Ветряки на зелёных холмах

Модест Казус

Книга о рождении, любви и смерти. И о том, насколько степень затёртости литературных штампов и клише, а также количество стилистических ошибок зависит от интеллектуального уровня конкретного читателя.

Нет на Земле второго вас!

Марина Ивановна Цветаева

© Модест Казус, 2022

ISBN 978-5-0059-4175-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

— 1

Эта история началась в маленьком городке, где не происходило ничего, о чём стоило бы рассказывать в книгах. Она бы и не началась бы, если бы я, Антон Васильевич, не вышел бы из дома в тот жаркий летний день, когда на чистом и безоблачном небе не светило бы ослепительно яркое и жёлтое солнце. Бы. Или вы не Антон Васильевич? Простите. Тогда чуть иначе.

Эта история началась в маленьком городке, где не было никого, о ком стоило бы рассказывать в книгах. Люди жили себе припеваючи на одну зарплату и свято верили только в то, что завтра наступит новый день, разительно похожий на предыдущий, потому что все их дни были сочтены до их рождения. Все их дни были одинаковыми, как неоплодотворённые куриные яйца. Или как яйца вальдшнепа. Или кроншнепа. Или гаршнепа. У людей не хватало мозгов, чтобы задуматься об этом. Хватало лишь денег и средств до следующей зарплаты.

А мне, признаюсь честно, этого не хватало. Мне этого было, честно говоря, мало. Потому что я, по правде сказать, был другим. Я ни капельки не похож был на этих, прошу прощения, людей. И мне с этими, извините, людьми было не по себе. И я чувствовал себя среди этих, казалось бы, людей изгоем. Но жалким отщепенцем среди этих людей я себя не чувствовал, хотя и отчётливо понимал, что мне не по пути с теми, кто не видит дальше собственного носа. И то, что под носом, — тоже не видит.

Я это, поверьте, хорошо понимал, но не знал, что делать дальше. Как жить? Я этого не понимал, пока однажды не наступил тот самый жаркий летний день, когда на безоблачном и чистом небе ослепительно, но доверчиво засияло жёлтое солнце, яркое, как хирургический софит. Но обо всём по порядку. Уж я-то постараюсь, в отличие от тех горе-рассказчиков, что не прикладывают никаких усилий, чтобы их услышали. Грош цена таким рассказчикам. Изверги они и садисты. И больше никто.

В тот день я проснулся ранним утром в половине седьмого утра и, внимательно рассмотрев своё отражение в зеркале, пришёл к неутешительному выводу, что вид мой оставляет желать лучшего. Уж очень неприятен был этот вид, и чтобы как-то себя утешить, я отправился прямиком в ванную комнату, чтобы тщательно умыть лицо и старательно почистить зубы. Не самая рациональная трата времени, но что поделать?! Такова жизнь. Каждое утро люди поднимаются с кроватей, умываются и чистят зубы. Иногда принимают душ. Я тоже иногда принимаю душ, но в тот день почему-то не горел желанием его принимать, поэтому ограничился умыванием и чисткой зубов. Ради кого прихорашиваться, спрашивается. Уж не ради сантехника, заходившего на прошлой неделе починить сливной бачок.

— Надо бы поменять! — пробасил сантехник, со знанием дела, осмотрев сливной бачок, профессиональным взглядом его окинув и красноречиво постучав пальцем по шее.

Мой внешний вид его, разумеется, не обрадовал. И не огорчил. Ему было плевать на мой внешний вид. Его радовал только вид денег, потому что на деньги можно купить водку. Сантехник очень радовался, когда мог купить водку. Потому что сантехник был запойным алкоголиком. Смысл всех его мыслей заключался в том, где бы купить водку. А такая ерунда, как внешний вид собеседника, его мало волновала. Осмелюсь добавить, не волновала вообще. Волновал только вопрос «где купить водку?». Есть водка — хорошо. Нет водки — плохо. Такова была его парадигма. Таков был его нарратив.

После ухода сантехника я весь вечер проторчал на балконе своей колокольни, взирая с её высоты на подавляющее уныние двора с разбитыми качелями, на убожество ржавых гаражей и безысходность железной дороги за пролеском — дороги из никуда в ниоткуда. Проторчал на балконе, прислушиваясь к воплям товарняков. И вопли эти были такими пронзительно жалобными, что я решил уйти с балкона подальше от греха. Я ещё слишком молод, чтобы так глупо умереть. А ещё не хотелось, чтобы эти пустые люди подумали: «вот ещё один алкоголик свалился с балкона». Не стоит давать им пищу для размышлений. Пусть варятся в собственном соку и пусть они там сварятся.

Умывшись и почистив зубы, я решил проскользнуть на кухню, где завтракал каждое утро. Каждое божье утро. Кухня состояла из кафельных стен, кухонных шкафов, холодильника в углу, электроплиты с круглыми такими штуками… не то конфорками, не то камфорками (я, знаете ли, не из этих), стола и пары стульев для гостей, которых у меня ни разу не бывало. А если и бывали, то не больше двух. Так что в третьем стуле не было никакой потребности и даже надобности, а в четвёртом и подавно.

Я залил чайник холодной водой из-под крана, плотно закрыл крышку, аккуратно поставил на плиту, игриво щёлкнул переключателем и заходил по кухне взад-вперёд. Что-то меня беспокоило, но я не мог понять, что именно меня беспокоило. Может быть, вчерашние слова Бориса о том, что кто-то очень плохой избежал смерти, и теперь смерть косит всех без разбору. Он сказал это, когда трамвай на Иерусалимских аллеях въехал в толпу зевак и увяз в груде их тел. Но вернёмся к описанию моего утра. Это важно. Куда более важно, чем мыслишки доморощенного конспиролога.

