Зачем, что и как читать на уроке. Методическое пособие для преподавателей русского языка как иностранного

Н. В. Кулибина, 2015

Пособие представляет собой методическое руководство по обучению пониманию письменных текстов, прежде всего художественных. Понимание рассматривается как одно из важнейших проявлений коммуникативной компетенции. Пособие содержит не только теоретический материал, но и практические рекомендации по внедрению научных положений в языковой учебный процесс. Приведены подробные ответы автора на наиболее частотные вопросы, возникающие при использовании текстов в обучении языку. Демонстрация предлагаемой методики представлена в мастер-классе, подробном описании хода урока с использованием художественного текста. Пособие предназначено преподавателям русского языка как иностранного, неродного и родного. Оно будет полезно специалистам-гуманитариям широкого профиля, а также квалифицированным читателям, интересующимся проблемами понимания при чтении.

1

О тексте

Всякий текст должен рассматриваться

как условие мыслительной деятельности читателя.

С.Л. Рубинштейн

1.1. С чем мы работаем на занятии по русскому языку: с художественным произведением или художественным текстом?

Ответ на вопрос очень важен, т. к. неразличение объектов приводит к путанице и нецелесообразной трате аудиторного времени.

Художественный текст — это, по словам Юрия Михайловича Лотмана, один из компонентов художественного произведения, далеко не единственный, но «крайне существенный компонент, без которого существование художественного произведения невозможно» (Лотман 1972: 24).

Художественный текст — это:

— материальное воплощение произведения художественной литературы;

— его вербализованное (т. е. выраженное словами), зафиксированное в письменной форме содержание;

— совокупное языковое выражение литературного произведения — от первой буквы первого слова до последней точки (или другого знака препинания), стоящей в конце последней страницы.

Понятие «художественное произведение» шире понятия «художественный текст».

Помимо текста, в художественное произведение включают также историю его создания, известные или предполагаемые прототипы героев, событий и др., те или иные свидетельства авторского замысла, авторитетные критические разборы произведения, варианты его литературоведческого анализа, различные интерпретации художественного произведения средствами других видов искусства (известные театральные постановки, экранизации и др.) и т. п.

Художественный текст неизменен, обозрим и конечен даже в том случае, когда речь идёт о многотомном романе-эпопее. Художественное произведение постоянно меняется, дополняется новыми исследованиями, историческими находками, свежими интерпретациями (театральными и киноверсиями), переводами на другие языки и пр.

Полный объём информации, составляющей произведение художественной литературы, доступен только специалистам-литературоведам, да и то не всегда и не всем. Простой читатель в лучшем случае знает немного об авторе, но и это не обязательно. В памяти любого читателя хранятся ситуации, когда сначала была прочитана книга, которая вызвала интерес, в том числе к личности писателя, до той поры неизвестного читателю, что привело к знакомству с другими текстами этого автора, его биографией и т. п.

Для кого же тогда пишутся романы, рассказы и стихи? Для специалистов-литературоведов или для простых читателей? Нам кажется, они создаются для простых читателей. А это значит, что художественный текст самодостаточен, т. е. в нём содержится всё, что необходимо для его понимания, и нет необходимости в дополнительных комментариях разных видов, справочных текстах и т. п. Читатель в состоянии понять художественный текст даже в том случае, когда он не знает о произведении ничего, кроме его текста, и, конечно, языка, на котором этот текст написан.

Художественный текст одновременно принадлежит двум сферам:

— часть множества текстов, созданных на данном языке (устных и письменных, разговорных, научных, деловых и др.), и в этом качестве его основная функция — быть средством общения;

— произведение искусства, факт культуры и тем самым как бы не совсем принадлежит сфере обыденной речевой коммуникации, в этом случае его основная функция — эстетическая.

Эта двойственность создаёт определённые трудности для учебного процесса. Прежде всего, необходимо решить, какой аспект является приоритетным при использовании художественного текста как материала обучения языку.

По словам Ю.М. Лотмана, художественный текст должен быть воспринят прежде всего как сообщение «на естественном языке» (Лотман 1999: 41). Это будет основой его дальнейшего постижения как произведения искусства. Опираясь на это авторитетное мнение, мы рассматриваем художественный текст как коммуникативную единицу, средство общения на данном языке, правда, особое средство, в котором язык реализует не только коммуникативную, но и эстетическую функцию.

Итак, художественный текст для нас, прежде всего, ТЕКСТ, поэтому необходимо повнимательнее присмотреться к этому объекту.

1.2. Какие характеристики текста актуальны для его использования как учебного материала?

Исследователи выделяют довольно большое число характеристик текста. Причём эти списки (как сам набор характеристик, так и их иерархия) варьируются в зависимости от того, кто изучает текст: лингвист, литературовед, социолог и т. п.

