Статуэтка. Чётки бессмертия

Михаил Соболев, 2019

Если прикасаешься к древним тайнам, всегда есть выбор: отказаться или попытаться разгадать. Каждый шаг к разгадке – новый враг, новые силы и люди, которым мешаешь. Технологии древних цивилизаций спрятаны, чтобы однажды увидеть свет. От того, кто первый получит к ним доступ, будет зависеть жизнь искателей сокровищ, судьба его страны, всего человечества. Герою, волею судеб ставшему Хранителем древних тайн, предстоит пройти нелёгкий путь, чтобы узнать истину. Каждый новый ответ уводит всё дальше от дома, от прошлого. Новая отгадка порождает загадки, которые никогда не закончатся. По пятам идут спецслужбы разных стран и бойцы тайных обществ. Им нужно то, что знает Хранитель. Где скрываются сокровища чжурчжэней? Где спрятано описание древних технологий? Где лабиринты, ведущие к тайным входам в Шамбалу? Неважно, что ответов нет. Главное – есть Хранитель, а ответы – «можно вытрясти».

All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any storage retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Все права защищены. Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена в любой форме или любыми средствами, электронными или механическими, включая фотографирование, магнитную запись или иные средства копирования или сохранения информации без письменного разрешения издателя.

© Михаил Соболев, 2019

* * *

Новые условия

Теряю счет дням. Возникает чувство, что время спрессовалось. Что проживаю несколько жизней одновременно. Проходит, по земным меркам, несколько месяцев с того момента, когда выбрался из пещеры, впал в кому и Шаманка с дедом вылечили от неизлечимой древней болезни. По внутренним ощущениям с тех пор прошли годы. Годы, изменившие дух, тело и мировосприятие.

Когда Диана и Журналист покидают дом Шаманов (в спящем виде), засыпаю. Возможно, это реакция организма на перенесенные испытания, а может — воздействие чар таежной жены, не знаю.

Пробуждение. Организм вопит каждой затекшей мышцей. После уборной плетусь к реке в сопровождении собаки. Раздевшись догола, забираюсь в холодную воду. Поорав немного, выскакиваю на берег с трясущимся от холода телом. Одеваюсь, начинаю разминку, упражнения на растяжку. Тело скрипит и хрустит. Постанывая, ползаю, катаюсь по земле, стараюсь вернуть форму больному телу.

После разминки отрабатываю боевые связки и удары, работаю на энергетику и скорость. Пот струится по лицу, периодически останавливаюсь восстановить дыхание. Разгоряченное тело с благодарностью принимает речную прохладу. Возвращаюсь в дом. Открываю одну из деревянных тарелок, нахожу испечённые женой хлебные лепешки и кедровый квас. Нехитрый завтрак. Хозяев, как обычно, нет. Задаюсь вопросом: чем себя занять? Взгляд натыкается на мою грязную одежду. Через несколько минут стираю в реке больничные одежды. Развесив белье сушиться, переодеваюсь в чистую одежду, в которой когда-то ходил здесь. Вещи лежат на своих местах, словно хозяева знали, что обязательно вернусь.

— Я вернулся, — тихо говорю пустому дому. — Прошу, прими меня и дай обрести покой в душе.

— Ой, не успеешь уйти, а он тут уже с ума сходит, со стенами разговаривает, — смеётся Шаманка. Появляется словно из воздуха, даже дверь не скрипнула.

Резко оборачиваюсь на голос, встречаюсь с ласковым и нежным взглядом, в котором столько любви и нежности, что слова исчезают. Вижу улыбку, невольно улыбаюсь, шагаю к жене, крепко обнимаю.

— Тише ты давить, — хмыкает. — Нас теперь много, будь аккуратнее, милый.

От её волос и тела исходит завораживающий аромат. У меня сбивается дыхание от нарастающего возбуждения.

— Да вы, дяденька, — маньяк, — хмурит брови таежница. — Негоже беременную женщину насиловать, может по голове дать, деток защищая.

— Знаю, родная, — вздыхаю. — Физиология работает. Ты такая сексуальная, что теряю голову от желания. Умом всё понимаю, а тело реагирует по-другому.

