Лига Крови

Мэри Форинер, 2020

Гликерия живет в мире, где все зависит от касты, к которой ты принадлежишь. Законы города-государства Омега несправедливы, а правит ею тиран – Верховный Судья. Общество поделено на классы. Высшую ступень занимает гвардия Омеги, названная Лигой Крови, про членов которой ходят слухи, будто бы они обладают неестественными способностями – сильнее, ловчее, умнее других. После аварии Гликерия неожиданно узнает, что она – целитель, способный излечить себя и помочь другим. В это же время по городу ползут слухи о новой вспышке эпидемии вируса Вороньей Лихорадки. Сможет ли Лика узнать всю правду о Лиге Крови, Верховном Судье и то, как они связаны с ее отцом? Но ведь для этого ей предстоит заручится помощью группы повстанцев «Бета» и ее представителя – таинственного М…

Глава 4.

Воспоминание. Моросит мелкий дождик. Его капельки холодные — будто не вода, а тысячи ледяных иголочек бьют по лицу. Я вижу темное серое облачко, клубящееся над моей головой — туман? Нет, это дым, а в воздухе чувствуется запах горелого. Внезапно становится очень жарко — это греет пламя огня. Я замечаю его лишь сейчас, как языки пламени лижут металл, который теперь, словно мусор, разбросан вокруг. Разве мог весь этот металлолом когда-то быть тетиной машиной? Вряд ли. А может, и мог. А где же тетя? Я слышу ужасающе громкий гул, но не могу понять его источник. Передо мной мелькает мужское лицо, кто-то берет меня на руки. Артемий? Нет, у Артемия волосы светлые, а глаза зеленые. Может, Егор? Руки опускают меня на мягкое сидение, и я отключаюсь. В сознании мелькают лишь огоньки фар, похожие на большие, яркие как солнце, звезды…

— Где это я? — первая мысль, мелькнувшая после моего пробуждения.

Я с трудом раскрыла слипшиеся глаза, которые порылись клееобразной коркой. Странная белая комната предстала передо мной. На этом чисто белом фоне ярко выделялась фигура в черном. Парень лет шестнадцати, почти мой ровесник. Кто он такой?

— Лежи, — сказал он. — Тебе нужно отдохнуть.

В этой просьбе не было надобности — я не могла пошевелить ни единой своей конечностью.

— Где мы? Где моя тетя? — от непонимания я словно впала в детство. Мне нужна была только тетя, мне хотелось домой.

— Она… скоро придет… — и после паузы: — Хотя зря я это сказал.

Я начинала смутно что-то припоминать. Дождь, металл, пламя… Осознание пришло внезапно: авария.

— Где они? Где тетя? Где Артемий и Егор? Где Зоя?

— Они были с тобой в машине? Мне очень, очень жаль. Но… — он очень громко сглотнул, и, поколебавшись, наконец вымолвил: — выжила только ты.

Я его будто и не слышала. Меня затошнило.

— Кто ты такой?

— Я — твой друг.

— Кто ты такой?! — мой голос перешел на хрип, — Я тебя не знаю. Уходи, вон!

— Но я хочу тебе помочь…

— Оставь меня в покое. Уходи!

Он вышел. В тот же момент меня вывернуло наизнанку прямо на безупречно белый пол.

На улице шел не просто дождь, а настоящий ливень. Вода текла, как из ведра, затопляя под своей массой шумный город. Тяжелыми громоздкими каплями плакало небо, словно так же глубоко раненое в душу, как и я.

Их больше нет. Выжила только я.

В ушах до сих пор стоит ужасный гул, такой пугающий, завывающий, оглушающий. В нем перемешались треск огня, вой ветра и удар молнии, лязг металла и звон столкновения. Перед глазами стоит картина в черных, кроваво-красных тонах, озаряемая вспышками и светом языков пламени. Авария.

Парень в черном рассказал мне, как это случилось, хотя я и сама уже догадывалась, ведь сама пережила то происшествие. Грузовик сбил нас с дороги, и наша машина катилась со склона в глубь ущелья, вертясь и переворачиваясь, а, достигнув дна, мгновенно вспыхнула. Даже капающий дождь не смог препятствовать огню. Вертолет с моими спасителями прилетел почти сразу же после случившегося, — они как раз пролетали мимо и все видели. Шансы на выживание, по их мнению, были нулевые.

