Тысячи осеней. Том 1

Мэн Сиши (2016)

В Поднебесной неспокойно: Северная Чжоу, Северная Ци и Южная Чэнь спорят за право объединить страну, которая уже почти двести лет пребывает в раздробленности. Тюрки осаждают Центральную равнину, последователи буддизма, конфуцианства и даосизма спорят меж собой, не находя согласия, а прославленные мастера боевых искусств охотятся за сочинением великого алхимика Тао Хунцзина, которое позволит достичь прежде невиданных высот. В это смутное время из затвора выходит Янь Уши, прославленный мастер неправедного пути, глава школы Чистой Луны, и он готов потрясти своими деяниями Небо и Землю. Волею случая он находит низвергнутого Шэнь Цяо, нового настоятеля горы Сюаньду и праведника, каких поискать. Проявив милость к раненому, Янь Уши задумывает использовать Шэнь Цяо в своих политических играх или хотя бы вырастить из него достойного соперника, дабы еще больше укрепить свое могущество. Сам Шэнь Цяо утратил не только память, но и всяческую опору в жизни — он слеп, предан соратниками и больше не может положиться на свои силы просветленного. И отвергнуть помощь Янь Уши тоже не может… В книге присутствует ненормативная лексика! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 6

Встречи и расставания

Янь Уши прослыл человеком взбалмошным и непредсказуемым, готовым пойти против устоев и нарушить привычный порядок вещей. Никто ему был не указ. И соперники его ничуть не удивились, когда Янь Уши предложил разделить содержание цзюани между всеми и прекратить бой.

Больше всех обрадовалась Бай Жун, ведь от школы Обоюдной Радости пришла только она, и завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян» для нее уже не представлялось возможным. Мало того, что она получила тяжкие раны, так против нее выступили наставник Сюэтин и Янь Уши, с кем ей не сравниться. Впрочем, теперь и другим соперникам Бай Жун явно уступала. Но если все согласятся с Янь Уши, то ей удастся хотя бы услышать часть трактата, и тогда Бай Жун будет чем отчитаться наставнику, не говоря уж о несомненной пользе для собственного совершенствования.

Поразмыслив насчет своих выгод, Бай Жун уставилась на бамбуковую трубочку в руках слепца, кому поручили читать.

Вскоре выяснилось, что предложение Янь Уши пришлось всем по нраву. Многие тоже обрадовались. И лишь наставник Сюэтин не разделял всеобщего воодушевления:

— Глава Янь, этот человек не из цзянху. Сегодня он прочтет цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», а завтра весть об этом разлетится по всей округе, и те, кто охотился за трактатом, но не преуспел, неизбежно подошлют к нему наемников. Да, не ваша рука убьет его, но погибнет он из-за вас!

— Какой же ты лицемер, плешивый старый осел, — лениво откликнулся Янь Уши. — Тебе, пока служил наставником государя при чжоуском дворе, вне всяких сомнений, довелось ознакомиться с цзюанью, хранящейся там. Учился ты в школе Тяньтай, и, когда взбунтовался и оставил учение, наставник твой еще здравствовал. Помнится, он высоко ценил тебя. Как знать, может, и цзюань школы Тяньтай тебе приходилось читать. Выходит, с этой цзюанью у тебя будет три части из пяти. Так что же получается? Ты из тех, кто беден на словах, а на деле своего не упустит?

Вопреки ожиданиям, Мужун Цинь принял сторону Янь Уши и язвительно заметил:

— Нам известно, что наставник Сюэтин — человек выдающихся талантов. Если слушать вам не по нраву, всегда можно удалиться. Зачем ставить препоны тем, кто стремится к лучшему будущему? К чему все эти проповеди? Уж не обижен ли наставник тем, что не сумел единолично завладеть цзюанью?

На эти колкости монах лишь тяжело вздохнул, но промолчал.

Между тем Янь Уши выискал на спине Шэнь Цяо необходимые жизненные точки и надавил на них. Он велел:

— Читай.

Случайному наблюдателю могло показаться, что Янь Уши просто запугивает слепца, однако Шэнь Цяо тут же почувствовал великие изменения: закупоренные меридианы мгновенно очистились, теплая ци разлилась по всему телу, перед глазами прояснилось. Теперь он видел не хуже других, даром что на дворе стояла темная ночь. Шэнь Цяо догадался, что глава Янь воспользовался неким тайным умением, дабы временно исцелить его.

Кто бы мог подумать, что именно глава неправедной школы Янь Уши пожелает спасти его жизнь… И все же, хотя их знакомство началось с благодеяния, Шэнь Цяо нисколько не обманывался на его счет и не думал, что этот человек проявляет к нему особое внимание. Притом Шэнь Цяо мучили смутные догадки, и теперь он с еще большей настороженностью, близкой к полному отчуждению, относился к главе Янь.

Впрочем, что бы он ни думал, а перечить этому несравненному не мог. Шэнь Цяо ничего не оставалось, кроме как покориться своей судьбе.

Взяв бамбуковую трубочку поудобнее, он медленно открутил крышку и вынул оттуда плотно свернутые бамбуковые дощечки. Сами они оказались чрезвычайно тонкими, а потому в развернутом виде свиток достигал трех чи. На каждую дощечку нанесли иероглифы, да такие мелкие, что только благодаря яркому лунному свету да тайному умению Янь Уши, от которого Шэнь Цяо временно прозрел, можно было с горем пополам разобрать написанное.

Пока Шэнь Цяо изучал таблички, охотники за цзюанью не сводили с него алчного взгляда. Если бы их жадность могла прожигать, они наверняка бы оставили на несчастном множество дыр.

Наконец Шэнь Цяо прищурился, вглядываясь в написанное, и стал неторопливо читать, старательно выговаривая каждое слово:

— Селезенка хранит разум. Приобретенные мысли есть заблуждения, а врожденные убеждения есть вера…

Читал он обычно, не вкладывая в голос силу, к тому же в его теле больше не струилась внутренняя ци, которая могла бы поспособствовать в этом трудном деле. Но от него и не ждали громкого и внятного чтения: соперники, столпившиеся внизу, отличались на редкость острым слухом и с легкостью улавливали каждое слово.

Положений, записанных на табличках, оказалось немного, и хотя Шэнь Цяо читал неторопливо, но с делом управился сравнительно скоро: хватило примерно половины большого часа.

