Тысячи осеней. Том 1

Мэн Сиши (2016)

В Поднебесной неспокойно: Северная Чжоу, Северная Ци и Южная Чэнь спорят за право объединить страну, которая уже почти двести лет пребывает в раздробленности. Тюрки осаждают Центральную равнину, последователи буддизма, конфуцианства и даосизма спорят меж собой, не находя согласия, а прославленные мастера боевых искусств охотятся за сочинением великого алхимика Тао Хунцзина, которое позволит достичь прежде невиданных высот. В это смутное время из затвора выходит Янь Уши, прославленный мастер неправедного пути, глава школы Чистой Луны, и он готов потрясти своими деяниями Небо и Землю. Волею случая он находит низвергнутого Шэнь Цяо, нового настоятеля горы Сюаньду и праведника, каких поискать. Проявив милость к раненому, Янь Уши задумывает использовать Шэнь Цяо в своих политических играх или хотя бы вырастить из него достойного соперника, дабы еще больше укрепить свое могущество. Сам Шэнь Цяо утратил не только память, но и всяческую опору в жизни — он слеп, предан соратниками и больше не может положиться на свои силы просветленного. И отвергнуть помощь Янь Уши тоже не может… В книге присутствует ненормативная лексика! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 9

Гора Сюаньду

Даосская школа горы Сюаньду по праву считалась лучшей во всей Поднебесной, и хотя простой люд по обыкновению подозревал, что здесь, как и в иных прославленных сектах, беспрестанно плетут интриги и разжигают распри, в Пурпурном дворце подобной беды не бывало. С раннего детства Шэнь Цяо рос в тишине и покое, вдали от мирских дрязг и суеты. Наставник любил его как родного сына, братья по учению души в нем не чаяли. Бывало, конечно, что дети, расшалившись, поднимали шум и гам, однако Ци Фэнгэ, неизменно грозный к чужакам, принимал выходки учеников как должное, и те не боялись сурового наказания. Иными словами, Шэнь Цяо с раннего детства знал лишь добро и ласку. Неудивительно, что и сам он вырос кротким и добрым человеком.

В свое время Шэнь Цяо не слишком повезло: из пяти учеников, принятых Ци Фэнгэ, он был лишь вторым, что в иных школах считается неудачным местом. Но природная мягкость Шэнь Цяо, выдающиеся способности и его доброта к другим расположили Ци Фэнгэ, и он сделал мальчика своим любимым учеником, которому после передал свои рясу и патру.

Так вышло, что Юй Ай поступил в учение гораздо позже и стал третьим учеником, хотя был старше Шэнь Цяо на целых два года. И все же ему приходилось называть младшего по возрасту старшим по учению, то есть шисюном. В детстве Юй Ая это весьма удручало, отчего он нередко приставал к Шэнь Цяо и дразнил его, надеясь добиться от малыша, чтобы тот признал его старшинство, но, разумеется, не преуспел.

Будучи примерно одного возраста, они с раннего детства играли вместе и, как водится, крепко сдружились. И если бы кто спросил Шэнь Цяо, кому он доверяет больше всего, тот ответил бы, что наставнику Ци Фэнгэ и братьям по учению. А пожелай кто допытаться, кому именно из братьев, Шэнь Цяо тогда бы сказал, что Юй Аю.

Еще до возвращения на гору Шэнь Цяо живо представлял себе эту встречу. Быть может, увидав шисюна, Юй Ай изумится, что обреченный на смерть все-таки выжил, а может, почувствовав укол совести, испугается или скривится от презрения и не пожелает принимать Шэнь Цяо. Однако бывший настоятель никак не ожидал, что Юй Ай встретит его с удивлением и радостью. Во мраке ночи Шэнь Цяо не различал черт шиди, но голос выдавал, что у того на душе.

Шэнь Цяо собирался о многом спросить и допытаться правды, но, как начать этот тяжкий разговор, он не знал. Юй Ай тоже не торопился расспрашивать своего нежданного гостя. Поприветствовав его радостным возгласом, он тут же умолк — видимо, разглядывал Шэнь Цяо, стараясь убедиться, что это и в самом деле он.

— Все ли хорошо в школе? — прежде всего спросил Шэнь Цяо, пускай вопрос и был зауряден.

Юй Ай не ответил. Озадаченный его молчанием, незваный гость чуть склонил голову набок и осторожно позвал:

— Третий шиди?

— Что с твоими глазами?

Теперь голос Юй Ая раздавался совсем близко — Шэнь Цяо невольно отшатнулся и отступил на шаг, но далеко уйти ему не дали, поймав за запястье.

— Что с твоими глазами? — повторил тот.

— Во время поединка с Кунье я сорвался с обрыва, а когда очнулся, они уже не видели, — кратко объяснил свой недуг Шэнь Цяо.

Но третий шиди не выпустил его руку.

— Не шевелись, я проверяю пульс, — чуть погодя предупредил он.

Шэнь Цяо хотел было сказать, что в этом нет нужды, но запястье крепко сжимали, а вырваться не было сил, и ему волей-неволей пришлось уступить заботе Юй Ая. И тот действительно какое-то время слушал пульс. Наконец он вымолвил:

— У тебя как будто не осталось внутренней ци… Как так вышло?

— Разве, подмешивая яд, ты не предвидел такого исхода? — бесцветно заметил Шэнь Цяо.

От этих жестоких слов Юй Ай ослабил хватку, и Шэнь Цяо, воспользовавшись случаем, высвободил запястье.

Мастерство Юй Ая было таково, что, несмотря на темную ночь и тусклый огонек свечи, он все прекрасно видел и с легкостью, до мельчайших черт, различал Шэнь Цяо. Поэтому от третьего шиди не укрылось, что его друг и бывший соученик смертельно бледен, сильно напирает на бамбуковую трость и чудовищно исхудал (тонкое запястье, выглянувшее из-под рукава, намекало, что под одеждой одна кожа да кости). Поглядишь на такого — и сердце кровью обольется. Ничто в новом облике Шэнь Цяо не напоминало прежнего настоятеля.

Юй Ай тихо вздохнул:

— Раз вернулся, не уходи… Прошу, позволь мне объясниться…

Шэнь Цяо упрямо покачал головой.

— Гора Сюаньду в скором времени изберет нового настоятелячжанцзяо. Если у школы останется прежний глава, опозоривший Сюаньду, разве не возникнут у тебя трудности?

Выслушав его соображения, Юй Ай заметно удивился.

— Отчего ты решил, что Сюаньду изберет нового чжанцзяо?

— Через десять дней соберется совет Нефритовой террасы. Разве вместе с тем не проведут церемонию избрания?

Юй Ай хотел было покачать головой, но вовремя спохватился, что его гость ничего не видит во мраке, поэтому поспешил возразить:

— Когда ты упал с обрыва, я тайно отправил людей на твои поиски, однако они ничего не нашли. Я рассудил так: если ты жив, надобно с тобой встретиться, если погиб — следует хотя бы увидеть тело. И пока ты жив, Сюаньду не изберет нового чжанцзяо. Да, сейчас я взял дела школы на себя, но обязанности настоятеля исполняю лишь временно. И никогда не желал сместить тебя, дабы занять твое место.

