился.

Чтоб нечисть, да днем? Еще страннее…

Из всей нечисти под прямыми лучами солнца без страха появлялись только полуденницы, лешаки с берегинями, стихийные духи да сами ведьмаки. Остальные по чащобам прятались, либо туманом себя обволакивали, или сумерек да пасмурной погоды хоть ждали. Но не в пекло же, когда прямо в макушку светит. Тем более, лето в этом году жаркое выдалось, даже Хану порой неуютно бывало, а тут такое.

Непорядок.

— Большие, черные, мерзкие, — сумбурно описал староста, взмахнув руками.

— Хм. Хорошо. Завтра утром буду искать. А пока мне бы место для ночлега, да еду.

— Можешь у меня остаться. А вы и по-человечески едите? Ходят слухи… — страх старосты начал уступать место любопытству.

— Я ем, — перебил его Хан. — А за работу возьму лошадью. Желательно вперед.

— Будет тебе лошадь, — кивнул староста, смекнув, что гость не настроен на разговоры.

Наскоро поев удивительно вкусной похлебки, Хан улегся на выделенную ему лавку, закинул руки за голову, прикрыл глаза.

Спустя пару минут его дыхание выровнялось, одна нога расслабленно упала вниз, коснувшись деревянного пола. Со стороны могло показаться, будто бы он спит, но так лишь казалось.

Ведьмаки не спят — вы вообще когда-нибудь встречали спящую нечисть? И Хан, даже с его ведьмачьей неполноценностью, так же не спал — лишь погружался в полудрему, в любой момент готовый проснуться, вскочить и защищаться. Или грызть глотки — смотря по обстоятельствам.

Итак, кто же тут завелся, такой непонятный?

Детей крали многие, но чтоб подрощенных, уже почти полноценных женщин и мужчин… о таком Хан прежде не слыхал. Да и описание казалось странным, хотя это-то и не удивляло — крестьяне никогда толком нечисть рассмотреть не могли, уж слишком ее страшились.

Хан плотнее сжал губы, задев их своими же острыми зубами. Отвык он от этого ведьмачьего знака, ой отвык — больно долго стачивал, чтоб не слишком выделяться. Не любил Хан, когда в него пальцами тычут, да фиги за спинами крутят.

Никто не знал, откуда берутся ведьмаки, и кем они были прежде — какую судьбу имели, что за жизнь вели…

Да и редко кто видел настоящего ведьмака. За всю жизнь раз может, а то и меньше, ведь предпочитали они находиться вдали от людей.

А люди боялись и уважали их. Уважали за силу и то, что ведьмаки боролись со смертельно-опасной нечистью. Боялись — потому что ведьмаки и сами были нечистью. Разумной, похожей на людей, но все же нечистью.

Нечистью, охотившейся на себе подобных.

Ведьмаки являлись из пустоты. Они не помнили ни секунды из своего прошлого, не знали ни отца, ни мать, не ведали, что значит детство, влюбленность и семья.

Просто в один момент они приходили в себя, не зная ничего о том, что было раньше, но зная все о нечисти и способах ее уничтожения.

Кто-то говорил, что ведьмаков создавали маги из своих нерадивых учеников. Кто-то — что они появлялись благодаря молитвам, когда опасной нечисти становилось слишком много. Были и те, кто считал, что ведьмаки — это украденные, но сбежавшие от другой нечисти дети.

Правду все равно никто не знал. Да и кому она нужна была, эта правда? Ведьмакам уж точно нет, ведь единственным, что их волновало был голод.

Люди не понимали, почему ведьмаки охотятся на себе подобных, если те не просили за это ни денег, ни славы. Но люди не знали, что иначе ведьмак в прямом смысле не может жить. Потому что питались ведьмаки жизнями прочей нечисти. И чем сильнее, опасней и кровожадней эта самая нечисть была — тем лучше она утоляла голод ведьмака. Вот поэтому, стоило только появиться где-нибудь жуткому монстру, как следом объявлялся ведьмак и уничтожал его.

И поэтому ведьмаки большую часть своей жизни проводили в пути, не интересуясь ничем, кроме нечисти, да изредка друг другом.

Говорили, что ведьмаки, как и вся нечисть, ничего не чувствуют, никого не любят, никаких привязанностей не имеют. Но этого Хан точно не знал.

Он ведь не был полноценным ведьмаком.

«Дефективный», — как-то в шутку назвал его все тот же торговец тканями, и это казалось весьма близким к истине.

Хантер-Охотник — такое прозвище дали ему люди уже очень давно, и оно прилипло к нему, став именем.

Как и все ведьмаки, он чувствовал голод, и нечисть, и знал об этом все, что только возможно.

Он прекрасно владел практически любым оружием, хотя обычно предпочитал пару изогнутых кинжалов. И убивая, он забирал энергию жизни, повышая свою силу, чувства, выносливость, и отдаляя смерть.

Как и у всех ведьмаков, у него были острые акульи зубы, которыми он, при желании, мог вспороть любое горло. И которые он стачивал каждый день, чтобы меньше отличаться от людей.

Как и вся нечисть, он прекрасно видел в темноте, не только ведьмачьим, но и человечьим своим глазом, хотя ведьмачьим мог видеть все же гораздо больше. И, конечно, он владел низшей, навьей магией.

Вот только, в отличие от остальных, его волновал ни один лишь голод — Хан чувствовал. Возможно, не в той степени, что могут люди, но точно больше прочих ведьмаков.

Да и голод его не был столь силен. Нет, ему нужно было убивать нечисть, иначе он просто перестал бы существовать. Но он не делал этого так часто, как остальные. Он мог жить среди людей, пряча ведьмачий глаз под повязкой, а зубы — за напильником. Он мог есть простую пищу, и ему нравился ее вкус. Хотя смертные все равно его сторонились — чувствовали навью силу, инстинктивно ощущая, что он не человек.

А кроме всего этого, было еще кое-что, что отличало его и от ведьмаков, и от людей. Это «кое-что» он научился ловко прятать за чернотой своих волос, и это «кое-что» отталкивало от него других даже больше, чем зубы, или черный глаз. Из-за этого «кое-чего» он потратил несколько десятков лет своей новой жизни на поиски себя старого, своих родных и своих истоков.

Лишь время позволило ему смириться с тем, что прошлое ушло безвозвратно, и научившись скрывать эту деталь своей внешности, Хан постарался забыть о ней навсегда.