Последний мужчина

Михаил Сергеев, 2012

Роман-шок «Последний мужчина» – книга о живущей в людях подлинной свободе. Не той, к которой зовут площади и мнимые борцы, а единственной, молящей разбудить её. Но она и о чудовище, скрытом внутри нас. Ежечасно, изо дня в день, из века в век человек вершит суд над монстром. Каждый по-своему. С разным успехом. А многие и договариваются. Но неотвратимо у последней черты мы задаем себе вопрос. Какой? Откроет книга.

Эдинбург

Далеко-далеко у горизонта, где бирюзовый край таёжной дали сливается с наступающей на землю темнотой, вверх к небу, растворяясь, вился сизый дым. У костра в белых балахонах стояли шесть человек. Каждый из них одной рукой держал бубен, ритмично ударяя по нему. Эти удары, отдаваясь в кронах окружающих деревьев, становились всё громче и громче. Вот уже перерастая в непрерывный гул, они заполнили весь распадок, уходящий от костра на запад. Там, в глубине распадка, вдоль ручья, убегающего по этой низине от нарастающего грохота бубнов, словно обезумев от притягательной силы страшного звука, раздирая о ветки в кровь ладони, карабкались в гору три человека. Наконец они достигли освещённой пламенем опушки.

— Вот они! — крикнул один из стоящих у костра. Остальные тут же обернулись. Человек в балахоне вскинул руку. Двое из появившихся упали замертво. Третий застыл от ужаса.

Была глубокая ночь. Сергей это понял, когда часы в зале чуть слышно пробили два раза. Он открыл глаза. Спальня, шкаф, тумбочка с книгами. Почему пропал сон? Надо хоть сегодня выспаться, ведь уже третий день он ходит как чумной от этих пробуждений.

И каждый раз одно и то же. Нужно ни о чём не думать, ни о чём. Гнать мысли прочь, и сон придёт. Такой приём он всегда использовал в подобных случаях. Но сейчас почувствовал, что эта ночь чем-то отличалась от двух последних и он не заснет, пока не поймет, чем. Так, стоп. Почему тихо уже несколько минут? Даже в такое время на светофоре за окном всегда останавливалась пара машин, но лишь на секунды, а затем приглушённый стеклом рёв моторов вновь давал о себе знать. Шум не мешал ему. За многие годы любой человек привыкает к монотонности тех или иных звуков. Мешало как раз отсутствие их в эту минуту. Неожиданно Сергей обратил внимание, что тени от предметов в комнате падают как-то не так. Всё ещё лёжа, посмотрел на окно. Жёлтый диск луны, тени, тишина… Вдруг он похолодел. Луна… В окне спальни луны быть не может. Она вообще не бывает на северо-востоке небосвода. «Возьми себя в руки, сожми кулаки, убедись, что не спишь. Ущипни себя». — Мысли обгоняли друг друга. Когда он понял, что не спит, страх только усилился. Нужно встать и посмотреть на перекрёсток. Сергей повернулся на бок, вставая с кровати, потянулся к окну… и замер. Хотя всё внимание было направлено в сторону, он не смог не заметить нечто лежащее на его постели. Видя краем глаза, что это было, потрясённый, он с невероятным усилием, надеясь, что ему всё-таки кажется, медленно повернул голову. На месте, откуда Сергей только что встал, лежало его тело. С открытыми глазами.

«Лорно, — мелькнуло в голове, — но я ведь не дочитал. Я не могу знать приёмов выхода из тела. — Он лихорадочно соображал. — Так, что писал Лорно — нужно преодолеть главный страх, страх невозврата. Для этого нужно вернуться обратно. Попробовать «закатиться» в него. И ещё… — он сразу же вспомнил — никому не говорить о случившемся, а то примут за сумасшедшего. Мысли путались, беспорядочно наваливались на него, сознание с трудом пыталось выделить из них смысловой ряд, хотя вряд ли сейчас понятие было уместно.

Неожиданно он обнаружил, что не стоит, а парит над полом, едва касаясь его. Сергей медленно, страшно боясь нарушить последовательность движений, словно в киноплёнке, отматывающей назад кадр за кадром, опустился на постель. «Ложись, — приказал он себе. — Теперь опусти руку. Она должна лечь в ту, на простыни».

В точности повторив написанное и убедившись, что он в своем теле, Сергей глубоко вздохнул. Никакой луны в окне уже не было.

Утром он проснулся, помня в деталях всё и точно. Весь день молча бродя по городу и думая о ночном кошмаре, решил пойти в церковь. «В такие минуты, — подумалось, — есть только одна надежда у человека. Только с Ним можно поделиться и попросить помощи». Эта убеждённость придала ему силы. Такие нужные сейчас силы.

Батюшка молча выслушал его.

— Знаете, в пятницу после обеда здесь будет один священник. По-моему, это тот, кто вам нужен.