Однако Шэнь Цяо все равно выбился из сил. В горле у него пересохло. Покончив с поручением, он передал дощечки Янь Уши, и тот убрал с его спины исцеляющую руку. Тут же приятное тепло разливающейся ци покинуло Шэнь Цяо, мир перед глазами стал понемногу меркнуть. Быть может, читая с табличек, он слишком утомил глаза, отчего они горели огнем. Шэнь Цяо невольно зажмурился и прикрыл их рукой, а другой вцепился в бамбуковую трость, стараясь удержаться на ногах. Спина сгорбилась, дышал он тяжело и часто.

Но Янь Уши до его здоровья не было никакого дела. Выхватив протянутые таблички, он небрежно взмахнул рукавом и, не говоря ни слова, подбросил их. Одно мгновение — и они рассыпались пылью, развеялись по ветру.

Его выходка потрясла соперников до глубины души.

Первым пришел в себя Мужун Сюнь. Он был молод и вспыльчив, а потому завопил во всю глотку:

— Это же одна из цзюаней «Сочинения о Киноварном Ян»! Величайшая драгоценность! А ты ее уничтожил!

— Только утраченное можно назвать драгоценностью, — равнодушно заметил Янь Уши. — Да и положения прочитаны вслух, а уж сколько запомнил ты, дело твое.

Это безразличие оставило Мужун Сюня без слов. Он задыхался от гнева, прожигал Янь Уши злобным взглядом, но напасть на него не решался.

Что до Янь Уши, то он несколько раз хлопнул в ладоши, отряхнул рукава от пыли, развернулся и был таков. Судя по всему, о случившемся он уже забыл, и разбитые чаяния других его нисколько не заботили. Мало кто мог его остановить и спросить ответ за содеянное. Даже наставник Сюэтин не шелохнулся, что уж говорить о других.

Фигура Янь Уши исчезла во мраке ночи. Бай Жун ушла сразу за ним, даже не позаботившись о своих ранах, но вовсе не потому, что желала нагнать его и отомстить. Она спешила найти укромное место и поскорее записать по памяти услышанное.

Мужун Сюнь и Тоба Лянчжэ вопросительно взглянули на Мужун Циня. Подумав немного, тот велел:

— Уходим!

И все трое спешно покинули монастырь.

Только тогда наставник Сюэтин тихо вздохнул и обратился к Юнь Фуи:

— Видно, заместительница Юнь этой ночью порядочно натерпелась страху… Прошу, передайте нижайший поклон главе Доу от имени сего бедного монаха.

Пускай этот человек так же, как и другие, охотился за Юнь Фуи, но та не имела ни малейшего желания сводить с ним счеты или призывать к ответу. Цзюань уже уничтожили, так к чему затевать драку?

— Доброго вам пути, наставник, — холодно ответствовала она.

Когда ушел и наставник Сюэтин, Юнь Фуи приказала братьям Ху помочь предводителям Лю Цинъя и Шангуань Синчэню, а сама обратилась к Шэнь Цяо и Чэнь Гуну.

— Сегодня по вине Союза Вездесущих вы угодили в беду. Прошу простить меня за это. Уж не знаю, куда вы направляетесь, но, если нам по пути, мы с удовольствием подвезем вас.

Еще днем, услыхав такое предложение, Чэнь Гун пришел бы в неописуемый восторг, но после ночной суматохи он уже набрался ума и теперь понимал, что как бы человек ни был хорош, а всегда найдется кто-то лучше. Притязания его поуменьшились, однако так просто отказаться от своих мечтаний попасть в Союз Вездесущих и присоединиться к миру цзянху он все же не мог. Вопрос смутил Чэнь Гуна, и он не знал, как следует ответить. Благо что Шэнь Цяо, стоявший рядом, его опередил и вежливо отказался:

— Премного благодарны вам за заботу. Мы держим путь на юг, к родным, надеясь найти у них приют, и никак не ожидали, что столкнемся с такой напастью. Сейчас мы напуганы и хотим только поскорее уйти, чтобы продолжить свое путешествие. Прошу меня простить, но мы люди простые, не из цзянху, и не хотим иметь с вами никаких дел.

Юнь Фуи задумалась.

— Ты еще помнишь прочитанное?

Шэнь Цяо покачал головой.

— Оба мы из бедной семьи, двоюродный брат грамоте не обучен. Что до меня, то иероглифы я разбираю с горем пополам, а классических книг и вовсе не читал. Тот выдающийся мастер, что поручил мне цзюань, сотворил какое-то чудо: пока он касался спины, я видел иероглифы на дощечках, но когда дочитал, а он убрал руку, здоровье мое стало как прежде. В голове один туман стоит, так как же надеяться, что я что-то запомнил?

Пока он говорил, Юнь Фуи заметила, что взгляд его устремлен мимо нее и блуждает, как у слепца. Белки приобрели синеватый оттенок, что указывало на болезнь глаз. Досадуя про себя, Юнь Фуи решила, что этот человек говорит правду, и не стала настаивать.

— Ну что ж. Нам нужно уже выдвигаться, поэтому уйдем раньше вас. Если окажетесь в беде и понадобится покровительство, загляните в ближайшую ячейку Союза Вездесущих и назовите мое имя.

Шэнь Цяо сердечно поблагодарил ее, и Чэнь Гун, поглядев на братцасюнчжана, последовал его примеру.

Юнь Фуи действительно не стала мешкать: приказав подобрать раненых предводителей, она вместе с братьями Ху тотчас отбыла в город. Сундуки они бросили во флигеле, ведь в них больше не было надобности.

Заоблачный монастырь опустел.

Когда просветленные из Союза Вездесущих скрылись из виду, Чэнь Гун легонько похлопал Шэнь Цяо по плечу и спросил:

— Что ж ты отказался? Сказала же, что подвезет нас. Разве с ними не сохраннее? — говорил он пугливым шепотом, словно опасался, что кто-нибудь их услышит.

Несмотря на то что глаза Шэнь Цяо еще жгло, он не удержался от улыбки.

— Тогда отчего ты не возразил на мой отказ? Отчего не ушел вместе с ними?

Чэнь Гун немного помолчал, а потом признался:

— Да как им поверишь! Тебе-то, ясное дело, я уже доверяю.

Шэнь Цяо тяжко вздохнул.

— Думается, заместительница Юнь звала нас сугубо из опасений, что не запомнила все в точности. Быть может, она надеялась, что мы поможем восстановить трактат по памяти. Слухи о сегодняшней ночи быстро разлетятся, и теперь тысячи желающих постараются всеми правдами и неправдами заполучить копию. Кто знает, не избавятся ли от нас, если на людей Союза нападут.

