Мой любимый шпион

Мэри Джо Патни, 2019

Вступая в брак, измотанный годами трудной службы в военной разведке Симон Дюваль и молодая вдова его кузена, французская аристократка Сюзанна де Шамброн, всего лишь мечтали о покое и «тихой гавани». Но понемногу их дружба, забота друг о друге и взаимопонимание стали превращаться в куда более нежное чувство… Однако счастье супругов оказалось недолгим – Симона внезапно отозвали из почетной отставки. И тогда Сюзанна решила стать партнером и помощницей любимого мужа в смертельно опасной схватке с наполеоновскими шпионами…

Глава 2

Сюзанна поставила чашку так поспешно, что ее содержимое плеснулось через край.

— Боже милостивый, Симон! Мне показалось, с виду вы в своем уме. Но теперь ясно, что я ошиблась в своих суждениях.

Он улыбнулся, наслаждаясь напевностью ее французского акцента, грацией миниатюрной, идеально сложенной фигурки и блеском волос насыщенного табачного оттенка.

— Своим предложением я изумлен не меньше, чем вы, Сюзанна. Тем не менее считаю его верным шагом.

— Но почему? — В ее изумительных зеленых глазах блеснуло любопытство. — Почему вы считаете свое предложение верным шагом?

Симон помолчал. Ответ на этот вопрос требовался и ему самому.

— Я много лет добивался поражения Наполеона, — проговорил он наконец. — Проклятый корсиканец лишил меня многих родных и любимой. А теперь с Наполеоном наконец-то покончено — надеюсь, навсегда. Что же делать солдату, когда войны завершены?

— А что делать всем остальным — выжившим? — тихо спросила Сюзанна.

Над этим вопросом он ломал голову долгие месяцы и постепенно находил ответы.

— Строить мирную жизнь. Я открою свой дом, который долго пребывал в запустении. Уберу мундир с глаз долой. Разобью сад. И женюсь. — Симон вглядывался в прелестное лицо собеседницы. Во многих отношениях она казалась чужой, но это была лишь маска, под которой скрывалась давно и хорошо знакомая женщина. — Ваша прежняя жизнь была полна тяжких утрат и треволнений. Так может, теперь вам хочется того же, чего и мне?

Сюзанна встала и молча прошлась по комнате. Остановившись у окна, спиной к собеседнику, тихо проговорила:

— Мы с вами познакомились двенадцать лет назад, во времена Амьенского мира. В то время я, наивная и полная оптимизма девчонка, думала, что войнам навсегда пришел конец и теперь всех ждет радужное будущее. А потом мир вновь был ввергнут в пучину насилия и хаоса. Быть может, ваше предложение вызвано желанием возродить те времена мира и оптимизма? Но они, увы, миновали…

— Времена — да, миновали, — согласился Симон. — Но разве мы не были друзьями, хоть и знали друг друга не так долго? Меня восхищали ваши ум и душевность, и я завидовал моему кузену, которому посчастливилось так удачно выбрать невесту. И вы, казалось, были довольны моим обществом. Неужели этого мало для начала?

— Эта связь слишком слаба, — возразила Сюзанна, поворачиваясь лицом к собеседнику. — Это было слишком давно, и теперь мы чужие друг другу.

— В самом деле? — Симон встретился с ней взглядом. — В жизни каждого из нас многое произошло, но неужели вы и впрямь считаете себя уже совершенно другим человеком? Поверьте, я очень утомлен и повидал в жизни немало, но мне кажется, в глубине души я все тот же, каким был, когда мы только познакомились.

— Пожалуй, и я осталась прежней — только где-то очень глубоко, — проговорила Сюзанна, и в глазах ее отразилась боль. — И сейчас я не знаю, смогу ли еще когда-нибудь выйти замуж, так что…

Она внезапно умолкла, и Симон, не дождавшись продолжения, нерешительно спросил:

— Но почему вы так считаете?