Три мучительных дня до пятницы тянулись бесконечно. «Бесконечности» им добавляло ожидание, что такое повторится вновь.

Священник был стар. Стар настолько, что это расстроило Сергея. Из боковой двери алтаря его вывели под руки два молодых инока и усадили на принесённый стул. Руки, даже сложенные вместе, подрагивали. Да понимает ли он что-нибудь, — сомнение усилилось. Сергей сделал шаг вперёд. Неожиданно священник поднял глаза.

— Батюшка… — начал Сергей.

— Мне рассказали про вашу беду, — тихо проговорил тот. — Не всё, не всё, чадо, что предлагают, читать надобно. Просто так они вас не отпустят.

С этими словами по-прежнему дрожащей рукой он достал из разреза подрясника крохотную шкатулку, раскрыл её и подал Сергею крестик на золотистой верёвочке. Крестик был необычный, не похожий на православный — очень маленький, с равными и странно широкими крыльями лучей.

— Это греческий крест. Когда-то он помог мне. Возьмите. — Священник замолчал, вспоминая о чём-то. — Тогда я был совсем молод, на Халкидике, местные монахи рассказывали о подобном случае. Правда, тот человек не вернулся оттуда. Сгинул.

Сергей зажал крест в кулаке. И тут он мог поклясться, что ясно почувствовал, как горячая волна, мягко прокатившись по руке, разлилась тёплым и нежным светом в его груди. Сознание поплыло. Секунда, и он с усилием уже взял себя в руки.

— Но помните, — голос старца совсем ослаб, — главное зависит от вас. Мне для этого пришлось уйти в монастырь. Уберёг Господь… Господь милостив. —

Он, сделав жест инокам и бормоча: «Беда-то, беда-то какая…», — проследовал к двери. У самого алтаря старик вдруг обернулся, посмотрел на Сергея и перекрестил его.

— На днях приезжает Новосёлов, ты помнишь? — голос Веры Петровны из прихожей заставил мужа прийти в себя. — Я съезжу, отправлю посылку маме и часа через два буду.

Он не ответил.

Когда такое случилось во второй раз, Сергей был уже готов. «Главное зависит от тебя» — услышанное в церкви, он запомнил. «Но что главное? — Сознание, что просто отмахнуться от этого не удастся, заставляло быть прагматичнее. — Здесь я думаю, а потом делаю шаг вперёд, в книге ясно сказано — мысль и движение совпадают, а вижу я всё сразу, вокруг и одновременно. Думай с осторожностью».

Сергей посмотрел на стену. Его рука стала вытягиваться и, коснувшись стены, продолжала проникать в неё, чувствуя все слои штукатурки. Да, он так и писал: «Ты проникаешь через препятствие, но чувствуешь его твердь». То есть ты по-прежнему материален, просто твоя материя невероятно тонкая.

И все-таки, сколько ни думал о предстоящем Сергей, сколько ни готовил себя к неизбежному, в чём почти не сомневался, у него появился новый спутник — страх. Вспомнилось похожее ощущение на охоте, в Сибири поздней осенью, в тайге. Когда они собрались у зимовья, ужиная у костра, и рассказывали охотничьи байки, сопровождая их хохотом и очередной кружкой со столь популярным у народа напитком. За этим обычно следовало предложение в одиночку отойти метров на сто от избушки за припрятанной днём бутылкой вина, причём смельчака ждал приз. Он не помнил, чтобы хоть кто-нибудь решился.

— Понимаешь, Серж, — сказал в один из таких вечеров Новосёлов, когда все уже улеглись и они остались у костра вдвоём. — Человек утратил связь с природой. Сотни веков назад они были единым целым. Как сейчас звери. Ведь тогда везде была тайга и опасность. Но то были привычные для него условия жизни. За тысячелетия всё изменилось, и сегодня природа и мы враждебны, особенно ночью. И если даже кто-то и может идти по ночному лесу, то это уже результат логики. Логики и убеждённости в том, что ты защищён ружьём, уверенностью, что шум распугнёт его обитателей.

— А почему «особенно ночью»?

— Когда силы зла господствуют беспредельно! — рассмеялся Новосёлов. — Помнишь «Собаку Баскервиллей»?

— Нет, нет. В этих словах есть непреклонная истина и смысл. Они действительно здесь и рядом.

— Силы зла?

— Именно.

— Раньше ты не был мистиком, — заметил Новосёлов, посмотрев на ярко-желтый диск луны над деревьями. — Однако и мне не по себе, пойдем-ка в дом.

Всё, что вспомнил Сергей, стоя у окна в этот, второй раз, длилось какое-то мгновение, но его оказалось достаточно. Мысль и движение совпали. С тем же страхом, но уже растерявшись, он успел только заметить огни удаляющегося города, мелькнувшие контуры каких-то сопок, гор, синеющих во мгле, и с невероятной быстротой приближающуюся землю.