От его догадок Чэнь Гун как прозрел. Не удержавшись, он в сердцах выругался:

— Вот дрянь! То-то и гляжу, что ни с того ни с сего добренькой стала! Значит, дурное замыслила. Уже тогда! А ведь не придержи ты меня при себе, и я бы потащился за ними!

— Не горячись, это лишь мое предположение, — постарался успокоить его Шэнь Цяо. — Судя по всему, «Сочинение о Киноварном Ян» для них драгоценно, и оттого они сейчас более всего страшатся позабыть содержание трактата. Быть может, они торопятся отыскать укромное место, дабы спокойно записать все, что удалось услышать. Восстановленные по памяти копии, вне всяких сомнений, станут вожделенной добычей для тех, кому не посчастливилось присутствовать в монастыре. Мы не из цзянху, сами отпор дать не сможем, постоять за нас некому, а потому, если отправимся с людьми Союза и на тех нападут, снова угодим в беду, как рыбы во рву, когда горят ворота.

От его размышлений Чэнь Гун совсем пал духом.

— Твоя правда. Раньше, когда я натыкался на ячейки Союза Вездесущих, что в округе Фунин, мне все мерещилось, какие ж они грозные да величественные. Каждый день мечтал к ним попасть. Да только пустое все, глупости одни. Этой ночью я поглядел, что да как, и все уразумел. Боевыми искусствами я почти не владею, стало быть, если и возьмут в Союз, то лишь на черную работу. Всю жизнь будут на них спину гнуть!

Решив между собой, что поступили они верно, Шэнь Цяо и Чэнь Гун вернулись в монастырь. С чтения трактата прошло уже около половины большого часа, и глазная боль Шэнь Цяо стала понемногу стихать, однако он больше ничего не видел, прямо как во времена, когда только очнулся после падения.

Размышляя о случившемся, Шэнь Цяо подумал, что без чужого вмешательства зрение к нему будет возвращаться долго, быть может, в течение нескольких месяцев или даже лет. А ведь Янь Уши сумел мгновенно исцелить его. Другое дело, что прозрение длилось не более половины большого часа, да и плата за него оказалась слишком высока. Не исключено, что теперь естественное выздоровление порядком затянется, и Шэнь Цяо в этом вопросе опять отбросило на несколько шагов.

Мысль об этом заставила Шэнь Цяо горько усмехнуться. Теперь он сполна осознал, сколь равнодушен и безжалостен Янь Уши.

«Боюсь, — подумал он, — Янь Уши спас мне жизнь вовсе не из добрых намерений».

Да и случайно ли он заявился в монастырь этой ночью?

От размышлений его отвлек Чэнь Гун, который подергал Шэнь Цяо за рукав:

— Скажи-ка, если тот монашек подставным оказался, то настоящий где? И другой еще с настоятелем? Неужто им навсегда заткнули рты? — в голосе его проскочили нотки страха.

Шэнь Цяо ничего не ответил ему, и это молчание было красноречивее слов. Чэнь Гун побелел как полотно и больше ничего не спрашивал. Раньше юноша бахвалился, что не страшится ни Неба, ни земли, но этой ночью он как никогда ясно увидел: все в этом мире принадлежит сильнейшему, а слабый не ровен час погибнет ни за что ни про что. Таково уж смутное время, в которое им довелось жить.

* * *

Вскоре они нашли старика и двух молодых монахов. Всех трех побросали в комнате настоятеля вповалку, ничуть не заботясь скрыть следы преступления. Увидев убитых, Чэнь Гун так перепугался, что ноги у него подкосились. Едва справившись с собой, он бросился вон из комнаты. Лишь наткнувшись на своего спутника, юноша успокоился.

Хотя Шэнь Цяо был слеп и не видел, что на лице Чэнь Гуна, но, как ни странно, одним своим присутствием сумел утешить его.

— Их же та девица убила, да? Которая монахом прикинулась? — дрожащими губами спросил у него Чэнь Гун. — Ну и жестокая… А чего не связала просто? Чего рты не заткнула? Зачем сразу убивать?

— Видно, такова ее привычка, — немного помолчав, откликнулся Шэнь Цяо. И следом добавил:

— Иным людям не нужны причины поступать так, а не иначе. Им думается, что они вправе распоряжаться чужими жизнями, и лишь из прихоти творят добро или зло.

Выслушав его объяснения, Чэнь Гун, понурившись, так и застыл на месте. Перед глазами юноши стояли тела убитых, и особенно ему запомнилось засохшее кровавое пятно на одеждах старика-настоятеля. Всего-то одна ночь прошла, а весь мир перевернулся, и то, что Чэнь Гун узнал за десять лет жизни, обратилось в ничто. Потрясение его было столь глубоко, что он никак не мог прийти в себя.

«Нет! Не желаю отдавать свою жизнь в чужие руки! — подумал про себя Чэнь Гун. — Желаю быть сам выше других! И чтоб их судьба зависела от меня!»

Следом он невольно припомнил тех выдающихся мастеров, кого увидел этой ночью. Разумеется, больше других его привлек яркий своеволец и сумасброд Янь Уши. Он выгодно отличался от прочих и особенно от всегда невозмутимого и сдержанного наставника Сюэтина, как будто далекого от бренного мира.

Шэнь Цяо и не подозревал, что за мысли роятся в голове Чэнь Гуна, и посчитал, что тот просто перепугался. Стараясь утешить юношу, он ласково потрепал того за плечо и мягко предложил:

— Все встречи в этом мире предопределены. Поскольку настоятель этого монастыря позволил нам переночевать, чем оказал большую услугу, надобно ответить на добро добром. Давай похороним его завтра вместе с учениками.

— Давай, — тяжко вздохнув, согласился Чэнь Гун.

Едва рассвело, как оба взялись за погребение убитых. Наспех покончив с этим делом, Шэнь Цяо и Чэнь Гун заторопились в город и скоро оказались там.

После событий минувшей ночи Чэнь Гун вздрагивал от каждого шороха и не желал оставаться в городе надолго. К тому же, едва завидев метку Союза Вездесущих на одеяниях и товарах, он всегда страшно пугался, отказывался идти дальше и все тянул Шэнь Цяо за руку, уговаривая вернуться назад. Шэнь Цяо, наблюдая за перепуганным юнцом, и не знал, смеяться ему или плакать.

