По волчьей тропе

Моен Джой

Бытует множество мнений касательно существования параллельных миров, но что до нашей героини? Ей не приходится выбирать. Ее дом – лагерь посреди города. Ее ремесло – погоня за монстрами. Чарли Коллинз предстоит борьба не только с внутренними чудовищами, но и уворачиваться от вполне реальных. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5: Твой личный ад

Громкий стук в дверь вытащил девушку из царства снов. Она резко села и пригладила руками волосы.

— Да, да, входите.

Один из солдат резким движением отворил дверь, чуть наклонил голову и так же громко произнёс:

— Главнокомандующий Лейпциг просит вас выйти.

— Можно мне секунду?

Солдат кивнул, чуть отступив назад от двери, но закрывать ее не стал. Чарли поправила слегка помятую одежду, брызнула в лицо воды, промокнув его мягким свежим полотенцем, поправила волосы, завязав их в более аккуратный хвостик. Что-то подсказывает, что слова солдата «просит вас выйти» не имеют и вовсе ничего общего с просьбой. Выходя из двери, девушка направилась в сторону лестницы, на следующий этаж, к Лейпцигу, но солдат остановил ее.

— Коллинз, главнокомандующий просил, чтобы вы вышли во двор.

Взгляд у парня был странный, взволнованный, с примесью страха, над верхней губой появилась капелька пота. Чарли лишь кивнула ему и сделала как велено.

Во дворе, прямо перед главным зданием, уже выстроились все команды в ряд, примерно 30—40 человек. Девушка подошла к своей команде, которая смотрела прямо перед собой и никак не отреагировала на ее появление.

Лейпцига нигде не было, и она поспешила встать в строй, надеясь, что никто не заметит того, что она забыла о манерах поведения. Иногда она вела себя по-детски, полностью это осознавая, но ничего не могла с этим поделать, будто эта самая детскость намертво въелась в ее поры.

Когда самый главный человек в твоей жизни, который должен бы любить тебя, заботиться и подсказывать верное направление в жизни, вместо этого отпускает из гнезда раньше, чем ты научился летать и вырастил достаточно окрепшие крылья, подобное поведение неизбежно.

Напротив нее стоял ряд капитанов, всего из 10 человек. Краем глаза вначале шеренги она заметила Ньорда. Как всегда статный и красивый, в голубом камзоле с иголочки, который украшали бронзовые отполированные пуговицы, и таких же брюках, со стрелками. Он смотрел прямо перед собой, хоть и было видно, что это дается ему с трудом.

Что же происходит, если даже капитаны занервничали? Ждать Дэвида Лейпцига долго не пришлось. Буквально через минуту, будто по взмаху волшебной палочки, он вышел из-за здания и, гордо подняв голову, направлялся к нам.

— Вольно, друзья мои.

Тишина была такая, что можно было расслышать дыхание каждого, находящегося в строю.

— Все мы знаем про недавнюю ситуацию с перевёртышами, не так ли, господа? Нет нужды говорить об этом долго. Каждый из вас выполнил свою часть, а кое-кто и вовсе перестарался. Пошел на страх и риск, чтобы добыть ингредиент для вакцины. Я верно говорю, Коллинз?

— Так точно, сэр.

Он что? Хвалит ее? Все ли верно Чарли услышала, или она поддалась всеобщему страху, и ей все это кажется?

— Выйдите из строя, Коллинз. И ответьте мне честно, вы собой гордитесь?

Девушка одним шагом выставила левую ногу вперёд, приставив к ней правую, вновь обретая опору. Ноги дрожали, она не понимала, к чему клонит Лейпциг. Ей стоит ответить привычным «да, сэр»? Или сожалеть о том, что произошло. Случилась заминка, и ей показалось, что это лучшее, что она могла сказать. Молчание.

— Молчите, Коллинз. Ладно… Мне все ясно. На самом деле, мы собрались здесь для того, чтобы все знали своих героев, и они получили свою награду.

Дэвид встал точно напротив девушки и смотрел ей в глаза с вызовом, ей же смотреть на него не полагалось, и она не поддалась порыву подтвердить сей вызов ответным взглядом.

— Друзья, образуйте для нас круг, выполнять!