— Нормально реагирует, — улыбается. — Ты — выздоравливаешь. Нельзя нам пока нежностям предаваться, да и скоро некогда будет.

— Почему? — настораживаюсь.

— Дед сказал, что на воспитание возьмёт, — смеётся. В смехе, кажется, звучит гордость.

— И что это значит? — хмурюсь.

— Придется пройти несколько испытаний, — терпеливо объясняет. — Пройдет несколько недель или месяцев, прежде чем снова сможем увидеться.

— А ты что, куда-то уйдешь?

— Нет, — улыбается. — Ты уйдешь. С дедом. На «поляну воинов».

— Куда?

— Скоро всё узнаешь, — обещает, обняв, целует в шею. — Будь послушным. Дед не любит лентяев. Обещаешь?

— Обещаю, — киваю, пытаясь догадаться, что ждет впереди. Но какие картинки ни рисует воображение, действительность превосходит фантазии.

— Б’онгиэ! (удэгейский) — говорит Шаман, появившись на поляне, словно мимо идёт, а не домой. — Догоняй!

Дальше следует стандартная процедура: желуди на запястье, переход через реку, поход в лес.

Идём молча, в среднем темпе. Как ни стараюсь запомнить дорогу, через час понимаю, что заблудился.

Через несколько часов блуждания по таежным тропам и сопкам выходим на поляну, окруженную с трех сторон тайгой, а с четвертой — рекой.

— Оло ангаси. Ангала (удэгейский), — говорит Шаман, протягивает щепотку трав. — Ночуем здесь. Устраиваемся на ночлег.

— Иэу бини эй? (удэгейский) — Что это?

— Дигэй! (удэгейский) — отвечает. — Ешь!

Начинает готовить лежанку из хвойных веток и листвы.

Разжевав до кашицы горькую траву, запиваю смесь, начинаю обустраивать таежную постель, по правилам бойцов спецназа. Нахожу место, где лапы ели парят над землей на расстоянии полуметра, стаскиваю туда листву и ветки, чтобы можно спокойно спать.

Работу прерывают спазмы в животе. Едва успеваю добежать до кустов. Начинается рвота, «жидкий стул». Позывы рвоты смешиваются с позывами кишечника. Через час настолько ослаб, что с трудом передвигаюсь по берегу.

Шаман невозмутимо наблюдает, варит в котелке на огне какое-то блюдо.

Ещё через час едва передвигаюсь по берегу. Показывает рукой на реку — велит идти мыться. Голышом, трясясь от слабости и холода, забираюсь в холодную воду, окунаюсь с головой. Тело бьёт крупная дрожь. Шаман жестом зовёт к костру, протягивает горячую кружку свежего варева.

— Амактасиа! (удэгейский) — велит. — Попробуй!

Обжигаясь горькой настойкой, выпиваю всё до самого дна. Горячая волна пробегает по телу, и разом становится тепло. Наступает чувство заторможенности. Осознаю, что сижу здесь, среди тайги, вдали от цивилизации, голышом, перед дедом, не испытываю никакого стыда или чувства идиотизма. «Так надо», — стучит в голове.

— Гагдэугиэ! (удэгейский) — приказывает старик. — Повтори!

Покорно пью вторую кружку. Тепло бежит по пищеводу и словно взрывается в желудке.

— Ангаси! (удэгейский) — новая команда. — Ночевать!

Покорно ложусь на березовые ветки, уложенные возле костра. Дед начинает меня «окуривать». Тот, кто хоть раз наблюдал за действиями пасечников, работающих с ульями, поймут. Для тех, кто незнаком с понятием «окуривания», объясняю на пальцах. Пчеловоды на улей направляют дым, чтобы пчёлы не кусали. Сейчас задача дыма другая. В зависимости от состава трав дым вызывает разные ощущения, чувства и желания. Судя по реакции, дым рассчитан на очистку организма от шлаков. Почему так решил? Из меня выходят шлаки и токсины. В полутрансовом состоянии, под звуки бубна, катаюсь по листьям, не в силах сдерживать спазмы и выделения. Организм усиленно чистится, освобождаясь от скверн цивилизации. Периодически дед поит отваром, чистка усиливается. Понимаю природную простоту и назначение мха, листьев, травы.

