Доноры за доллары

Михаил Серегин, 2004

Когда бесследно исчезает танцовщица ночного клуба, мало кому до этого есть дело. Только разве врачу городской больницы Володе Ладыгину. Он не может остаться равнодушным. Ведь девушку лечили в больнице, где он работает, да еще она – знакомая его друга. А раз так, Володя будет копать до конца. Для начала он выяснил, что она попала в закрытую частную клинику, а потом – что в этой клинике расчленяют людей на «запасные» органы. Теперь осталось дело за малым – накрыть всю эту преступную организацию и сдать ее ментам…

ГЛАВА 3

— На повестке дня два вопроса: увольнение хирурга Карташова и реорганизация отделения травматологии…

Планерка руководителей отделений клиники была обычной. Я заранее сел подальше от начальства и развернул под столом скандворд — пусть свои вопросы решают без меня.

Планерка шла своим ходом, скандворд приближался к логическому концу, и вдруг я краем уха уловил спор о том, где взять подходящие кадры. Вслушался повнимательнее. Спорили Штейнберг и Лямзин — завхирургией.

— Борис Иосифович, вы напрасно считаете, что можете принять на место Карташова хирурга того же уровня! Вам не следует так настаивать на его увольнении.

— Дорогой мой! Если вы думаете, что мы можем терпеть его присутствие в нашей клинике и дальше, то вы глубоко ошибаетесь! У него звездная болезнь, у вашего Карташова. Видите ли, Пирогов нашелся! То, что он может оперировать хоть с завязанными глазами, не значит, что он может прогуливать дежурства и опаздывать на два часа!

— Но, Борис Иосифович, многие больные специально к нему ложатся. Мы же столько пациентов потеряем, столько денег!

— Деньги деньгами, а трудовая дисциплина — это вам не шутки, уважаемый!

Я зазевался, и мой скандворд с шумом полетел на пол. В кабинете настала мертвая тишина, и все взгляды обратились к моей несчастной персоне. Штейнберг постучал карандашом по столу и ехидно сказал:

— А вот у Ладыгина есть предложение! Владимир Сергеевич, что вы имеете сказать по этому поводу? И, кстати, что там у вас с тем сигналом — разобрались?

Мне пришлось подняться и под всеобщими насмешливыми взглядами произнести:

— У меня?

Я чувствовал себя как школьник, который громко грыз сухари на показательном уроке по литературе.

— Да, у меня есть предложение. Если дело стало за подходящими ценными кадрами, то могу предложить отличного хирурга и замечательного человека — Николая Воробьева. Большого ума человек, к тому же имеет высокую профессиональную классификацию. А с сигналом все нормально: у Сергеенко нет больше к клинике никаких претензий, — бодро сказал я и сел.

Штейнберг посмотрел на меня удивленно и обратился к Лямзину:

— Ну, как, Степан Алексеевич, готовы протестировать новый кадр?

Лямзин поерзал на стуле, прокашлялся и ответил:

— Родина сказала — «надо», мы ей ответили «есть!».

— Ну и замечательно. Продолжаем наше заседание. По причине расширения…

Скандворд разгадывать уже не было никакой возможности, поэтому остаток планерки я провел, разглядывая профиль заведующей детской терапией — Людмилы Павловны. Профиль был интересным и доставил моему рассеянному вниманию несколько приятных минут.

По окончании планерки все разбрелись по своим рабочим местам. Я же побежал звонить в центральную районную больницу, где прозябал в хирургах мой талантливый друг.

* * *

— Наташа, откуда у тебя это платье?

Девушка резко повернулась:

— Дима? Я не слышала, как ты вошел…

— Ты мне не ответила, Наташа. — Суровый взгляд из-под красивых ресниц осматривал с ног до головы нарядную тоненькую фигурку.

— Купила, — мрачно ответила девушка, снова повернувшись к зеркалу.

— А откуда деньги взяла? — по-прежнему хмуро допытывался Дима.

— Мама прислала.

— Не ври. Мама тебе деньги на прошлой неделе присылала, и ты их за квартиру отдала.

