Сновидец. Мистер Невозможность

Мэгги Стивотер, 2021

Что-то происходит с источником силы сновидцев. Он блокируется. Уменьшается. Становится слабее. Если он исчезнет совсем, что же тогда случится со сновидцами и теми, кто от них зависит? Ронан Линч не намерен бездействовать. Вместе со своим наставником Брайдом он готов сделать все необходимое, чтобы спасти сновидцев… даже если это уведет его слишком далеко. Джордан Хеннесси знает, что не выживет, если сновидцы потерпят неудачу. Поэтому она отправляется в темный подземный мир, чтобы найти предмет, который может ее поддержать. Кармен Фарух-Лейн боится сновидцев – именно поэтому она согласилась их выследить. Но чем ближе она подбирается к ним, тем противоречивее становятся ее чувства. Уничтожат ли сновидцы мир… или мир падет сам?

5

Мэтью Линча разбудил крик старшего брата.

Старая спальня Диклана находилась дальше по коридору, и дверь Мэтью была закрыта, но звук доносился отчетливо. В старых домах полно укромных уголков и закоулков.

Мэтью выбрался из постели, пробормотав: «уф-уф-уф», когда старые половицы заморозили босые ступни, а затем резко стукнулся головой о мансардный потолок.

Диклан все еще орал, как кот на крыше.

Мэтью спустился вниз, почистил зубы (из-за движения щетины на деснах и зубах казалось, что крики Диклана вибрируют), выпил воды (голос брата звучал выше, когда Мэтью глотал, и ниже, когда он этого не делал), и взглянул на себя в зеркало.

Младший Линч размышлял о том же, о чем думал каждое утро в течение последних недель: «Разве я похож на сон?»

Мальчик в зеркале выглядел выше, чем тот, что отражался в зеркале год назад. Мэтью открыл рот: его зубы были идеальной формы. Он выглядел нормально. Неудивительно, что всю жизнь он считал себя таким же, как остальные. Можно сколько угодно выглядеть нормальным и не удивляться, но это не меняло истины, которая заключалась в том, что Мэтью не был человеком. Всего лишь подобием.

Мальчик в зеркале насупился.

Казалось, его лицо не привыкло хмуриться.

Крики Диклана стали громче.

Точно.

Мэтью пошаркал по коридору, направляясь в комнату брата.

Представшая перед ним сцена выглядела так же, как и в любое утро в течение последних дней. Стайка мышей. Какие-то крылатые ящерицы. Барсук с загадочной улыбкой, касающейся только глаз. Пара оленей размером с кошку. Кот размером с оленя, к тому же с человеческими руками. Собрание птиц всевозможных форм и размеров. И, пожалуй, самый впечатляющий экземпляр — черный кабан размером с микроавтобус и к тому же покрытый грубой щетиной.

Вся орда тварей расположилась на кровати Диклана, откуда и доносились крики.

— Дикло! — позвал Мэтью. — Ммм, холодно.

В комнате стоял холод из-за открытого окна, чему точно был виной хитрый кот. Однажды Мэтью уже поймал его на месте преступления. Во время одной из своих полубессознательных предрассветных прогулок по холмам он услышал лязг и грохот и, подняв глаза, увидел, как тот быстро карабкается по водосточной трубе к окну, ведущему в спальню Диклана. Без промедления существо распахнуло окно. Наблюдать, как он ковыряет своими крошечными коготками край окна, чтобы подцепить его и открыть, было одновременно поразительно и жутко. У этого кота были противопоставленные большие пальцы.

Голос Диклана звучал приглушенно.

— Выгони их отсюда.

Его трудно было разглядеть в постели, потому что он замотался в кокон из простыни и одеяла, края которого как можно плотнее прижал к матрасу, чтобы в него не пробрались мелкие твари. Однако их это не останавливало. Кот с неподдельной преданностью теребил простыню у его лица. Олени размером с кошку мяукали и били лапами (или, может, копытами?) в изножье кровати. Крылатые ящерицы игриво набрасывались на ноги Диклана всякий раз, когда он шевелил ими под одеялом.

— Уложись в это столетие, — донесся голос Диклана. — Убирайтесь.

Все они были грезами.

С тех пор как Диклан и Мэтью переехали из Амбаров, Ронан, очевидно, приснил себе целый зверинец. Животные, казалось, вполне успешно добывали себе пропитание в отсутствие Ронана, но тем не менее быстро смекнули, что их утренний ритуал должен включать в себя побудку Диклана с последующими нежностями. Мэтью бы не возражал, если бы они будили его, однако звери так и не выказали интереса к его окну. Словно существа из сновидений как-то догадались, что Диклан из тех людей, кому это понравилось бы меньше всех, и, следовательно, именно он был наиболее притягателен для их ухаживаний.

