Островитяне

Мэри Элис Монро, 2021

Жизнь одиннадцатилетнего Джейка переворачивается с ног на голову: его папу ранили в Афганистане, и мама уезжает за ним ухаживать. Это значит, что лето Джейк проведет на крошечном острове Дьюис со своей бабушкой. Остров оказывается природным заповедником, далеким от цивилизации: здесь нет машин, асфальтированных дорог, ресторанов и даже магазинов. Что еще хуже – бабушка не любит телевидение и интернет. На острове Джейк остается без телефона, видеоигр и друзей. Кажется, это будет худшее лето в его жизни!.. Однако на острове он встречает других детей – Мейсона и Лоуви. Втроем они отправляются на поиски приключений и попутно делятся друг с другом семейными тайнами.

Глава 7

Журнал наблюдений

Найди любимое занятие — и получай удовольствие

Тележку отбуксировали обратно к бабушкиному дому. Хани не сердилась. Она же сама забыла ее зарядить. Научила меня подсоединять тележку к электропитанию.

Тележка была грязной до невозможности. Глина, песок, листья повсюду. Даже думать не хотелось, когда Хани мыла ее в последний раз. Я налил в ведро воды с мылом, прихватил тряпку и взялся за дело. Вымел листья, смыл грязь, протер лобовое стекло и зеркало заднего вида, даже начистил торпеду и фары. Теперь ведь это была и моя тележка.

— Обедать! — крикнула сверху Хани.

Я страшно проголодался, но только вздохнул, вспомнив о содержимом ее холодильника.

— Иду!

На Хани была зеленая футболка «Черепашьего отряда», такая же, как у Лоуви, и шорты.

— Ты какой бутерброд хочешь, Джейк? С сыром и ветчиной? — Она повернулась ко мне от холодильника, в руке контейнер. — Гляди-ка! Нарезка из индейки. А я про нее и забыла. — Хани принюхалась. — Пахнет вроде нормально.

Я сморщился.

— Мне не хочется есть.

— Не хочется есть? Ты на себя посмотри! Тощий какой! Обязательно нужно есть, а то мне от твоей мамы попадет. Ну, ты чего хочешь?

Про себя я подумал: саб длиною в полметра или кусок горячей пиццы. Нет, не так… целую пиццу! Как они тут выживают на этом острове — без единого ресторана, фастфуда и даже нормального магазина?

Я заметил остатки хлеба, который привезла Лоуви.

— А арахисовое масло у тебя есть?

Хани порылась в шкафу, удовлетворенно хмыкнула, нашарила банку и протянула мне.

— Тебе повезло. Я про нее и забыла.

Да уж, повезло. Банку еще даже не открывали. Хани подала мне тарелку с остатками хлеба. Я разрезал его на два куска, намазал толстым слоем арахисового масла и тут же проглотил. Посмотрел на пустую тарелку и подумал: так, а что же я буду есть дальше?

После обеда я попробовал уговорить Хани выйти со мной на улицу, посмотреть на наш электромобиль. После дождя она еще не выходила из дома.

— Я его так начистил, что он теперь как новенький, — похвастался я. — Давай прокачу. Вдруг Большого Ала увидим?

— Нет-нет, — сказала она, покачав головой. — Что-то бедро разболелось. Посижу немножко, почитаю. А ты давай.

Я смотрел, как она уходит с книжкой к себе в спальню. Мне делалось грустно от одного ее вида. Потом я обвел глазами пустой дом, грязную посуду, неаккуратные стопки книг и вспомнил мамины слова о том, что Хани нуждается в помощи.

И я решил помочь. Вытер стол, вымыл посуду. А потом заодно еще и столешницу, на которой готовят. Открыл холодильник — все те же полки, набитые едой.

А что если выбросить все, что испортилось? Я рассмеялся. Тогда холодильник просто опустеет! С другой стороны — а вдруг Хани что-нибудь съест и отравится? Больницы на острове нет. Должен же кто-то навести здесь порядок.

Я решил: кроме меня-то некому. Вытянул руку на всю длину, откинул назад голову, открыл один из контейнеров. Бр-р-р! Я чуть не подавился, увидев внутри плесень. Зажал нос и выкинул из контейнера загадочную еду.

Фу, гадость какая! Ну хоть что-то для начала. А потом — мне очень хотелось молока — я вытащил еще одну вещь. Картонную упаковку с молоком. Тоже понюхал — скисло давным-давно — и вылил его в раковину. Теперь нам точно придется купить свежего молока!

Дождь бил по металлической крыше, заливал окна. Не получится сегодня встретиться с друзьями в Природоохранном центре, как мы договорились. От голода я вроде как тоже немного ослаб, поэтому пошел к себе в лофт и достал тетрадку. Попробовал вспомнить все те новые места, которые видел накануне.