Он уже подумал, что Сюзанна откажется отвечать, но она вдруг со вздохом сказала:

— Годы, проведенные в гареме, где от моего умения притворяться распутницей зависело, выживу я или нет, совершенно изменили меня возможно, навсегда. И я не уверена, что смогу когда-либо вновь испытать желание. Сейчас мне кажется, что, пожалуй, нет.

Симон внутренне содрогнулся, понимая, какой болью вызваны эти простые и откровенные слова. И вместе с тем они удивительным образом вызвали в нем ощущение родства с ней.

— Мои обстоятельства отличались от ваших, но и мне известно, как умирает желание. — На краткий миг ему вспомнилось пьянящее обоюдное безумие, которое он испытывал со своей невестой Алетт. — Для меня желание такого рода не более чем воспоминание, погребенное вместе с другими, радостными и светлыми. Вместе с тем я способен представить себе вполне благополучный брак без физической близости. А вы, Сюзанна?

На ее лице отразилось удивление, затем — задумчивость.

— Для самой себя — да, могу представить без труда. Но вы же мужчина в цвете лет, а мне по опыту известно, что темперамент у мужчин сильнее. Что, если желание к вам вернется, а ко мне — нет? В таком случае я стану для вас досадной обузой.

Симон медлил с ответом — вопрос был весьма серьезный.

— Вы все равно останетесь моей женой и другом, — сказал он наконец. — Я ничем не оскорблю и не унижу вас. Но если все произойдет прямо противоположным образом, то есть желание вернется к вам, но не ко мне?

— Подобно вам я буду осмотрительна и ничем не опозорю ваше имя, — ответила Сюзанна и вдруг рассмеялась, лицо ее словно осветилось, и воскликнула: — Поистине французская беседа!

Симон тоже рассмеялся.

— Так и есть. Возможно, мы оба исхитримся втихомолку встречаться с любовниками на стороне. Но это лишь предположения, не более того. Все, что нам известно в данный момент, — наше нынешнее отношение к этому вопросу. И мое отношение состоит в том, что я был бы глубоко вам признателен, если бы вы согласились разделить жизнь со мной.

— Но почему? — в растерянности пробормотала Сюзанна.

Симон прекрасно понимал: шанс, что она примет его предложение, мог появиться лишь в том случае, если он проявит предельную откровенность.

— Долгие годы мне было очень одиноко, Сюзанна, — негромко проговорил он. — Когда же я вошел в эту комнату, первым моим чувством стала безмерная радость оттого, что вы живы. И уже в следующий миг я осознал, что не одинок.

Она испытующе вглядывалась в его лицо.

— Знаете, мне тоже теперь не так одиноко. Но что, если мы не подходим друг другу?

— Мы благопристойно двинемся каждый своим путем в рамках нашего брака, продолжая выказывать друг к другу доброту и уважение. Полагаю, в этом не будет ничего трудного. Если что и пробуждает гнев, так это страсть. А если для нас обоих страсть уже в прошлом, то мы наверняка сможем стать друзьями.

— На первый взгляд — все просто. Но жизнь редко бывает простой, — с усмешкой заметила Сюзанна.

Симон мысленно улыбнулся. Уже от одной этой беседы он почувствовал, что оживает, хоть они и расходились во мнениях.

— Вы, разумеется, правы, Сюзанна. Но не будем упускать из виду несомненную практичность моего предложения. В качестве моей жены вы могли бы жить с достаточным комфортом. Конечно, не в роскоши, подобающей графине, но все же вам бы не пришлось работать целыми днями, чтобы прокормиться.

— Не стану отрицать: звучит заманчиво, — признала Сюзанна. — Но даже в лучшем случае брак — это прыжок в неизвестность, а я вас почти не знаю. Ведь прошло столько лет…

— Все ваши доводы резонны, но нам незачем принимать решение сегодня же, — отозвался Симон. — Давайте проведем вместе некоторое время и познакомимся заново.

— Непременно! Потому что в настоящий момент вы, сэр, не кто иной, как кот в мешке.

Симон громко расхохотался.