Вдруг все шестеро в балахонах, вытянув по направлению к несчастному руки и не переставая бить в бубны, стали медленно поворачивать их в сторону огня. Неожиданно тот рухнул наземь. Сопротивляясь изо всех сил, упираясь ногами в землю и оставляя в ней глубокие чёрные борозды, обречённо волокло по ним неведомой силой. Случайные ветки, за которые он хватался в отчаянии, с треском ломались, наполняя холодный воздух сухими выстрелами, напоминавшими удары хлыста. Искажённое гримасой лицо выдавало полное отчаяние обезумевшего человека.

Эта жуткая картина застала Сергея прямо над опушкой у крон деревьев. Несчастный отчаянно старался убрать ноги в сторону, пытаясь изменить направление, но всякий раз под ударами страшного хлыста, будто кто-то дёргал за невидимый канат, резко возвращал их на место. Между тем костёр разгорался сильнее и сильнее. Балахоны медленно расступились, ни на мгновение не отпуская тело. Огонь был уже совсем рядом. Низ одежды человека вспыхнул.

— Отпустите его!!! — страшно закричал Сергей.

Все вскинули головы вверх. Костёр охнул и, рассыпавшись в миллионах искр, погас. Лес погрузился в темноту.

«Домой», — мелькнуло в голове.

Сергей лежал в постели. Его колотил озноб. Пытаясь поднять трясущуюся руку, он молил только об одном — чтобы та не разделилась. Попытка удалось. Вот как ты оказался готов, — эта неприятная мысль была последней перед провалом в сон.

Узкие улочки курортного Борнмута вечером были особенно уютны. Автомобили столь редко нарушали уединение парочек, сидящих на верандах кафе, что, казалось, в этом маленьком уголке Англии ещё сохранился какой-то другой, прежний мир. Мир, где никто никуда не торопился, не спешил навстречу, расталкивая таких же бегущих уже по своим, и, конечно, неотложным делам прохожих. Мир без визга тормозов, воя сирен и прочих унылых атрибутов мегаполиса. Здесь всё было по-другому. Даже чарующие консервативным видом такси среди затерявшейся во времени жизни, оттого будто замершей в этом мгновении, двигались медленно и бесшумно, стараясь не пугать тишины. Но и они были никому не нужны.

Сергей медленно, растягивая удовольствие, допил кофе, встал из-за столика и неторопливо направился к отелю. В холле никого не было. Даже портье, понимая, что никому не нужен в такое время, отлучился куда-то по делам. Лишь у лифта он заметил ещё одного человека. Стоптанные ботинки, поношенная зелёная куртка, а может униформа и совершенно неуместная для курортного отеля грязная кепка странно диссонировали с уютом и тишиной.

Двери бесшумно разъехались, и они оба зашли в кабину. Сергей нажал седьмой этаж. Человек даже не посмотрел в его сторону. «Мне на седьмой», — он вопросительно глянул в сторону незнакомца.

— Вы можете ехать куда вам угодно, раз перепутали лифт. — произнёс тот, не оборачиваясь. — Одних он поднимает в библиотеку, других опускает в преисподнюю. Сегодня вам повезло.

Сергей пожал плечами. Лифт тронулся. «Может, какой-нибудь рабочий, видно, в негативе после трудов. Бормочет всякую чушь. — Он снова бросил взгляд на странного человека. — Всё равно мог бы и повежливей».

Двери открылись, Сергей повернулся и, выходя из кабины, вдруг услышал за спиной:

— Проливной дождь не бывает меньше минуты, иначе это не просто дождь.

Он быстро повернул голову и вздрогнул, увидев в последнее мгновение испещрённое морщинами лицо говорившего. Глубокий изогнутый шрам разрезал его левую щёку от уголка рта до самого уха. Словно какой-то злой художник сделал кистью этот мазок, чтобы чудовищная улыбка никого не могла ввести в заблуждение.

«Где-то я его видел… впрочем, чушь. Хорошо хоть не в тёмном переулке», — подумал Сергей, не успев осмыслить сказанное.

На следующее утро он проснулся в прекрасном расположении духа. Возможно, от того, что никаких планов на понедельник у него не было, или что солнце уже встало, заливая роскошные ветви огромной глицинии с цветами ещё какого-то дерева, заставляя думать только о хорошем. «А это была бы легкая прогулка к морю», — подумал Сергей и вышел из отеля. На улицах почти никого не было. Миновав старую городскую площадь, он свернул на улочку, ведущую к скверу с протекающим по нему ручьём. Ему хотелось насладиться ещё и пением птиц, а сделать это можно было только утром. Ох как многого хотелось ему тем чудесным утром!