Время бежало быстро, хотя снаружи продолжал лить дождь. Настало время ужина, я проголодался окончательно и пошел на кухню поискать какой-нибудь еды. Хани, видимо, меня услышала. Вышла из спальни. Вид у нее был такой, будто она только что проснулась.

— Хани, хочешь я нам ужин приготовлю?

Она глянула на меня с удивлением:

— А ты умеешь?

— Воду кипятить умею, — ответил я, ухмыльнувшись. — Мне тут коробка макарон попадалась. Их и отварю.

— Отличная мысль, — одобрила Хани. — У нас, наверное, есть сливочное масло и сыр.

— Э‑э… мама обычно делает макароны с оливковым маслом, — сказал я, вспомнив прогорклое масло.

— Ну, ты у нас за повара, — сказала Хани и впервые за этот день улыбнулась.

Мне просто не терпелось приготовить что-нибудь, что потом можно будет съесть. Я отварил макароны, посолил чесночной солью — представьте себе, она нашлась! — добавил черного перца. В одном из контейнеров нашелся пармезан, и я решил рискнуть — пармезан ведь даже не обязательно держать в холодильнике. Я был такой голодный, что макароны с сыром показались мне вкуснее обычного. А на десерт Хани, к моему удивлению, достала из морозильника пачку песочного печенья. Вот молодчина! Я съел почти всю пачку.

После ужина Хани осталась в гостиной, села читать книгу в свое любимое кресло. Синяя ткань так сильно вытерлась, что на ручки она положила связанные крючком салфеточки — я такие видел на старинных фотографиях. Прежде чем бабушка погрузилась в чтение, я сбегал наверх и принес тетрадку. Поколебался, вдохнул-выдохнул. Стеснялся показывать ей свои рисунки.

Я любил рисовать, но иногда над моими картинками смеялись. С другой стороны, Хани же сама попросила ей потом показать, верно? А еще… я на них потратил весь этот день. «Смелее», — сказал я самому себе.

— Э‑э… Хани? — спросил я, робко подходя к ней.

Она подняла глаза от книги, подбодрила меня слабой улыбкой:

— Да, солнышко?

— Я, э-э… вот подумал, может, ты захочешь посмотреть мой журнал. Ну ты же сказала, что это такое домашнее задание.

Улыбка ее стала шире от удовольствия.

— Ну конечно! Ты молодец, Джейк. — Она указала мне на стул рядом. — Так-так, — продолжила она, протягивая руку, — поглядим, какие ты сделал открытия.

Я протянул Хани тетрадку, а сам сел рядом и наклонился вперед, чтобы смотреть на ту же страницу, что и она. Облизал губы, поджал пальцы на ногах.

— Ой, ну надо же! — обрадовалась Хани. — Как ты здорово нарисовал пристань и паром. — Она перевернула страницу. — И нашу тележку! — Она пролистала дальше. — Ага, а вот и животные. Сова, олень. Очень я их люблю. Гляди-ка, муравей.

— Черный муравей.

— Да, по счастью. Еще называется муравей-древоточец. Не кусается, в отличие от мелких красных. — Она указала на зеленую ящерицу: — А вот и анолис.

— Она так называется? — спросил я.

— Без подробностей не скажешь, — заметила Хани. — Но она зеленая. Скорее всего, анолис.

Потом она посмотрела на меня с гордостью.

— Как же я рада, что ты решил добавлять в журнал еще и рисунки. Молодчина, Джейк.

Я почувствовал, что раздуваюсь от гордости, и мне захотелось нарисовать что-нибудь еще.

— А у папы рисунки в журнале просто отличные.

— Согласна. И ты унаследовал его талант.

Мне нравилось, что меня сравнивают с папой, но верил я в это плохо. Я откинул волосы со лба.

— Ну, даже не знаю. В смысле, у него правда здорово получалось.

— Верно. Потому что он много этим занимался. — Бабушка склонила голову набок. — А ты часто рисуешь?

Я пожал плечами:

— Ну, бывает.

— Чем больше рисовать, тем лучше будет получаться. Твой папа никуда не ходил без своего журнала. Говорил: никогда же не знаешь, что тебе попадется. — Она улыбнулась этому воспоминанию. Потом снова посмотрела на меня. — Ты только подумай, сколько у тебя будет возможностей рисовать — ведь здесь, на острове, ты увидишь очень много новых растений и животных.

Это меня страшно обрадовало.

— А еще могу дать тебе такой совет: читай про то, что увидишь, и вноси все сведения в журнал. Так поступают настоящие натуралисты. Записывают все подробности своих открытий.

Я вспомнил папин журнал и его заметки на каждой странице.