В конце концов он не выдержал и сказал Чэнь Гуну:

— Не надо так волноваться. Никто нас не заметит. Они даже полных имен наших не знают. Если и пойдут в нашу сторону, то обратятся к кому-нибудь другому.

Однако не успел он закончить, как откуда-то сверху послышался смешок, и кто-то проговорил чарующим голоском:

— А мне думается, тревожится он не зря! Кстати сказать, прошлой ночью было так темно, что я толком не разглядела вас, господин, и не заметила, как вы очаровательны. Чуть не упустила такого красавца!

Этот сладкий голосок показался двум путникам странно знакомым.

Чэнь Гун задрал голову и увидел, что на городской стене сидит молоденькая девушка в алом платье. Темные волосы ее, собранные в узел, схватывало золотое кольцо. Встретившись с юношей взглядом, она премило улыбнулась. Кроме голоса, теперь ничто не напоминало о том молодом монахе, напавшем на Чэнь Гуна минувшей ночью.

Догадавшись, кто перед ними, юноша затрясся мелкой дрожью. А ведь раньше, если бы он углядел на улице такую красавицу, Чэнь Гун не сумел бы пройти мимо и пялился бы на нее во все глаза. Но не теперь: воспоминания об убийстве в Заоблачном монастыре были еще слишком свежи, и Чэнь Гун, чувствуя мороз по коже, поспешил отвести взгляд.

Бай Жун, заметив его ужас, захихикала.

— Что же ты перепугался? Разве не рад встретить старого друга? А ведь я так старалась вас разыскать!

Шэнь Цяо поначалу ничего не ответил на ее слова, а только, прислушавшись, повернулся в сторону голоса и поклонился в знак приветствия. Выразив почтение, он вежливо осведомился:

— Что же побудило барышню отправиться на наши поиски?

Услышав его обращение, Бай Жун надула губки.

— Какая же я вам барышня? Обращаетесь ко мне так, будто мы и вовсе не знакомы! Моя фамилия Бай, полностью меня зовут Бай Жун, что означает «белый бархат», есть такие пионы. Так что можешь меня называть попросту Пиончиком, иначе — Сяо Мудань!

С этими словами она вдруг одним ловким текучим движением соскользнула со стены и оказалась прямо перед ними.

Похоже, Шэнь Цяо интересовал Бай Жун гораздо больше Чэнь Гуна: она даже потянулась к слепцу, чтобы потрогать его лицо. Однако Шэнь Цяо как будто что-то почувствовал и отступил на пару шагов раньше, чем она поднесла к нему палец.

Заметив его настороженность, Бай Жун снова рассмеялась. Она не стала ходить вокруг да около и принялась объяснять, для чего пришла:

— Прошлой ночью один из вас прочел цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», а второй стоял подле и слушал. Что-то мне подсказывает, что вы немало запомнили. Основное по памяти я уже записала, но некоторые тонкости не могу припомнить, а потому нуждаюсь в вашей помощи. Что до вознаграждения, то, как закончим, я с вами расплачусь. Пожелаете денег или красавицу — все возможно! — Последнее она проговорила нараспев, с лукавой улыбкой и кокетством, что тронут сердце любого мужчины.

Уши Чэнь Гуна запылали, и он уже было открыл рот, чтобы согласиться, но тут кто-то крепко сжал его плечо. От боли он мигом пришел в себя и замотал головой, как погремушкабарабанчик.

— Я ни читать, ни писать не умею!

— Мы вовсе не те, кто вам нужен, — вступился за него Шэнь Цяо. — Он неграмотен, я слеп. Прошлой ночью я лишь зачитал таблички, которые мне дали, а смысла их не понял. Вдобавок, покончив с поручением, тут же все позабыл. Боюсь, я ничем не сумею вам помочь.

Но Бай Жун будто не желала его слушать. На ее губах по-прежнему играла улыбка. Дождавшись, когда Шэнь Цяо доскажет, она ловко возразила:

— Вполне естественно, что прямо сейчас ничего не припоминается: мысли путаются, сердце в смятении… Пойдемте со мной! Быть может, спустя время вы хорошенько поразмыслите, и там, глядишь, что-то да придет на ум. Ну, взгляните же на меня! Неужели отвергнете такую красавицу?

Не дожидаясь, когда Шэнь Цяо придумает новую отговорку, она потянулась к нему и Чэнь Гуну, дабы схватить сразу обоих.

При виде белых изящных рук, готовых вот-вот опуститься им на плечи, Чэнь Гун страшно перепугался. В голове набатом била кровь, внутри все кричало, что нужно бежать, однако что-то держало его на месте и не давало оторвать взгляда от девичьих пальцев. Наконец Чэнь Гуна взял такой ужас, что тело его задеревенело, ноги подкосились, и он осел мешком наземь.

Однако Бай Жун их так и не коснулась. Ее прервал чей-то старчески скрипучий голос:

— Сегодня шимэй в прекрасном расположении духа. Видно, собирается кого-то убить.

Все трое вскинули головы и разом приметили на городской стене миловидного юношу. Не дожидаясь приглашения к беседе, тот легко, словно перышко, спрыгнул вниз и обернулся к Бай Жун — та слегка побледнела. — Неужели шимэй мне не рада? А ведь мы так редко видимся! — посмеявшись, заметил юноша все тем же скрипучим голосом.

Звали его Хо Сицзин, и он тоже принадлежал к школе Обоюдной Радости.

Его появление не оставило Бай Жун выбора: пришлось бросить своих жертв и всецело сосредоточиться на нежданном соученике.

— Что ты, шисюн! Мы с тобой и правда давненько не виделись, вот я и застыла от радости и удивления!

Хо Сицзин бросил ей лживо-радушную улыбку, а сам скользнул взглядом по Чэнь Гуну и остановился на Шэнь Цяо. Последним-то он и заинтересовался.

— Господин очень красив. Если уж шимэй собирается с ним расправиться, отчего не отдать это прекрасное лицо мне? Прежде чем он умрет? Услышав его предложение, Бай Жун ужом проскользнула между Шэнь Цяо и Хо Сицзином.

— Шисюн такой шутник! Я и не думала их убивать. Но как же шисюн тут оказался? Не может быть, чтобы он прошел тысячи ли лишь затем, чтобы по-дружески поболтать о былом!