Но я выжила. Это просто чудо. Во время аварии я чувствовала, что смерть совсем рядом, уже ощущала ее дыхание своей спиной. Я чувствовала удары о кресла, окна и крышу, царапины от осколков, получаемые синяки и хруст сломанных костей. Боль была жгучей, словно по кровеносным сосудам пустили раскаленное железо. Тело будто превратили в кусок теста и приплющили, совсем как тетя, когда делала свои кексы. В моих представлениях я была похожа на истерзанный, побитый кусок плоти, обожжённый огнем, которому еще долгое время приходить в норму.

Какого же было мое удивление, когда два дня спустя я уже стояла на ногах напротив зеркала. Лишь только рука была замотана эластичным бинтом от растяжения, да несколько пластырей по всему телу, скрывающие небольшие царапины.

Парень в черном говорил мне об этом. Он был истинным борцом: уверенное в себе лицо, крепкие руки и тело, курчавые темно-каштановые волосы. Кого-то он мне напоминал, но только мне никак не вспомнить, кого.

Пока я лежала в больничной палате, он ежедневно меня навещал. Приносил еду, пытался завязать светский разговор. Я противилась. На третий день он сказал, что его зовут Андреас. На вопрос о моем имени я лишь отвернулась. Он выглядел так, словно все обо мне знал.

Он пообещал, еще в тот первый день, что я поправлюсь очень быстро, оглянуться не успею. И предсказание сбылось. Почти полностью здоровая, окрепшая. Способная возвращаться к привычной жизни… Или нет.

Дождь барабанил по окну, а ветер все дул, подгибая под собой деревья. Погода негодовала; негодовала и моя душа. Как оставаться спокойной, когда все твои близкие погибли, а ты одна выжила? Один шанс на миллион, и он достался мне. Может, за ним крылось некое предзнаменование, и мне следовало выжить ради какой-то великой цели? Бред.

Хотя с моей мамой было так же. В детстве она чуть было не сорвалась с крыши, — ее выгнали из школы, ее мать заболела Вороньей лихорадкой, а отец сбежал от них еще давно. Она не видела смысла жить дальше, но чудом была спасена. Не рассчитав прыжок, она упала в бассейн элиты, а на новый прыжок от страха не решилась. Об этом я узнала из газеты, где разместили ее биографию. Он выжила, чтобы сотворить великое дело, на которое была способна лишь она — поднять людей на восстание. Забудем, ведь она поплатилась за это жизнью.

Но я не просто спаслась из когтей смерти и выжила там, где не выжил никто, но еще и небывалым образом исцелилась от всех ран за пару дней, когда нормальному человеку на это потребовались бы месяцы. Может быть, я ненормальная?

Об этом стоит спросить у парня в черном. Наверняка ему снова удастся дать ответы на мои вопросы. Как я так быстро пришла в норму и исцелилась? Возможно, новое невероятное лекарство от всех ран? Почему вообще я выжила? Почему все — тетя, Зоя, Артемий, Егор — погибли, а я, черт возьми, выжила?

К сожалению, в этот день проведать меня пришел вовсе не Андреас, а врач. Когда он увидел меня, то совсем не удивился. Не скользнуло в его лице ни капли удивления и тогда, когда он проверял мое состояние, значительно улучшившееся. Словно для него это было не в первый раз, словно так и должно было быть. Проверив важнейшие органы чувств, а также части тела, получившие наиболее серьезные повреждения, как рука, которой я еще вчера не могла пошевелить, он записал свои заметки в папку, что принес с собой. Уходя, он сообщил, что уже сегодня вечером меня выписывают из больницы. Так и оставил, ошеломленно смотрящую ему вслед.

В тот момент сердце мое подскочило от осознания всей ситуации. Передо мной стоял вопрос, ответ на который я найти не могла, отчего меня и бросало в дрожь. Что мне теперь делать? Мне было некуда идти.

Я понятия не имела, в какой больнице нахожусь. Она не была схожа изнутри ни с одним местом, где мне удалось побывать, а вид из окна мне ни о чем не говорил. Когда наконец-таки вышло солнце, я разглядела, что находилось вокруг. Окно выходило на просторный дворик, засеянный различной зеленью: кустарниками, цветущими пальмами и прочим. Такой красоты пейзаж редко встретишь где-то в городе — словно картинки из моего учебника по биологии вдруг ожили и поселились во дворе. Я заключила, что больница находиться где-то за городом, а главное — не является больницей для низших каст. Аккуратное убранство палаты, стерильность и новейшее оборудование говорили о том, что больница предназначалась для состоятельных людей из касты элиты.