Для использования текста в лингводидактических целях, т. е. в процессе обучения языку (как учебного текстового материала), наиболее важными являются следующие:

1) коммуникативная природа текста;

2) информативность;

3) цельность/связность.

1.2.1. Почему мы говорим о коммуникативной природе текста?

Какова специфика текста как явления? И где можно провести границу, отделяющую текст от нетекста? Поисками ответа на этот непростой вопрос занимаются философы. Однако в обыденной жизни человек без особых затруднений различает как вещи, специально предназначенные для «прочтения» и понимания, так и вещи, не рассчитанные на непосредственное использование в целях коммуникации.

«Быть текстом — значит принадлежать к особому миру, миру социальной коммуникации… О тексте в собственном смысле этого слова можно говорить лишь там и постольку, где и поскольку коммуникативная функция полностью подчиняет себе материал вещи, становится к ней в такое же отношение, в каком находится нарицательная стоимость государственного казначейского билета к качествам идущей на изготовление денег бумаги. И как деньги являются средством общения, точно также основная функция текста — быть средством социальной коммуникации» (Антипов, Донских, Марковина и др. 1989: 16–17; курсив наш. — Н.К.). Сказанное относится не только к вербальному письменному тексту, но и к нему может быть отнесено в полной мере (далее мы будем говорить именно о нём).

Текст, как двуликий Янус, тоже имеет два лица: одним он обращён к языку и, по мнению некоторых учёных, является единственной «формой существования языка» (А.Е. Супрун), другим — к коммуникативному акту, к речевому общению.

По мнению авторов «Коммуникативной грамматики русского языка», «язык реализуется во множестве текстов, устных и письменных, либо спонтанно, сиюминутно возникающих для бытовых или деловых надобностей, либо создаваемых для долгой жизни писателями, учёными, мыслителями… Уровень общей и речевой культуры личности определяется объёмом и качеством освоенных личностью текстов из накопленных обществом духовных богатств… Слова организуются в тексты волею грамматики, её правилами, как общими для любого русского текста, так и особыми, отражающими различия между текстами того или иного типа» (Золотова, Онипенко, Сидорова 1998: 6–8; курсив авторский, полужирный шрифт наш. — Н.К.).

Нам представляется очень важной отмеченная связь между уровнем культуры личности и текстами, ею освоенными. Это положение, как нам представляется, весьма существенно для отбора текстов, используемых в языковом учебном процессе (об отборе текстов см. далее в разделе 3 «О методике» (п. 3.4)).

Ведущая роль грамматики в процессе порождения текста, о которой говорится в приведённой цитате, имеет место и на этапе восприятия текста, когда слова «по воле грамматики» раскрывают свой смысл воспринимающему текст. Учёт этого обстоятельства позволяет по-иному взглянуть на проблему преодоления трудностей восприятия иноязычного текста (об этом см. далее в разделах «О чтении» и «О методике»).

В завершающей главе книги «Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования» Б.М. Гаспаров пишет: «Смысл всякого высказывания складывается на пересечении двух противоположных смыслообразующих сил… С одной стороны, любое языковое высказывание… представляет собой текст, то есть некий языковой артефакт, созданный из известного языкового материала при помощи известных приёмов… С другой стороны, для того чтобы осмыслить сообщение, которое несёт в себе текст, говорящий субъект должен включить этот языковой артефакт в движение своей мысли» (Гаспаров 1996: 318–319; курсив автора. — Н.К.).

Для создания текста автор использует единицы языка и грамматические правила их соединения в слова, словосочетания, предложения и т. п., но сам текст не является языковой единицей, т. к., в отличие от неё, каждый раз заново создаётся, творится.

Книги пишут для того, чтобы их читали. Можно привести признания многих писателей, что это именно так. Вот одно из них.

«Вас, писателя, выбросило на необитаемый остров. Вы, предположим, уверены, что до конца дней не увидите человеческого существа и то, что вы оставите миру, никогда не увидит света.

Стали бы вы писать романы, драмы, стихи?

Конечно, нет.

Ваши переживания, ваши волнения, мысли претворялись бы в напряжённое молчание. Если бы у вас был темперамент Пушкина, он взорвал бы вас. Вы тосковали бы по собеседнику, сопереживателю — второму полюсу, необходимому для возникновения магнитного поля, тех ещё таинственных токов, которые появляются между оратором и толпой, между сценой и зрительным залом, между поэтом и его слушателями.

Предположим, на острове появился бы Пятница или просто говорящий попугай, и вы, поэт, сочинили бы на людоедском языке людоедскую песенку и ещё что-нибудь экзотическое для попугая. Это тоже несомненно. Художник заряжен лишь однополюсной силой. Для потока творчества ему нужен второй полюс — вниматель, сопереживатель… Читатель — составная часть искусства» (А. Толстой) (цит. по: Человек читающий 1990: 48; курсив наш. — Н.К.).