Последнее слово он отчеканил громко и четко, приказ был выполнен вмиг. Коллинз и Лейпциг стояли точно в центре идеально ровного круга, символа нашей организации, чей слоган гласит: «Жизнь и смерть намертво сплелись в прочном круге из крови и соли. Да прибудет с нами сила и знания наши, защитим же его ценой собственной жизни». ЗЦЖ. Какова же эта цена?

— Кхм. Что ж. Спасибо. А теперь, Коллинз, у меня будет к вам сегодня последний вопрос. Скажите, каков приказ вам был отдан в тот день, когда вы добыли нам сокровенную банку?

— Прибыть в заброшенное здание, сэр, осмотреться и доложить обстановку, сэр, со всеми вытекающими.

После произнесённых ею слов, она поняла, что похвалы ожидать не стоит. Все это сделано лишь для одного.

— Все верно, Коллинз. Все верно. Значит, в приказе не было слов «добудьте банку с жидкостью, подставив свою команду и лишив их информации, которая нужна была для удачно завершённой работы»?

— Сэр, вы сказали, что вопрос будет всего один.

Она знала, что эта дерзость аукнется ей, но ничего не смогла поделать с собой. Слова выскочили быстрее, чем она успела о них пожалеть.

— Дерзите, Коллинз. Ну, ничего, новый приказ, отданный вам, тотчас собьёт с вас немного спеси, и тогда, возможно, вы начнете использовать голову не только для того, чтобы нырять ей в окно.

На каблуках он мгновенно развернулся, чтобы все окружающие слышали его ещё лучше.

— 15 ударов ивовой палкой по рукам за невыполнение приказа и самовольность. Шпионам ведь не так нужны руки, правда, Коллинз?

Он смотрел на девушку через плечо, его глаза показывали то, что не смел рот — улыбку. Руки заболели лишь от упоминания ивовой палки.

15 ударов мало кто выдерживает. Ей легко можно было сломать кости, если хорошо постараться. И Чарли была уверена, что Лейпциг приложит все усилия. Девушка тяжело сглотнула слюну, но продолжала стоять смирно.

— Командующий Джефферсон, исполняйте приказ.

Что??? В кругу прошел шепот и гомон. Всем известно, что главнокомандующий сам исполняет все наказания. Он никогда не доверяет делать грязную работу, которую он так любит, кому-то еще. Ньорд стоял и не двигался с места, не вышел вперёд, не ответил.

— Джефферсон, ты плохо меня слышишь? Я отдал приказ, выполняйте. Или вы задаётесь вопросом, почему именно вы? Ответ проще некуда. Вы куратор группы, где работает Коллинз. Вы не проследили за выполнением задания одной из своих подопечных, полагаясь на нее. Очень глупо с вашей стороны, смею заметить. А где вы были всю прошлую ночь, Джефферсон?

Ньорд стойко смотрел вперед, не дрогнул ни один его мускул. Он не ответил.

— Впрочем, это не важно. Это послужит вам обоим хорошим уроком.

Удовлетворенный своими действиями, Лейпциг кивнул всем присутствующим и отошёл за круг, оставшись наблюдать за исполнением приказа. Солдат принес прут и отдал его командиру.

С минуту командир смотрел на прут, борясь с самим собой. Почти не слышно он вдохнул воздух, и, взяв прут в руки, встал на место, где мне только мгновение назад вынесли приговор.

Он обещал мне ад, обещание в силе. Пронеслась мысль в голове девушки, об этом же, похоже, думал и мужчина.

Впервые за долгое время, он посмотрел ей в глаза. Мужчина нахмурился, отчего между бровями появились две маленькие складки, Чарли хотела бы разгладить их лёгким движением руки, тем более что он был так близко к ней сейчас, кажется ближе и не был никогда.

В его глазах отражалось одно простое слово «сожалею», под этим взглядом она была готова простить ему даже его предательство, лишь бы он не отрывал от нее взгляда.

— Подними руки, Коллинз.

Ей показалось, или его некогда стальная выдержка дрогнула? Она услышала его бархатный голос и пропустила через себя прежде, чем до нее дошёл смысл сказанного.

Поднимая руки перед собой, она смотрела ему в глаза и твердила про себя «пожалуйста, не делай больно мне снова, умоляю, я этого не выдержу». Но она знала, что ослушайся он, все станет ещё хуже, чем есть, не только для нее.