Прежде Шэнь Цяо поверил бы третьему шиди без раздумий, однако теперь обстоятельства переменились, и Шэнь Цяо переменился тоже, потому доверять Юй Аю никак не мог. Помолчав немного, он настойчиво возразил:

— В день, когда я сражался с Кунье, перед боем обнаружилось, что мои силы уменьшились вполовину, а внутренняя ци застоялась и расходилась по телу едва-едва. Потребовались чрезвычайные усилия, чтобы хотя бы поддерживать ее ток, однако и это не помогло. Я начал подозревать, что отравлен, стал припоминать, когда и где мог отравиться, однако на тебя не подумал…

Вместо оправданий Юй Ай опустил голову. Руки он спрятал в рукава, и все же было заметно, что его пальцы слегка подрагивают.

Шэнь Цяо с раннего детства не отказывал в доверии никому из обитателей горы Сюаньду, притом глупым или невежественным он никогда не бывал, равно как и легковерным или наивным. Он просто считал, что на свете есть добро, без оглядки доверял своим братьям и сестре по учению, с которыми вместе рос, и надеялся, что уж они-то никогда его не предадут. Вот почему он стал легкой добычей злоумышленника.

— Сорвавшись со скалы, я лишился чувств, а когда очнулся, обнаружил, что ничего не помню, — повел рассказ Шэнь Цяо. — В моей голове все перемешалось, я ничего не понимал и жил в растерянности… Только недавно воспоминания пробудились, и картины прошлого вернулись ко мне. Я стал припоминать некоторые обстоятельства. К примеру, то, что накануне вечером ты пришел ко мне и попросился переночевать в моих покоях. Ты и прежде приходил и о многом рассказывал. И однажды признался, что влюблен в нашу шимэй, но увы, она ко всем холодна и никому не отдает предпочтение. Ты пришел ко мне вечером, прямо перед боем, потому как не мог унять тоски и тревоги и хотел поделиться горестями, а также просил сразу после поединка с Кунье замолвить за тебя словечко шимэй…

Выслушав его, Юй Ай по-прежнему хранил молчание.

— Когда Кунье прислал нам письмо с вызовом на поединок, я сперва не хотел принимать бой, но ты напомнил мне о давнем сражении нашего учителя с Хулугу, наставником Кунье, и сказал, что своим отказом я брошу тень на добрую память учителя и славное имя Сюаньду. Впоследствии ты не раз и не два говорил мне о своей привязанности к шимэй, однако вот что странно: в ее присутствии ты ни голосом, ни жестом, ни поступком не показывал своих чувств. Я же ничего не подозревал и усердно утешал тебя, ища возможность свести тебя с шимэй, оставив вас наедине… Теперь мне думается, что твои жалобы были ложью… не так ли?

Юй Ай устало вздохнул и наконец проронил:

— Ты прав. К шимэй никаких нежных чувств я не испытываю, а лишь использовал ее как предлог, дабы усыпить твою бдительность и провести с тобой ночь накануне поединка. Ты унаследовал рясу и патру учителя, поскольку в боевых искусствах и глубине познаний превосходишь всех нас, а потому обычный яд не причинил бы тебе никакого вреда. Мне пришлось прибегнуть к одному из редчайших ядов Поднебесной — «Радость от встречи». Он не приводит к мгновенной смерти. Если верно подобрать порцию, можно отравить так, что ни духи не узнают, ни демоны не почуют. Он действует до чрезвычайности незаметно: постепенно проникает в костный мозг, а потом уж поражает органы. Человек умирает самой что ни на есть естественной смертью. Однако я не желал твоей гибели и добавил в питье совсем чуть-чуть. Мне лишь хотелось, чтобы ты проиграл Кунье. Мне ведомо твое мастерство, и я был уверен: даже сорвавшись с пика, ты не погибнешь, а только расшибешься и от тяжких ран оправишься через несколько месяцев. Впрочем, мой замысел не удался, дела пошли хуже некуда, и, когда ты сорвался, я послал за тобой людей. Они долго искали твое тело, но ничего не нашли…

Услышав это признание, Шэнь Цяо сурово свел брови.

— Но ведь «Радость от встречи» — редчайший яд. Если верить свидетельствам, на Центральную равнину его завез Чжан Цянь, возвращаясь из путешествия по Западному краю. Но после все сведения об этом яде затерялись в веках, и верно приготовленного образца не найдешь даже в императорском дворце, что уж говорить о горе Сюаньду… Так где же ты его достал?

Не успел Юй Ай толком ответить, как Шэнь Цяо пронзила догадка. Он страшно переменился в лице.

— Ты взял… у Кунье? Это он тебе дал?!

— Да… — немного помолчав, неохотно признался Юй Ай.

— Чтобы лишить меня поста, ты даже на сговор с тюрками пошел! — на лицо Шэнь Цяо набежала тень гнева. — Все верно, учитель передал пост мне, но ты ведь всегда знал, что я за него не держусь! Все эти годы именно ты помогал мне управлять школой… Скажи ты хоть слово, и я бы тут же уступил место тебе! Не понимаю, к чему отказываться от близкого и гнаться за далеким?.. Да еще и помощи искать у тюрок!

Он пришел в ярость, говорил резко и горячо. Покончив с обвинениями, Шэнь Цяо зашелся в кашле.

Юй Ай хотел было похлопать его по спине, но, потянувшись, вдруг передумал и отнял руку. Собравшись с мыслями, он неторопливо повел свою речь:

— Беда в том, что прежнюю уединенную жизнь мы позволить себе не можем. Пока что наша школа считается первой среди даосских, однако, если будем и дальше отгораживаться от всего света, пренебрегая мирскими делами, другие рано или поздно свергнут нас с пьедестала. Настанет день, когда мы утратим свое первенство! Погляди вокруг: храм Чистого Ян с горы Цинчэн стремительно набирает силу, а его настоятель, И Бичэнь, гораздо известнее, чем ты, шисюн!

По мере того как Юй Ай описывал истинное положение дел, он горячился все больше и больше:

— А теперь взгляни на наш Пурпурный дворец: что у нас осталось, кроме отголосков былой славы учителя? Притом в мастерстве ты нисколько не уступал тому же И Бичэню. Пожелай ты войти в мир цзянху и, быть может, сумел бы побороться за место в десятке лучших мастеров Поднебесной. Однако ты выбрал уединение, предпочел сидеть в глуши и безвестности! Но если мы продолжим упорствовать в своем недеянии, на смену нашему учению придут другие, и неважно, сколь глубоки наши познания и как далеко мы продвинулись в своем совершенствовании!