— Так, ребята! — весело сказал Мэтью. — Давайте-ка раздобудем завтрак! Тебя не касается!

Это было адресовано огромному кабану, который по причине своих размеров не мог пролезть ни в дверь, ни в окно. Зверь попал в комнату в виде отвратительно воняющего газа, и Мэтью знал, что сперва его нужно уменьшить до первоначальной формы.

Мальчик захлопал в ладоши и заорал кабану в морду:

— Давай! Давай же!

Вздрогнув, кабан попятился, но упорно оставался неизменным. Его гигантский зад врезался в комод. Плечо смахнуло книги с полки. Ноутбук Диклана зловеще хрустнул под копытом. Проблема заключалась в том, что зверь уже начал привыкать к Мэтью. С каждым разом требовалось приложить все больше и больше усилий, чтобы его напугать.

— Это был мой… — раздался сдавленный голос Диклана из-под одеяла. — Все приходится делать самому.

Он резко вскочил с кровати, завернутый в простыню, как привидение.

И Мэтью, и кабан, оба шарахнулись от неожиданности.

Животное мгновенно превратилось в облако ядовито смердящего газа, в самый грандиозный пук на свете.

Мэтью остался собой.

— Пресвятая Мария, дай мне терпения, — рявкнул Диклан. Быстро замахав простыней вверх и вниз, он выпустил газы кабана в окно. Одна из присненных птиц с любопытством ткнула его босую ногу клювом в форме отвертки. Диклан поднял ее с пола и выбросил в окно вслед за исчезающим облаком.

— Эй! — сказал Мэтью.

— Все с ней в порядке. Смотри, вон она. — Диклан захлопнул окно. — Просто убери их отсюда. На этом все. Я займусь сегодня замком. Заклею его. И приделаю шипы. Снаружи. Чего ты ждешь, Мэтью? Каждое утро ты становишься все медлительнее. Не вынуждай писать для тебя список обязанностей.

Прежде, до всего случившегося, Мэтью посмеялся бы над словами брата, а затем выполнил все его просьбы. Однако на этот раз он сказал:

— Я не обязан тебя слушаться.

Диклан даже не потрудился ответить, а вместо этого начал энергично выбирать себе одежду.

Что раздражало Мэтью еще сильней. Злость волнующим и опасным образом переплеталась с тем чувством, что он испытывал, глядя на себя в зеркало в ванной. Мальчик сказал:

— Ты только что выбросил в окно одного из моих братьев и сестер.

Заявление предназначалось для пущего эффекта, и оно достигло цели. Диклан одарил Мэтью одним из своих самых «диклановских» выражений лица. Обычно старший брат использовал только два. Первое — Скучный Бизнесмен, Кивающий На Каждое Ваше Слово, Терпеливо Дожидаясь Своей Очереди Высказаться. Второе — Сдержанный Папаша С Синдромом Раздраженного Кишечника, Который Осознает, Что Сперва Должен Позволить Ребенку Воспользоваться Общественным Туалетом. Обе мины подходили практически к любой ситуации, в которой оказывался Диклан. Однако было и третье: Взбешенный Двадцатисчемтолетний Человек Жаждет Наорать На Своих Братьев, Потому Что Какого Черта. Он применял его нечасто, но отсутствие практики не делало выражение менее искусным или менее «диклановским».

— У меня сегодня нет времени для твоего личностного кризиса, — заявил Диклан. — Я пытаюсь раздобыть для нас машину, оставаясь вне поля зрения, и не допустить, чтобы нас окончательно облапошили партнеры нашего безалаберного отца. Так что был бы признателен, если бы ты отложил его до выходных.

Лишь с недавних пор Диклан по-настоящему начал высказывать вслух свои чувства по поводу Ниалла Линча, и эта перемена также была Мэтью не по душе.

— Ты не имеешь права указывать мне, что чувствовать. Я больше тебе не верю, — сказал он.

Диклан надел галстук. Его персона носила галстуки, как большинство людей нижнее белье. Брат, несомненно, считал неприличным появляться без него на публике.

— Я уже попросил прощения за то, что скрыл от тебя правду, Мэтью. Чего еще ты хочешь? Больше извинений? Попробую сочинить что-нибудь, что придется тебе по вкусу, в перерыве на работе.

— Ты врал, — сказал Мэтью, — а это не так просто забыть.

Каким-то образом Диклан уже умудрился полностью облачиться во все свое корпоративное великолепие. Мгновение он изучал Мэтью, и выражение его лица оставалось достаточно серьезным, чтобы мальчик пожелал, чтобы все было как в старые времена, когда он все еще верил, что у его старшего брата есть ответы на все вопросы и ему можно безоговорочно доверять.

