Убийство на улице Дюма

Мэри Лу Лонгворт, 2012

Одно из самых интересных дел Верлака и Бонне – дело об убийстве руководителя кафедры теологии местного университета Жоржа Мута. Мут собирался назвать имя своего преемника, которому предстояло получить высокую должность и апартаменты семнадцатого века. Но его заставили замолчать навсегда… Конечно, у каждого человека есть враги. Однако Верлак и Бонне сомневаются, что мелкие интриги, без которых не обходится ни одно научное сообщество, могут стать мотивом для жестокого преступления. Они начинают собственное расследование и приходят к весьма неожиданному выводу…

Глава 9. Наречение имен

— Я умираю с голоду!

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

Янн удивленно посмотрел на Тьери:

— А ты есть не хочешь? Уже почти девять утра.

— Меня мутит.

Янн открыл маленький холодильник и заглянул внутрь:

— Это потому, что ты ничего не ел.

— Не в этом дело, — вздохнул Тьери. — А в том, что мы с тобой подозреваемся в убийстве.

Янн засмеялся, повертел в руке баночку малинового джема, поморщился, увидев на джеме толстый слой зеленой плесени.

— Этот мелкий живчик — псих. А здоровенный регбист, комиссар, нас не подозревает. Это по его физиономии видно. Так что волноваться тебе не о чем.

— Как у тебя получается быть таким спокойным? — спросил Тьери, посмотрев на приятеля. Тот уже сидел на софе, держа биографию какой-то рок-звезды.

— Мы только проникли в помещение… это ерунда по сравнению с убийством. И об этом нашем проступке быстро забудут, вот увидишь.

— А как ты думаешь, кто это сделал?

Янн отложил книгу и встал, начал ходить по комнате.

— Вопрос интересный. Кражу я не рассматриваю, поскольку в этом мерзком кабинете красть было нечего. Разве что…

— Что? Картину со святым Франциском? Так если убийцам она была нужна, почему они сбежали без нее?

— Да нет, глупый, — засмеялся Янн. — Ваза Галле, которую я видел. Но эту гипотезу мы отбрасываем, потому что ваза осталась на месте, а я не думаю, что человек может убить ради произведения искусства и забыть это самое произведение забрать. Особенно, друг мой, если это религиозная мазня конца девятнадцатого века.

Янн подошел к книжной полке, снял какую-то книгу, открыл ее наугад и сделал вид, что затягивается трубкой.

Тьери засмеялся:

— Отлично, тогда назови мне подозреваемых.

Янн поднял указательный палец:

— Бернар Родье, дорогой мой Уотсон, и наша любимая пышногрудая Анни Леонетти.

Тьери потрясенно уставился на приятеля.

— Смотри, что они на этом выигрывают, — сказал Янн. — Квартира, за которую можно умереть: на лучшей площади и без того невероятно дорогого Экс-ан-Прованса плюс к тому пожизненная должность. И неплохо оплачиваемая, учитывая пожертвование Дюма.

— Да, понимаю твою мысль. Это как для нас — стипендия Дюма.

— Н-ну, — протянул Янн, — не совсем так. А еще есть Джузеппе Роккиа…

— Это вряд ли, — перебил Тьери. — Он живет в Перудже.

— Посмотри на карту. Оттуда день пути на машине. Мы нашли Мута в два часа ночи. Это значит, что Роккиа мог убить дуайена после приема, потом всю ночь ехал к себе в Перуджу. Вижу, как он сейчас сидит в своем любимом кафе на любимой площади, ровно в девять утра, как в любой другой день.

Тьери пожал плечами и почесал в затылке.

— Ладно, а Одри Захари?

Он хотел внести свой вклад в список подозреваемых.

— А что она на этом выигрывает? — спросил Янн.

— Хм… может, любовная ссора? Ты видел, как она с ним кокетничала на приеме.

— Это возмутительно. Она втрое его моложе!

— Я вижу, ты эксперт. — Тьери откинулся на спинку стула, потер живот. На самом деле ему очень хотелось есть, но он сильно нервничал. — Послушай, Янн. Я думаю, тебе нужно сказать судье, что ты не все время был со мной в пабе.