Неожиданно мысли оборвал тихий, но неестественно длинный скрип тормозов. Сергей обернулся. Рядом с ним остановился длинный лимузин. Водитель, опрятного вида мужчина в белой рубашке, вышел из авто. Сергей уже было тронулся дальше, как услышал:

— Мистер, простите…

Он обернулся. Водитель шел прямо к нему.

— Вы мне?

— Да, да. Простите, я за вами. Вас ждут.

— Кто? И где?

— Там, — водитель кивнул в сторону лимузина.

— Вы ошиблись, — уже уверенно ответил он и, повернувшись, направился прочь.

— Нет. Не ошибся, — окликнул другой голос, который показался ему знакомым. Сергей обернулся. Рядом с автомобилем стоял его вчерашний гид Роберт.

— Вы? — удивлению не было предела. — Но ведь вы заняты сегодня, — начал Сергей, — ведь бридж, сорок лет… — Он с недоумением смотрел на своего нового знакомого.

— Понимаете, мне поручили… — тот смутился, но сразу же поправился, — появилась возможность… вы ведь хотели пообщаться в среде, языковой среде, не так ли?

— Да, — неуверенно, всё ещё не понимая, что происходит, пробормотал Сергей.

— Так вот, группа моих друзей, состоятельных друзей, — подчеркнул он, — отправляется на два дня в одно место под Эдинбургом, я и подумал…

— Но ведь это далеко. Север Англии, — недоумённо произнёс Сергей.

— Шотландия. Вы ведь никогда не бывали в Шотландии?

— Нет. Но как-то всё это неудобно, да и по времени… И потом, я не знаю никого из ваших друзей.

— В самолете два свободных места, а лететь всего тридцать минут. Я рассказал им о вас. Мои знакомые, — Роберт на секунду смолк, — очень просили меня… А вам это ничего не будет стоить. Ну как, идёт? — он улыбнулся. Улыбка решила всё.

— Так что, прямо отсюда?

— Времени нет. К сожалению.

Когда они в роскошном лимузине мчались по дороге в аэропорт, Сергей, повернувшись к спутнику, спросил:

— А всё-таки, как вы нашли меня? И как же отступление от столь незыблемого правила? Бридж по понедельникам?

— О, это было очень просто… для меня, — тот снова улыбнулся. — Что касается игры, так её никто не отменял. — Его знакомый сделал загадочное лицо.

Сергей кивнул, показывая, что доволен ответом, и, также улыбнувшись, пожал плечами.

Самолет, легко разогнавшись, взмыл вверх. Наш герой огляделся. Ему были видны только два человека, сидящие ближе других. Они с Робертом последними зашли в салон, и тот не познакомил его с остальными.

— Н-да, ничего себе приключение! — промычал он и уставился в иллюминатор.

«Агентство необычных путешествий». — Сергей вспомнил вывеску, которую однажды увидел на Покровском бульваре. — Ну да, угадайте с двух раз, в чём их необычность, — узнав об этом, заключила жена. Он всегда смеялся, вспоминая тот случай. Сегодня смешно не было.

Через полчаса они уже сходили по трапу к трём ожидавшим их автомобилям. Сергей насчитал шесть человек. Одному из них, по-видимому, стало плохо, и его поддерживали двое, которых сменили подбежавшие водитель и сопровождающий.

— Как-то неудобно, надо бы представиться, — обратился Сергей к спутнику.

— О, не беспокойтесь, это не принято. Впрочем, они также не знакомы, точнее малознакомы. Так что не смущайтесь, — и предваряя возможные расспросы добавил: — Мы сейчас едем в замок на западном побережье. Дорога займёт три часа, проедем и по Эдинбургу — древней столице шотландских королей. Замок-музей, Калейн, название ни о чём не говорит? На втором этаже есть несколько элитных номеров.

— Нет… никогда не слышал, а на первом?

— На первом картинная галерея. Кстати, рядом местечко, где родился Бёрнс. Знаете, разительный контраст — скалы, замок, неприветливые и вечно холодные воды океана, а в трёх милях уют и умиротворение. — Он почему-то невесело, как показалось Сергею, усмехнулся.

Проезжая по улицам, он заметил, что часть окон в старинных домах заложена кирпичом, правда, при этом со вкусом отделана декором.

— Налог. Средневековый налог на окна. Как только ввели, так и заложили. Как только познакомишься, так и пожалеешь, — уже задумчиво проговорил знакомый.

— Что? Что вы сказали?

Роберт спохватился:

— Нет, ничего, о своем я, о своем.

На самой окраине города он неожиданно остановил машину.

— Хочу показать вам одно знаменитое поле для гольфа, первое в Эдинбурге.

Они вышли. В двух метрах от машины, за прозрачным павильоном автобусной остановки, лежало совсем маленькое ровное поле. Сергей хотел что-то спросить, как вдруг в то же самое мгновение на них с неба рухнул, иного слова не подобрать, проливной дождь. Оба бросились под навес. Дождь лил с такой силой, что нельзя было и думать перепрыгнуть эти два метра, отделяющих их от лимузина, не промокнув до нитки.