Создание книги — это передача писателем своих «переживаний, волнений, мыслей» читателю — «внимателю, сопереживателю», собеседнику. Иными словами, это акт общения, коммуникативный акт. Писатель старается как можно точнее выразить свою мысль (в этом смысл авторской правки), сделать своё произведение понятным читателю, говорить с ним на его языке: с Пятницей — на человеческом, а с попугаем — на птичьем. Иными словами, автор решает коммуникативную задачу — задачу создания текста как средства общения.

По словам А.А. Леонтьева, текст — свёрнутый коммуникативный акт. В нём присутствуют все необходимые компоненты коммуникации: собеседник 1 (автор), собеседник 2 (читатель) и сообщение (текст).

Все аутентичные тексты создаются для того, чтобы их прочитали, если не сразу после написания, то хотя бы годы спустя (в случае дневниковых записей, не предназначенных для публикации, в роли читателя может выступать сам автор), и поняли.

Автор стремится посредством текста передать другому (читателю, адресату художественного творчества) свои мысли, чувства, намерения и пр., старается найти им наиболее подходящее, адекватное выражение, т. е. решает коммуникативную задачу.

Важное условие достижения взаимопонимания между создателем текста и тем, кому он адресован, — наличие «общих мест», использование автором (эксплицитно и имплицитно) такой информации, которая известна обоим участникам коммуникации. Общая для участников коммуникативного акта эксплицитно выраженная информация — это прежде всего единый код, которым они пользуются, т. е. сам язык. Автор использует языковые средства в соответствиии с их общепринятыми в данном этнолингвосоциокультурном сообществе значениями либо модифицирует их по существующим в данном языке правилам (например, создаёт неологизмы). Помимо этого, в тексте эксплицитное выражение с той или иной степенью полноты (от краткого упоминания до пространного описания) получают элементы (артефакты) общей для автора и читателя культуры (об отражении культуры в тексте см. далее п. 1.5).

Однако, выстраивая текст, автор, как правило, включает в него не всё, что необходимо для понимания текста: он опускает многое из того (и прежде всего, из сферы культуры), что полагает известным читателю (в противном случае тексты были бы бесконечными), оставляя различного рода знаки для читателя, когда и что ему необходимо «вспомнить».

Таким образом, текст без читателя, вернее вне восприятия читателя, неполон, ущербен. Реально он существует только в процессе его восприятия, при реконструкции той части его содержания, которая прямо в тексте не выражена, а предполагается известной читателю и привносится им при создании собственной проекции текста^[8] (термин Н.А. Рубакина). Именно в этом смысле можно говорить о диалогичности процесса восприятия текста, о тексте как составной части акта коммуникации, т. е. о коммуникативной природе художественного текста.

Благодаря своей природе художественный текст позволяет создать на занятии одну из самых естественных коммуникативных ситуаций — ситуацию общения, взаимодействия читателя и книги.

1.2.1.а. Чего ждёт от книги читатель?

«Монтень говорил, что ему необходимы три вида общения: любовь, дружба и чтение книг^[9]. И все они по природе своей почти одинаковы, книги можно любить, они всегда будут верны друзьям. <…> Мы чувствуем себя одинокими в этом огромном равнодушном мире. Мы страдаем от этого, нас ранят несправедливость и трудности жизни. Из книг мы узнаём, что и другие, в том числе великие люди, так же страдали и искали, как и мы. Книги — это открытые двери к другим душам и другим народам» (А. Моруа) (цит. по: Человек читающий 1990: 214; курсив наш. — Н.К.). Конечно, книги, как и люди, бывают разными, и мы разного ждём от них, но всегда общения.

В. Набоков писал: «Имеется три точки зрения, с которых писатель может быть рассмотрен: он может быть рассмотрен как рассказчик, как учитель и как чародей. Большой писатель — комбинация этих трёх — рассказчика, учителя, чародея, — но чародей в нём преобладает и делает его большим писателем.

К рассказчику мы обращаемся за развлечением, ради эмоционального соучастия, ради удовольствия постранствовать в какой-то отдалённой области пространства и времени. Несколько иное, однако не обязательно более высокое, сознание ищет в писателе учителя. Пропагандист, моралист, проповедник — вот нарастающая последовательность. Мы можем идти к учителю не только за нравственным воспитанием, но также за непосредственным знанием, за простыми фактам… <…>

Три грани великого писателя — волшебство, рассказ, урок — склонны смешиваться в одно впечатление единого и единственного сияния, так как очарование искусства может присутствовать в самих костях рассказа, в самом костном мозге мысли» (цит. по: Человек читающий 1990: 123; курсив наш. — Н.К.).

Таким образом, чтение — это одновременно общение и познание, у него есть коммуникативный и когнитивный аспекты

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

8

Проекция — результат восприятия текста читателем (Рубакин 1977: 55–59).

9

Имеется в виду глава 3 «О трёх видах общения» книги третьей «Опытов» Монтеня».