Следом Юй Ай заговорил о смуте, что терзала всю Поднебесную, чем уже воспользовались адепты других учений:

— Сейчас мир погружен в хаос, каждая даосская школа стремится выделиться. В то же время буддисты и конфуцианцы в борьбе за влияние предлагают хитроумные планы, один другого диковиннее, дабы просвещенный государь подчинил себе всю Центральную равнину. Даже неправедные школы не остались в стороне! И только наши адепты ни во что не вмешиваются! Просто сидят на горе, заткнув уши и делая вид, что это их не касается! У нас в руках великолепный меч, но мы избегаем сражений! И что нам делать, если буддисты или конфуцианцы помогут объединить Поднебесную? Останется ли место для нас, даосов?

Поделившись тревогами, Юй Ай ненадолго умолк, чтобы продолжить уже спокойным тоном:

— Послушай меня, шисюн, я и в мыслях не допускал, что способен заменить тебя. И сам знаю: сердца чужеземных варваров не таковы, как наши. Сговор с тюрками — всего лишь часть моих замыслов. Но ты бы воспротивился и помешал мне, а потому оставлять тебя на горе Сюаньду было нельзя. Вот я и решился на столь отчаянный шаг. Но теперь ты вернулся к нам, и я прошу: не уходи, останься с нами и поправь свое здоровье! Ты ведь останешься?

— И что же будет через десять дней? — мрачно осведомился Шэнь Цяо.

Юй Ай застыл в недоумении.

— О чем ты?

— Как ты объяснишь братьям по учению, да и всем остальным адептам, мое возвращение на гору Сюаньду? И что ты объявишь на всю вольницу-цзянху, когда соберется совет Нефритовой террасы?

На это у Юй Ая слов не нашлось. И тогда Шэнь Цяо стал допытываться:

— На каких условиях вы сговорились с тюрками?

— Прости, шисюн, но подробности я оставлю при себе.

— А если я воспротивлюсь?

Тот промолчал.

— Если воспротивлюсь, — неумолимо начал Шэнь Цяо, — ты тут же посадишь меня под замок в какой-нибудь из павильонов. Я буду настоятелем лишь на словах, притом заточенный в четырех стенах и света белого не видя, и все для того, чтобы я не мешал твоим великим замыслам… Не так ли?

Его догадку снова встретили красноречивым молчанием.

Шэнь Цяо тяжко вздохнул и печально заметил:

— В детстве ты часто болел, и хотя был старше меня на целых два года, любил покапризничать, требуя большей заботы. Позже, возмужав, ты целыми днями напускал на себя степенный и строгий вид, опасаясь, что совсем юные адепты не станут тебя уважать, а то и начнут пренебрегать тобою. И я еще помню, как ты гонялся за мной и кричал на весь двор, требуя называть тебя шисюном…

Когда речь зашла о прошлом, черты Юй Ая чуть смягчились.

— И я помню те времена. В детстве я отличался дурным нравом: к другим относился холодно, неугодных высмеивал и преследовал, и те не знали, куда от меня деться. Шимэй и вовсе меня избегала. Из всех наших братьев лишь ты был достаточно добр и кроток, чтобы сносить меня.

— Каким бы кротким я ни был, но даже у моего терпения есть предел, — резко возразил Шэнь Цяо. — Ты так жаждал мой пост, что сговорился с Кунье и подстроил мое поражение… Что сказать? Я сам виноват, что ошибся в тебе и подставился под удар. Но тюрки уж слишком алчны до власти и славы, к тому же давно замыслили захватить исконные земли хуася! С самого своего основания Сюаньду не помогала ни одному государству взять верх над другими и покорить Поднебесную, и уж тем паче не до′лжно ей сговариваться с тюрками!

На это Юй Ай горько усмехнулся:

— Так и знал, что ты отвергнешь мои замыслы. А иначе зачем мне было идти на отчаянный шаг?

— Быть может, предыдущие настоятели-чжанцзяо и ошиблись, решив сохранять недеяние и держаться вдали от мира, однако они были правы в том, что никогда не помогали тюркам. Еще не поздно повернуть назад, одумайся!

— Я уже принял решение и от своих замыслов не откажусь, — сердито возразил Юй Ай. — Как и ты, я вырос на горе Сюаньду и всем сердцем желаю нашей школе процветания. Как видишь, мои намерения ничуть не хуже твоих, так к чему строить из себя совершенномудрого? Разве во всей Поднебесной только ты один прав, а остальные ничего не смыслят? Почему бы тебе не поспрашивать других на горе Сюаньду? Все эти годы наши соученики молчали, но разве в глубине души они не ропщут? Послушай, что я решил. На совете Нефритовой террасы я во всеуслышание объявлю, что школа Сюаньду снова набирает учеников. С притоком свежей крови слава нашего монастыря будет только множиться, и тогда секта Тяньтай и академия Великой Реки никогда не превзойдут нас!

Шэнь Цяо ничего не ответил ему. Договорив, Юй Ай тоже умолк. Вспышка гнева прошла, как не бывало, и лишь часто вздымающаяся грудь выдавала, что он до сих пор сердит.

Двое бывших соучеников стояли на ночном ветру друг против друга и не желали продолжать этот разговор, но и разойтись они тоже не могли.

Юй Ая взяла досада, от утраты болело сердце: он видел, что все кончено, близкими друзьями и соратниками им больше не быть. Доверять друг другу, как в старые добрые времена, уже невозможно.

Шэнь Цяо прервал молчание первым:

— Вижу, ты тверд в своих замыслах, стало быть, говорить больше не о чем, — сказав так, он хотел было развернуться и уйти.

— Куда же ты? — окликнул его Юй Ай.

— В поединке с Кунье я потерпел поражение и тем самым опозорил нашу обитель, — спокойно ответствовал Шэнь Цяо. — Я не смею да и не считаю себя достойным возвращаться на пост настоятеля-чжанцзяо, не говоря уж о том, в каком свете тогда предстанет наша школа в глазах чужаков. Что до отравления… доказательств у меня нет. Даже если посмею обвинить тебя, боюсь, мне никто не поверит. Скорее другие решат, что я просто наговариваю на тебя, не желая мириться с разгромным поражением. Ты уже все продумал, так какое тебе дело, куда я пойду? Куда бы я ни направил свои стопы, что бы ни сделал, а твоим великим замыслам не помешаю.

— Но ты ведь получил тяжкие раны, — ласково напомнил Юй Ай. — Не уходи от нас, лучше останься и подлечись.

Но Шэнь Цяо упрямо покачал головой, отвергая его предложение. Он снова развернулся, дабы удалиться, но тут позади раздался голос Юй Ая:

— Я не позволю тебе уйти, — сказал он властно и холодно.

— А если я того желаю? — ответствовал ему в тон Шэнь Цяо.

Юй Ай предпочел не отвечать, а снова прибегнуть к уговорам:

— Ты вырос на горе Сюаньду, с самого детства знаешь всех ее обитателей. Как ты можешь вот так бросить нас и уйти? — принялся убеждать он, взывая к дружеским чувствам и здравому смыслу.

Но Шэнь Цяо был непреклонен:

— Сговора с тюрками я не потерплю и никогда не соглашусь на твои замыслы.