— Вот это настоящая Шотландия! — с восхищением произнёс Сергей. — Здесь без зонта и водителя нам не обойтись, — добавил он, глядя на своего ещё вдруг более постаревшего гида, зная, что на такой случай в каждой машине есть огромный зонт.

— Не волнуйтесь. Не пройдёт и минуты, как этот дождь прекратится, — слова что-то напомнили Сергею.

Неожиданно, как по мановению волшебной палочки, стало ясно. И только тут он подумал, что его спутник почему-то сделал ударение на слове «этот».

«Брось искать кошку в тёмной комнате — её там нет!» — Уже находясь в салоне лимузина, вспомнил он известное выражение и, внимательно посмотрев в сторону мини-бара, повеселел. Взгляд не остался незамеченным. Предложение выпить пришлось как нельзя кстати.

Через два часа, миновав пологие склоны гор с раскинувшимися у подножья огромными полями ячменя, эскорт машин достиг побережья. Свернув направо и потратив ещё минут десять, они увидели замок с тремя серыми башнями, с небольшими, едва заметными на их огромном фоне окнами. Три стены между ними выглядели куда более современно, хотя, без сомнения, были из той же эпохи.

Лимузин въехал во внутреннюю часть строения и остановился. Они вышли. Других машин почему-то не было.

— Они прибудут попозже, к ужину, — заметив удивление гостя, пояснил Роберт. — Здесь недалеко… одно дело… Короче, у вас будет свободное время. Можете ознакомиться с внутренними покоями замка. А пока вам покажут комнату, где будете ночевать. К столу всех пригласят. — С этими словами он кивнул в сторону невесть откуда взявшейся старушки, которая, что-то бормоча и глядя на Сергея, махала рукой, приглашая следовать за ней. — Не обращайте внимания, — улыбнулся Роберт. — Она состарилась в этом замке, сами понимаете, вернее, поймёте, — уточнил он и сел обратно в лимузин.

Через пару секунд Сергей остался уже один. Неожиданно он заметил, что старушка скрылась за маленькой кованой дверью в глубине двора, и тут же заторопился вслед.

«Ищи потом её. В конце концов, побывать в настоящем замке, родовом гнезде шотландской знати, было не худшим выбором в этот понедельник, только всё как-то спонтанно», — подумал он, догнав старуху на узкой лестнице, ведущей наверх. После утомительного подъема они наконец достигли второго этажа.

Пройдя по длинному коридору с высоченными стенами, странная провожатая вывела его в большую круглую залу с высокими, переходящими своей формой в конус окнами. Башня, понял Сергей. Прямо перед ним на противоположной стене нависал тяжёлый по своей форме козырёк огромного камина. В трёх метрах за углом начинался какой-то коридор.

Старуха повернула налево и махнула рукой. И тут заметил перевязанную красной ленточкой прядь волос у нее на лбу, которая что-то шевельнула в памяти. Та приоткрыла низенькую дверь в какое-то помещение, и Сергей увидел нагромождённые ящики с пивом, виски и много коробок с незнакомыми этикетками. Странно, обычно такие запасы хранятся в подвале. Старуха что-то бормотала, указывая внутрь.

— Это все можно пить? — спросил он, не понимая, что хочет сказать та.

Женщина согласно закивала и, развернувшись, направилась в залу.

— Вот тебе и языковая среда, — усмехнулся Сергей и пошел следом.

Комната, в которой он должен был провести ночь, имела только одно окно. С трудом открыв его, Сергей вынужден был перегнуться через метровый подоконник, чтобы посмотреть вниз. С огромной высоты хорошо было видно, как волны, разбиваясь о подножье скал, смотрелись мелкими безобидными барашками. Приглядевшись, он понял, что эта часть замка стоит на утёсе, который, обрываясь вниз, многократно увеличивал высоту обзора. До самого горизонта в океане не было видно ни одного судёнышка. «Да, невесёлое место. Это тебе не замки Луары, где вино, радость и веселье поныне, как и века назад, усердно служат их хозяевам — французам. Каково же здесь ночью?» — Сергей сполз обратно и только тут увидел в углу накрытый стол. Несколько кусков ветчины, маленькие колбаски и сыр напомнили ему, что голод никуда сам деться не может. Бутылка пива и закуска моментально вернули погасшее было настроение. «Пойду-ка пройдусь по замку», — решил он и направился к двери. Миновав давящий камин и повернув за угол, Сергей обнаружил широченную винтовую лестницу из камня, уходящую вверх и вниз.

«Картины внизу», — вспомнил он и стал с некоторой осторожностью спускаться.