— До меня дошли слухи, будто бы прошлой ночью шимэй крупно повезло, — начал издалека Хо Сицзин. — Волею случая я оказался неподалеку, вот и заглянул узнать подробности.

— Шисюн говорит загадками. Шимэй не понимает, о чем речь.

Хо Сицзин многозначительно хмыкнул.

— Прошлой ночью отряд Союза Вездесущих, перевозивший груз, остановился в Заоблачном монастыре, где обнаружилось, что они владеют цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян». Вскоре в монастыре появился Янь Уши, отнял цзюань и избавился от нее. Однако ходит молва, что перед уничтожением он приказал кому-то зачитать цзюань вслух. Мне известно, что прошлой ночью ты была в том монастыре. Шимэй умна и сообразительна, само собой разумеется, что она уже записала трактат по памяти, дабы преподнести учителю. Верно говорю?

В ответ Бай Жун, точно маленькая девочка, показала ему язык и надула губки.

— Ну разумеется, я глубоко почитаю учителя и желаю преподнести ему такую редкость. Неужели шисюн, услышав вести, решил присвоить мои заслуги себе? Этому не бывать!

— У шисюна есть встречное предложение, весьма для тебя выгодное, — продолжал Хо Синцзин. — Почему бы тебе не передать свои записи мне на хранение? А после мы вместе вернемся к наставнику и отчитаемся о выполненном поручении. Так тебе не придется бояться охотников за цзюанью.

— Шисюн меня за полную дурочку держит? — засмеялась Бай Жун.

Хо Синцзин одарил ее ответной улыбкой.

— Печально знать, что ты совсем не веришь своему шисюну. Ты разбиваешь мне сердце!

Быть может, случайный наблюдатель, поглядев на них, решил бы, что перед ним обычные шисюн и шимэй, что весело болтают и смеются. Однако за добрыми словами и улыбками стояла угроза. Как говорится, на устах мед, а за пазухой нож, и оба зорко высматривали уязвимости друг друга.

Воспользовавшись замешательством Бай Жун, Шэнь Цяо с Чэнь Гуном поспешили удалиться, но та не бросилась за ними в погоню. Что бы те ни думали, а Пиончик ни на миг не спускала с них глаз и осталась с Хо Синцзином сугубо потому, что боялась угодить в ловушку шисюна.

— Они скрылись, — вскинув брови, заметил Хо Синцзин. — Неужели шимэй не хочет их догнать?

Бай Жун захихикала.

— Я сочла, что шисюн для меня важнее.

В их нежных речах так и чувствовался мед любви, но оба нисколько не обманывались: они терпеть не могли друг друга.

* * *

Чэнь Гун и сам не понял, как Шэнь Цяо поднял его на ноги и потащил за собой. Они бросились вперед, не разбирая дороги, лишь бы оторваться от возможных преследователей. Беда лишь в том, что Шэнь Цяо отчаянно спотыкался и натыкался то на углы, то на препятствия, хотя по-прежнему нащупывал путь бамбуковой тростью. Глядя на него, Чэнь Гун догадался, что тот опять ничего не видит. Но сменить братцасюнчжана юноше не хватало сил. Изможденный, он и сам едва поспевал за ним и мог разве что на бегу подсказывать, где нужно повернуть.

Прошло чуть более половины большого часа, когда Чэнь Гун совсем запыхался и взмолился:

— По… погоди! Да не беги ты! Не могу… больше!

Шэнь Цяо, пожалев юношу, замедлил шаг, но лицо его оставалось серьезным. Он вел Чэн Гуна в ближайшую гостиницу. Тот, догадавшись, куда они следуют, в удивлении спросил:

— Мы разве остаемся? Может, ну его, уйдем отсюда поскорей, пока та ведьма нас не сцапала?

— Они, несомненно, решат, что мы сейчас же покинем город, — объяснил свою затею Шэнь Цяо. — Стало быть, за городские стены лучше не выходить. К тому же здесь живет великое множество людей, и в толпе отыскать нас непросто. Сперва переночуем в гостинице, а утром решим, что делать дальше. Может, при случае выберемся из города. О Бай Жун не беспокойся: из-за того мужчины ей сейчас не до нас.

В гостинице они взяли отдельную комнату и отправились спать.

Поглядев на братца-сюнчжана, Чэнь Гун вдруг обнаружил, что на нем лица нет и он окончательно выбился из сил, даром что недавно неутомимо мчался вперед. Чэнь Гуну вовремя вспомнилось, что его спутник гораздо слабее него, да и со здоровьем у Шэнь Цяо не ладится: пройдет всего ничего, а уже тяжко дышит. Пожалев больного, юноша предложил:

— Давай-ка я себе на полу постелю, а ты кровать забирай.

Шэнь Цяо не стал из вежливости отнекиваться, ведь чувствовал, что едва стоит на ногах и постель ему просто необходима. Прошлой ночью Янь Уши влил в него свою ци и заставил прозреть, отчего глаза Шэнь Цяо слишком утомились, а тело быстро истратило силы. Пока они с Чэнь Гуном уносили ноги, Шэнь Цяо не позволял себе дать слабину, но теперь, когда они худо-бедно скрылись, он почувствовал изнеможение и едва ли не рухнул там же, где стоял.

Между тем Чэнь Гун, вспомнив недавнюю встречу, решил полюбопытствовать:

— Разве эти двое не шисюн и шимэй? Считай, родные люди, нет? Так почему цапаются, будто заклятые враги? А парень тот и вовсе какой-то странный… На лицо юнец, а голос как у старика!

— Просто он из тех, кто умеет «Украсть небо и подменить солнце», — коротко ответил Шэнь Цяо, потирая виски.

— «Украсть небо и подменить солнце»? — не понял Чэнь Гун, а про себя подумал, что это умение, должно быть, исключительно могущественное, раз его описали в таких словах.

— Так называют искусство смены лиц. Они срезают лицо с другого человека и посредством неких тайных умений сливают чужую кожу с собственной. Так они навечно остаются молодыми и красивыми. И девица, и тот юноша далеко не так просты. Если бы не ссора между ними, мы бы не сумели сбежать.

От этих объяснений у Чэнь Гуна волосы встали дыбом.

— Да как можно такое выделывать?! Кто пойдет на эдакое злодеяние?! — вскричал он.