Янн нервозно рассмеялся:

— Ну, Тьери, спасибо!

— Я просто считаю, что надо поступить честно!

— А я честно. У меня голова пошла кругом от вина и пива, и я вышел прогуляться. Прошелся по улице Италии и облевал пальму в кадке, потом заснул на скамейке напротив Сен-Жан-де-Мальт. Минут сорок меня не было?

Тьери нервно теребил бахрому покрывала на кресле.

— И ты меня оставил одного на все это время с теми американками.

— Ты слишком стеснителен с девушками. Я тебе одолжение сделал. А вернувшись, я уже был в приличном виде, верно?

Тьери кивнул, потирая живот.

— Кажется, в буфете есть сушеная паста.

Янн встал, посмотрел на друга.

— Ты еще скажи, что это «Де секко».

— Это «Де секко».

Янн потер руки, открыл дверцу, взял знакомый синий пакет с любимой пастой.

— Ты меня действительно слушаешь!

— Так она же в самом деле отличная, — сказал Тьери, запуская пальцы в волосы в деланом смущении.

— А соус? Соус у нас есть?

— И опять тебе повезло. Соуса нет, но есть дядина бутылка оливкового масла. Она у меня под кроватью, я ее сберег.

Янн побежал в спальню Тьери, опустился на колени и пошарил под неубранной кроватью.

— Того дяди, у которого оливковый сад в Аллоше? — спросил он оттуда.

— Ага! Насыщенный вкус историй Марселя Паньоля — по крайней мере, так дядя говорит.

Найдя шлепанцы и одну кроссовку, Янн в конце концов добрался до оливкового масла и прижал бутылку к груди.

— Только вина у меня не спрашивай, — сказал Тьери, вставая, чтобы помочь.

— Печаль, печаль.

— Прости, что с пастой так вышло, — сказал Марсель Фо, убирая посуду.

— Не так уж это было плохо, — возразила его жена.

— Ты очень добра, но она была переварена, а я знаю, как корсиканцы трепетно относятся к пасте.

— Честно говоря, я даже и не заметила. А дети вообще ее заглотили, не жуя. Кстати, где они научились добавлять в нее кетчуп?

— В доме моих родителей, — ответил Марсель, наливая жене чашку травяного чая.

Он приготовился к рассуждению о неправильных пищевых привычках своих родителей: у государственных служащих на пенсии денег было больше, чем они могли потратить. Они точно не спускали их на еду — как Анни регулярно жаловалась — и Марсель часто гадал, нет ли у отца тайной страсти к игре и не стала ли мать жертвой виртуальных мошенников. Но Анни молчала, а потом сказала:

— Гибель профессора Мута — это ужасно, но я не могу слишком печалиться по этому поводу. Для теолога это же очень плохо — сознаваться в таком?

— У теологов нет иммунитета к нечистым мыслям, — ответил муж, кладя на стол пачку печенья. — Плюс к тому доктор Мут был не самым обаятельным человеком в этом мире. С тобой и с Бернаром он поступил ужасно. Заставил ждать до последнего момента, а потом взял и передумал уйти в отставку. Тем более тебя все время дразнил обещанием этой должности. И с Бернаром наверняка обращался так же.

— В этом я не сомневаюсь. Вспомнить хотя бы то, как Бернар повел себя на приеме. Но ты же не думаешь…

Марсель удивленно посмотрел на жену:

— Анни, я вообще не могу себе представить, как человек может убить, и мне странно, что ты так могла подумать о Бернаре.

— Да, прости, ты прав. Скорее, это Роккиа.

— Анни!

Анни рассмеялась, взяла печенье, макнула его в чай.

— Я была так воодушевлена до вечера пятницы, уверенная, что этот пост за мной, и уже мысленно переехала в квартиру на площади Четырех дельфинов.

— Ну, — поморщился Марсель, — ребята целое лето развозили бы воду из фонтана по всему дому. Ты подумай, сколько пришлось бы убирать.

Анни засмеялась, потянулась через стол и поцеловала мужа.