Услышав, что шисюн не передумает, Юй Ай сменил ласку на угрозы и принялся чеканить каждое слово:

— Отчего ты думаешь, что твое согласие требуется? Четверо из семи старейшин горы Сюаньду уже одобрили мои намерения, трое других давно ушли в затвор, и житейские заботы их ничуть не волнуют. Что до наших соучеников, то все они негласно меня поддерживают. Старший шисюн человек кроткий, даже мухи не обидит, и говорить с ним об общем деле бесполезно — все равно ничего не добьешься. Остальные четверо братьев и младшая шимэй, быть может, обрадуются твоему возвращению, однако тебя вряд ли послушают. Все мы знаем, что нашей школе нужны перемены. Я не хочу остаток жизни наблюдать, как наша великая обитель приходит в упадок… никто из нас не хочет! Как думаешь, какими силами я сумел уладить насущные дела и заступить на пост настоятеля-чжанцзяо? Без молчаливого согласия и поддержки соучеников у меня бы ничего не вышло. Пойми же, шисюн, твой образ мысли, как и воззрения нашего учителя, а с ними и убеждения предыдущих настоятелей уже неприменимы в этом мире! Как горе Сюаньду остаться в стороне и печься лишь о своем учении, когда в Поднебесной свирепствует смута!

Он снова умолк. Повисла гнетущая тишина.

Та ночь была необыкновенно тиха: ни свиста птиц, ни дуновения ветерка, ни шороха листвы. Весь мир словно замер и, как только яркая луна скрылась за облаками, погрузился во тьму. Пламя свечи, которую принес Юй Ай, задрожало, потускнело и вдруг потухло. Но до этого Шэнь Цяо не было никакого дела: ослепнув, он больше не различал день и ночь.

Как и все прочие, Шэнь Цяо был человеком из плоти и крови, стало быть, у него тоже болели старые раны, а жизненные трудности и неурядицы огорчали его. Однако он упорно верил, что всегда есть надежда на лучшее, и никогда не унывал. Когда память вернулась к Шэнь Цяо, в его голове зароились тысячи вопросов, сомнения одолели душу, однако он не отчаялся и держался мысли, что, вернувшись, выяснит всю правду. Он встретится с Юй Аем, поговорит и так отметет свои мрачные догадки.

Но вот правда открылась, и Шэнь Цяо ощутил смертельную усталость, будто на его плечи упала вся тяжесть этого мира. Будто кто-то вцепился в него и утащил в ледяные глубины, прямо на дно морское, и теперь оттуда не выбраться, никак не выплыть.

Почувствовав дурноту, Шэнь Цяо невольно налег на бамбуковую трость и стиснул ее крепче, надеясь так удержаться на ногах.

От того, что отразилось на лице брата по учению, у Юй Ая сжалось сердце, однако отступить он не пожелал. Более того, он решил внести ясность в свои взгляды, а потому повторил еще раз:

— Послушай меня, шисюн, никто не жаждет совершенного уединения и полной отрешенности. Несомненно, школа Сюаньду — лучшая среди даосских, и мы в силах поддержать просвещенного государя, чтобы с его помощью распространить наше учение по всему свету. Так зачем нам уподобляться отшельникам, сидящим в глуши? Почти все на горе Сюаньду пришли к этому выводу. Противиться лучшей доле? Не слишком ли наивно, шисюн?!

Но Шэнь Цяо его доводы не принял. Глубоко вздохнув, он горько посетовал:

— Ты уже сговорился с Кунье, а он из тюрок. Разве это не означает, что ты попросту поможешь им захватить Центральную равнину и отобрать наши исконные земли хуася!

— Разумеется, нет! — возмутился Юй Ай. — Наш сговор с Кунье — лишь часть моего замысла, о чем я уже упоминал. И как бы мне ни хотелось открыть нашу школу миру, но я не намерен поддерживать их завоевания! Они свирепы и жестоки, кого из них можно назвать просвещенным государем?

Шэнь Цяо нахмурился: в голове его все перемешалось, однако он смутно чувствовал, что Юй Ай замыслил что-то грандиозное, а что именно, уяснить пока не мог.

— Ты вернулся к нам, — тем временем продолжал Юй Ай, — и, несмотря на разногласия, мы еще можем остаться близкими друзьями… нет, родными братьями, между которыми нет неловкости и недомолвок. Да и куда ты подашься? Видишь ты худо, от полученных тяжких ран еще не оправился. Боюсь, восхождение на гору отняло у тебя немало сил и времени, ты измучен, долгого пути тебе не выдержать, так зачем тебе уходить? Оставайся здесь, гора Сюаньду — твой дом.

Шэнь Цяо медленно покачал головой:

— Ступай своим великим путем, а мне уж позволь довольствоваться узенькой доской, перекинутой через ручей. На роль марионетки-чжанцзяо я не гожусь. И впредь не…

Он осекся. Ему хотелось сказать шиди что-нибудь жестокое, чтобы одним словом разорвать былую крепкую дружбу, однако перед ним вдруг встали картины их общего детства, юности и взросления, и такие яркие и живые, что у него захватило дух. Шэнь Цяо запоздало понял, что жестокими словами их не стереть. Глубоко вздохнув, он передумал что-либо говорить и, плотно сомкнув губы, отвернулся, собираясь уйти.

И если раньше Юй Ай побоялся бы его останавливать, поскольку Шэнь Цяо был лучшим из лучших учеников Ци Фэнгэ, унаследовавшим невероятное мастерство учителя, то теперь опасаться было нечего — уж слишком он стал немощен. К тому же сам Ци Фэнгэ, прославленный мастер боевых искусств, чье имя гремело по всей Поднебесной, не брал в ученики детей с посредственным талантом: все на горе Сюаньду отличались превосходными задатками и хорошо освоили боевое искусство. И Юй Ай не был исключением. Поэтому он легко преградил путь Шэнь Цяо — всего-то и нужно было, что шагнуть в сторону.

— Не уходи, шисюн, — настойчиво повторил он, а сам уже занес руку, готовый оглушить Шэнь Цяо одним ударом.

Однако попытка не удалась — тот, как будто предугадав движение шиди, стремительно отступил и выставил бамбуковую трость так, чтобы ладонь противника угодила прямо по ней. Но Юй Ая эта мера ничуть не впечатлила. Наткнувшись на трость, он потянулся к ней, дабы отнять ее у шисюна, и почти поймал, как вдруг она выскользнула из хватки. Юй Ай ожидал, что Шэнь Цяо отдернет ее и попытается сбежать, но получилось совершенно иначе: тот ни с того ни с сего перешел в атаку, и трость стукнула Юй Ая прямо по запястью.

Нахмурившись, Юй Ай щелчком отклонил трость, а другой рукой потянулся к плечу Шэнь Цяо. Движение его было стремительным: хотя на горе не было ни ветерка, рукава взметнулись, и он в один миг оказался за спиной Шэнь Цяо, отрезая тому путь к отступлению.