— Сходи за свитером. Давай прогуляемся и проверим почтовый ящик.

Обоснованный протест, настоящий бунт в духе Ронана, требовал, чтобы Мэтью в бешенстве умчался, проигнорировав просьбу старшего, но парень всего лишь надулся и побрел вниз в сопровождении зверинца, следующего за ним по пятам. Он взял толстовку с ламой, коробку крекеров для животных и встретился с Дикланом в прихожей.

— И вышвырни эту которукую хрень из моей комнаты, — безмятежно произнес Диклан, выходя на улицу.

Мэтью захлопнул за ними дверь.

Снаружи оказалось чудесно. Здесь всегда было красиво. Амбары располагались глубоко в предгорьях Западной Вирджинии, надежно спрятанные под защитой холмов, долин и бдительного ока гор Блу-Ридж. Мэтью вырос в старом белом фермерском доме. Бродил по этим полям. Играл во всевозможных сараях и хозяйственных постройках, простирающихся прямиком до деревьев, опоясывающих владение.

Холодный туман этим утром клубился над поблекшими полями и запутывался в бордово-коричневых листьях окрестных дубов. Голубое небо парило высоко над головой. Белые слоистые облака светились розовым светом утра, как и выкрашенные в белый цвет постройки внизу на земле.

Действительно чудесно — осознал он.

Несколько минут они с братом молча шагали по длинной-предлинной подъездной дорожке. Диклан постукивал по новому мобильному телефону в особой «диклановской» манере: большим пальцем одной руки и указательным другой, успевая поглядывать вперед, чтобы не сбиться с пути. Мэтью бросал крекеры преследующим их грезам, стараясь случайно не попасть в вечно спящий скот, который усеивал пастбища.

Коров приснил его отец. Ну, или просто Ниалл Линч, так как на самом деле он не был ему отцом. У Мэтью вообще не было отца. Его приснили, совсем как коров. И подобно им он обречен уснуть навеки, если с Ронаном что-то случится.

«Когда с Ронаном что-то случится», — подумалось Мэтью.

Дурной настрой возвращался.

Парень не имел большой практики по части хандры. Он рос довольным, беспроблемным ребенком. Патологически счастливым — сейчас он это понимал. Приснен, чтобы быть счастливым. Мэтью с трудом удавалось найти воспоминание, которое не было бы пропитано хорошим настроением. Даже если момент был не самый счастливый, младший Линч возникал в памяти с бесшабашной ухмылкой на губах, как вспышка солнца на темной фотографии или как талисман команды, позирующий с игроками. Глупый и неуместный, однако необязательно нежеланный.

«Как домашний питомец», — подумал он.

Повсюду вокруг них появлялись и исчезали светлячки, неуместные в это время года. Наблюдая, как они гаснут и зажигаются вновь даже в столь прохладный осенний день, Мэтью задавался вопросом, что должно было присниться Ронану, чтобы он создал их. Интересно, что снилось брату, когда он принес его в этот мир.

Разум продолжал кричать правду: «Ты — сон»

Парень никогда никому не говорил, но он боялся заснуть навсегда. Он уже знал, каково это. Каждый раз, когда силовая линия прерывалась, он становился… потерянным. Зачарованным. Ноги начинали идти сами по себе, тело двигалось, а разум отключался. Когда он приходил в себя, всегда оказывался в совершенно ином месте, его упрямое тело пыталось приблизиться к линии энергии.

Когда деревья сменили поля по обе стороны подъездной дорожки, Мэтью отшвырнул всю коробку крекеров. Руко-кот пугающе отчетливо произнес: «Мяу», подбирая угощение, но затем несколько маленьких крылатых ласк выскочили из подлеска, чтобы побороться за крекеры, и в итоге коробка разлетелась на мелкие кусочки.

Мэтью пронесся мимо них, готовый закончить прогулку.

— Мэтью, стой, — позвал Диклан. — Я обойду вокруг.

Старший брат хотел уберечь мальчика от системы безопасности, которую Ронан приснил для Амбаров после их отъезда, своеобразной, невидимой сети грез, охватывающей конец подъездной дорожки. Она не только затрудняла видимость входа в Амбары, но и заставляла ужасно себя чувствовать того, кто пытался проникнуть внутрь. Любой, кто входил в поле сети, мгновенно начинал вновь переживать худшие моменты своей жизни. Неприятные воспоминания. Моменты, которые, казалось, ты давно позабыл, и детали, которые вообще не хотел бы знать. Вещи настолько скверные, что люди просто сдавались и возвращались обратно тем же путем, которым пришли.

Мэтью это, скорее, притягивало.

