У старых грехов тени длинные

Надежда Семенова, 2021

Жизнь Светланы вполне благополучна: большой дом, муж занимает достойное место в родном поселке. Молодая женщина привыкла во всем подчиняться мужу и уважать его желания, но всю свою любовь отдает дочери, двенадцатилетней Виталине. Тем печальнее отчуждение, которое появилось в отношениях с Витой. Совсем недавно славная добрая девочка стала замкнутой и грубой, перестала учиться. Светлана никак не может понять причин такой перемены. Ее собственное детство не было безмятежным: матери рано не стало, об отце доброго слова не скажешь. В детстве мужа тоже были мрачные пятна, о матери и сестре он вспоминать не любит… Геннадий считает, что дочь переживает неудобства переходного возраста, – все просто и ясно, никаких секретов, никаких мрачных тайн. Какие могут быть тайны в небольшом якутском поселке, где большинство знают друг друга с детства, где жизнь протекает на виду у окружающих?..

Глава 8

Уже вторую неделю температура на улице держалась ниже пятидесяти градусов, и Светлане стало казаться, что мороз таинственно пахнет свежими огурцами. Сугробы укрыли улицы и крыши толстым одеялом. Солнце выглядывало всего на несколько часов, одаривало мир неясной мимолетной улыбкой и поспешно заваливалось за покрытый дымкой горизонт. Замерла, затихла природа, только люди продолжали копошиться в домах, затерянных посреди белого безмолвия.

Впереди замаячил Новый год, Светлана начала запасаться подарками. В прошлом году маленькие сюрпризы, пусть самые незатейливые: блокнотик с нарядной обложкой, набор разноцветных ручек, плетеный бисерный браслетик — вызвали радость у каждого. Рассыпались в благодарностях девчушки из Виткиной гимназии. Улыбнулся, на мгновение превратившись в ушастого мальчишку, молчаливый завхоз. Главной Виткиной подружке Леночке достался брелок для ключей с приделанной к нему на цепочке плюшевой игрушкой. Леночка тут же надела кольцо брелка на палец, расправила мохнатые ушки крошечной плюшевой панды и понесла показывать матери. Принарядившаяся для ежегодного праздничного вечера Шура зашлась кирпичным румянцем, нашла Светлану в толпе и благодарно кивнула. Светлана неловко улыбнулась в ответ, пообещав самой себе, что на следующий Новый год обязательно подготовит что-нибудь и для Шуры.

В спальне зашелся требовательной трелью стационарный телефон, его поддержал параллельный аппарат на кухне. Светлана отложила в сторону корзину с вещами для починки. Кто бы это мог быть? Федора Игнатьевна звонила обычно на мобильный, горстка коллег, с которыми Светлана поддерживала отношения, могли и не знать номер домашнего телефона. Светлана сняла трубку и перешла в свою комнату. Угловая комната дома всегда была тихим, спасительным местом, куда не доходили звуки внешнего мира.

Телефон на Гениной тумбочке звонил, казалось, из последних сил. Номер звонившего в окошечке плоской трубки на подставке отличался от номера директора Виткиной гимназии на две последние цифры. Светлана прочистила горло и схватила трубку. В ухо застрекотал незнакомый, механический голос. Вдруг почудилось, что на том конце провода не человек, а бездушный аппарат.

— Да, мама Золотаревой, — ответила Светлана, чувствуя себя неизвестно в чем виноватой, — приятно… познакомиться. Я слышала, что в гимназии… новый завуч.

Слова посыпались из трубки с такой скоростью, что закружилась голова. Светлана присела на кровать:

— Совсем не делает домашние задания? По какому предмету?

Трубка разразилась длинным списком упущенных предметов, дат и количеством не сданных домашних работ.

Вот почему Федора Игнатьевна окрестила нового завуча «роботом», Светлана виновато пожала плечами, сообразила, что робот в телефоне не может ее видеть:

— Я постараюсь разобраться…

В трубке будто кликнул переключатель скорости.

— Не случилось ли чего дома, что вводит девочку в дополнительный стресс? — четко проговаривая слова, сказала завуч.

В телефоне зашуршало, словно она сверялась с бумагами, уточняя «девочкино» имя.

— Не знаю, что вы имеете в виду, — сказала Светлана, — мы с мужем делаем все, что полагается…

— Возможно, имеет смысл поговорить со школьным психологом, — перебила завуч, — наша гимназия предлагает широкий выбор внеклассных услуг…

Светлана прикрыла глаза, пережидая рекламу, вежливо дождалась конца и попрощалась.

— Спасибо, что вы доверили вашего ребенка нашему учебному заведению, — проскандировала завуч и отключилась.

Светлана осторожно поставила трубку на треугольную подставку. В одном завуч-робот была права: с Витой определенно что-то происходило. За последний месяц она сильно поправилась, почти не выходила из комнаты, пропустила две недели танцев, а тут еще и уроки перестала делать.

— Вита!

Голос бессильно метнулся по комнате и увял, не долетев до адресата.

Светлана зажала свитер под мышкой и пошла выковыривать Витку наружу.

