Гретель

Надежда Валентиновна Гусева, 2023

В том самом сумрачном лесу, что окружает каждого человека, думающего, что он дошёл до середины жизни, случаются разные чудеса. Юрик спокойно соседствует с другом, пишущим сны, и с девушкой, поедающей чужую радость; в его окружении есть гениальная художница и ненормальные клиенты; в его руки попадают волшебная уточка и таинственные фотографии. Но лишь одно греет его душу – мечта о Гретель, которая, конечно же, должна вывести его из тёмного леса.

Чудо пятое

Гретель

Всю дорогу она молчала. Юрику было неловко. Казалось бы, чего? Ну, не хочет человек трепаться. Не все клиенты настроены с ним разговаривать. Но они не молчали так. В молчании Гретель ему чувствовалось что-то победное и торжественное. Вот она легко и неторопливо уселась на сиденье рядом с ним, щёлкнула ремнём безопасности, вытянула ноги в потёртых замшевых ботинках и сложила руки на коленях. И застыла — спокойная, как гранитный Сфинкс. Юрику захотелось отодвинуться.

Они ехали через весь город, петляя по улицам, а дворники размазывали весенний ливень по лобовому стеклу. И от Гретель пахло ливнем — её серое шерстяное пальто напиталось весной, сырые волосы повисли сосульками. Юрик включил печку. Пальто запахло овечками.

— Приехали, — сказал коротко, грубо, как нельзя говорить с клиентами.

Гретель молча вышла.

Юрик злился — на себя, на свою глупость, на то, что накручивает себя, как истеричная пенсионерка. Но поделать ничего не мог. Когда таблетка ключа провалилась в подъездный замок, у него было только одно желание — послать всё подальше, сесть машину и свалить.

Гарик встретил у дверей, застенчиво улыбнулся. Это он умел — такой беззащитный, очкастый, просто единственный внучек в большой профессорской семье. Гретель тоже улыбнулась — безлико и вежливо, кивнула и сразу прошлёпала мокрыми ботинками в комнату. Юрику захотелось её убить.

— Замечательная лампа, — мягко сказала она.

Зелёный свет в серой полутьме комнаты, уютный островок среди ненастного дня — лампа светила ненавязчиво и таинственно. Юрик словно впервые увидел её.

— Можно куда-нибудь повесить на просушку?

— Простите, что?

— Пальто. Я повешу на батарею? — она двигалась спокойно, по-хозяйски. — Ой, простите, ботинки… я сейчас.

— Если не хотите, можно не снимать.

— Нет, ну что вы… А долго это будет продолжаться? Просто я тороплюсь.

А вот это показалось обидным Гарику. Его лицо обиженно подёрнулось, будто стянулось паутиной. Эй, девочка! Тут вообще-то чудесами торгуют, а не колбасой.

— Нет, как бы… не долго…

— Примерно полчаса, — Юрика всё это уже начало выбешивать, — Но зависит от вас, от вашего восприятия. Максимум — час.

— А я успею? — строгий внимательный взгляд.

Ё-моё, ну за что?

— Не волнуйтесь, там время идёт по-другому. Это же сон. Во сне бывает, что человек несколько дней пережил, а на самом деле прошло минуты три.

— Понятно. Можно воды?

— Конечно.

Конечно же! Что там ещё? Чай с лимоном? Бутер с дорадо? Счас, только скажите! Чёрт.

Юрик принёс стакан с бутилированной водой. Девица вынула из сумочки таблетку, закинула в рот и запила.

— Простите… — Гарик потерянно взирал на неё. — Но если это… То есть, я хочу сказать…

— Мой коллега спрашивает, не является ли данный препарат психо-активным средством или транквилизатором? — холодно припечатал Юрик.

— Ну что вы, — Гретель бесцветно улыбнулась, — Противозачаточное. Просто с утра забыла, а сейчас вот вспомнила.

У Гарика отвисла челюсть.

Гретель уснула сразу — спокойно и легко, с той же бесцветной улыбкой на губах. Юрик выдохнул, мысленно выматерился и отправился на кухню к своему термосу. За окном нещадно лило. Потоки воды медленно несли по асфальту пластиковую бутылку. Юрик наблюдал за ней, и ему всё казалось, что бутылка вот-вот застрянет. Но она всё тащилась, тормозя брюхом на каждом шагу, а потом вдруг закрутилась, прибавила скорости и скрылась за поворотом. И ведь так внезапно! Прямо не мусор, а целая драма. Тьфу. Юрик хлебнул кофе, обжёг губу, послал всё на три буквы и углубился в созерцание телефона — как в ванну залез.

Где-то в холодных мутных водах плыла себе пластиковая бутылка. Всё равно застрянет. Сколько там такие бутылки разлагаются? Лет двести? Тысячу?

— Эй, кофе плесни.

— Допивай, — Юрик подвинул термос.

— А она заспалась.

— Вот и славно. Отдохнёт. А то всё торопилась.

— Пойду, проверю.

— Да сиди ты, ну её к лешему. Гарик!

— А!

— На меня напала скука, уныние и понимание бренности мира.

Гарик прыснул в чашку.

— Ну, это норм вообще-то. Весеннее обострение. У меня что ли, думаешь, не бывает?

— А бывает? Ух ты, какое счастье, что я не одинок. И что ты делаешь? Ходишь по городу с топором?

— Ты не поверишь. Две таблетки афобазола и три глицина. Красота.

— И никаких топоров? Ты меня разочаровываешь. Ладно, чё. Тоже куплю. Афобазол и глицин… как бы не забыть. Сомы грамм — и нету драм.

— Что?

— Книжка такая есть, страшная. Тебе такое нельзя.

— Угу, прикол защитан. Пойду, проверю всё-таки.