Не знаю, сколько продолжается ритуал очищения. Ночь вокруг и невозможно определить точное время. Ближе к утру Шаман протягивает напиток с другим вкусом. Выпиваю. Засыпая, улыбаюсь, когда на измученное тело сыпятся сухие листья, накрывая импровизированным одеялом. Шаман невозмутимо стучит в бубен, напевая одному ему понятную песню.

* * *

Лучи солнца добираются до лица и ласково будят. С изумлением ловлю себя на ощущении, что чувствую сотни запахов и звуков.

Словно из ушей и носа вымылся мусор. Ощущаю мир во всём многообразии.

Вдохнув воздух полной грудью, задыхаюсь от запахов испражнений. Осматриваю импровизированное ложе. Вижу «результаты» очищения организма. «Результаты» лежат повсюду.

Обдумав ситуацию, чищу место у костра, утаскиваю в лес остатки ночного ложа, готовлю новое. Убрав за собой, с разбегу плюхаюсь в холодную воду, смываю с тела остатки естественной грязи.

На берегу делаю зарядку, силовые упражнения.

Снова водные процедуры. Одеваю чистую одежду. Достаю из рюкзака хлебную лепешку, чтобы съесть.

— Аласиэ! (удэгейский) — говорит Шаман, появившись из чащи леса. — Подожди!

— Йэми? Лали (удэгейский)… — пытаюсь возразить. — Почему? Хочу есть…

Едва уворачиваюсь от удара палкой.

— Аласиэ! (удэгейский) — строго говорит Шаман. — Подожди!

Послушно прячу еду. Старик манит за собой. Иду на середину поляны. Начинается процесс обучения. Показ незамысловатого движения. Требование повторить несколько раз. Скручивание корпусом. Наклоны. Увидев на лице признаки разочарования, Учитель хмурится, резко взмахивает палкой, целясь в голову. Ставлю блок. Тут же в живот удар кончиком палки. Ровненько под дых. Коротко, но эффектно выводит из строя. Восстановив дыхание, больше не умничаю. Выполняю уклоны и уходы с траектории атаки, защищаюсь от нескончаемых ударов. Кружимся по поляне, стараюсь не пропускать болезненные удары. С меня градом скатывается пот, а гуру боевых искусств даже не вспотел, хотя и регулярно взмахивает импровизированным шестом. Удар — нырок, удар — уклон, удар — скрутка.

— Айадзи! (удэгейский), — бормочет дед, когда дышу, как загнанная лошадь (или загнанный конь). — Хорошо.

Ложусь на землю.

— Тэгиэ! Эйни нгуами-да! (удэгейский) — рявкает дед, бьёт палкой по голове. — Сядь! Не спать!

Успеваю откатиться, подскочить. Вместо того, чтобы убегать, стремительно атакую Учителя. Ну или пытаюсь. Атака безжалостно прерывается коротким тычком дубинки в пах. Наткнувшись на невидимое препятствие, падаю на траву. Получив палкой по спине, подскакиваю, чтобы снова быть сбитым с ног профессиональным ударом под колено. Охватывает злость. Не нравится быть битой собачкой. Делаю ложный выпад рукой и тут же подсечку. Падаю на землю, оглушенный ударом по голове. Пока стою на четвереньках и трясу очумело головой, можно несколько раз добить, допинать, короче говоря — «уработать».

— Нгиц’а б’ата бэйэнэни би (удэгейский)… — миролюбиво улыбается оппонент, неторопливой походкой идёт к тлеющему костру. — Маленький мальчик становится мужчиной…

С трудом поднявшись, плетусь за ним.

— Эмигиэ! (удэгейский) — говорит старик. — Иди сюда!

Едва успеваю съесть хлебную лепешку и запить водой.

В чаще леса теряюсь в догадках, куда идем. Ответ узнаю минут через десять, когда заходим в «тренажерный зал».

Пока отходил утром от ночных процедур, Учитель приготовил специальные тренажеры из подручных средств. Не знаю, как называются, но сразу понятно, для чего.

В боевых школах существует техника боя против восьми противников одновременно. Учеников годами готовят к испытанию. Для меня, похоже, нет времени для длительного неспешного обучения.