Шэнь Цяо ничего не ответил ему. Истратив последние силы, он, не раздеваясь, упал на постель и свернулся калачиком. Лицо бледно, брови нахмурены — по его болезненному виду легко было решить, что Шэнь Цяо доживает свои последние деньки. Однако Чэнь Гун не испугался. Он уже некоторое время путешествовал с этим «горшком с лекарствами» и успел привыкнуть к его изможденному лицу. А в первые дни странствия ему час от часу казалось, что его знакомец вот-вот свалится прямо посреди дороги.

Вдруг Чэнь Гун кое-что припомнил и решил спросить у своего братцасюнчжана:

— Ты же говорил, что ничего не помнишь? Так откуда тебе знать, что тот мерзавец лица меняет?

— Порой мне кое-что вспоминается, — тихо откликнулся Шэнь Цяо.

У Чэнь Гуна дернулся уголок губ. Он надеялся, что Шэнь Цяо скажет еще что-нибудь, но тот явно был не в духе. Повернувшись спиной к Чэнь Гуну, он велел:

— Ложись спать, завтра встаем рано.

Любопытствовать еще было без толку, и Чэнь Гуну пришлось тоже ложиться в надежде уснуть.

Сон нашел скоро, но юноша спал плохо: всю ночь его тревожил кошмар. Ему снилось, будто бы у него украли лицо, содрали и заменили рожей какого-то старика. Чэнь Гун поглядел в зеркало и не узнал себя. Его охватил невыразимый ужас, и он тотчас проснулся.

Оглядевшись, он обнаружил, что Шэнь Цяо куда-то пропал.

У Чэнь Гуна аж сердце замерло, и в голове все спуталось. До смерти перепугавшись, юноша вскочил с матраса и бросился к кровати. Потрогав постель, он обнаружил, что та давно остыла. И только он стал раздумывать, а не пойти ли на поиски Шэнь Цяо, как тот вошел в комнату. Вздохнув с облегчением, Чэнь Гун спросил:

— Ты где бродил?

За время путешествия юноша, сам того не замечая, уже порядком привык к Шэнь Цяо. В чужих глазах этот человек, может, и выглядел немощным слепцом, которому не прожить без поводыря, то есть Чэнь Гуна, но на деле это Чэнь Гун обычно слушался Шэнь Цяо и шел за ним как за поводырем, благодаря чему оба сумели избежать многих опасностей и кривых дорожек.

Прикрыв за собой дверь, Шэнь Цяо прошептал:

— Нам нужно сейчас же расстаться.

От этих слов Чэнь Гун совсем растерялся. Однако, сообразив, что это для него значит, он тут же вскинулся:

— Почему это?!

Шэнь Цяо стал терпеливо объяснять:

— Когда Бай Жун разберется со своим шисюном, она тут же вернется к нашим поискам. Союз Вездесущих, как ты помнишь, тоже зазывал нас к себе, и мне удалось отказать, но они могли уже передумать. И тогда тоже отправятся за нами в погоню.

Досказав, он ненадолго умолк и продолжил со вздохом:

— Не стоит забывать и про Мужун Циня, придворного мастера боевых искусств. Если он задействует городскую стражу и войска, найти нас будет не сложнее, чем пылинку сдуть. Пусть один из нас слеп, а другой неграмотен, но соблазн заполучить хоть крупицу «Сочинения о Киноварном Ян» слишком велик. Очень многие посвятили свою жизнь поиску трактата, но так ничего и не добились, а мы, случайные свидетели, прослушали целую цзюань. Вдобавок из всех, кто присутствовал в ту ночь, мы самые слабые и беззащитные. Даже захудалый мастер боевых искусств без труда лишит нас жизни.

— И… как теперь? Как нам быть? Мы ж случайно его услыхали! Да и кому эта заумь сдалась? Язык сломаешь читать, а уж тем более слушать! — Человек виновен уж тем, что при нем драгоценный нефрит. Само то, что мы оказались там прошлой ночью, произвело впечатление на людей. Нет, нам лучше разделиться. Пусть каждый пойдет своей дорогой.

Его замысел оставил Чэнь Гуна без слов: поначалу он опешил, но, поразмыслив немного, сообразил, что другого выхода у них нет. Надо разделиться, чтобы спасся хотя бы один. Если они не сумеют скрыться и попадут в руки к врагам, то даже вдвоем не смогут дать достойный отпор. Любой сколько-нибудь серьезный противник расправится с ними одним махом.

От этих размышлений Чэнь Гун как никогда остро ощутил собственное бессилие. Его взяло отчаяние; он возненавидел собственную бездарность и беспомощность, но ничего поделать с ними не мог.

— Ну… как скажешь… — неохотно проронил Чэнь Гун. Вскинув голову, он с сомнением уточнил:

— А ты-то сам как? Один сдюжишь?

Шэнь Цяо ласково ему улыбнулся:

— Разумеется. Ведь и раньше, как помнишь, справлялся. Еще в те времена, когда только пришел в округ Фунин.

«Тоже верно», — мысленно согласился Чэнь Гун, но все равно на сердце у него было тяжело.

Подумав немного, он следом спросил:

— Но мы же еще встретимся? Когда выберемся из города?

— Тут уж как судьба распорядится, — честно ответил Шэнь Цяо. — Скажи, ты все еще мечтаешь попасть в Союз Вездесущих?

Чэнь Гун помотал головой. Теперь он смотрел на многие вещи трезво и не обманывался юношескими мечтами.

— Тамошняя заместительница уже в лицо меня знает. Теперь лезть в Союз — все равно что в западню. И раз им известно, что я слышал эту дребедень, наверняка попытаются из меня что-нибудь выпытать.

— Тогда куда ты пойдешь?

От этого вопроса Чэнь Гун заметно приуныл, но все же ответил:

— Да куда глаза глядят. Куда-нибудь приду. Как деньги кончатся, где-нибудь осяду. Как-никак, что-то да надо есть.

— В этом ты прав. Союз Вездесущих прославился в цзянху, ряды их многочисленны, а потому к новоприбывшим они имеют непомерные требования. Даже если возьмут тебя, то вряд ли станут хорошо обращаться. Лучше поищи иное объединение, пусть малое, но с добрым именем. С твоим-то умом ты быстро там преуспеешь, — от всего сердца посоветовал Шэнь Цяо.

— Посмотрим, — уклончиво пробормотал Чэнь Гун. — Мне на юг что-то не хочется, думаю на север податься, поглядеть на Ечэн. Болтают, что город богатый, народу там — не протолкнуться. Уж там-то проявить себя всяко удастся, — последнее он сказал без особой надежды или воодушевления.