Скрипнула под ногами половица перед Виткиной комнатой, Светлана постучала костяшками пальцев по двери.

— Я сплю! — глухо, словно из подземелья, крикнула Вита.

Светлана постучала опять, затем еще, на этот раз настойчивее. Все эти правила «не заходить в мою комнату без спроса» казались бессмысленной игрой, в которую лично Светлану никто не приглашал, но в которую упорно играли и дочь, и муж.

— Что? — неясно промямлила Вита.

Прикинув, что вопрос можно считать приглашением, Светлана открыла дверь.

В нос ударил странный запах, словно где-то в комнате гнила коробка бананов, что вполне могло оказаться правдой. Вита все реже добиралась до кухни и все чаще ела в своей комнате. В тусклом свете ночника гора одеял на кровати напоминала заброшенную медвежью берлогу.

— Медведь, выходи, сова пришла, — сказала Светлана, — как насчет… мясца с душком.

Гора одеял и подушек на кровати слегка вздрогнула, и оттуда высунулась непричесанная Виткина голова.

Светлана подошла к окну и раздвинула шторы. Комнату залил бледный зимний свет, больше похожий на сумерки.

Вита прикрыла глаза рукой.

— Доброе… утро, — сказала Светлана, — в смысле день уже на дворе!

Вита медленно, как гусеница, выдвинулась из-под одеяла и безразлично дернула плечом.

— Хочу перевязать тебе свитер, — жизнерадостным тоном сообщила Светлана, — не померишь еще раз?

В тусклых Виткиных глазах мелькнуло нечто живое. Интерес? Раздражение?

Проклиная себя за ненатурально оживленный тон, Светлана разразилась каскадом слов. Она рассказала Вите, что Спартакиада по вольной борьбе среди школьников уже почти закончилась, и, как главный организатор, «папка» должен присутствовать на всех мероприятиях, и поэтому он уже с утра уехал по делам. Что погода сегодня лучше, чем вчера, и туман почти исчез.

— Прекрати называть его «папкой», — пробурчала Вита, выползая из кровати и нехотя натягивая на себя свитер.

— Не хочешь, не буду, — покладисто сказала Светлана и оценивающе прищурила глаз.

Свитер обтягивал Виту плотно, как… как колбасная шкурка!

— Ты дышишь, — буркнула Вита.

— Все люди дышат.

— Сердито дышишь, — уточнила Вита.

— Повернись.

Вита неуклюже развернулась на пятках.

Вид сзади был ничуть не лучше, чем спереди. Чтобы удержаться от критики, Светлана сжала губы сложенными в прищепку пальцами.

— Ты опять дышишь.

— Ты еще дышать мне запрети! Почему ты до сих пор в пижаме?

— Кое-кто выдернул меня из кровати, мерить этот… чесучий свитер! — Вита хлопнула по бедрам руками-сосисками.

— Не ужинаешь совсем, а смотри, как поправилась! — не удержалась Светлана.

Витка зашлась стыдным румянцем и на миг слилась со свитером.

Светлана отвела глаза. Сам по себе, не в комбинации с оплывшей мрачной Витой, свитер был очень даже красивый. И узор получился славный. Кто же знал, что Вита перестанет напоминать саму себя!

— Придется-таки свитер распустить, — вздохнула Светлана, не в силах скрыть разочарование.

Вита неловко ссутулила плечи, словно надеялась уменьшиться в размерах.

— Можно, я сниму свитер?

— Ну что же с тебя взять, снимай, — Светлана старалась не смотреть дочери в лицо, — забыла сказать, сегодня церемония награждения, папа собирался взять тебя с собой.

— У них уши противные, — буркнула Вита, выдирая телеса из свитера.

— Уши? — опешила на миг Светлана. — Ах, ты про спортсменов. Не у всех уши безобразные, а только у тех, кто решил не откачивать накопившуюся в ушной раковине жидкость…

— Мне все равно, — перебила Вита и демонстративно ухватилась за край одеяла.

— А уроки кто будет делать? — Светлана вывернула свитер наизнанку и посмотрела на швы. Дернул же ее черт так капитально стачать детали. Сколько времени потрачено впустую! — И не забывай при встрече здороваться.

Вита присела на кровать и тихо, словно про себя, пробормотала:

— А смысл?

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Светлана, таким пустым и надтреснутым показался ей Виткин голос. — Какой смысл здороваться? Вообще, или только с родителями? Даже не знаю, что тебе и сказать, существуют нормы приличия…

— Приличия? — Вита неожиданно, словно ее ударило током, дернула головой. — О каких, на фиг, приличиях ты говоришь?!

— Что это за тон? Как ты со мной разговариваешь?

— Неприлично? — фыркнула Вита. — Нарушает твое кредо «ничего не слышу, ничего не вижу, никому ничего не скажу»?

— Кредо? — с негодованием повторила Светлана, одновременно испытывая невольное восхищение. Вита пользовалась словами, которым сама Федора Игнатьевна бы порадовалась. — Что ты можешь знать про меня и мое… кредо.