Деревья образуют условный круг. Каждый ствол соединяется с другими палками, на которых на веревках висит деревянный брусок. Каждый брусок висит на определенной высоте.

— Нгэлэкчэ? (удэгейский) — почему-то грустно спрашивает старик. — Не боишься?

— Эйни нгэнэ. Нумнисиэ минэуэ! (удэгейский) — встаю в центр импровизированного круга. — Нет. Научи меня!

— Нгэлэкчэ! Бэгди! (удэгейский) — командует тренер, качнув в меня первый брусок. — Не бойся! Начинаем!

Первые атаки отбиваю или уклоняюсь от линии ударов. По мере того, как в действие вступают новые бруски, а старые продолжают двигаться по своим траекториям, пропускаю удары. Шестой брусок подло бьёт по ногам, валит на землю. Пока падаю, брусок под номером пять неприятно бьёт под ребра, а брусок под номером один возвращается, чтобы врезать в лоб.

Я обречён на падение. Глаза не успевают отследить изменения. Неизменно пропускаю болезненные удары. Тело превращается в сплошной болючий синяк, а тренер невозмутимо гонит в центр.

Снова и снова оказываюсь на земле, застигнутый врасплох неожиданным ударом. Спасает, что бруски обмотаны соломой, а иначе быть калекой.

— Айадзи! (удэгейский) — командует Шаман. — Хорошо!

Прихожу в сознание от удара по затылку бруска под номером «хрен помнит, какой по счету».

Выползаю с тренировочного места, пошатываясь, плетусь за Учителем. Не спрашиваю, зачем тренируюсь. Привык, что всё, что делают со мной Шаманы, для того, чтобы смог выжить.

— Улитиги! (удэгейский) — команда. — В реку!

Смываю кровь и пот. Холодная вода приятно освежает, уменьшает боль в избитом теле.

— Окто. Октосити (удэгейский), — протягивает баночку с противным запахом Шаман. — Лечебное средство. Лечит.

Жестом показывает, как тереть. Послушно натираю израненное тело.

— Йэуэ ньа? (удэгейский) — спрашиваю, после изматывающей процедуры лечения. — Что ещё?

— Тэтигиэни (удэгейский), — протягивает черную ткань, показывает, чтобы обмотал ею голову на уровне глаз. Мир погружается в темноту. — Надень.

— Уакцэй ни йан б’аги! (удэгейский) — слышу старика, протягиваю руки к костру. — Обрети зрение охотника!

— Вакчами! (удэгейский) — приказ. — Лови!

В плечо ударяет камушек. Ещё один. Ещё. Ловлю тридцатый.

— Сагди эдэдзэй! Кэту айа! (удэгейский) — хлопает Шаман по плечу. — Молодец! Очень хорошо!

Вздрагиваю от неожиданности. Не слышу, как подходит, уходит.

— Тэгиэ! Б’аити. Б’аптаини багдитиги. Багди ни (удэгейский)… — подбадривает дед. — Сядь! Чувствуй себя. Чувствовать, что живу. Живой человек…

Снимать повязку не разрешает. С этого момента должен научиться воспринимать мир неосознанно.

— Умнаси (удэгейский)… — слышу. — Пей…

Протянув руку, беру кружку с новым варевом. Горячий напиток с таежными травами приятно обжигает пищевод.

— Амаи (удэгейский)… — слышу сквозь наваливающуюся дремоту. — Спи…

Засыпаю, едва прикоснувшись к импровизированной постели.

* * *

Возможно, я — прилежный ученик или Шаман использует тайные методы обучения, но через несколько дней (или недель) начинает получаться.

Возможно, организм вспоминает природное предназначение и не обремененный благами и пороками цивилизации активно вписывается в окружающий мир.

Не снимаю повязку ни днем, ни ночью и не чувствую особого дискомфорта. Наоборот, начинаю воспринимать мир другими органами чувств. Учусь слышать, как «говорит» лес. Учусь воспринимать на слух и запах окружающий мир. Думаю, что секрет быстрого обучения кроется и в тайной процедуре ежедневного «окуривания». Под бой бубна и песни Шамана незанятый Интернетом и соцсетями мозг открывает дополнительные возможности. Скоро начинаю чувствовать мир каждой клеткой.