Из этого вытекали еще два заключения: либо это была ближайшая больница, куда меня могли доставить, либо тот, кто доставил меня сюда, принадлежал к элите общества. Встречный вопрос: зачем? К чему состоятельному незнакомцу спасать девушку из среднего класса, привозить в элитную больницу? Ведь чтобы мне оказали лечение, он должен был утвердить свою личность и принадлежность к высшей касте через базу данных.

Является ли Андреас тем незнакомцем из элиты? Он ли спас меня в тот роковой день? Поедая лечебный суп-бульон, я размышляла об этом. Я должна, обязана вновь его увидеть и расспросить. Заплатил ли он за мое лечение? Знал ли, к какой касте я принадлежу? И если да, то зачем помог мне?

И еще я пожалела, что была без сознания, когда он катал меня на вертолете.

Мне повезло — моим вечерним гостем, а как позже оказалось, и провожатым по выписке из больницы оказался никто иной, как Андреас. Он вошел без стука, внезапно ворвавшись в комнату, как ветер при сквозняке, а я даже представить не успела, что было бы, застань он меня не сидящую в тишине, а за каким-либо неловким делом (к примеру, переодеванием — кто-то оставил мне чистую одежду в шкафчике, предназначенном для личных вещей). Вместо обыкновенного приветствия, он саркастически усмехнулся и воскликнул:

— Надо же, мы больше не рыдаем круглые сутки, валяясь в постели!

Каждый раз, когда являлся Андреас, я либо предавалась воспоминаниям, с горечью и слезами на глазах, размышляя о неизвестном будущем и навсегда потерянном прошлом, либо просто спала. Несмотря на правдивость заявления Андреаса, меня укололо его замечание.

— К вашему сведению, я не все время плачу, — попыталась отговориться я. — но, когда все ваши родные погибают, а сами впадаете в безвыходное положение, здесь волей-неволей впадешь в отчаяние.

–Спокойнее, я понимаю, — он поднял руки ладонями ко мне, словно отгораживаясь. — Не хотел тебя обидеть. И не обязательно обращаться ко мне на «вы». Можешь считать меня своим другом.

— С чего это мне тебе доверять?

— Ого! Ты сказала «тебе»!

— Это не меняет суть вопроса.

— Хорошо. Ответ: потому что я тебя спас.

Не самый веский аргумент. Но и ничего плохого он мне за все это время не сделал.

— И кто ты такой? Сколько лет?

— Я уже сказал — я Андреас. Мне шестнадцать, если тебя это так волнует. День рождения в конце сентября, знак зодиака ве…

— Мне это знать не важно. Какая каста? Род занятий?

— Это допрос?

Я тяжко вздохнула и с упреком посмотрела на своего собеседника, скрестив руки на груди.

— Ладно. Рано или поздно ты бы все рано узнала. Я должен был быть на самом верху, рядом с отцом, но выбрал другой путь. Я член Лиги Крови.

Сынишка Верховного Судьи. Сын убийцы моей матери и самого ненавистного мне человека в Омеге. Сама судьба подсунула мне такую компанию.

— Спас меня, когда на своем вертолетике катался?

— Мы следили за пожарной безопасностью в лесу и горах. К нам, в последнее время особенно, часто поступают сигналы бедствия оттуда.

Почему-то мне стало немного стыдно. Имела ли я вообще право с ним разговаривать, да еще и в таком тоне? Явно, что меня должны были наказать за это еще давно, когда я нагрубила ему в первый раз.

— Я из среднего класса, — неожиданно тихо сказала я. — Мое имя Гликерия. Но все зовут меня просто Лика.

— Приятно! — он протянул руку, как при знакомстве, и мне пришлось ее пожать.

— И у меня день рождения тоже в конце сентября, — сказала я, сама не зная зачем.

— Случайно, не тридцатого?

— Именно в этот день.

— Тогда давай пять! — я хлопнула по его вытянутой ладони, чувствуя себя при этом очень и очень странно. Я общалась с ним, сыном Судьи и членом Лиги Крови на равных, словно мы были старые друзья.

— Не смущайся, — сказал Андреас, прочитав по моему лицу. — Лучше привыкай. Еще много времени нам предстоит провести вместе.

Он взглянул на свои наручные часы. Электронные. Скорее всего, подарок отца.

— Твоя выписка заканчивается. Нам пора.

— Мне… некуда идти. Отца и матери у меня нет, а тетя…

— Не переживай, ты отправляешься с нами.