Хватка Юй Ая сомкнулась на плече Шэнь Цяо — пальцы до боли впились в плоть, но Шэнь Цяо не бросил сопротивляться. Вместо этого он ловко извернулся и стукнул Юй Ая по пояснице, прямо по нижним ребрам, которые тот сломал еще в детстве, когда рухнул с дерева. Разумеется, за столько лет кости благополучно срослись, но страх перед болью остался, поэтому Юй Ай невольно уклонился, стараясь избежать удара, и вместе с тем выпустил плечо пойманного.

Шэнь Цяо едва ли мог противостоять своему шиди, ведь от его прежних сил осталась лишь треть, однако и у него было небольшое преимущество: он рос с Юй Аем, знал каждое его движение, каждый шаг, отчего мог даже с закрытыми глазами предугадать, как тот будет сражаться. Вдобавок Шэнь Цяо оставался в уверенности, что шиди не станет его убивать, а потому можно не опасаться получить тяжкую рану.

Скорее всего, Юй Ай тоже понял, на что рассчитывает шисюн. После краткого обмена ударами он мало-помалу разгорячился и уже не думал затягивать поединок. Метя в плечо Шэнь Цяо, он замахнулся и на этот раз вложил в свою атаку истинную ци.

Заслышав, как ладонь Юй Ая со свистом рассекает воздух, Шэнь Цяо поспешил выставить трость, дабы снова защититься, однако ничего не вышло. Трость переломилась надвое, и поток истинной ци ударил Шэнь Цяо в грудь — он отшатнулся, отступил на несколько шагов, споткнулся и упал на колено.

Юй Ай воскликнул:

— А-Цяо, не надо драться, лучше пойдем со мной! Как же обрадуется наша шимэй, когда увидит тебя живым и невредимым! А как обрадуются все остальные! — с этими словами он подошел к беглецу, собираясь, повидимому, поднять того на ноги.

На хлопотания шиди Шэнь Цяо не ответил ни словом, ни делом. Подгадав, когда Юй Ай схватит его за запястье, он ловко подобрал половину трости и со всей силы обрушил ее на предателя. И тут-то выяснилось, что все это время Шэнь Цяо старательно копил силы и выжидал, когда Юй Ай ослабит бдительность, чтобы обезоружить его одним ударом.

Юй Ай не мог и предположить, что немощный слепец даст такой яростный отпор. Он еще толком не понимал, насколько силен теперь Шэнь Цяо, и даже не подозревал, что тот восстановил только треть прежних сил. Но Юй Аю хватило и одного свиста, с которым стали закручиваться воздушные потоки у трости, чтобы почуять неладное. От ци, что вложил Шэнь Цяо в обломок, веяло как от студеного источника, и этот холод пробирал до костей. Обостренные чувства подсказали Юй Аю, что лучше не принимать этот удар, а уклониться.

Однако Шэнь Цяо вовсе не собирался нападать. Он вдруг опустил руку, развернулся и бросился прочь. Чтобы скрыться, он перешел на цингун, которым некогда овладел в совершенстве.

Шэнь Цяо вырос на горе Сюаньду, знал на ней каждую травинку, и лишь по смутным очертаниям двора и павильонов он вскоре понял, где находится. И все же отделаться от Юй Ая не удалось: тот бросился в погоню за беглецом. Прислушавшись, Шэнь Цяо выждал, когда он подберется поближе, и метнул в него обломок бамбуковой трости.

К тому времени Юй Ай уже твердо решил, что не позволит бывшему настоятелю уйти и что с милосердием должно быть покончено. Закатав рукава, он легко подхватил брошенный в него обломок трости и метнул его назад к Шэнь Цяо. Тот просвистел совсем близко и задел плечо беглеца — Шэнь Цяо не успел увернуться. Он пошатнулся, однако не позволил себе сбавить шаг и, превозмогая боль, ринулся вперед. На его плече выступила кровь и пропитала одежду.

Краткий миг замешательства оказался решающим: Юй Ай настиг своего шисюна и обрушил первый удар. Раскрытая ладонь угодило прямо в середину спины, и Шэнь Цяо, согнувшись, исторг из себя много крови. Повалившись на землю, он весь скорчился, задыхаясь от невыносимой боли. — Не смей убегать! — рявкнул Юй Ай, рывком поднимая его на ноги. Кажется, выходки Шэнь Цяо взбесили его не на шутку. — С каких это пор ты сделался таким упрямцем?! Я не желаю тебе вредить, но отчего ты меня не слушаешь?!

— Какой болван захочет сидеть под замком? — с насмешкой спросил кто-то. Голос был тих, но полон желчи. Откуда он раздавался — так сразу и не скажешь. Кругом темно, хоть глаз выколи.

Юй Ай в ужасе замер. Придя в себя, он стал лихорадочно оглядываться, выискивая следы чужака и высматривая во мраке его фигуру. Но никто на глаза так и не попался.

— Что за крыса тут прячется? Покажись!

— Думалось мне, что у такого выдающегося мастера, как Ци Фэнгэ, и ученики будут толковыми, но что я вижу? Шэнь Цяо — почти калека, Юй Ай, позарившийся на его место, — бездарность с посредственными задатками. Бьюсь об заклад: прознай об этом почтеннейший Ци Фэнгэ — и не видать ему покоя на том свете!

С этими словами из мрака к ним вышел Янь Уши. Губы его кривились в презрительной усмешке.

Еще до того как он показался, Юй Ай сообразил, что его боевого искусства не хватит дать отпор невидимому врагу, поскольку к ним явился кто-то выдающийся. Мало того, что Юй Ай не мог ощутить, где прячется незнакомец, так он не сумел даже предположить, откуда тот выйдет. Эта мысль перепугала Юй Ая не на шутку, однако он всеми силами постарался сохранить невозмутимый вид.

— Боюсь, мне неведомо имя уважаемого господина. Что за неотложное дело привело вас посреди ночи на гору Сюаньду? Если господин — старинный друг моего учителя, то прошу в главный зал выпить чаю.

— Без Ци Фэнгэ на горе Сюаньду стало совсем скучно. Уж обойдусь без твоего чая, — насмешливо отказал Янь Уши. — Да и нос не дорос наслаждаться им в моей компании.

Созывая совет Нефритовой террасы, Юй Ай хорошо подготовился к возможным встречам, а потому ему не составило труда перебрать в уме все известные имена, гремевшие когда-либо в цзянху. Незнакомец держится самоуверенно, даже нагло, притом его боевое искусство достигло невообразимых высот… Стало быть, перед ним…

— Янь Уши? Демонический Владыка Янь Уши?! — не сдержал удивленного возгласа Юй Ай.

Янь Уши нахмурился:

— Демонический Владыка? Сему почтеннейшему не очень-то нравится это прозвище.

Однако Юй Ай пропустил его замечание мимо ушей. Он разом посерьезнел и сурово заговорил:

— Глава Янь, осмелюсь спросить, что привело вас на гору Сюаньду? Сей Юй сейчас занят внутренними делами своей обители и не может оказать гостю достойный прием. Прошу главу Яня нанести повторный визит днем.

— Я прихожу, когда мне вздумается и куда мне вздумается, — не согласился Янь Уши. — Кто ты такой, чтобы мне указывать?