Перестаю считать дни. Тренировки и медитации. С закрытыми глазами. Повторяю слова мантры раз за разом. Вхожу в транс, переводящий в другое состояние. Для среднестатистического жителя я, наверное, сошёл с ума (по их мировосприятию), но понимаю, что Шаман настраивает тело и ум на другой уровень.

Работа в «тренажерном зале» усложняется с каждым днем. Меняется высота и скорость брусков. Меняется их последовательность и «начинка». Что такое «начинка»? К стандартному бруску прикреплялось «оружие»: нож, копье, палка. Привычно уклоняешься от удара, и… хрясь палкой по голове. Лежи — отдыхай. Звук другой у бруска с ножом, не ленись вникать в звуковые оттенки.

Каждый вечер пою на удэгейском языке, повторяя звуки вслед за Учителем.

Песня Шамана на удэгейском

Сама унгтудзи гонг-гонг дуктэини

Унгтулэи игдидзи гонгоини

Сама… унгтудзи гусини

Унгту монтолиэ бисини

Ни тэи-гэту сим-сим тэити

Омо Сама йаини-тэнэ диоипто

Сама сам’асилини…

Сэвэи гэлэгини

Нуани бэйэни дондор суньалини

Сама сэвэни диэлини, тэи-гэту нитиги хаунтасини, нуани йэлэ диэвэсини

Нуани сэвэни диэлини вэф’э, биас’афа

Бохо кэйэдзини йаини

Сама сэвэни эмэгиэни, бохо сэвэни

Буала п’оу-п’оу биэ

Тэгэни чалиги бисини

Чалиги тэгэлэ йэу-йэу кулига, вангба, кэну, бохо ни — ути тэ свэхини

Йангпа умунэнэ ньадзи кулигава оити, омо-элини-игни, гагда элини-дилини акухи дэ

Сама унгтудзи гонг-гонг дуктэини

Унгтулэи игдидзи гонгоини

Сама… унгтудзи гусини

Унгту монтолиэ бисини

Ни тэи-гэту сим-сим тэити

Омо Сама йаини-тэнэ диоипто

Ни-дэ эити са гуани йэду-дэ багдивани

Тэуни бини эдзэхи

Би’аса мэнэ-мэнэ эдзэхи

Буаду би, багди, тэуни бини эдзэхи

Сама ни будэни ханьавани бунитиги нэхуини

Сама унгкиалини, ту нгэнэини би’аса диэгдэ, вэ сангалани инаини

Буни элэни илактанаиини

Утаду мэнэ колидзифаи багдити

Сама ни ханьавани амииасаванаини, амаихи муданини

Сама…амаихи, ни багди буатиги эмэгини

Би нуатидзи гиэ багдинми эими чала

Би эмус’э багдими

Би эмус’э багдими, ни-дэ анчи би дзаи

Ни-дэ анчи би дзаи

Миндулэ багдинатаудза

Хаулиа, кэси б’аи бидзэ

Би эмус’э багдими

Сим-сим бини

Перевод песни Шамана

Шаман бьёт в бубен: бум-бум!

Он громко колотит в свой бубен

Шаман… играет на бубне

Бубен был круглый

Все сидят вокруг тихо-тихо

Слышно только пение Шамана

Шаман начинает камлать…

Вызывает своего духа-помощника

Всё его тело начинает дрожать как в лихорадке

Дух шамана летит и (шаман) всех сидящих спрашивает, где он летает

Его дух-помощник летит по горам и по рекам

(Шаман) поёт голосом горбуна

Появляется дух-помощник шамана, дух-горбун

Кругом кромешная тьма

Одежда у него белая была

На белом халате (у шамана) всевозможные змеи, черепахи, кукушки, горбатые человечки

Шаманский пояс делают из кожи в виде змеи, с одного конца у него хвост, с другого конца голова с жалом

Шаман бьёт в бубен: бум-бум!

