Мой любимый шпион

Мэри Джо Патни, 2019

Вступая в брак, измотанный годами трудной службы в военной разведке Симон Дюваль и молодая вдова его кузена, французская аристократка Сюзанна де Шамброн, всего лишь мечтали о покое и «тихой гавани». Но понемногу их дружба, забота друг о друге и взаимопонимание стали превращаться в куда более нежное чувство… Однако счастье супругов оказалось недолгим – Симона внезапно отозвали из почетной отставки. И тогда Сюзанна решила стать партнером и помощницей любимого мужа в смертельно опасной схватке с наполеоновскими шпионами…

Глава 5

Когда дамы удалились, невозмутимость на лице Киркланда сменилась ухмылкой, и он осведомился:

— Кто-нибудь из нас предпочитает херес? Если нет, то можно удалиться в другой зал и выпить бренди.

— Отличная мысль. — Хокинс вопросительно взглянул на Симона. — Так вы с Сюзанной?.. За время плавания из Константинополя в Лондон я имел удовольствие познакомиться с ней поближе. Прелестная особа с железными нервами.

— Они ей пригодятся, если она останется со мной, — сухо произнес Симон.

Остальные мужчины рассмеялись, рассаживаясь на кожаных диванах в углу просторной комнаты, противоположном от выбранного дамами. Дворецкий — как всегда, начеку — поспешил принести им поднос с графинами и стаканами.

Принимая стакан с бренди, Симон обвел взглядом собравшихся мужчин, удивляясь тому, как непринужденно чувствует себя среди них, хотя срок их знакомства насчитывал всего несколько часов, а Киркланда знал лишь по отзывам.

На первый взгляд все присутствующие выглядели вполне обеспеченными английскими джентльменами, беседующими в своем клубе, но если присмотреться — открывались новые подробности. Никто из них не принадлежал к светскому обществу. Кроме того, все они не раз сталкивались со смертельной опасностью, но выжили. И все обрели, наконец, прочное положение и счастье. Именно этого Симон хотел и для себя.

Нынешняя непринужденность в этом кругу стала для него сродни той, которую он испытывал рядом с Сюзанной. По-видимому, он навсегда разучился чувствовать себя своим среди обычных людей. Усмехнувшись, Симон произнес:

— Мы выглядим настолько респектабельно, что мне невольно думается, что где-нибудь в другом месте я бы вас не узнал.

— Трудно выглядеть хуже, чем при нашей первой встрече, сразу после того, как нас выловили из реки Дору, — сухо заметил Хокинс. — В ту ночь мы не рассказывали о своем прошлом, а я не прочь побольше узнать о каждом из вас: откуда прибыли, чем занимались, что привело вас в тот подвал.

— В моем прошлом нет ничего примечательного, — отозвался Симон. — В Португалии я выдавал себя за француза, но на самом деле англо-французского происхождения. Моя мать была англичанкой, и я провел в Англии больше времени, чем во Франции. Когда рухнул Амьенский мир, я решил уйти в британскую армию, где дослужился до полковника военной разведки. — Он едва заметно улыбнулся. — Обычно я отправлялся на разведку в армейском мундире. В подвале же вместе с вами я очутился потому, что совершил эту вылазку в штатском.

— Опасная затея, — понимающе кивнул Мастерсон. — Я поступил так же, потому и попал вместе с вами в подвал. А в остальном моя жизнь была проста и незамысловата. Я родился в Оксфордшире и учился вместе с Киркландом. — Он чуть помедлил, будто решая, ограничиться ли уже сказанным. — Мне всегда хотелось служить в армии, поэтому я купил офицерский патент и ушел воевать за короля и отечество. Почти все следующие годы я провел на Пиренейском полуострове, а патент, как только представился подходящий момент, продал.

— И по пути домой нашли себе блистательную амазонку, — подсказал Симон.

— Чему особенно рад, — рассмеялся Мастерсон.

— А я немного разочарован, — заметил блондин. — Помнится, расставаясь в Португалии, мы выяснили, что при знакомстве несколько исказили свои имена, однако вы оказались и в самом деле Дювалем и Мастерсоном, как и представились с самого начала. — Он усмехнулся. — Так вот: теперь я Кингстон, но предпочитаю зваться Гордоном — как в том подвале. Это одно из моих имен.

— Каков был ваш жизненный путь до той ночи и после нее? — осведомился Хокинс.