— Я слышал о себе много нелестных отзывов, но такого — никогда. — Он указал на светлеющее небо за окном. — Солнце вот-вот выглянет. После визита к вам я намеревался побывать в своем лондонском доме. С самого своего возвращения я живу в отеле, но, пожалуй, пора уже переселиться в собственный дом.

Сюзанна выглянула в окно, за которым действительно прояснялось.

— А мне надо бы дошить заказ, пока еще светло.

После недолгого размышления Симон предложил:

— Если вы составите мне компанию в этой поездке, я обеспечу вас свечами, чтобы вы смогли поработать ночью.

— Надеетесь соблазнить меня свечами? — с улыбкой спросила Сюзанна.

— А хоть бы и так. — Симон тоже улыбнулся. — Но вы можете считать, что я просто хочу вам помочь.

Она ненадолго задумалась, потом кивнула.

— Что ж, свечи и впрямь будут очень кстати. И я не прочь подышать свежим воздухом. Сейчас, только схожу за накидкой.

Проводив ее взглядом, Симон подумал: «А не спятил ли я и в самом деле, предлагая этот брак?» — но брать свои слова обратно не собирался.

Чувствуя себя отчаянной авантюристкой, Сюзанна вышла из дома, и спутник помог ей забраться в открытую двуколку. Усевшись с ней рядом, он взял у грума вожжи, затем, вытащив из-под сиденья темно-синий дорожный плед, проговорил:

— Он вам пригодится. Хоть в воздухе и пахнет весной, настоящего тепла еще ждать и ждать.

— Но после затяжных дождей перемены особенно приятны. — Сюзанна закуталась в плед. Плед был соткан из удивительно мягкой шерсти, и она наслаждалась его ласкающим прикосновением, но еще больше — вниманием и заботой своего спутника.

Пока Симон опытной и твердой рукой выводил упряжку на узкую улицу и поворачивал на запад, Сюзанна изучала его профиль. Теперь, когда первое потрясение от его сходства с ее покойным мужем прошло, она стала замечать разницу. Жан-Луи излучал умудренную опытом пресыщенность, а Симон казался сдержанным… и загадочным? Ей вспомнились тихие омуты, в которых водятся черти. Ему определенно есть что рассказать. Впрочем, как и ей.

Рассмотрев своего спутника, она принялась с интересом изучать улицы, здания и прохожих.

— Как приятно наконец-то увидеть в Лондоне хоть что-то!

— Вы не знакомы с городом? — спросил Симон.

Она покачала головой.

— Нет, к сожалению. До возвращения из Константинополя я никогда здесь не бывала.

— И все равно готовы были рискнуть своим будущим в незнакомом городе?

Она пожала плечами.

— Здесь проще стать новым человеком. Проплыв через все Средиземное море на английском судне, я научилась довольно бегло говорить на этом языке. И я знала, что справлюсь.

Он молча кивнул, понимая ее стремление начать новую жизнь. А она вновь заговорила:

— Вы ведь повидали больше великих городов Европы, чем я. Который из них ваш любимый? Может, Париж? Ведь Париж любят очень многие…

— Но вы, Сюзанна, не из их числа, не так ли? У каждого великого города есть своя душа, свои красоты и позорные пятна. Париж, Рим, Вена, Лиссабон… Мне очень понравился Лиссабон: город света и живописных видов, — но больше всего я люблю Лондон, потому что это мой дом.

— В детстве вы жили здесь?

— Да, дед подарил моей матери особняк на Мейфэре, когда она вышла замуж. Чтобы удобнее было навещать родных… Поэтому, когда мы бежали во времена террора, дом уже ждал и был готов принять нас. Здесь, в Англии, я провел больше времени, чем во Франции.

Улицы, по которым они проезжали, становились все шире, и вот, наконец, Симон подъехал к особняку, стоявшему на просторной площади, в центре которой находился зеленый скверик. Передав поводья молодому груму, проделавшему путь на запятках двуколки, Симон помог Сюзанне выйти из экипажа и подняться по ступеням к темно-зеленой двери, у которой поблескивал бронзовый дверной молоток в виде головы льва.