С кем это «с вами»? Я так и не озвучила этот вопрос, потому что уже догадывалась. Такого быть не может. Пожалуйста, только не это.

— Одевайся, — скомандовал Андреас. — Я буду ждать снаружи.

Хлопнув дверью, Андреас вышел, так и не дав мне произнести ответ. Что, если я не хочу идти с ними? Я его лично знаю всего пару дней, но доверять ему полностью до сих пор мне казалось опасно. А тем более другим, совершенно незнакомым членам Лиги Крови… Под маской может скрываться кто угодно. Но выбора у меня нет, больше идти некуда. Я сирота и не имею крыши над головой (если брать в счет то, что меня уже выписали из больницы). Я беру одежду из шкафа, где ее, как я и догадывалась, оставил Андреас. Это обыкновенный серый свитер, чуть больше моего размера, и черные джинсы. Рядом стоит пара кроссовок, видимо, с чужой ноги, но идеально мне подходящих. Одевшись и, заколов спутавшиеся волосы в пучок на голове, я вышла из палаты.

Увидев меня преображённой, Андреас рассмотрел меня с головы до пят. Заметив поношенные кроссовки, он покачал головой, бормоча чье-то имя. Мне он сказал:

— Ты прости, другой одежды, видимо, не нашлось. Обычно среди нас не бывает столь… хрупких девушек.

Андреас попросил меня следовать за ним, и мы зашагали по чистому, просторному коридору к выходу.

У выхода из больницы стоял массивный фонтан из бронзы. Именно напротив него остановились мы с Андреасом. Он предложил мне сесть на край перегородки фонтана, словно рядом не было ни скамейки, ни другого места, куда можно присесть. Мы устроились на холодном камне, ожидая, как сказал Андреас, машину.

У входа в больницу я прочла табличку: «Загородная клиника для членов высших каст». Клиника для элиты, как я и думала.

— Не прошло и недели, а я уже на ногах, — прервала я повисшее молчание. — Хотя, как я сама чувствовала, а потом даже уточнила у доктора, у меня были многочисленные переломы и ушибы, а также разорваны мелкие капилляры. Можно мне узнать, что происходит с моей жизнью?

— Именно поэтому я попросил машину подъехать попозже — чтобы поговорить, — ответил Андреас. Неожиданно он спросил: — А что ты знаешь о Лиге Крови?

— А что я могу знать? — я пожала плечами. — То же, что и все. Это команда для защиты Омеги, гвардия Верховного Судьи. В состав входит около четырехсот человек, наверное. Говорят, что в эту суперкоманду очень трудно попасть. Вот и все.

— Да брось, — фыркнул Андреас. — Мы же друзья, помнишь? Ты можешь мне доверять. Наверняка ты знаешь что-то еще.

Меня смутили эти его слова. Он чего-то от меня допытывался, понять бы, чего именно… Подумав, я решилась и прошептала:

— Необыкновенные способности?

— Именно! — вопреки моим ожиданиям, сказал он. Я уже думала, что Андреас посмеется надо мной. Надо же, суперсилы оказались реальными? — Это только кажется, что нас много. Настоящих членов Лиги Крови — обладателей способностей — не более сотни. Их называют сверхлюди, но этого названия почти никто не знает и никогда не слышал. Остальные члены Лиги — так, для охраны города и слежки за порядком. Лишь корочка. Мы называем их «охранники». В настоящую же команду попасть и вправду очень трудно. Она была создана относительно недавно — лет двадцать назад, незадолго до того, как место главы государства занял нынешний Верховный Судья. Знаешь, один какой-то поэт, он еще автор гимна, написал про нас абсурдное на первый взгляд стихотворение, вот только оно имеет смысл. О том, как Верховный Судья сотворил мир среди хаоса, и в подарок за это природа даровала ему защитников — людей с небывалой силой, выносливостью и…

— Ты меня прости, что перебиваю, но меня сейчас стошнит.

— Ты дослушай, — посмеялся он. — Эти люди рождались с этой способностью, эта сила была у них в крови. Потому-то их и назвали Лигой Крови. А еще говорят, что иногда среди них, очень и очень редко, попадается необыкновенный человек, который не просто имеет все те качества, что и остальные члены Лиги. Он, или она, имеет дар, способный излечить любого. Скажем банально — дар исцеления.

Дыхание перехватило. Мир вдруг стал вращаться с удивительной скоростью. Вспомнились парень во дворе школы, мое выздоровление…

— Ты хочешь сказать…

— Так и есть. Ты — не просто одна из нас. Ты — целитель.