Он громко колотит в свой бубен

Шаман… играет на бубне

Бубен был круглый

Все сидят вокруг тихо-тихо

Слышно только пение Шамана

Никто не знает, где он живёт

Всё (в мире) имеет духа-хозяина

У каждой речки свой дух-хозяин

Всё, что есть, что живёт на свете, имеет духа-хозяина

Шаман отвозит душу умершего в загробный мир

Шаман везёт (покойного), всё идёт и идёт к верховью реки и подходит к отверстию в горе (к входу в загробный мир)

(Шаман) появляется в стране мёртвых

Там живут по своим законам (о загробном мире)

Шаман оставляет (в загробном мире) душу человека и возвращается назад

Шаман…возвращается назад в мир, где живут люди

Я не хочу жить вместе с ними

Я один живу

Я один живу, никого у меня нет из близких

У меня нет никого близких

Приходите ко мне жить

Может быть, я найду себе счастье

Я один живу

Тишина (никого поблизости нет)

Иногда старик поёт на непонятном языке (хинди или тибетском, может, на китайском). Повторяю мотив и слова.

Вскоре понимаю, о чём пою. Говорю об этом Шаману.

— Айанку (удэгейский), — хохочет, хлопает по плечу. — Умный.

Однажды утром просыпаюсь без повязки на лице. Шаман сидит на берегу реки и наблюдает за восходом солнца. Молча сажусь рядом. Смотрю, как просыпается день. Охватывает благодатное чувство, что вижу чудо. Чудо рождения нового дня. Никогда раньше не замечал изобилия красок и звуков. Лесные жители просыпаются и радостно, каждый на свой лад, приветствуют новый день. Я ошеломлён изобилием ярких цветов и звуков. От восхищения плачу, как маленький мальчик, которого несправедливо обидели большие дяди, запретившие видеть настоящий мир. Передо мной открывается удивительный живой мир, которого не замечал. Становлюсь его частью.

— Асаса! (удэгейский) — искренне восклицаю, кланяюсь Учителю. — Спасибо!

Шаман мудро улыбается, чуть кланяется.

— Амаихи нгэнэйни (удэгейский), — говорит после завтрака ягодами и зернами кедровых орехов. — Идём назад.

Путь домой длится недолго. Знакомые сопки и знакомые запахи (которых раньше не замечал). Обряд приветствия и ритуал. Переход через реку. Навстречу мчится Жужа, и неспешно идет Гауня.

Обнимает, целомудренно целует.

— Привет, мой суженый, — шепчут губы.

— Привет, моя богиня, — шепчу в ответ. Взгляд выдаёт мысли и желания. Девушка неожиданно кусает меня за ухо, шепчет: — Хочу немножко согрешить.

Пока соображаю, легко отстраняется, покачивая бёдрами, идёт к дому.

— Бери чистое белье и в баньку, — улыбается жена, протягивая чистую одежду. — Спинку потру.

В бане царит аромат благовоний таежных трав. Как когда-то в нашу ночь любви. Сердце бьётся в предвкушении. Дверь в баню бесшумно приоткрывается, и входит супруга в легком платье.

— Вкусно пахнет, — улыбаюсь. — Как тогда в первый раз.

— А я думала, что тогда на меня пялился, а запахи не помнишь, — улыбается в ответ, неуловимым движением освобождаясь от платья.

Как завороженный, смотрю на юное тело, в котором живёт новая жизнь. Не могу отвести взгляд от упругого животика.

— Обязанность жены — отмыть мужа после охоты, — нежно улыбается девушка, помогая освободиться от таежной одежды. — Ложись на лавку и не мешай совершать ритуал.

Поёт на своём языке песню о любви. Нежно обмывает моё тело, где-то надавливая, постукивая, поглаживая или целуя. Лежу с закрытыми глазами и наслаждаюсь каждым движением. Смазывает раны какой-то настойкой, шепчет по-удэгейски. Моет голову, щекочет губами, покусывает, делает вещи, позволенные любящей женщине. Тело подчиняется её мелодии любви. Заставляет стонать в полный голос, забыв обо всём.

В немом восхищении наблюдаю, как завершает ритуал.

Если бы женщины знали этот ритуал, то меньше бы болели, дольше сохраняли бы красоту. К сожалению, древние знания они потеряли. Им взамен кто-то услужливо подсунул идею о равенстве полов, свободе выбора партнера, защищенном сексе, прерывании беременности. Кто-то намеренно разрушил гармонию между мужчиной и женщиной, заставив совокупляться без сакрального смысла.