Пока весь день на ферме Диклан занимался скучными звонками по мобильному телефону, младший Линч втайне часто наведывался в конец подъездной дорожки, он потихоньку набирал полную грудь воздуха и снова и снова погружался в сеть дурных воспоминаний.

Он не знал зачем.

— Мэтью, — позвал Диклан, отряхивая штаны. Систему безопасности можно было обойти в глубине леса, если пробираться правильным путем, но даже это знание не спасало брюки от встречи с ежевикой. Диклан предпочел шумно протопать через лес, что свидетельствовало о том, насколько сильно он хотел избежать системы безопасности.

Мэтью направился к концу подъездной дорожки.

— Я принесу.

— Ты ведешь себя еще более нелепо, чем обычно.

— Я мигом, — сказал Мэтью.

— Мэтью, да что же это…

Мальчик шагнул в сеть.

Воспоминания, как и всегда, нахлынули на него, свежие, как в тот момент, когда они случились. Разум не мог отделить их от правды.

Вот что он вспомнил: забвение. Мысли погрузились в смутную фантазию. Он забрался на крышу школы. Земля простиралась в сотне футов внизу. Его тело не пугала высота.

Другое воспоминание: посреди беседы с Джейкобом на футбольном поле, пока что-то говорил, он забыл, что хотел сказать, и только смотрел, как Джейкоб ждет, ждет и ждет, когда Мэтью восстановит ход своих мыслей, чего так и не произошло.

Вот еще одно: Диклан разбудил его на берегу Потомака. Мэтью осознал, что, сам того не ведая, снова пришел к реке. Его окружали дремлющие существа, присненные Ронаном. И он понял, что он один из них, он — греза, он был сном.

И еще: он шел, грезил, шел, спал, повинуясь внешней силе.

«Мэтью», — позвал чей-то голос.

Причина, по которой он постоянно возвращался на подъездную дорожку.

Иногда, в забытьи, ему казалось, что он слышит, как кто-то его зовет. Не человеческим голосом. Не голосом сна. Просто голосом, на языке, который, как казалось, возможно, был ему родным.

Это все, что он понимал. Поэтому продолжал возвращаться в сеть снова и снова.

Наконец он миновал зону действия системы безопасности, и перед взором предстали безлюдная, окруженная лесом проселочная дорога, почтовый ящик и ничем не примечательный, холодный день его реальности. За почтовым ящиком стоял выцветший деревянный шкаф, в котором водители-курьеры оставляли посылки, но сегодня их не было. Только несколько рекламных листовок (скукота) и открытка из музея искусства, адресованная Диклану (еще скучнее).

Отстой. Его кислый настрой остался прежним.

Он снова нырнул в сеть.

Эпизод, который всплыл в памяти на этот раз, он вообще не хотел помнить. О том, как ему пришлось оставить Аврору в присненном Ронаном лесу Кабесуотер, прежде чем тот был уничтожен. Хотя Мэтью никогда не нравилось с ней прощаться, сам момент не был скверным. Ужасным он виделся теперь, когда мальчик понимал, что тогда виделся с ней в последний раз перед ее смертью.

«Она не была твоей настоящей мамой, — сказал себе Мэтью. — Она даже не мать Диклана. Просто очередная греза».

Вот только легче от этого никогда не становилось, поэтому, прежде чем снова предстать перед Дикланом, он украдкой смахнул слезу. И это стало еще одной причиной, взбесившей Старшего Линча.

— Оно того стоило? — сухо спросил брат.

Мэтью протянул почту.

— Продукты не привезли. И у нас закончилось арахисовое масло.

— Я нашел человека в Оринже, который готов продать «Сентру» за наличные. Тогда и съездим за покупками… — Диклан внезапно умолк, перевернув открытку.

— От Ронана? — спросил Мэтью. Выглядело не слишком по-ронановски. На карточке была изображена танцующая девушка, надпись поверх фото гласила: «МУЗЕЙ ИЗАБЕЛЛЫ СТЮАРТ ГАРДНЕР, БОСТОН, МАССАЧУСЕТС».

Диклан не ответил, но его щеки чуть порозовели.

— Что там? — Мэтью показалось, что его голос прозвучал чересчур жалобно, и разозлился. «Хватит уже вести себя как ребенок», — отчитал он себя.

Диклан улыбался. Его губы сами собой упрямо растянулись в улыбке. Однако голос ничем не выдавал волнения, так что, не видя лица брата, можно было подумать, что ничего особенного не происходит: обычный день, просто письмо.

— Как ты относишься к поездке в Бостон?

Мэтью окинул взглядом илюзорных светлячков, все еще мигающих вокруг. Сны Ронана. Совсем как он.

— Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь, — ответил Мэтью.

— Наконец-то, — ответил старший. — Хоть в чем-то мы пришли к согласию.