— Моя учеба закончилась после нападения на титулованную особу, за что меня приговорили к ссылке в Новый Южный Уэльс, — ответил Гордон. — После побега из поселения каторжников я много и беспорядочно скитался — где только не побывал и чем только не занимался. А после Португалии я решил приступить к искуплению своих грехов, о чем мы и говорили в подвале, поэтому вернулся в Лондон и стал кем-то вроде специалиста по решению всевозможных затруднительных ситуаций.

— И человек он на редкость сведущий, — заметил Киркланд. — Как профессионал, я сожалею о том, что вы сделали выбор в пользу респектабельности.

— Это вы виноваты, что отправили меня с тем последним поручением. — Гордон кивнул в сторону Хокинса. — Мне требовалось пересечь Атлантический океан, а Хокинс был готов рискнуть и войти в район боевых действий. Во время плавания мы и скрепили узы нашего знакомства выпитым бренди.

— Кстати, о смене имен… Я тоже пользуюсь одним из своих настоящих, — объявил Хокинс. — Фамилия моей семьи — Венс, но я начал называться своим средним именем, Хокинс, еще в то время, когда уволился после службы в Королевском флоте. С тех пор я стал моряком торгового флота и, в конце концов, приобрел на капитал весьма сомнительного происхождения собственное судно. — Он усмехнулся. — Очень быстрое судно, в самый раз для прорыва блокады.

Симон невольно вздрогнул, подавшись вперед, спросил:

— Так вы тот самый лейтенант Венс, которого выгнали с флота за то, что в разгар боя унес раненого мичмана с палубы? Поскольку же все, кто был старше вас по званию, погибли или получили ранения, вас обвинили в том, что вы покинули свой пост в боевых условиях, верно?

Хокинс кивнул.

— Да, верно: именно так все и было, — но откуда вы узнали?..

— Дело в том, что юношей, которого вы спасли, был мой кузен Лукас Мандевилл. — Симон судорожно сглотнул. — В сущности, он мне как родной брат.

— Он оправился от ран? — Хокинс впился взглядом в собеседника. — Лукас был очень тяжело ранен, и корабельный доктор сомневался, что он выживет. Я так и не узнал, что с ним стало.

— Он оправился, хотя и не сразу, — ответил Симон. — И как только смог, вернулся на действительную службу. Он говорил, что это его долг, ибо флот лишился будущего адмирала, когда вас уволили за его спасение.

Хокинс пожал плечами.

— Возможно, но этот жизненный поворот мне по душе. Окажись я сейчас в тех же обстоятельствах, — поступил бы так же, как в тот раз. Рад слышать, что Лукас поправился. Что случилось с ним потом? Если можно, я хотел бы увидеться с ним.

— Его корабль потопили французы, и он числится в списках пропавших без вести. Есть вероятность, что он попал в плен и был увезен во Францию, но Лукас не прислал ни единого письма, а в его банке говорят, что он ни разу не запрашивал денежных переводов, которые могли бы сделать более комфортной его жизнь в плену. — Симон тихо вздохнул. — После отречения императора прошел уже почти год, а от Лукаса все нет вестей, так что, видимо, пора смириться с мыслью, что и его самого больше нет.

— В поисках одного пропавшего друга я стал знатоком разных мест во Франции, где содержали в плену британских офицеров, — проговорил Киркланд. — У вас была возможность детально выяснить подробности исчезновения вашего кузена?

— Увы, нет. До недавнего времени я был занят на континенте. — Стараясь не выдать вновь вспыхнувшей надежды, Симон спросил: — А вы нашли вашего пропавшего друга?

— Да, нашел. Причем там, где никак не ожидал найти. Если желаете, мы могли бы обсудить материалы, которые я собрал, пока разыскивал Уиндема.

— Мне бы очень этого хотелось, — сказал Симон. К черту доводы рассудка! Не стоит пренебрегать даже призрачной надеждой.

— Хорошо, поговорим позднее, — пообещал Киркланд.

Симон с благодарностью кивнул и тут же проговорил:

— Четверо из нас, пятерых, здесь. И, судя по всему, все мы довольны жизнью. Но известно ли что-нибудь о Чантри?