Помедлив с минуту, явно собираясь с духом, Симон достал из кармана массивный ключ и со вздохом пробормотал:

— Прежний молоток был в виде орла, слишком уж похожего на имперский штандарт Наполеона, с которым французские войска ходили в бой. Я велел заменить его британским львом.

— Символы имеют значение, — отозвалась Сюзанна и после долгой паузы вдруг спросила: — Вам не хочется возвращаться сюда, потому что этот дом хранит слишком много тягостных воспоминаний?

— Слишком много — да, но радостных. Этот дом — часть золотых дней, ушедших навсегда. — Тихо вздохнув, Симон отпер дверь и провел Сюзанну в небольшой холл.

Над полированным столом красного дерева, прямо напротив входной двери, висело зеркало в золоченой раме, и вошедшие тотчас же отразились в нем. Сюзанна от неожиданности вздрогнула — будто увидела себя рядом с незнакомцем. В первый ошеломляющий момент их встречи она приняла его за своего покойного мужа и лишь потом вспомнила его как Симона — обаятельного юношу, к которому привязалась всем сердцем в славные времена перед самой своей свадьбой.

Но зеркало отразило и его, теперь уже взрослого мужчину, поражавшего строгой красотой, а также спокойной уверенностью в себе. Было ясно, что этот мужчина свободно чувствовал себя в любой ситуации, а в некоторых случаях наверняка был очень опасен…

У нее вырвался прерывистый вздох, когда она со всей отчетливостью осознала, что за человек сделал ей предложение. Но, как ни странно, в зеркале они неплохо смотрелись рядом. Даже в купленном с рук и перешитом платье она не утратила привлекательности и невозмутимой элегантности, присущих графине.

А роднила ее с Симоном в первую очередь усталость. Окажется ли фундамент глубокого душевного изнеможения достаточно прочным для брака? Или уже по одной этой причине ей следовало без оглядки бежать от этого человека?

Он открыл дверь, находившуюся справа, и за ней обнаружилась гостиная. Портьеры здесь были задернуты, свет приглушен, но Сюзанна все же разглядела элегантные очертания мебели и ощутила мягкость турецкого ковра под ногами.

Входя, она провела кончиками пальцев по блестящей поверхности стола из атласного дерева.

— Прекрасный дом. Он пустовал все эти годы?

— Нет, здесь жила французская пара, которая долгое время служила семье моего отца. — Симон подошел к окну, отдернул портьеры и впустил в комнату бледный свет зимнего дня. — Когда после Амьенского мира вспыхнула война, я помог супругам Мерсье покинуть Францию. Им требовался новый дом, а за этим нужен был присмотр. Две недели назад я сообщил письмом, что скоро возвращаюсь, просил снять чехлы с мебели и приготовить дом к моему приезду.

Он прошел по комнате и потянул шнур звонка, свисавший возле камина. Из глубины дома, где находилась людская, донесся звон.

— Я не бывал тут много лет. Странно видеть, что здесь все осталось по-прежнему.

Сюзанна окинула взглядом комнату. Столы, кресла и диваны с необычайной тщательностью были расставлены так, что образовывали в гостиной уютные уголки, располагающие к беседе; обивка же лишь слегка выцвела от времени. Ее внимание привлек портрет над камином: темноволосая женщина с ласковой улыбкой сидела в кресле в этой самой гостиной, а мужчина, стоявший с ней рядом, положил руку ей на плечо.

— Ваши родители, — узнала Сюзанна. — Я виделась с ними мельком незадолго до свадьбы, но в то время я перезнакомилась с таким множеством родственников Жана-Луи, что едва успевала обменяться несколькими словами с каждым из них. Между Симоном и его отцом имелось явное фамильное сходство, которое унаследовал и ее муж. Кровь Дювалей давала о себе знать.

Симон подошел к ней и тоже засмотрелся на портрет.