— Ровно столько, сколько ты знаешь про меня, — процедила Вита.

— Немедленно прекрати! Развела философию на пустом месте! Не хочешь ехать? Пожалуйста, сиди дома. Никто не собирается заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Мы с папой…

— Какой смысл с тобой разговаривать! — звенящим голосом перебила ее Вита.

— Ну вот, опять довела себя до слез, — вздохнула Светлана, — что с тобой происходит…

— Можно подумать, тебе интересно…

— Я твоя мама, — Светлана растерянно развела руками, — конечно, мне интересно, что с тобой происходит.

Вита быстро отвернулась.

— Хоть бы волосы расчесала, — сказала Светлана, рассматривая волосы на Виткином затылке, которые выглядели как лохматый кусок войлока. — Хочешь, помогу расчесать?

Вита резко повернулась и выкрикнула, белея лицом:

— Что я хочу? Я хочу, чтобы меня никто никогда не трогал!

Слова словно ударили Светлану под дых. Стало трудно дышать. Думать. Шевелиться. Даже Виткин профиль выглядел теперь чужим. Тяжелые щеки. Злые губы. Светлана с усилием отвела глаза. Мамы должны любить своих детей. Какими бы они ни были. Она не имеет права. Так плохо. Думать. Про собственную. Дочь. В глубине души Вита славный и добрый человечек…

Вдали заурчал, поднимаясь в гору, мотор приближающейся машины. Светлана подхватила свитер и почти бегом выскочила из комнаты.

Геннадий снял шапку и картинно встряхнул, брызнули по сторонам капельки мгновенно растаявшего в помещении инея. Как в театре, подумала Светлана. Время от времени наступал период, когда муж начинал вести себя так, словно за ним наблюдали. Случалось это нечасто, но всегда заставало Светлану врасплох, и она чувствовала себя статистом, которому забыли сказать название исполняемой пьесы.

Геннадий подошел к зеркалу и пытливо осмотрел свое лицо.

— Что новенького в пубертатных широтах? — Он широким движением мотнул головой в сторону Виткиной комнаты, напомнив разгулявшегося барина. — Оделась уже? Нам скоро выезжать.

В голове Светланы зазвенели цыганские бубенцы и эхо конских копыт.

— Не пойму, что с ней происходит, — сказала она, усилием воли придавливая разыгравшееся воображение.

— На то они и подростки, — Геннадий широко улыбнулся в зеркало, — в растущем организме бродит бешеный гормональный коктейль. Любая проблема выглядит драматично. Наберись терпения, пройдет время, Вита повзрослеет, и мы с улыбкой вспомним прошлое.

— Ты правда так думаешь? — Светлана вытянула шею, пытаясь поймать взгляд Геннадия в зеркале.

— Уверен. — Геннадий повернулся и потрепал ее по плечу.

«Спасибо, барин», — тоненько сказал внутренний голос. Светлана икнула от неожиданности.

— Что? — повернулся Геннадий.

— Дерзит, говорю, — Светлана перевела дыхание, — не хочет никуда ехать.

— Так и сказала? — В глазах мужа мелькнул тревожный огонек. — Объяснила почему?

— Уши, говорит, у борцов противные…

Настороженное выражение мгновенно испарилось из глаз Геннадия. Он красиво закинул голову и рассмеялся:

— Какая внимательная! Уши у борцов — еще те, хороший пельмень позавидует!

Светлана дождалась, пока стихнут разливы легкого, как летний дождь, смеха.

— Обедать будешь?

— Нас накормили. Шура из «Березки» целый противень тефтелей притаранила, Леночка ей помогала. Чудная девчушка. — Геннадий одобрительно покачал головой.

— Лена, небось, матери не хамит, — вздохнула Светлана.

— Чужая душа потемки, — Геннадий сморщил нос, словно унюхал что-то несвежее, — никогда не знаешь, что происходит за чужими стенами. Пойду погляжу на надутую Виткину физиономию.

Геннадий сказал все легким тоном и наверняка не имел в виду, что она отвечает за Виткино настроение, но Светлане все равно захотелось начать оправдываться.

— С тобой она хотя бы нормально разговаривает, — затараторила Светлана, — давай я бульон согрею, а ты отнеси. Мясо, так и быть, может не есть.

— Не пищей единой жив человек, — отмахнулся Геннадий и пружинисто зашагал по коридору.

«Орел, а не мужчина», — сказал внутренний голос.

— Тьфу, — сплюнула от неожиданности Светлана.

Вдалеке закрылась с хлопком дверь. Театр вместе с главным героем переместился в Виткину комнату.

Светлана прислушалась.

Внутренний голос молчал, как прибитый.

Светлана зажала под мышкой злополучный свитер и отправилась в гостиную, перебирая на ходу невеселые мысли. Неудивительно, что Вита предпочитает общаться с ярким, полным жизни и драмы отцом, а не с озабоченной «правильным питанием» клушей-матерью. Светлана была абсолютно уверена, что не пройдет и получаса, как у Витки совершенно изменится настроение.