— Я виделся с ним в Константинополе, — сообщил Хокинс. — Он выполнял обязанности помощника по особым делам при британском посланнике. По-турецки говорил как на родном языке и располагал обширными связями среди местных жителей. И он оказал нам неоценимую помощь, когда мы спасали Рори, ее кузину и Сюзанну. По его просьбе я оставил письмо с его адресом у Хатчерза. Гордон, вам, должно быть, будет небезынтересно узнать, что его настоящая фамилия Рамзи.

— Отлично! Стало быть, среди нас все-таки нашелся достаточно скрытный человек, — с усмешкой откликнулся Гордон.

Тут появился слуга, который прошел в противоположный угол комнаты и что-то негромко сказал леди Киркланд. Та кивнула, поднялась и, окинув взглядом всех присутствующих, сообщила:

— Ужин подан, так что предлагаю продолжить наши увлекательные беседы в столовой. — Она улыбнулась и добавила: — Строгого плана размещения за столом нет, так что садитесь как пожелаете.

«Тем лучше», — подумал Симон, направляясь к Сюзанне. В эту минуту она казалась веселой и молоденькой — совсем как девушка, с которой он познакомился много лет назад.

Сюзанна встала, взяла его под руку и одарила взглядом искрящихся зеленых глаз. Он улыбнулся в ответ, думая о том, что она все больше ему нравится, и спросил:

— Довольны вечером?

— Да, очень! Дамская компания подобралась на редкость разнообразная, и все здесь гораздо приветливее знатных эмигрантов, не скрывающих презрения ко мне.

И в тот же миг Симон решил, что и ему нравятся присутствующие здесь женщины — даже те из них, с которыми он еще не успел познакомиться.

— С нетерпением жду возможности побеседовать с ними. Из них я знаю только Афину Мастерсон — познакомился с ней в Сан-Габриэле, вскоре после отречения императора.

— До сегодняшнего дня я никогда не слышала о такой стране, — призналась Сюзанна. — Ах, сколько новостей из Европы прошло мимо меня за время моего пребывания в Константинополе! Кстати, я заинтригована… Оказывается, вас посвятили в рыцари ордена святой Деолинды и в подтверждение дали огромный и блестящий медальон. Его и впрямь невозможно пробить пулей?

— Ручаться я бы не стал, — хмыкнул Симон. — Но он впечатляет. Афина и Уилл тоже получили медальоны — более заслуженные, нежели мой. Она, вероятно, поскромничала и не стала рассказывать вам свою историю, но я готов, если вам интересно.

— Да, очень!.. — Сюзанна невольно сжала его руку. — Знаете, ни одна из дам даже не поморщилась, когда я упомянула о своем прошлом.

— Вы рассказали им?.. — удивился Симон.

— Я решила, что если хочу подружиться с ними, то должна быть откровенной. — Сюзанна помолчала. — А если бы они отнеслись ко мне с презрением, то не стоило бы тратить на них время.

— Весьма прагматичный подход, — заметил Симон, впечатленный ее смелостью.

— Пока живешь в гареме, лишаешься иллюзий. — Сюзанна искоса взглянула на кузена. — В целом беседа была на редкость откровенной. Думаю, вы, джентльмены, сбежали бы, услышав ее. А мы выяснили, что у нас много общего. Взять, к примеру, Калли — ту красавицу с волосами оттенка розового золота. Ей тоже приходилось зарабатывать себе на хлеб рукоделием. С нетерпением жду возможности снова побеседовать с ней.

«Выходит, Калли, аристократически хрупкая и изнеженная, была швеей?» — мысленно удивился Симон, а вслух заметил:

— Должно быть, ей есть что рассказать, — заметил он.

Сюзанна кивнула.

— А как прошла беседа в кругу джентльменов? Может, говорили о том, что опасность, от которой вы спаслись общими усилиями, еще не сделала вас настоящими друзьями?

— Да, верно. Но выяснилось, что мы, «грешники», в своем стремлении искупить прошлые грехи прекрасно ладим. — Заметив, что другие пары, опередив их, уже приближались к двери столовой, Симон повел свою спутницу быстрее.

— Если вы были заняты опасным и необходимым делом, это еще не значит, что вы грешник, — заметила Сюзанна, когда они входили в столовую. — Авантюрист — да, пожалуй. Но не грешник.