Гигантской толщины стены, это можно было заметить при входе в широкую галерею, уходили вверх, показывая размах мысли безвестного архитектора. «Умели строить, — такая мысль пришла в голову ещё там, наверху. — Капитально, на века. Видно, была прямая необходимость». Слева и справа вдоль всей галереи были развешаны портреты. Большой размер картин, под стать самим стенам, говорил о важности изображённых персон.

Сергей направился вглубь. Краски на портретах поблекли от времени, но не это делало их героев мрачными. Он внимательно пригляделся. Лица. Конечно, лица. Ничем, казалось, не примечательные, они источали тревогу. Без неприязни смотреть на это было невозможно. Каждый из них, встречая гостя своим взглядом, как только тот подходил ближе, пристально сопровождал его, словно передавая соседу. Так повторялось с каждой картиной. Какое-то неприятное чувство, точнее, ощущение оживающих персонажей нарастало.

«Типичное свойство любого портрета, не обращай внимания», — сказал он себе, стараясь успокоиться. Но что-то настораживало и кроме этого. Несколько раз ему казалось, что он видел, может, мимолётно, когда-то давно, изображённых на картинах людей. Мысль неотвязно следовала, пока Сергей не остановился у одной из них, пытаясь возродить хоть какие-то воспоминания. Неожиданно ему померещилось, что человек в голубоватой мантии, пристально смотревший на него со стены, прищурился. Сергей невольно сделал шаг назад.

— Который из них приснился вам ночью?

Он, вздрогнув, обернулся. Позади стоял маленький тщедушный человечек во фраке, с белым жабо на груди.

— Здешний управляющий, — представился человечек и, видя удивление мужчины, пояснил: — Всем, кто ночевал здесь, являлся кто-то из галереи. Да по-другому и быть не может, замок полон привидений.

Сергей стоял, глядя на незнакомца в некотором оцепенении. Поразило не столько его появление, сколько манера говорить, не выражая эмоций. Мимика на лице странного человека отсутствовала. Её просто не было. Кроме того, едва шевеля губами, будто для приличия, тот ни разу не посмотрел на гостя. Его отрешённый взгляд, остановившись на картине, перед которой они стояли, замер и не двигался.

— Я… я ещё не ночевал… — пробормотал Сергей. — Я только сегодня приехал. И всего на одну ночь.

— Так вы тот, кого привезли после обеда, — по-прежнему глядя перед собой, бросил человечек. — А я-то думаю, о ком все говорят и говорят.

— Кто говорит?

— Они, конечно, — незнакомец кивнул на портреты. — А то, что на ночь, так это славно, славно. Поддерживать традиции так благородно, — невозмутимо добавил он.

— Какие традиции?

— Я же сказал, славные. Те, что написаны в книге рукой постояльцев, она вон там, можете почитать. Замечательная книга. — Он указал вглубь галереи и направился туда. — Никто больше одной ночи здесь и не задерживался, — продолжал тараторить человечек. — Вы тоже завтра напишете, если, конечно, сможете.

— Что значит, «сможете»?

— Вот, пожалуйста. — Будто не слыша вопроса, тот взял со старинной консоли, стоявшей у последнего портрета, книгу, заметив: — Перелицевать бы — потёрта. Очень, очень изящно написал, к примеру, Лорно, нет… лучше Трумэн, — с нескрываемым восхищением проговорил незнакомец, чуть шевельнув губами. — Трумэн ночевал здесь… минуточку, — листая страницы, продолжал он, — да тем жарким летом, сразу после войны. Пожалуйста, девятьсот сорок пятая, снизу.

Он протянул Сергею книгу, по-прежнему глядя мимо.

— «Согласен получить всё. Ведь я этого достоин!» — прочитал Сергей и с недоумением поднял глаза на своего странного сопровождающего. — Что это значит?

— Да вы, я смотрю, к тому же и невежда, — с сарказмом в голосе, но только в голосе, с ничего не выражающим лицом произнёс тот. — Чему вас учат сегодня, если не знаете, что он приказал сбросить атомную бомбу на Хиросиму ровно через месяц после проведённой здесь ночи? Достойный, достойный поступок великого человека! — вновь с восхищением добавил он. — Ведь и вы будете чего-то достойны, не так ли? Жаль, что тысячи из них всё-таки спали. А если бы нет, только представьте, за ту самую отпущенную секунду вы успеваете заметить, как мгновенно обуглилась ваша кожа. Вы не узнаёте себя. Каковы впечатления! И даже почувствовать запах! — Он потянул носом. — А какая боль! Ни с чем до того не сравнимая боль! Система работает по-прежнему без сбоев… почти.

Его рука, с усилием сжав книгу, потянула её обратно. Сергей нехотя разжал пальцы, лихорадочно думая о чём-то.

— Да, но пилот того самолета, что сбросил… сошёл с ума!