— А она еще прислала. На день рождения. — Наташа внезапно оживилась. — Ты что, не знаешь, что у меня скоро день рождения?

— Я почему-то думал, что он у тебя весной…

— Думал, думал! Все бы тебе думать. — Она танцующей походкой подошла поближе и, лукаво наклонив голову, заглянула ему в глаза.

— Скажи, чего бы тебе сейчас хотелось больше всего?

— Какая разница?

— Нет, не так! Что бы ты хотел съесть на ужин?

— Да ничего бы не хотел. Я сыт, в общем-то.

— Ну тебя, какой ты скучный! — Наташа шутя замахнулась на друга, а потом, улыбнувшись, потащила его на кухню.

Там на столе, покрытом белой клеенкой, красовались миски с салатом, жареной картошкой, мясом, тарелочки с тонко нарезанной колбасой и сыром.

— Это что? — Парень, как баран на новые ворота, смотрел на все это изобилие, с особым недоумением поглядывая на поблескивающую темным боком бутылку с марочным вином.

— Это праздничный ужин! Я угощаю! А то нечестно — все ты и ты.

Наташа, как птичка на ветку, легко присела на ближайшую табуретку, тем самым как бы приглашая Диму присоединиться к ней.

Дима тяжело опустился на стул и уставился на Наташу:

— Ты где все-таки деньги взяла?

— Дима! Ну я же тебе сказала! — обиженно надула губки девушка.

— А ты еще раз скажи. Только на этот раз правду.

Наташа нахмурилась и задумалась. Потом, катая пальчиком по столу крошку хлебного мякиша, медленно ответила:

— Я на работу устроилась.

— Интересно! На какую такую работу ты устроилась? — скептически спросил Дмитрий, потянувшись за кусочком колбасы.

— В танцевальное шоу. Знаешь, там так интересно! Такие вот перья на голове, здесь — блестки, тут — стразы, и каблуки такие высоченные-высоченные! — защебетала вдруг Наташа, интуитивно чувствуя подвох в этом внимании к ее делам.

Димина рука с колбасой застыла в воздухе. Наталья между тем продолжила:

— Я сначала думала, что на таких каблуках не смогу. А потом покачалась-покачалась — и пошла! Там такой конкурс был, Димка-а-а!

— Так, куда-куда ты устроилась? В какое шоу?

— Дим, ну какой ты глупенький! В танцевальное, я же тебе говорю. В «Виски и go-go».

— А со мной посоветоваться — трудно было, да?

— А ты мне кто — папа родной? Ну, устроилась на работу — так ведь хорошо! Мне вот и аванс дали — деньжищи!!! — Наташа обвела рукой стол, как бы приглашая оценить всю грандиозность полученной ею суммы.

— Ты что, вместо того чтобы учиться, будешь в этом пошлом месте бегать перед мужиками голой? — Дима бросил колбасу обратно в тарелку. — И уйти ты теперь не сможешь — аванс нужно отрабатывать.

— А что? Работа как работа. Другие вон в кино голыми снимаются — и ничего. А я — артистка будущая, нужно мне от комплексов избавляться? — вдруг разошлась Наталья.

— Замечательно! Из леса — в шлюхи, да? — Дима вскипел, и теперь его не могло остановить ничто.

Он понимал, конечно, что говорит лишнее, но обида на Наташу была слишком велика. Он с нее, паразитки, пылинки сдувал, боялся даже и подумать о том, как велико его притяжение к этому телу, не поцеловал ее даже ни разу, а она…

А она смотрела на него потемневшими серьезными глазами.

— Уходи, — вдруг медленно и грозно сказала Наташа.

— Что? — не понял Дима.

— Уходи, — настаивала она. — Без тебя теперь обойдемся. Ишь, умник выискался! Чистоплюй! Жри сам свои биг-маки, а меня уволь!

Наташа сорвалась на крик, а потом уронила голову на руку и снова залилась слезами. Подняла голову она только тогда, когда услышала, как громко захлопнулась входная дверь.