— Может, и так. Но при такой службе можно остаться в живых лишь в том случае, если не всегда действуешь по-джентльменски. Симон отодвинул для своей дамы стул у стола. Поскольку в столовую они вошли последними, свободных мест оставалось всего два — напротив Хокинса и леди Рори. Все пары предпочли сесть вместе, и Симон с удовольствием отметил, что стол не настолько широк, чтобы нельзя было вести разговоры через него. Заботой Киркланда об удобстве гостей он остался доволен.

— Сама будучи великой мастерицей искусства выживания, я не стану вас осуждать, — тихо проговорила Сюзанна.

— Я бы сказал, что всех нас объединяет именно умение выживать, — в задумчивости произнес Симон. — Вы согласны, Хокинс?

— Безоговорочно, — кивнул тот. — В опасные ситуации я попадал столько раз, что и не сосчитать! И к Рори это тоже относится.

— Я как раз собираюсь сделать записи обо всех этих чудесных спасениях, — заявила Рори с блеском в глазах. — Из них получатся чудесные эпизоды для скандальных готических романов!

Сюзанна криво усмехнулась.

— Только придется кое-что изменить, чтобы никто не узнал героев романа.

Остроумными замечаниями сыпали не только они — смех слышался повсюду за столом. Угощение было отменным, беседы — еще лучше. Симон не мог припомнить, когда ему в последний раз доводилось побывать на столь же приятном ужине.

Они с Хокинсом разговорились о жизни моряков и воспоминаниях о дружбе Хокинса с Лукасом; Афина и Калли обсуждали трудности жизни в районах боевых действий, где довелось побывать обеим, а Гордон развлекал присутствующих уморительными — и, как все надеялись, гротескно преувеличенными — рассказами о днях своих странствий.

Киркланд же внимательно слушал и явно что-то брал себе на заметку. Симон знал, что в службе разведки хозяин этого дома занимал почетное положение легенды и своими успехами отчасти был обязан удивительному умению собирать сведения где угодно.

Когда ужин подошел к концу, Киркланд произнес:

— Прежде чем мы ненадолго разойдемся, у меня есть вопрос ко всем вам, поскольку вы обладаете обширным опытом. Уверен, всем вам знакомы слухи и догадки, касающиеся бегства императора с Эльбы во Францию с целью возвращения себе престола. Как вы думаете, возможно ли такое?

Долгую паузу нарушила Афина Мастерсон:

— По-моему, это весьма вероятно. Недавно я познакомилась в Сан-Габриеле с несколькими французскими офицерами. Некоторые из них устали от войны и хотели лишь одного: чтобы им не мешали строить мирную жизнь, — но другие знали только войну, так как возвращаться с нее им было некуда. Наполеона по-прежнему боготворят многие его солдаты. Если он вернется и поднимет знамя борьбы, у него найдется немало сторонников.

— Именно так, — согласился Симон. — Новый император династии Бурбонов не внушает любви своим подданным, а Наполеону, по слухам, уже наскучила его миниатюрная империя на Эльбе. Если ему представится шанс сбежать, он так и сделает.

— Рано ли, поздно ли, но сбежит он непременно, потому что слишком уж многие готовы поддержать его, — рассудил Мастерсон. — А во Франции столько желающих вновь приветствовать его во главе государства, что это неизбежно приведет к новым войнам.

— К продолжению прежних войн, — поправил Симон, представив самые разные варианты развития событий, и ни один из них не сулил ничего хорошего. — Для его ссылки следовало выбрать более отдаленное место: например Ботнический залив, — а от Эльбы рукой подать до Италии и Франции.

Киркланд с мрачным видом кивнул.

— Вы подтвердили мои опасения. В конечном итоге союзников ему не одолеть, однако он способен вновь разорить целый континент, прежде чем будет повержен раз и навсегда.

Вновь воцарившееся молчание нарушила леди Киркланд. Поднявшись из-за стола, она с улыбкой проговорила:

— А теперь, когда все мы впали в уныние, дамам по традиции пора отправиться пить чай и оставить джентльменов сплетничать за портвейном. Надеюсь, вы вскоре присоединитесь к нам, господа.

— Мы не сплетничаем, — возразил ее муж, поднимаясь. — Мы делимся ценными сведениями и выводами.

— Как скажешь, дорогой, — снова улыбнулась леди Киркланд, а ее супруг, чуть помедлив, осведомился:

— Полковник Дюваль и мадам Дюваль, можно вас на пару минут?

— Да, конечно, — кивнул Симон, насторожившись. «Интересно, зачем я понадобился Киркланду?» — спрашивал он себя.