Гарик ушёл. Юрик повозил по клеёнке пальцем. Закрутил крышку термоса. Уставился в окно, но там больше ничего не плавало. В коридоре что-то грохнуло — опять, наверное, споткнулся о чужие ботинки, вот раззява, как всегда…

— Э… там это… — он в перекошенных очках ворвался на кухню. Сюда иди… она это…

— Да чего?!

— Не дышит. Или… я не знаю…

— Блииин!

Когда Юрик увидел мёртвую Гретель, он тоже немедленно захотел умереть. Мозг отказывался понимать липкий ужас происходящего. Где-то на самом дне робко трепыхались мысли о суде, позоре и тюрьме. Трепыхались, но пока особо не высовывались — мозг сам себе хозяин, в большинстве случаев знает, как не свихнуться. Зато поистине страшным было мёртвое тело на диване. На Юрика словно столбняк нашёл. А вот Гарик повёл себя на удивление грамотно — быстро справился с истерикой, подобрался, успокоился и принялся тормошить бездыханную девушку.

— Ну что ты стоишь?! — крикнул он, открывая ей веко и светя в глаз фонариком от телефона. — Сердце жми!

Бесполезно — Юрик стоял столбом и таращил глаза.

— А, чёрт… Охренеть с тобой можно! Эй!

Внезапно он оказался возле Юрика. Раз… и тот согнулся пополам. Доходяга Гарик врезал ему прямо в солнечное сплетение.

— Всё! Хорош симулировать! Сюда иди, сказал! Будешь тупить, с трупаком останемся.

Дальше было как в тумане. Гарик нещадно жал грудную клетку. По лбу его лился пот, щёки покрылись красными пятнами. Юрику достался рот. Вдыхая свой воздух, свою жизнь в чужое вялое тело, он дрожал от отвращения. Губы девушки были похожи на сдувшийся шарик, пролежавший всю зиму на снегу. Если бы Юрик мог думать, то подумал бы о том, что навсегда передумал целоваться и теперь сожалеет, что не раз допускал такую оплошность. Но он не мог думать — только чувствовал, что ему страшно, неизъяснимо страшно. И ещё, что запах Гретель ему совсем не нравится. Из её рта пахло съеденной пищей, мясным теплом и чем-то острым и химическим, похожим на мяту с хлоркой.

— Замечательно… Пошла, родимая… — Гарик пригладил потные волосы, отдышался.

Гретель коротко вздохнула и пошлёпала губами — как во сне.

— Давай, красотка, вставай, — бормотал Гарик, наклонившись к её лицу.

Девица улыбнулась и повернулась на бок.

— Сеанс окончен, все на выход! — Гарик потряс её за плечо.

Ноль внимания.

— Просыпайтесь!

Юрик чувствовал опустошение и приближение мигрени. В висках поламывало, на лоб будто надели железный обруч.

— Нашатыря ей надо понюхать, — сказал он.

— У тебя есть?

— В аптечке в машине.

— Так тащи!

Когда чистый сырой воздух окутал с головы до ног, наполнил измученные дыхательные пути и вернул ясность зрения, Юрику захотелось раздеться догола и лечь плашмя в лужу. Как та бутылка. А потом медленно-медленно переползти за руль и уехать — тихо, не включая фар. «Почему тихо?» — спросил он сам себя. И сам себе ответил — «Потому что Гарик»

Он нарочито долго рылся в аптечке, ощущая как капли стихающего дождя проливаются за воротник и ползут по хребту. Чувствовал — отпускает. Страх уходил, унося намечающуюся мигрень. А может, и правда — афобазол? А то нервы совсем ни к чёрту.

В полутьме подъезда навстречу спускалась девочка. Она испуганно прижалась к стенке и стремительно проскочила мимо. Юрик недоумённо оглянулся и понял, что несёт пузырёк в прямо вытянутой руке, напряжённо и торжественно, как Святой Грааль.

Девушка сидела на диване, опасливо сжавшись, подвернув ноги, и диким взглядом оглядывалась кругом. Потом порывисто метнула руку в сторону, схватила своё пальто и натянула на себя как одеяло. В глазах застыл ужас непонимания происходящего.

— Что происходит? — Юрик застыл на пороге.

Гарик молчал. Девушка перевела на него безумный взгляд.

— Что происходит?! Это вы спрашиваете? Какого хрена! Почему я тут?

— Э… девушка, вы сами…

— Кто вы, мать вашу?

Голос неприятно звенел. Ничего похожего на недавнее спокойствие.

— Она не прикалывается, — выдохнул Гарик. — Вот блин.

— Кто вы такие?! — снова взвизгнула девица. — Зачем я тут? Вам денег надо, да?! Или меня?

— Э, хорош! — Юрик обрёл дар речи. — Ничего нам от вас не надо. Вам стало плохо, мы помогли. Все. Теперь лучше?

— Лучше, — сказала Гретель. — Кажется.

— Вот и славно. Домой проводить?

— Нет. Я сама.

— Может, чай? Кофе? — Юрик вспомнил про почти пустой термос.

— Нет, благодарю.

Девушка сунула руки в рукава пальто и поспешила к двери.

— Спасибо вам большое, — обернулась она у порога. — Извините, мне очень неловко.

— Да ничего страшного.

— Лампа у вас очень красивая, — послышалось уже с лестничной площадки. — До свидания!

Шаги катились вниз — торопливо и свободно. Где-то на том конце вселенной хлопнула дверь подъезда.

— Что это за дерьмо? Что это за херня, а? — Юрик так и стоял с пузырьком, как дурак.

Гарик молчал. Дверь квартиры так и осталась распахнутой.

— Я вообще-то тебя спрашиваю!

— Капец, — сказал Гарик. — Валить отсюда надо.