Договорив, Чэнь Гун стал собираться. Из вещей у него был только один узелок, в который он уложил две перемены одежд, так что справился с этим скоро. Обернувшись к Шэнь Цяо, Чэнь Гун обнаружил, что тот спокойно сидит на постели, выставив бамбуковую трость перед собой. Притом он как будто повернул к нему лицо, выжидая, когда можно попрощаться, однако его глаза смотрели куда-то мимо Чэнь Гуна. От этой картины тот отчего-то зашмыгал носом.

На прощание Чэнь Гун кое-как проговорил:

— Т-ты это… береги себя!

Шэнь Цяо кивнул.

— Ты тоже.

Судьба свела их случайно. Они сошлись, словно ряски на воде, и так же по воле случая им суждено было разминуться. Пускай они некоторое время путешествовали вместе, но расставание для них было неминуемо. Дело обычное, ничего особенного, но Чэнь Гун, как юнец, еще не умел спокойно принимать встречи и расставания.

Когда Чэнь Гун ушел, Шэнь Цяо тоже принялся собираться. Он рассчитывал покинуть город через Южные ворота, чтобы случайно не наткнуться на своего бывшего спутника. Шэнь Цяо не лукавил, когда говорил, что им лучше разделиться, чтобы врагам было сложнее их поймать, но кроме того он имел свой умысел…

* * *

Всю дорогу до ворот Чэнь Гун не мог избавиться от страха и тревоги. Он успокоился, лишь когда вышел из города и убедился, что никто не собирается его останавливать или преследовать. Ноги привели его на загородную ярмарку, где он и задержался.

Следует добавить, что округ Хуайчжоу граничил с империей Чжоу, отчего купцы двух империй частенько ездили туда и обратно. Днем за городскими воротами неизменно царило оживление: товары ходили по рукам, покупались и продавались; хозяева лавок громогласно зазывали к себе, и с таким усердием, что их голоса сливались в гомон, где не разберешь ни единого слова.

Сперва Чэнь Гун думал лишь о том, как бы скрыться от жестоких людей, вздумавших охотиться за ним, и по сторонам не глядел. Однако, стоило ему очутиться между пестрыми рядами всевозможных лавок, любопытство взяло свое, и в Чэнь Гуне пробудилась жажда до еды и развлечений. Впрочем, долго бродить по ярмарке он все равно не решился. Немного погуляв, Чэнь Гун купил в дорогу две горячие, только-только из печи, лепешки и вышел на казенный тракт, дабы держать путь на север.

Не успел он пройти и ста шагов, как услышал позади стук копыт, крики и плач. Чэнь Гун поспешил обернуться. Он увидел, как из городских ворот бегут к нему несколько человек, а за ними во весь опор скачет отряд всадников, вооруженных луками. Почему бегут эти люди, зачем за ними гонятся, Чэнь Гун не понимал, но сердце его ушло в пятки. Пока он стоял как громом пораженный, всадники натянули тетивы, прицелились и… Чэнь Гун не стал смотреть, что будет дальше, а бросился бежать со всех ног. Скоро беглецы нагнали его, и теперь Чэнь Гун возглавлял их ряды.

Спасаясь от всадников, юноша не мог взять в толк, отчего все так обернулось. Шел себе спокойно, шел, и вдруг — такое! Он лишь успел краем глаза заметить, что у городских ворот тоже поднялся переполох. Народ с криками бросился врассыпную. Чэнь Гун не осмелился как следует обернуться и посмотреть, что там творится. Вместо этого он припустил, надеясь как-нибудь убежать от преследователей, притом коря себя на все лады и сетуя, как он неудачлив, раз наживает одни беды.

Вдруг над ухом Чэнь Гуна просвистела стрела и вонзилась прямо в траву перед ним. Юноша так перепугался, что ноги его подкосились, и он чуть не упал. Следом за спиной послышался чей-то истошный вопль и глухой звук рухнувшего на землю тела. Всадники позади разразились хохотом: видно, зрелище пришлось им по вкусу.

— Цзюньван поистине прекрасный стрелок! — услужливо восхитился кто-то. — Со ста шагов без промаха поразит даже ивовый листок!

Смех вдруг оборвался, и прогремел чей-то голос:

— Всем стоять! Видите впереди самого быстроногого? Я сам его подстрелю!

Но разве перед Чэнь Гуном кто-то был? Разве кто-то обгонял его? Вот именно, никого не было! И он разом понял, что подстрелить хотят именно его. Что это он здесь добыча, которую вот-вот загонят!

В те времена знать любила забавляться охотой, однако некоторым из них разонравилось загонять зверей или выцеливать птиц. Их пристрастия приобрели изощренную форму, а потому они предпочитали назначать своей добычей рабов и узников темниц. Освободив нескольких, такие охотники велели несчастным бежать, надеясь пострелять по живой мишени. Их ничуть не волновала участь простолюдинов, поймавших стрелу, выживут они после или умрут. Такое развлечение прозвали «охотой на людей».

Подобные истории доходили и до Чэнь Гуна, когда он только-только покинул округ Фунин. Он слушал их с интересом, как диковинную сказку, и, подражая другим, неодобрительно цокал языком. Но теперь такая история приключилась с ним, и Чэнь Гун счел, что в ней нет ничего интересного или диковинного.

Когда он все понял, сердце его заколотилось быстрее и громче, будто в груди кто-то бил в барабан. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет.

Сообразив, что его загоняют, как крупную дичь, Чэнь Гун на ходу обернулся, пал на колени и взмолился:

— Благородный господин, пощадите! Я не дикий зверь, не узник и не раб! Я из свободных и чту законы!

— И что? Если князь пожелает тебя убить, то все равно убьет! — беззаботно посмеиваясь, заметил человек во главе отряда. Но тут он присмотрелся к Чэнь Гуну и не сдержал удивленного возгласа. Придя в себя, человек велел:

— Ну-ка, подними голову! Дай-ка на тебя посмотреть.

Набравшись смелости, Чэнь Гун вскинул подбородок, и всадники увидели на его лице нескрываемый страх. Однако Му Типо, человек, стоявший во главе отряда, счел юношу занятным и сколько-нибудь достойным своего внимания.

— Конечно, кожа у него темновата, но черты утонченные, руки и ноги гибкие… — сказал он своей свите, после чего обратился к Чэнь Гуну:

— Если пощажу тебя, как ты меня отблагодаришь?