— Зато штурман, Теодор Ван Керк, оказался достойным! — парировал человечек, проявив завидную память, и ударил по книге: — До конца жизни, представьте, до конца гордился совершённым. Так что награду… получил, — и, видимо, довольный оставленным впечатлением, ласково погладил обложку. — Как видите, и простых людей отзывы имеем. Но, замечу, слова «я ни о чем в жизни не жалею» произнесены не им первым. Как, вы сказали, имя другого? Пилот?

— Пол Тиббетс. Он написал на борту имя своей матери — Энола Гей.

— Нет, не припомню, — покачал головой незнакомец и с грустью добавил: — Какие похожие судьбы! Какие значимые для обоих награды. Лишь названия разные. Жизнь и смерть. Один пожалел, другой протянул дьяволу руку. Какая пропасть разделила мир их рукопожатием с тех пор…

Гость с нескрываемым удивлением смотрел на человечка.

— Ой! — Тот вдруг прикрыл губы рукой. — Что я говорю, что говорю! Простите, простите несчастного!

Сергей от изумления открыл рот.

— Поди… и дракулы всякие тут есть, — переварив наконец сказанное, выдавил он.

— Шестьсот четырнадцатая страница, — ответ был мгновенным.

— Ах вот оно что! — неожиданно поняв суть происходящего, медленно произнёс гость и, с трудом сдерживаясь, добавил: — Я заметил, отзывы все одинаковы. Что, на всех страницах одна фраза? — Сергей в упор глядел на управляющего.

— А как же иначе? Как же иначе-то? Для чего тогда эта ночь? — ни один мускул не дрогнул на его лице.

— А кого-нибудь, кроме скопища дерьма, вы здесь принимали? — Он сжал кулаки и угрожающе сделал шаг вперёд.

— Помилуйте, какое же скопище? — отступая и нервно листая книгу, защебетал человечек. — Вот Набоков, Владимир Владимирович. Позвольте… вот — ночевал в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году! Как сейчас помню, очень, очень обходительный господин…

— Да что вы слушаете его! Он же сумасшедший!

И представился, наверное, управляющим. — Голос был знаком. От входа в галерею к ним быстро приближался Роберт. — Джеймс, — он аккуратно, но с силой взял человечка под локоть, — иди к себе, Джеймс. Иди, — уже настойчиво добавил он.

Тот, повинуясь, двинулся к лестнице, понурив голову.

— Но книга! Дайте… заберите у него книгу! Я хочу почитать… — затараторил, придя в себя, Сергей.

— Да какая там книга! Он сам же её и пишет, тем и шокирует посетителей, — рассмеялся Роберт. — Такое вот ходячее недоразумение. Не берите в голову. Лучше ступайте, отдохните. Ужин чуть задержится.

Вернувшись к себе в комнату, Сергей прилёг на постель. Только сейчас он почувствовал, как устал. Полумрак быстро наступивших сумерек, да и проведённый в непривычном ритме день дали о себе знать. Сон тут же навалился приятной тяжестью.

Его разбудил протяжный, едва уловимый сквозь ритмичный шум прибоя крик из распахнутого окна: «…илла!…милла!». Он сел. Было далеко за полночь. Подойдя к окну и с трудом перегнувшись, Сергей посмотрел вниз. На небольшом выступе у подножья скалы стояла, протянув руки в сторону океана, женщина и что-то кричала. Длинная красноватая ткань платья взлетала под порывами ветра и тут же падала. «Кам-и-и-лла!» — услышал он сквозь рёв накатывающих волн. «Софи-и-и-и!» — вновь донеслось до него.

Он пригляделся. «Не может быть», — резануло в голове.

— Хельма-а-а-а! — прокричал он. — Хельма-а-а-а!

Женщина медленно подняла голову и, заметив его, скрылась за утёсом. Сон прошел.

Откуда я её знаю, откуда я её знаю? — Мысль, вызывая резкую боль, пульсировала в мозгу. — Что там было ещё? Книга. Да, книга должна быть там. Ужин, нет, это потом, потом…

Сергей почти бегом спустился в галерею. В конце на слабо освещённой старинной консоли по-прежнему лежала она. «Так, первые страницы… Не знаю, не знаю, — он лихорадочно переворачивал их дальше. — Тиберий, Калигула… понятно, а в конце, последнее время… — он с заметным усилием перевернул тяжёлую книгу лицевой стороной вниз. — Ницше, ефрейтор… ясно… — Вагнер, вдруг прочёл он, и губы его зашевелились. Известные композиторы, писатели, режиссёры и драматурги голливудского олимпа, знаменитые финансисты и художники, издатели, главы корпораций и государств прошедшего и нынешнего века, все успешные и великие были здесь. Но, к удивлению, их фамилии чередовались с совершенно незнакомыми.

«А эти… зачем же эти…» — мелькало в голове. И тут его осенило. Страшная мешанина сильных и безвестных этого мира говорила лишь об одном. О чем-то общем для них. О том, что связывало этих людей крепче родной крови, крепче страха перед самой смертью. Да, да — перед нею. Ибо попасть в эту книгу значило умереть для себя ещё при жизни. — Мысль пришла неожиданно. — Значит, не только успех… нет, стоп, не успех приводит сюда, а они за успехом. Приходят. Или приводят… В этот замок приводят…».