— Он был написан в счастливые времена. Мой отец, француз до мозга костей, относился к жизни философски и извлек из своего изгнания в Англию всю пользу, какую только смог. Миру предстоят перемены, говорил он, и заботился о том, чтобы я одинаково бегло говорил и по-французски, и по-английски. По его замыслу, школу я должен был закончить здесь, а университет — в Париже, если к тому времени закончатся войны, но вышло по-другому…

— А какую школу? — Сюзанна попыталась вспомнить названия самых известных британских школ, но вспомнила лишь одну. — Может, Итон?

— Хэрроу. Как и Итон, она расположена близ Лондона. — Симон улыбнулся. — И в качестве воспитанника Хэрроу я считаю своим долгом утверждать, что моя школа во всем превосходит Итон. Но на самом деле особой разницы нет.

Вдруг вспомнив кое-что, Сюзанна спросила:

— У вас ведь есть брат? Помнится, вы очень тепло отзывались о некоем Лукасе.

— Он приходился мне кузеном, но мы с ним действительно были как братья. Наши матери — родные сестры. Лукас осиротел в раннем детстве и вырос в моей семье. — Симон указал на второй портрет, поменьше, висевший над диваном. Мальчишкам на этом портрете было лет по десять, не больше. Одним явно был Симон, а вторым — его ровесник со светлыми волосами и озорными глазами. — Мы вместе учились в Хэрроу и заботились друг о друге.

— Он… его уже нет? — тихо спросила Сюзанна. — Еще одна жертва войны?

— Да, — с тоской в голосе подтвердил Симон. — Лукас служил в Королевском флоте. Его корабль затонул, и о выживших ничего не известно. Хотя я по-прежнему втайне надеюсь, что он томится в плену где-нибудь во Франции.

Сюзанна нахмурилась.

— Но ведь после отречения императора всех пленных отпустили, разве нет?

— Верно, отпустили. Но я все же надеюсь…

Их беседу прервало появление пары средних лет, судя по виду — французов, присматривающих за домом. Широкоплечий, явно мастеровитый и деятельный мужчина низко поклонился.

— Милорд, приятно видеть вас дома и в добром здравии!

Мадам Мерсье, кругленькая и востроглазая, сделала книксен.

— Все в полной готовности, милорд. Изволите переселиться сегодня? — И она скользнула любопытным взглядом по Сюзанне.

— Пожалуй, завтра, — ответил Симон. — Сегодня я решил показать дом моей кузине, графине де Шамброн, поэтому и привез ее сюда. Я считал, что ее уже нет в живых, и был несказанно рад, обнаружив, что она жива и недавно прибыла в Лондон.

Улыбнувшись супругам Мерсье, Сюзанна сказала по-французски:

— Дом чудесный, и вы содержите его в идеальном порядке.

Весьма довольная похвалой, мадам Мерсье отозвалась на том же языке:

— Благодарю, мадам графиня. — После некоторых колебаний она добавила: — Может быть, подать месье и мадам легкий завтрак? Времени приготовить все как полагается не хватит, но могу предложить простую еду — как в недорогом ресторане: беф-бургиньон с настоящим французским хлебом.

От этих слов рот Сюзанны наполнился слюной — на хорошую еду ей давно уже не хватало денег.

— Этого мне хотелось бы больше всего на свете! — воскликнула она. — Я уже несколько лет не ела французских блюд.

Супруги заулыбались, а Мерсье спросил:

— Не желают ли месье и мадам выпить по бокалу вина, пока готовится еда?

Сюзанна мысленно выразила надежду, что и вино тоже французское, но все же сказала:

— Я бы лучше пока посмотрела остальной дом, если вы, Симон, не возражаете.

— Буду рад показать его вам. Я позвоню, когда мы закончим, Мерсье. Накройте на стол в маленькой столовой.

Почтительно склонив головы, супруги Мерсье удалились — вероятно, строить догадки, что бы могло значить присутствие Сюзанны рядом с их хозяином. Сама же Сюзанна понятия не имела, что уготовано ей будущим.

Симон предложил ей руку.

— Приступим к осмотру, миледи?

Сюзанна с улыбкой кивнула. Даже если она сочтет замужество неблагоразумным, то эта поездка крайней мере обеспечит ей настоящий французский обед.