Чарли не знала и не хотела знать, как наказывают командиров, но даже после того, как он сделал больно ей, она не хотела того же для него.

Первый удар. Пальцы обожгло мгновенно, да так, что она мигом сжала руки в кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не зашипеть.

Во взгляде Ньорда появился намек на нежность, совсем как когда-то, когда она еще думала, что любит его, что все будет хорошо.

— Вы снова хотите ослушаться, Коллинз?

Донесся до них голос Лейпцига. Чарли сжала зубы так сильно, что они ныли, но разжала кулаки и мгновенно получила второй удар. Девушка понимала, что Ньорд хочет поскорее закончить это унижение и покинуть площадь, чтобы в комнате зализывать растоптанное мужское самолюбие. Она хотела того же не меньше.

Еще удар. И снова. Руки предательски дрожали, и Чарли закрыла глаза, в ожидании следующих ударов. Она больше не хотела смотреть в глаза командира, и видеть в них жалость. Она все сделала верно. Добыла информацию, забрала нужный всем ингредиент, но не успела передать.

Если кем-то она и жертвовала в тот день, то только своей жизнью, которая не стоит ничего, как считала сама Чарли. Получается, что она полностью следовала девизу лагеря. С каждым ударом в этом получалось убедить себя все меньше и меньше.

Ее тело тоже предало ее. Сначала по левой, а следом и по правой щеке, катились обжигающие слезы. Они не были солеными, как следы радости, скорее, горькие и ядовитые.

Продолжая давиться слезами, девушка выдержала все 15 ударов. Руки почти не сгибались, и болел каждый миллиметр кожи, спасибо, что ничего не сломано.

Ударов больше не было, и Чарли заставила себя открыть глаза, поднимая подбородок как можно выше, показывая, что она не сломлена. Ньорд смотрел на нее, и не улыбался, он казался уставшим, выжатым. Она не должна сочувствовать ему, ведь это не он только что получил ивовым прутом по рукам. Ему. Просто. Жаль. Тебя. Убедить себя в этом, уже гораздо проще, ведь отчасти так и было.

— Все свободны. Всем хорошего вечера, и да, надеюсь, что этот урок будет полезным для всех вас.

Люди вокруг разбрелись кто куда так быстро, будто это было заразно, будто простояв там на секунду дольше, им придётся прочувствовать это на своей шкуре.

Чарли не дождалась когда уйдёт Ньорд, казалось, что она не замечала его вовсе, медленно, опустив руки, девушка поспешила уйти к себе в комнату и нанести лечебную мазь, чтобы боль утихла, а завтра не стало хуже.

На самом же деле, она не хотела быть понимающей и все осознающей, она хотела стоять там, кричать на Ньорда, высказать ему прожигающие гортань слова и наконец-то перестать все тащить в себе. Вся эта боль, как старый чемодан, — тащить тяжело и бросить жалко. Что тогда останется с ней, кроме этой боли, которую она пригрела, словно змею на сердце?

Коллинз переоделась в ночную рубашку, пытаясь не задевать больную кожу. Мазь сняла основную боль, но только в руках, а как быть с болью там, куда мазб не сможет добарться. Девушка перед зеркалом гладила свои ключицы, пытаясь протолкнуть пальцы сквозь грудную клетку, чтобы использовать мазь и на свою душу.

Она бы хотела видеть боль в глазах Ньорда, знать, что ему не все равно, но ему всего лишь жаль ее. Жаль.

Чарли не хватало воздуха, дождавшись пока темнота и тишина поглотят все вокруг, она вышла на улицу. Запах весны успокаивал, стало чуть холоднее, но это девушку не волновало.

Как была, в просторной белой рубашке на голое тело и босиком, она медленно двинулась за домик у края забора, где ей встретился волк, надеясь, что увидит его снова. Земля была холодной, и она еще сильнее зарылась в нее пальцами ног, чтобы унять разгоряченную плоть.

Луна светила тускло и почти ничего не освещала, будто ночник, у которого садятся батарейки. Чарли любила выходить сюда вот так, одна, но совсем не ощущала одиночества, наоборот, это будто бы сближало ее со всем миром. Особенно с родным Баннаком, его кукурузными полями, хаотично разбросанными домиками, озерами и лесами. И даже с матерью.

— Тебе следовало бы быть в постели сейчас.