— О чем задумался мой мужчина? — ласково спрашивает, целуя в приоткрытые губы, пристраивается рядом.

— Ты — красивая, — улыбаюсь. — Беременность даёт особую силу и красоту. Вкусно пахнешь. Никогда не замечал, что вкусно пахнешь.

— Становишься чище, — мудро замечает. — Ближе к природе. Становишься Человеком, понимающим мир.

— Чувство, что заново родился. Ощущение, что чего-то где-то упускаю. Что-то важное. Увидев тебя, понимаю, что…

— Ну и что же? — лукаво спрашивает, прижимаясь.

— Понимание, как искажен мир. Жил и не понимал, что живу в мире, наполненном ложной реальностью. Ты — настоящая! В гармонии с природой. Каждый жест наполнен естественностью и гармонией. Смотрю и понимаю, что ты — совершенное чудо.

— Ой, захвалил, — счастливо улыбается. — Позволь тоже похвалить. Дед сказал, что ты упрямый и способный. А он такое редко говорит. Я очень тобой горжусь.

— А можно я тебя помою? — предлагаю.

— Да, — улыбается. — Только осторожно…

Когда возвращаемся в дом, нас ждёт вкусный ужин. Впервые за последние недели (или месяцы) нормально поел. Дед разрешает выпить немного таежной настойки. Быстро хмелею. Добираюсь до койки в доме, едва притронувшись к подушке, засыпаю.

* * *

Утро встречаю в одиночестве. В доме тихо, чисто, светло. Возникает мысль, что шаманы вообще не спят.

Никогда не видел, как они спят. Всегда ложусь раньше, встаю позже. Никогда не вижу, что жена спит, пока бодрствую.

— Наверное, ушли творить Добро, — говорю вслух, отправляюсь на улицу. Утренний ритуал с зарядкой, купанием и завтраком превращается во вновь созданную традицию. Не отвлекаясь на телевизор, радио, Интернет и прочие новостные факторы, больше прислушиваюсь, присматриваюсь к окружающему миру. Хлеб пахнет по-другому, вкус кажется особо нежным. Смакую каждый вздох, новое ощущение. Искренне радуюсь тому, что чувствую мир по-настоящему чистым.

Выйдя во двор, задумываюсь, что сделать полезного. Взгляд останавливается на дровнике, возле которого лежат старые деревья. Беру топор. Обрубаю ветки, пока не остаётся один ствол.

До обеда занимаюсь дровами. Вместо горы веток лежат обструганные стволы деревьев. Отдыхая, осматриваю результаты работы. Возникает чувство неудовлетворенности, что недоделана работа. Стволы деревья проще распилить на ровные куски, чем тратить энергию на рубку. Решаю задачку «Ленивого дровосека». Среди инструментов достаю двуручную пилу «Дружба» и плоский резиновый жгут.

Вытаскиваю из дровника самодельные «козлы» для распиловки дров, измеряю расстояния. В стене дровника торчит крюк. Прикрепляю к нему один конец резинового жгута, а второй — креплю к ручке пилы. Закрепив жестко на «козлах» бревно, тяну за вторую ручку пилы. Жгут натягивается. Ослабляю хват. Жгут тянет полотно лезвия поперек ствола, оставляя желаемый след. Вдвоём пилить проще и удобнее, но не хочу ждать, пытаюсь справиться с задачей самостоятельно. Приноровившись, начинаю пилить дрова двуручной пилой.

— Гиангдаусадзига (удэгейский), — слышу голос Шамана. — Ленивый.

Увлеченный работой, не слышу, как подходят хозяева.

— Айанку (удэгейский), — улыбается Шаманка. — Хороший…

Во взгляде читаю искреннюю радость и восхищение.

Дед осматривает моё «изобретение», хмыкает, пробует сделать аналогичную работу, одобрительно причмокивает.

— Сагди эдэдзэй! (удэгейский), — улыбается, хлопает по плечу. — Молодец!

— Я тобой горжусь, — шепчет жена, обнимая. — Смог деда удивить. А это сделать сложно.

— Я люблю тебя, — шепчу, дарю страстный поцелуй, застаю врасплох. Инстинктивно отвечает, а в глазах — немое изумление.