Испуганный появлением незваного гостя, Юй Ай поначалу даже не задумался, как же тот попал на гору Сюаньду. Но теперь он вдруг сообразил, что просто так к их школе никому не подобраться и даже такие прославленные мастера с незаурядным талантом, как Янь Уши и Жуянь Кэхуэй, не смогут заявиться в монастырь Сюаньду, когда им вздумается. Прежде всего, они неминуемо наткнутся на заслон из магических построений и ловушек. Если незваный гость проник незамеченным, значит, шел он не по каменным лестницам, а по узенькой тропе над обрывом, что вилась по другую сторону горы. Осененный этой догадкой, Юй Ай резко обернулся к Шэнь Цяо.

Тот стоял, опершись на ствол ближайшего дерева, всеми силами стараясь удержаться на ногах. Казалось, даже легкий порыв собьет его, и он рухнет на одно колено. Выражения лица было не разглядеть — Шэнь Цяо чуть опустил голову.

Между тем ветер в горах неумолимо крепчал. И вот порыв взметнул полы и рукава Шэнь Цяо, но тот не шелохнулся, а все так же непоколебимо стоял, и теперь думалось, что и сотня ударов не повалит его наземь.

Появление Янь Уши ничуть не удивило шисюна, и Юй Ай тотчас сообразил, что пришли они вместе. В груди его вскипел гнев, и он со страхом воскликнул:

— А-Цяо, неужто ты водишь дружбу с неправедной школой?!

Вместо ответа Шэнь Цяо медленно выдохнул — в воздухе отчетливо запахло кровью. Вытерев рот от кровавой слюны, он хрипло ответил:

— Раз ты сговариваешься с тюрками, отчего мне нельзя водить дружбу с неправедной школой?

Его замечание оставило Юй Ая без слов. Воспользовавшись заминкой, Янь Уши не преминул подлить масла в огонь. Он холодно добавил:

— Ци Фэнгэ проявил милость и отпустил Хулугу, и спустя много лет его ученик сбросил наследника Ци Фэнгэ с вершины горы. Да и то не сам, а с помощью другого ученика Ци Фэнгэ, кого этот почтеннейший взял на воспитание и научил боевому искусству, а тот вырос алчным до славы и власти и вздумал силой забрать пост настоятеля-чжанцзяо. Чтобы свершить злодеяние, он даже с тюрками сговорился — не побрезговал! Да узнай об этом ваш наставник — и он бы от гнева из гроба выскочил, с того света вернулся!

Издевки Янь Уши привели Юй Ая в дикую ярость. Сдерживаясь из последних сил, он процедил:

— Почтеннейший глава Янь заявляется к нам посреди ночи, пренебрегая всеми приличиями, и принять его мы никак не можем. У сего Юя еще остались домашние хлопоты, требующие неотложного внимания, так что прошу извинить, что не провожу вас!

— Чушь! — оборвал его попытки распрощаться Янь Уши. — Сей почтеннейший приходит и уходит, когда ему заблагорассудится, и нет в этом мире места, куда он не сумеет попасть. Попроси сего почтеннейшего Ци Фэнгэ, и он бы, возможно, послушал его в знак уважения, но ты-то кто такой?

За всю жизнь никто и никогда так грубо не заговаривал с Юй Аем. И если годы, проведенные с Шэнь Цяо, сколько-нибудь смягчили его дурной нрав, то дерзости Янь Уши пробудили прежние пороки.

Пальцы, скрытые рукавом, дрогнули. Сперва Юй Ай подумывал позвать других адептов, но после отказался от этой мысли, ведь на горе Сюаньду Шэнь Цяо пользовался большим уважением, если не почетом, и со всеми сохранял добрые отношения. Юй Ай, конечно, знал, что соученики разделяют его устремления и хотят вновь открыть школу миру, поддержать просвещенного государя и помочь тому в деле объединения Поднебесной, но он также понимал, что они едва ли желают сменить настоятеля обители. Кроме того, если старейшины и адепты увидят немощного и слепого Шэнь Цяо, может так статься, что они расчувствуются и позабудут о великих замыслах. Так что присутствие других адептов только помешает ему, и звать их не следует.

Рассудив так, Юй Ай взмахнул рукавом, и в его руке появился длинный меч.

То была одна из трех реликвий, которые Ци Фэнгэ оставил своим ученикам. Шэнь Цяо он отдал Шаньхэ Тунбэй — Скорбь гор и рек, младшей ученице Гу Хэнбо — Тяньвэй Шуйчунь, что означает Небо-для-кого-тысотворило-весну; Юй Аю же достался Цзюньцзы Буци, иное имя — Мужблагородный-не-утварь. Именно его достал Юй Ай, готовясь к бою.

Лезвие меча вдруг пошло рябью, как это бывает на поверхности воды, — то были переливы света, созданные истинной ци. Напитанный ею, клинок засиял так ярко, что темная ночь показалась едва ли не белым днем, украшенным блистательной радугой. Так выглядел «Меч Лазурной волны» — тайное искусство владения клинком, принадлежащее школе Сюаньду. У тех, кто постиг его в совершенстве, меч сиял и переливался немыслимым светом, и было отчетливо видно, как волны этого света набегают друг на друга, то стихая, то бурля, грозя вырасти до самых Небес и затопить землю.

В миг удара чудесным мечом противнику казалось, что он очутился в самом сердце бури и дождевые капли несутся на него с сокрушительной силой, сметающей все на своем пути. Вместе с тем он в ужасе чувствовал, как свирепый ветер тысячами лезвий пронзает его тело насквозь, добираясь до самых костей.

Но Янь Уши не стал дожидаться рокового удара, а загодя воспарил над землей, да так плавно и легко, будто поплыл по воздуху, подхваченный легким ветерком. Одна рука осталась у него за спиной, а другую он выставил перед собой. Легкий взмах рукавом — и в тот же миг все сотканные из истинной ци клинки, дождем летящие прямо в него, рассеялись без следа. Покончив с ними, Янь Уши неспешно выставил указательный палец, готовый принять на него любой удар. Точно так же он вскинул его, когда сражался у подножия пика Полушага со своим учеником, Юй Шэнъянем, правда, тогда Янь Уши задействовал лишь половину своей мощи. Но теперь потребовалось уже восемь десятых.

И хотя многочисленные клинки, сотканные из ци, были разом уничтожены, свет меча не погас, а, словно занавесь, спустился с неба и обволок лезвие меча. Следом Юй Ай одним взмахом очертил кончиком яркий полумесяц, посылая его в Янь Уши. Две волны истинной ци устремились друг к другу и сошлись ровно у пальца, выставленного Демоническим Владыкой. Столкнувшись, они стали давить друг друга, расходясь в стороны полукругом. Взметнулись рукава противников, одежды их нещадно трепало. И если б кто-нибудь оказался меж ними в тот миг, от него не осталось бы мокрого места. Даже Шэнь Цяо почувствовал натиск двух ци, хотя успел отойти от сражающихся подальше. Просто в момент столкновения волна незримой силы докатилась и до него и толкнула в грудь, отчего он едва не упал.