Девушка резко повернула голову, было темно, но она различила мужскую фигуру с широкими плечами и узнала голос. Трудно спутать своего палача с кем-то еще.

— Тебе тоже.

Фигура подошла ближе, но смотрела не на луну. Кожей она почувствовала его взгляд, но сейчас девушка ощущала себя свободнее, зная, что он так же не видит ее лица. Мужчина взял ее за руки.

— Дивербитовая мазь?

Чарли кивнула, хоть и знала, что он не увидит. Его рука, по сравнению с ее рукой, была такая большая и теплая, подушечки пальцев и ладонь казались пуховыми, настолько мягко он прикасался к ней.

Что-то влажное и горячее коснулось ее костяшек сначала на одной руке, потом на второй. Его губы.

— Она же горькая…

— Я это заслужил.

Не дав ему закончить фразу, она резким движением вырвала свои ладони из его рук.

— Зачем ты здесь?

Чарли знала, что Ньорд не ответит ей.

У него всегда находились причины не отвечать на те вопросы, которые были важнее остальных. Ньорд стоял и молчал, вглядываясь в темноту вместо ее лица. Чарли лишь горько ухмыльнулась. Ничего нового. Ничего особенного.

Уже собираясь уйти, она ощутила ладонь на своем лице. Успокаивающе тёплую, широкую ладонь, и невольно прижалась к ней. Это запрещённый прием, которым он пользуется до сих пор. Он знает, что его близость делает ее ноги и язык ватными. Отвратительная сладкая мука..

Чарли, ну же, совладай с собой, не будь слабовольной…

Девушка с огромным усилием заставила себя оторваться щекой от его руки и ласкающего скулу большого пальца. Уперевшись больными руками ему в грудь, она старалась оттолкнуть его от себя и уйти.

Единственное, чего ей сейчас хотелось больше, чем оказаться в его объятиях, это уйти. Он сопротивлялся ее действиям, и руки начали болеть нестерпимо, но она держалась, превозмогая эту боль.

Возможно, она имела в виду не только боль в руках. Возможно. Вложив, всю еще оставшуюся у нее силу, кулаками девушка била мужчину в грудь. Удар. Еще удар. Словно ивовой плетью по рукам.

Все, лишь бы он не приближался. Глаза начинает жечь от поступающих слез, но даже она сама толком не смогла бы объяснить, почему плачет.

Ее глаза широко открылись, когда она поняла, что он положил руку на «хвост» волос, и притягивал к себе. Запястья резануло болью, и ее руки подались назад. Они стукнулись зубами, неприятно, но ничто по сравнению с ценой этого поцелуя.

Его губы, волглые и мягкие, жадно впивались в ее рот, и Чарли, к своему сожалению, отвечала. Если бы хоть кто-нибудь вышел сейчас на улицу, то непременно бы услышал их прерывистое дыхание в этой ночной глуши. Таким оно казалось громким.

Языки переплелись, и Чарли ощутила, как внизу живота пощипывало и нарастало желание. Благо, Ньорд не касался ее тела, она была благодарна, что он не дразнил ее сейчас, сейчас, когда она, скорее всего, поддалась бы этому порыву, а после сожалела о сделанном.

Его руки обнимали ее за скулы, и теперь он водил своими губами по ее, распухшим и раскрытым, губам. Голова закружилась от чувства, что он впивается волчьими клыками в нижнюю губу и слегка оттягивает.

— Не надо.. Пожалуйста.. Уходи..

Дыхания не хватало и она, как могла, выдавливала слова из своей гортани.

— Не могу.. Ты держишь меня..

Чарли услышала, как мужчина ухмыльнулся, и поняла, что ее руки крепко держали его за камзол, притягивая к себе.

Он отстранился, как только она отпустила его, и ушел так же быстро, как и появился, будто его и вовсе никогда тут не было. Может, ей это привиделось? Она приняла отчаянно желаемое за действительное? Где-то в глубине души, она знала, что это вполне может оказаться правдой.

***

Мужчина стоял в тени, и был рад тому, что луна была такой бледной. Он положил руку на грудь, закрыв глаза, вспоминая, как отчаянно она боролась с ним.

Каждый раз боролась. И тут ему захотелось рассмеяться, ведь только он понимал, что имел в виду, когда говорил, что она держит его. И камзол тут был не причём.