— Например, — продолжала Хани, — вот ты нарисовал птицу. Ты знаешь, что это за птица?

Я покачал головой.

— Но рядом я нашел вот это. Мне кажется, это ее перо. — Я протянул перо бабушке.

Она внимательно его осмотрела.

— Да, для начала неплохо.

Хани вдруг оживилась, отложила книгу, отдала мне мою тетрадку, встала и поманила меня за собой. А потом она, будто собака, идущая по следу, принялась обнюхивать все книжные полки. Вытащила три книги, с ними мы подошли к деревянному столу. Хани села — глаза у нее блестели. Она жестом подозвала меня к себе.

— Ну, Джейк, полагаю, ты знаешь, что птиц существует бесчисленное множество, самых разных размеров, форм и цветов. Определить, что ты видел за птицу, — совсем непростое дело. Но есть некоторые уловки, которые помогают разобраться в определителях. Через некоторое время у тебя обязательно появится любимый. — Она похлопала по лежавшей перед ней книге. — Мой — вот этот. Первое, о чем я себя спрашиваю, где именно я видела птицу. На дереве? На пляже? В болоте, на пруду?

— Эти были на пруду.

— Значит, водоплавающие. Они плавали или стояли?

— Эта стояла. У нее длинные черные лапы.

— Важная подробность, — кивнула Хани, записывая. — Теперь размер. Большая или маленькая?

— Большая, — ответил я и показал рукой, какого птица была роста.

— Около метра, — кивнула Хани, записывая и эту подробность. — А теперь расскажи все, что ты помнишь. Какого она цвета, какие у нее глаза и, главное, голова. Заметил что-то необычное?

Я призадумался, вспоминая, как выглядела большая белая птица.

— Когда она взлетала на дерево, я заметил, что у нее на крыльях есть черное. А еще, — добавил я важную подробность, — у нее очень странная шея. Вообще без перьев. Лысая, даже какая-то чешуйчатая. И клюв вот такой длины. — Я показал, какой именно.

— Важные подробности. — Хани еще раз посмотрела в тетрадку. — А какого цвета у нее клюв?

Я почесал в голове.

— Прости, не запомнил.

— Ничего. Ты и так сообщил много подробностей. А теперь самое интересное. — Хани пошевелила бровями. — Будем охотиться!

И она стала переворачивать страницы. Я видел, что ей нравится наше занятие.

— Вот! — воскликнула она и подвинулась, давая мне место рядом с собой. — Ты так все подробно описал, что у нас всего-то парочка вариантов.

Она указала на первую птицу.

— Это ибис. Давай сверимся с нашим списком. — Она стала зачитывать из книги: — Белая болотная птица. Подходит. Края крыльев — черные. Подходит. Посмотри на клюв. Красный, кривой. — Она посмотрела на меня. — Может, это был ибис?

Я покачал головой.

— Нет. Он гораздо меньше. И у той птицы, кажется, был черный клюв.

— Цвет и форма клюва — очень важные подробности. — Хани пролистала еще несколько страниц, указала мне на другую птицу. — Ну а белая цапля? Цвет подходит. Тоже болотная. Клюв у нее черный.

Я покачал головой.

— Те, которых я видел, были крупнее. И голова у этой не такая. У белой цапли есть перья на голове. И еще на крыльях у нее нет черного.

— Верно. Зоркий у тебя глазок. Тут перед нами снежная цапля. А ты говоришь — крупнее. Гм-м… Может быть… — Она перевернула еще несколько страниц, указала на картинку. — Вот эта?

Я тут же узнал крупную белую птицу с длинными ногами, лысой чешуйчатой головой и шеей. Какое замечательное открытие!

— Да, она самая.

Хани ухмыльнулась.

— Ты видел молочного клювача. Его ни с кем не спутаешь. Они выделяются размерами и лысой головой. Обрати внимание, что клюв у него черный и изогнутый, почти как у ибиса. Ты все правильно сказал: они живут стаями и гнездятся на деревьях у водоемов. — Хани снова взяла в руку длинное перо. — Я уже старая, помню времена, когда клювачи в основном жили во Флориде и считались вымирающим видом. Это было еще в восьмидесятые, когда твой папа только родился. А потом они все чаще стали появляться в Южной Каролине. Представляешь, всего лишь за время жизни твоего папы молочных клювачей исключили из списка вымирающих видов. Здорово, да? Впрочем, они по-прежнему под угрозой. Нам очень повезло, что у нас, на Дьюисе, такая многочисленная популяция.

Хани вернула мне перо, погладила по щеке.