Вроде обычное утро. На заре, как обычно, взошло утреннее солнце, вхолостую озаряя солнечным весельем гаражи и поломанные качели. Как обычно заорал дворник во дворе. Как обычно закаркали вороны на ветвях деревьев, высаженных во дворе пирамидкой. Вроде всё как обычно, но что-то не давало мне покоя. Что-то угнетало меня. Какая-то неуловимая мысль, которую безуспешно пытался поймать за хвост, но она ловко просачивалась сквозь пальцы и скрывалась в лабиринтах моего сознания, петляя, как электрический угорь.

Тем временем чайник вскипел и свистом напомнил о себе, вернув меня в реальность происходящего. Я интуитивно вздрогнул и достал из кухонного шкафа стакан с надписью «I love Warsaw». Скромный сувенир из прошлогодней поездки в Варшаву, согревающий моё замшелое сердце. Я вспомнил, как мне было невероятно хорошо в городе Варшаве, где меня никто не узнавал на улицах, не спрашивал, как дела, не звал выпить. Было мне очень хорошо в Варшаве. И когда я вернулся обратно туда, откуда уехал, мне стало грустно. И мне захотелось расколотить стакан о кафельную стену, но что-то помешало. Не помню уже что. Мог ли это быть телефонный звонок?

Мог бы. Если бы в квартире имелся телефон. Но у меня нет телефона. Я бессребреник. Живу, как у Христа за пазухой. Как сыр без масла катаюсь. Зачем телефон, если звонить некому? А если вдруг возьмут и позвонят, то лишь за тем, чтобы позвать пить водку. Сами пейте свою водку! Я размахнулся и швырнул стакан с надписью «I love Prague» о стену изо всех сил. Осколки, словно брызги, разлетелись во все стороны фонтаном Треви.

Увы, других кружек у меня, кажется, не водилось. Поэтому я отправился прямиком в прихожую, где на вешалках с плечиками висела куртка и штаны. В прихожей я машинально надел куртку и штаны, завязал шнурки на ботинках и ненароком проверил показания счётчика. Долго не мог найти ключи. А потом долго искал кошелёк, который невзначай оказался не там, где я, как мне казалось, его оставил.

С этим кошельком связана мистическая история. Один мудрый человек сказал мне, что без кошелька денег не жди. С деньгами действительно было туго, и я отправился на поиски. Искомый кошелёк был найден на пыльной витрине газетного киоска. Кожаный кошелёк со значком в виде весов. А ведь я по знаку зодиака тоже Весы! Вот какое удивительное стечение обстоятельств.

Но спустя месяц я этот кошелёк потерял, когда ехал до кладбища на автобусе, и огорчение моё было беспредельным. Но что делать? Такова жизнь. И мне не осталось ничего другого, как купить новый кошелёк. Однако моё огорчение стало гораздо беспредельнее, когда выяснилось, что в газетном киоске больше нет кошелька с Весами. Пришлось довольствоваться кошельком с Водолеем. Тогда-то я и призадумался, а не проживаю ли я чью-то чужую, неведомую мне жизнь?

Кошелёк со Змееносцем был обнаружен под полкой для обуви. Лежал себе там, никого не трогал. Удобный и вместительный кошелёк. Удачное приобретение с карманом для визитных и скидочных карточек. С кармашком для мелочи. С двумя отделениями для купюр. С прозрачной плёнкой для фотографии дорогих и близких. Но некого мне было вставлять под эту прозрачную плёнку. Разве что фотографию самого кошелька. Я нашёл шутку смешной и грустно усмехнулся.

— Друг мой, кошелёк! — дурачился я, как малолетний шалопай. — Один ты у меня остался.

Потом инстинктивно спрятал кошелёк в карман и принялся сосредоточенно завязывать шнурки на ботинках. Процесс занял несколько секунд, но мне казалось, что прошла не одна вечность с тех пор, как я появился в прихожей. Много оксида водорода утекло с той минуты, когда я вернулся из кухни, где собирал осколки разбитого о кафель стакана, представляя, как полетят эти осколки, грохоча по пищеводу мусоропровода.

Но вот шнурки завязаны. Кошелёк в кармане. Пробую провернуть ключ в замке. Но что это? Почему ключ не проворачивается?! Ругаю себя за то, что забыл запереть дверь. Так и проспал всю ночь с открытой дверью. Хотя кому я нужен? Кто решит грабить там, где грабить нечего? Где нет ничего, кроме трижды никому не нужной жизни.

Оказавшись на лестничной площадке с рисунками детородных органов на стенах, я внезапно вспомнил, что в кухонном шкафу остались ещё кружки-непроливайки, из которых не менее приятно пить чай, не проливая ни единой капли. Но возвращаться и корчить рожи зеркалу не хотелось. Да и не верю я во все эти суеверия. Я же не суеверный дурачок. Не боязливая старушка. Поэтому скатился по лестнице, как белка по колесу, и выбежал под тёплые лучи солнца, гревшие сегодня как-то по-особенному приветливо.

Дворник, завидев меня, помахал кому-то рукой и продолжил скрипеть метлой по растрескавшемуся асфальту, выметая из трещинок в асфальте мусор, песок, глину и хлам. Наверняка он тоже алкоголик. Метёт метлой, а сам думает, где бы сейчас выпить. И метла ему не мила, и не греет солнце. Лишь алкоголь способен согреть его очерствевшую душу. Прикрыв ладонью глаза, я зашагал прочь. Единственным моим желанием в ту минуту было покинуть эту юдоль скорби, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

Я добрался до вокзала, купил в железнодорожной кассе билет на скорый поезд до Москвы и уехал в Москву.