— Ты такой страстный, — выдыхает, смущенно краснеет. Чтобы скрыть смущение, строго хмурит брови. — О чём тут думаешь, когда дрова колешь?

— О тебе, моя феечка, — улыбаюсь.

— Феечка, ха-ха, — смеётся жена, а в глазах пляшут озорные огоньки и бесконечная любовь.

Отдышавшись от приступа смеха, вытирает слезинки, улыбается.

— Никто ещё меня не называл феечкой.

— Знаешь значение этого слова?

— Да, персонаж из западных сказок. Совершает доброе волшебство. А злое волшебство делает колдунья или ведьма.

Сказав, мрачнеет.

— Что случилось? Что-то не так? — настораживаюсь.

— Да всё не так, — вздыхает. — Западные сказки искажают понятия. Слово «ведьма» изначально означает «Ведать». То есть знать. Много веков подряд Ведьмы почитались в каждом поселении, потому что умели понимать природу и ладить с ней. Помогали людям справляться с недугами и невзгодами. Носили древние знания и умения. Защищали свой Род. Хранили знания предков, передавали их из поколения в поколения. Нельзя победить народ, который знает, хранит тайны Рода! Тогда враги придумали страшный ход. Перекрасили белое в черное. Стали внушать людям, что ведьма — это зло. Злое колдовство. Бесовская сила. Стали уничтожать носителей тайн Рода. Много погибло хороших и невинных людей. А в сказках до сих пор детям внушается, что ведьма — злое существо. Ребенок же не знает, как правильно. Что ему внушат и как воспитают, такую программу и несёт по жизни. Вот.

— Наши дети будут знать истину, — говорю, обнимая снова и нежно целуя. — Моя любимая колдуша и ведьмуша.

— Колдуша? Ведьмуша? — удивленно переспрашивает, хихикает. Повторяет слова ещё раз, смакуя каждый звук, смеётся.

— Какие добрые слова, — улыбается, нежно целует. — Такой романтичный и сексуальный маньяк-поэт, что рядом боюсь оставаться. Растворяюсь в твоей энергии.

— Бойся, бойся, — бурчу. — Я такой, ух!

— Пойдем обедать, «Ух», — улыбается, увлекая в дом.

После обеда короткая лекция и практические занятия.

— Сегодня занимаемся дыханием, — объясняет супруга новый материал. Удобно располагаемся на поляне, сев друг напротив друга на земле, подстелив теплые вещи на землю.

— Большинство людей неправильно дышат, — продолжает. — Отсюда болезни, упадок сил. Будем учиться задерживать дыхание на вдохе и на выдохе. В зависимости от времени вдоха задержки дыхания и выдоха можно получить разный результат.

— Например? — нетерпеливо перебиваю.

— Если хочешь добиться, чтобы организм перестал болеть, вдох должен быть 12 секунд, задержка дыхания на 48 секунд, выдох — 24 секунды. Нужно делать упражнение постепенно.

— А если вдох делать 15 секунд? — наугад спрашиваю.

— Если вдох делать 15 секунд, задержку на 60, а выдох на 30 секунд, то человек начинает молодеть.

— А какой-то предел в упражнении есть? Сколько можно не дышать? — не унимаюсь.

— Какой любопытный ученик, — улыбается. — Если скажу — испытаешь разочарование.

— Скажи, — упрямлюсь.

— Учение гласит, что если вдох будет 36 секунд, задержка 144 секунды, а выдох 72 секунды, то человек перейдет на высший уровень. Уровень Просвященного. Уровень Божества.

— Хочешь сказать, что если задержу дыхание на 2 минуты, то стану Богом? — с сомнением уточняю.

— Нет, — терпеливо разъясняет. — Суть упражнения в другом. Нужно правильно вдыхать, выдыхать, задерживать дыхание. Вот вдохни.

Делаю вдох.

— Сколько прошло секунд?

— Одна, две, — бормочу, осознавая сложность упражнения.

— Попробуй вдох совершить за 36 секунд, — улыбается. — Сможешь?

— Нет, — признаюсь. — Не дышать минуту смогу, но вдыхать — выдыхать, как говоришь, нет.

— Будем учиться дышать правильно, — вздыхает. — Справишься. Это очень-очень важное упражнение.