От его вопроса юноша совсем растерялся.

— Я человек простой, привык трудиться в поте лица… И с радостью послужу господину… — пробормотал он.

— Прекрасно! — усмехнулся Му Типо и стал раздавать указания слугам:

— Эй, поднимите его! Когда вернемся, хорошенько отмойте и приведите ко мне!

Хотя Чэнь Гун сбежал из дома еще в раннем детстве, однако успел хлебнуть горя и поглядеть, как устроен этот мир. И уж конечно он не хуже любого другого догадывался, что могут значить эти страшные слова. Его догадку подтвердила свита господина: они многозначительно перемигивались и перешептывались. Ясно как день, из него хотят сделать наложника!

В ту смутную пору высшая знать империи Ци не делала больших различий между мужчинами и женщинами, отчего наложники не были редкостью. Уже несколько поколений императоры потворствовали своим и чужим извращенным вкусам при дворе. Следом подхватили дурные привычки и «низы», что, как известно, привыкли подражать «верхам», и со временем грех мужеложства разошелся по всем сословиям. Вдобавок Чэнь Гуну не повезло попасться прославленному приближенному императора. И пускай юноша даже не подозревал, что за человек возжелал забрать его к себе, но вполне догадался, что сулит эта служба.

Чэнь Гун страшно перепугался. Скорчившись в глубоком поклоне, он во всю глотку заголосил:

— Пощадите, благородный господин! Я вовсе… вовсе не красив! Не хочу я к вам!!!

Му Типо заметно помрачнел — сердце Чэнь Гуна заколотилось пуще прежнего.

Хотя он и выучился у Шэнь Цяо паре-другой приемов, но перед ним был отряд хорошо вооруженных всадников с горящими от преданности глазами. Так какой прок с того, что он нахватался по верхам? Он даже не успеет приблизиться к их господину, как его пронзит с десяток стрел!

Раньше Чэнь Гун бахвалился, что не страшится ни Неба, ни земли, но теперь он в который раз убедился, что говорил все это из глупости. Никогда прежде его положение не бывало столь безнадежным: он всегда знал, что сумеет выйти сухим из воды, и потому думал, что не боится никого и ничего. Но вот он окружен, ему некуда бежать, и юношу взял смертельный страх. Чэнь Гун даже не представлял, что за знатные господа перед ним, но ему это было и не нужно. Он и так понимал, что не может позволить себе их оскорбить.

Пока Чэнь Гун мучительно выискивал способ избежать этой беды, кто-то из свиты Му Типо засмеялся и сказал своего господину:

— Цзюньван, смею заметить, я никогда не видывал такого невежи!

— Верно, верно! — подхватил другой. — Несравненным красавцем его не назовешь, а все же вы оказали ему милость. Ему несказанно повезло, что вы решили обратить на него свой взор, а он еще смеет возражать! Не лучше ли пристрелить его на месте?

Му Типо нахмурился и, следуя этим словам, лениво поднял лук, дабы натянуть тетиву. Увидав, что он готовит стрелу, Чэнь Гун в испуге крикнул:

— Благородный господин, позвольте досказать!

Голова у него шла кругом, притом все мысли куда-то подевались. Не успев обдумать толком, что творит, Чэнь Гунь затараторил:

— Сей ничтожный и правда не похож на несравненного красавца! Он не заслуживает внимания благородного господина! Но я знаю… знаю, кто заслуживает! Он гораздо красивее сего ничтожного… Нет, он покрасивее всех ваших спутников будет!

Му Типо привык тщательно подбирать себе свиту, и его неизменно сопровождали лишь писаные красавцы, а потому, услышав слова простолюдина, не видавшего толком жизни, он и его спутники разразились презрительным хохотом.

— Вы только послушайте! Деревенщина неотесанная, а говорит, будто видал кого-то красивее нас! — потешались они.

Сам Му Типо не проронил ни слова, а лишь достал из колчана стрелу с белым оперением, готовясь выстрелить.

При виде нее Чэнь Гун весь покрылся ледяным потом. Здесь и сейчас решалось, жить ему или умереть. Надеяться на здравомыслие не приходилось, и он выпалил первое, что пришло в голову:

— Этот человек в городе, мы только что разошлись восвояси! Если благородный господин мне не верит, я провожу и укажу на него! Он очень красив, вот только глаза… Этот человек ослеп, и, боюсь, благородному господину он не понравится…

Услышав, что баснословный красавец вдобавок слепец, Му Типо несколько заинтересовался. Подумав немного, он небрежно проронил:

— Если на то пошло, мне еще не приходилось забавляться со слепцом… Привяжу-ка его к кровати, и тогда, быть может, и глаза не придется завязывать?

На его скабрезную шутку другие ответили громким бесстыдным хохотом. И тут Чэнь Гун понял, что эти господа начисто лишены стыда и совести. Но своего братца-сюнчжана он уже сдал, и раскаиваться теперь поздно. Тогда он стал уговаривать себя, что Шэнь Цяо гораздо более сведущ в боевых искусствах, стало быть, наверняка сумеет отбиться от этих людей. А то и вовсе окажется, что он давно покинул гостиницу и ушел из города.

Мысли Чэнь Гуна все еще путались, а сам он, застыв, сидел на земле, когда к нему подъехал какой-то человек из свиты и, вздернув подбородок, капризно прикрикнул на него:

— Отчего мешкаешь? Ну же, веди нас к нему!

Чэнь Гун, скрипнув от досады зубами, попытался было отговорить предводителя этой шайки:

— Благородный господин, боюсь, тот человек вам совсем не понравится. Да, он красив на лицо, но здоровье у него слабое…

— Еще лучше! — хохотнул Му Типо. — С таким развлекаться будет в новинку. Если помрет, пока забавляемся, ну так что ж! У него же здоровье слабое, так какая моя вина? Ну а если передумал дорогу показывать, то так уж и быть, буду довольствоваться тобой. Парень ты крепкий, с тобой ничего не случится. Может, раздеть тебя донага и отдать моим псам? У них как раз гон, и свои потребности имеются. А я-то переживал, что никого им не найду!

Чэнь Гун выслушал господина с широко распахнутыми от ужаса глазами и содрогаясь всем телом. Он и представить себе не мог, что земля носит таких злодеев. И противиться этим людям он больше не смел.

«Уж извиняй, Шэнь Цяо, ничего не попишешь. Они меня вынудили», — лишь мельком подумал он.