— Я тобой очень горжусь, Джейк. Из тебя может получиться отличный натуралист — в этом смысле ты прямо как твой папа. А еще знаешь что? Я уж и не упомню, когда мне было так хорошо. Я часто повторяю: найди любимое занятие — и получай удовольствие! У тебя отлично получается рисовать. Вот и получай удовольствие, Джейк.

Я улыбнулся бабушке. Мне было приятно, что она меня хвалит, а еще приятнее — что она радуется.

Мы провели вечер вместе: Хани учила меня определять птиц по размерам, внешности, окрасу и месту обитания. Именно такую Хани я и помнил — интересующуюся всем на свете, всегда готовую открывать новое. Она так много знала про мир природы! И вот теперь книги не разделяли нас, а объединяли.

Вечером я лежал в кровати, закинув руки за голову. Смотрел сквозь большое круглое окно в ночное небо. Здесь огни города не гасили свет звезд. Звезды ярко сияли в небе — черном, как край крыла у клювача.

Одно меня тревожило: почему до сих пор не звонит мама. Это хороший знак или плохой? Будь у меня мобильник, я бы все время закидывал ее эсэмэсками. И тут у меня екнуло сердце. Мама ведь не знает, что я потерял мобильник! А вдруг она пыталась мне позвонить? С другой стороны, у нее же есть номер Хани. Я вздохнул. Хани мама тоже не звонила.

«Как там мой папа?» — гадал я. Хотелось ему рассказать, что я читаю его журнал. Что пытаюсь стать похожим на него. Очень хотелось услышать его голос.

На глаза навернулись слезы, поэтому я встал и подошел к деревянному письменному столику в углу комнаты. Вытащил свой журнал. Там еще оставалось много чистых страниц, где можно было писать и рисовать, — не то что у папы. Но в моей тетрадке уже не было пусто. Там появились рисунки, описания животных, которых нарисовал я сам. Я чувствовал вес тетрадки в руке. Это моя жизнь. Мои наблюдения. Мой дневник. Журнал стал для меня очень важной вещью.

Хани сказала, что стоит делать записи и о том, как прошел мой день. Записывать не только что я видел, но и что делал, чувствовал.

Это проще сказать, чем сделать. И все же я решил попробовать. Написал несколько фраз, а потом бросил, стало скучно: плохо у меня получалось описывать свои мысли и чувства.

Папа в своем журнале иногда писал, что ему одиноко или весело. Описывал, чем они занимались с его другом Рыжиком. Я читал — и мне казалось, что папа со мной разговаривает. Что я узнаю его лучше прежнего.

Я посмотрел на свою запись, и мне она показалась… ну прямо как в школе. «Ездил в Природоохранный центр. Привез воды. Сломалась тележка». Все это факты, а надо описывать чувства. Я вычеркнул эти слова. Как сделать так, чтобы слова обрели смысл? Научиться писать так, как папа?

И тут мне пришла в голову отличная мысль. А что, если написать папе?

Я вырвал из тетрадки чистую страницу, расправил на столе, набрал в грудь побольше воздуха, представил себе папино лицо. Папину улыбку. Улыбнулся в ответ и начал:

Дорогой папа!

Я очень скучаю. По маме тоже. Прямо ужасно!

Хани дала мне на лето домашнее задание. Представляешь? Сперва я рассердился, но оказалось интересно. Она подарила мне тетрадку и сказала, что это будет мой журнал. В нем будут рисунки и записи про то, что я увижу на острове и что буду здесь делать. Я буду как ты, когда ты был маленьким. Хани показала мне твой старый журнал. Надеюсь, ты не против. Я читаю, и мне очень нравится. Здорово слышать твои слова. Мне даже кажется, что ты здесь и мы с тобой разговариваем.

Сегодня попытался нарисовать больших белых птиц, которых видел у лагуны. У них чешуйчатые головы, прямо как у динозавров. Или даже как у драконов. Догадаешься, кто это такие? Молочные клювачи!

Но знаешь, папа, очень странно жить без вайфая. И без мобильника (не спрашивай!). Тут даже нормального телевизора нет. Как ты это терпел?

Я познакомился с двумя ребятами. А до того боялся, что на острове вообще нет детей. Они примерно моего возраста. Мейсон — из Атланты. Он очень умный и взрослый. И кажется, богатый. Еще есть Лоуви. Она живет в Айл-де-Палмс. Сама плавает туда на катере! Я тоже обязательно научусь. Хани сказала, что нужно сдать какой-то экзамен. Зато — представляешь? — Я уже умею водить электромобиль!

Ну, пока все. Скажи маме, пусть она мне позвонит. Хани за тебя переживает. Делает вид, что все хорошо, но я знаю, что она притворяется. Понимаю ее чувства. Я и сам очень переживаю.

Папа, я тебя люблю!

Твой сын

Джейк