Тем временем Юй Ай скопил на острие меча немало ци, бурлящей, словно беспокойные воды. И вдруг эта ци обрушилась высокой волной прямо на голову Янь Уши!

Само название тайного искусства «Меч Лазурной волны» было весьма говорящим. Однажды почтеннейший Ци Фэнгэ отправился на восток, к самому морю, где на него снизошло озарение, пока он наблюдал, как поднимаются и опадают лазурные волны. Вернувшись домой, с той поры он день ото дня совершенствовал «Меч Лазурной волны» и достиг в этом деле таких высот, что это искусство стало основой основ на горе Сюаньду, и ученики изучали его прежде иных умений. Впрочем, каждый овладевал им по-разному, отчего исполнение тех или иных ударов, усиленных ци, заметно отличалось. Во многом это искусство опиралось на природный талант ученика, и отличить хорошее владение мечом от плохого не составляло труда.

Что до Юй Ая, то он овладел этим искусством в совершенстве и практически стал единым целым со своим мечом. Иными словами, он постиг сам дух этого искусства и более не занимался бездумным подражанием. Сверх того, Юй Ай сумел привнести в «Меч Лазурной волны» немало своего опыта, что успел приобрести, неустанно упражняясь с оружием.

И все же этот сокрушительный удар не пробил защиту Янь Уши — он остановил клинок одним только пальцем!

И тот вовсе не застыл на месте! Сдерживая острие меча, он беспрестанно двигался, но так стремительно, что нельзя было уловить глазом. Этим пальцем Янь Уши как будто прощупывал оборону противника, выискивая в ней бреши и уязвимости. Потребовалось всего ничего времени, прежде чем он обнаружил в заслоне, сотканном из истинной ци, несколько подходящих точек и ударил в них собственной ци.

Перед самым ударом Юй Ай вдруг припомнил, как почтеннейший Ци Фэнгэ рассказывал ученикам о достойных мастерах боевых искусств, и среди прочих имен он назвал Янь Уши. В те времена считалось, что против учителя может выступить разве что тюркский мастер Хулугу, а все прочие Ци Фэнгэ не соперники. Однако сам величайший мастер заметил, что через несколько лет Янь Уши вполне способен превзойти Хулугу, а то и победить его, Ци Фэнгэ, в честном поединке. Ведь этот несравненный следует сердцу и своим замыслам, а не бездумно подражает другим.

Взять, к примеру, «Сочинение о Киноварном Ян». Заурядностям этот труд лишь поможет постичь суть боевых искусств и откроет дорогу к вершинам мастерства. Иными словами, речь идет об основах, необходимых для прорыва в совершенствовании. Но положения, записанные в пяти цзюанях, нужны Янь Уши лишь как подсказки, чтобы с их помощью устранить мелкие несовершенства в своих уже развитых навыках. К тому же Демонический Владыка не станет слепо подчиняться каким-либо учениям и в точности подражать чужому искусству.

Чтобы ответить на атаку Юй Ая, Янь Уши использовал знаменитый «Перст весенних вод», о котором почтеннейший Ци Фэнгэ сложил двустишие:

Полнятся жалостью вешние воды — жаль отражение им, Ведомо тем: от мечтаний безумных остался лишь пепел один.

Некогда Янь Уши вызвал на поединок прославленного мастера и показал тому все, чего достиг за годы совершенствования. Несмотря на все старания Янь Уши и необыкновенную силу «Перста весенних вод», Ци Фэнгэ одолел юнца, но все же выказал тому уважение двумя меткими фразами.

Юй Ай, услышав от учителя эти строки, поначалу подумал, что сложены они от лица женщины, оплакивающей преждевременно угасшие чувства, и смысла их не постиг. Но вот он схлестнулся с Янь Уши, и то, о чем говорилось во второй строке, стало ясно как день. Стало быть, учитель в нескольких словах описал суть этого необыкновенного умения.

Палец противника не только остановил бурлящие волны ци, но и, выискав в заслоне Юй Ая уязвимости, без каких-либо усилий обрушил его. А ведь Юй Ай с таким трудом напитывал клинок истинной ци, стараясь и атаковать, и в то же время защититься! Но все вышло в точности, как и говорил великий мастер: «от мечтаний безумных остался лишь пепел один».

Янь Уши загнал его в угол, и Юй Аю не осталось иного выбора, кроме как задействовать весь запас ци, вложенный в клинок. Долго не раздумывая, он высвободил все без остатка.

Раздался оглушительный взрыв. Весь двор заволокло водяным паром. Камни сада разом потрескались и разошлись осколками. Откуда-то налетел свирепый ветер и стал рвать водяную дымку в клочья.

От взрыва скопленной ци Шэнь Цяо на мгновение-другое оглох, и лишь беспрестанный звон стоял в его ушах.

Несмотря на то, что павильон настоятеля-чжанцзяо располагался в отдалении от остальной части монастыря, грохот оказался такой силы, что переполошил всю обитель: вдалеке в павильонах стали загораться огни, и вскоре полусонные адепты, одевшиеся второпях как придется, высыпали наружу и поспешили во двор.

Подобного исхода Юй Ай никак не ожидал: он надеялся, что ему удастся схватить Шэнь Цяо без лишнего шума, но вдруг вмешался Янь Уши, и все надежды обойтись малой кровью рухнули.

Противники замерли на месте. Выждав немного, Юй Ай отступил на три шага, когда Янь Уши — на два. Оба уже знали, кто проиграет, ведь первый приложил все свои силы, когда второй — лишь восемь десятых.

Поднятая шумиха ничуть не смутила Янь Уши. Он держался подчеркнуто спокойно, однако по его лицу было видно, что он затаился, предвкушая интересное зрелище.

Глядя на него, Юй Ай от досады скрипнул зубами. Он понимал, что может кликнуть старейшин, и тогда они помогут задержать наглеца, заявившегося на гору Сюаньду без приглашения, да и Шэнь Цяо они не упустят. С другой стороны, уж очень ему не хотелось, чтобы другие встретились с бывшим настоятелем…

Пока он спешно размышлял, как стоит поступить, кто-то из соучеников добрался до двора, где развернулся поединок. И это был не кто иной, как Тань Юаньчунь, старший ученик Ци Фэнгэ.

И хотя он приходился Шэнь Цяо и Юй Аю дашисюном, то есть самым старшим по учению, но большим талантом не отличался и боевое искусство освоил посредственно. Характер у него был мягкий и кроткий — как говорится, из тех, кто даже мухи не обидит, и в любом споре Тань Юаньчунь стремился лишь поскорее примирить враждующих, а не утвердиться за чужой счет. Разумеется, такому человеку не суждено было возглавить даосскую школу, и пост настоятеля отошел к Шэнь Цяо. За свою доброту и великодушие Тань Юаньчунь пользовался всеобщим уважением, и когда Шэнь Цяо унаследовал школу Сюаньду, он тотчас сделал своего дашисюна старейшиной. С тех пор тот старательно взращивал и обучал третье поколение адептов.

Оказавшись на месте, Тань Юаньчунь первым делом заметил Юй Ая и несколько удивился.

— Шиди Юй? — с тревогой позвал он. — Откуда этот шум? Или это вы устроили? А кто этот господин?..

— Янь Уши, глава школы Чистой Луны, — спокойно ответствовал Юй Ай, будто ничего особенного не случилось.

Тань Юаньчунь так и ахнул от удивления. Как Демонический Владыка, глава неправедной школы, очутился на горе Сюаньду?!

Завидев Тань Юаньчуня, Янь Уши, будучи в прекрасном расположении духа, тут же обратился к нему, но вместо приветствия начал с дерзости:

— Так это ты старший ученик Ци Фэнгэ? В свое время я уступил этому несравненному, да вот теперь вижу, что его ученики никуда не годятся. Не желаешь сразиться со мной?

Тань Юаньчунь бросил на Юй Ая испуганный взгляд. Тот же невозмутимо заметил:

— Спору нет, глава Янь, вы поистине выдающийся мастер, однако адептов на горе Сюаньду немало, и вместе нам хватит сил, чтобы пленить вас. Или хотите сказать, что местные виды столь великолепны, что вы жаждете погостить у нас подольше?

На его колкость Янь Уши чуть ухмыльнулся и ответил не менее любезно:

— Без Ци Фэнгэ гора Сюаньду не стоит ни вэня.

Затем он повернулся к Шэнь Цяо и едко поинтересовался:

— Все никак не решишься уйти? Ждешь, когда твой шиди посадит тебя под замок, а потом возьмет тебя за ручку и заведет очередную песню про братскую любовь и другие нежные чувства?

Только после того как он обратился к Шэнь Цяо, Тань Юаньчунь заприметил еще одного гостя, что укрылся под деревом, в густой тени. Дышал он едва-едва, не издавал ни звука, вот почему Тань Юаньчуань далеко не сразу увидел его. К тому же появление Янь Уши в даосской обители произвело на этого бедного человека настолько неизгладимое впечатление, что он позабыл обо всем на свете.

Чуть оправившись, Тань Юаньчунь в волнении закричал:

— Чжанцзяо? Шиди?!

Опираясь на ствол и всячески стараясь не упасть, Шэнь Цяо повернул голову на крик и кивнул в знак приветствия.

— Давно не виделись, дашисюн. Все ли у тебя благополучно?

Появление шиди крепко удивило Тань Юаньчуня, но в то же время обрадовало. Позабыв об опасности, которую сулил приход Демонического Владыки, он было кинулся к Шэнь Цяо с криком:

— Ты цел? Когда ты вернулся?! И как ты… — он успел пройти всего ничего, прежде чем Юй Ай ловко преградил ему дорогу и строго окликнул:

— Дашисюн!

Волей-неволей пришлось умолкнуть и остановиться. Вместе с тем Тань Юаньчуню вдруг вспомнились грубые слова Янь Уши, и он вопросительно посмотрел на Юй Ая:

— Так что тут происходит?

Тот не ответил. И тогда, воспользовавшись моментом, к Тань Юаньчуню обратился Шэнь Цяо:

— Дашисюн, это правда, что вы собираетесь сделать Юй Ая новым настоятелем?

Его вопрос заметно смутил соученика. Он снова бросил взгляд на Юй Ая, а потом медленно перевел его на Шэнь Цяо. Отделываться пустыми любезностями этот кроткий человек не умел, а потому сказал всю правду без утайки:

— Пока тебя не было, шиди Юй взял на себя все хлопоты. Он и раньше помогал тебе с делами школы и лучше всех знал обязанности настоятеля. Когда ты сорвался с вершины и бесследно исчез, старейшины собрались и постановили, что временно исполнять твои обязанности будет шиди Юй, ну а после… Как бы то ни было, хорошо, что ты вернулся! Сперва надобно тебя вылечить, а уж дела обители мы обсудим потом!

Несмотря на все уговоры, Шэнь Цяо прекрасно понимал, что настоятелем горы Сюаньду ему уже не быть, ведь он проиграл Кунье и сделался калекой. Пускай даже братья и сестра по учению не станут возражать, сам он на этом посту не останется — не позволит себе, недостойному, распоряжаться наследием учителя, великого мастера прошлого.

Между тем Юй Ай от своего не отступится, сговор с тюрками не разорвет и будет проворачивать свои дела, не спрашивая позволения у настоятеля-калеки. Рано или поздно Пурпурный дворец окажется у него в руках. Таким образом, остаться здесь — все равно что добровольно угодить в плен.

Тщательно обдумав свое положение, Шэнь Цяо тяжко вздохнул и отбросил последние сомнения. Но обратился он с речью не к братьям по учению, а к Янь Уши:

— Глава Янь, сей Шэнь намерен обременить вас просьбой забрать его с собой.

— А-Цяо!

— Шиди!

Юй Ай и Тань Юаньчунь окликнули его вместе, однако в голосе одного звучал гнев, когда у другого — удивление. Судя по всему, старший брат по учению так и не взял в толк, когда это Шэнь Цяо спутался с неправедной школой.

Услышав просьбу Шэнь Цяо, Янь Уши вскинул одну бровь, впрочем, удивился мало. Он скорее счел выходку бывшего настоятеля занятной, отчего решил не отказывать ему. Выждав немного, Янь Уши многозначительно проронил:

— Еще не поздно передумать.

В этом он был прав: Шэнь Цяо еще мог остаться на горе, но времени, чтобы решить, какой путь избрать в жизни, почти не осталось. Мерцающие вдали огоньки постепенно приближались — это адепты горы Сюаньду спешили к павильону настоятеля, дабы выяснить, что там случилось. Хотя Шэнь Цяо их не видел, но отчетливо слышал нарастающий гул толпы, ведь у слепцов особенно чуткий слух.

Покачав головой, он снова обратился к Янь Уши:

— Нет, не передумаю.

Завидев, что Шэнь Цяо собирается сбежать с Янь Уши, Юй Ай страшно перепугался и вместе с тем разгневался:

— Нет, шиди, стой!!! — с этими словами он, перехватив меч, уж было бросился в атаку, чтобы не дать им уйти, но тут случилось непредвиденное. Янь Уши и не подумал уклоняться от его выпада. Вместо этого он стремительно перенесся к Шэнь Цяо, схватил того за пояс, подтащил к себе и выставил вперед в качестве живого щита. И Юй Ай едва не пронзил ему грудь.

— Хватит! Прекратите! — в ужасе закричал Тань Юаньчунь.

Испугавшись, что может сотворить непоправимое, Юй Ай резко опустил меч и для верности отступил на пару шагов. Видя его нерешительность, Янь Уши издевательски расхохотался и в мгновение ока бесследно исчез вместе с Шэнь Цяо.

Лишь его смех еще расходился гулким эхом среди скал.

— Каков наглец! Что за бесстыдство! — не сдержавшись, разразился бранью Юй Ай.