От внезапной догадки ему стало страшно. Сергей решительно открыл последнюю страницу и… похолодел. Последняя запись ничем не отличалась от остальных, но то… то, что было под ней, заставило его руки задрожать. В пяти чудовищных словах он узнал… собственный почерк. Под ними стояла его подпись.

— Как видите, Джеймс не сумасшедший.

Сергей вздрогнул. Справа рядом с ним стоял уже знакомый ему маленький человечек.

— Да вы и с сыном моим встречались, — как и вечером, глядя мимо, добавил тот. — Вспомните, Дин Джеймс Хариссон-младший. Ну, — видя его растерянность, произнёс он, — в подвале, под музеем. Они тогда здорово выручили вас. Большое желание имели, не так ли? Все исполнено в точности, — управляющий продолжал стоять, равнодушно глядя на крайний портрет. — Кстати, почему-то вам особая преференция, можете занять его место, — он кивнул на картину.

«Ну где же, где я мог видеть этого мужчину», — ещё раз глянув на портрет, подумал Сергей.

— Впрочем, я догадываюсь, — продолжил человечек, — если, конечно, согласитесь. Хотя отказов я не припоминаю.

Сергей выдохнул:

— Ах ты сука! — Одним прыжком оказавшись рядом, он схватил говорившего за горло. — Это же ты, ты вписал меня сюда! Говори, что происходит, почему, зачем я здесь? Говори, убью! — Он с силой сжал пальцы.

— Я… я согласен, скажу, — вдруг выдавил человечек. — Только отпустите!

Поражённый неожиданным ответом Сергей тут же ослабил руки:

— Ну!

— Одно условие, обещайте выполнить, — затараторил тот.

— Какое?

— Вы всё-таки убьёте меня после этого. Я не хочу, не могу больше оставаться здесь, — вдруг завизжал Джеймс.

— Для чего? И почему «всё-таки»? И я? — Эти и какие-то совершенно нелепые вопросы, расталкивая, перебивая друг друга, в одно мгновение ворвались в сознание, которое и так едва держалось на грани срыва. — Ладно! — изумляясь самому себе, скорее машинально закричал Сергей, понимая, что теряет драгоценные секунды. — Говори же!

— Здесь… здесь клан исполнителей. Их цитадель. Они предлагают каждому подписать бумагу… договор с ним.

— С кем? — снова закричал Сергей и осекся. Смысла в вопросе не было.

— Они, подписавшие, получают всё, всё!

— При чём здесь я? — спокойнее, словно понимая что-то, спросил мужчина.

— Вы уже обращались. Они помогли вам и потом…

— Врёшь! Я сам! Я сделал всё сам!

— Это кажется!

— А что потом?

— Вы помешали им. Вы нарушили главное и непоколебимое условие течения их времени, их существования. А значит… значит, у вас есть власть от самого… Больше я ничего не знаю… а сейчас убейте, убейте же меня. Вы обещали!

И вдруг Сергей почувствовал ледяной холод в кулаке. Он разжал его. На ладони лежал серый камень.

— Ну же! Смелее! — Чужой голос заставил его обернуться. Сергей обомлел. В глубине галереи стоял Регонд, муж его спутницы по круизу. — Так вот откуда здесь Хельма! — Догадка сразу поставила всё на свои места. Стальной костюм едва заметно отливал пламенем свечей, расположенных на выступах по обе стороны. — Правильная догадка, — человек ухмыльнулся. — Однако ужин ждет вас. И потом мы обещали научить вас игре в бридж. Игра состоится. При любых обстоятельствах. — Он подошел и, видя, в каком шоке находится Сергей, мягко взял его под руку. — Джеймс, будь великодушен, — обращаясь к обмякшему сразу человечку, сказал он, — можно ведь и после ужина, ведь можно, Джеймс? — В его голосе слышались угрожающие нотки. Тот обречённо закивал головой. — Тогда… кыш-ш-ш, — протяжно, взмахнув рукой, шепотом сквозь зубы выдавил Регонд, и вдруг Джеймс, медленно поднявшись в воздухе, приблизился к портрету напротив и растворился в нём. Сергей обомлел — с картины на него смотрел муж Хельмы, что держал его сейчас под руку.

«Как я не понял раньше? Но как связано с происходящим?» — лихорадочно соображал он.

— Вот видите, все устроилось. Пойдёмте же, — и, легко потянув за собой Сергея, тот сделал шаг в сторону лестницы. — И камешек, камешек не уроните, — ласково добавил он. Не понимая, почему ноги послушно передвигаются, не согласуясь с собственными мыслями и желанием, Сергей молча проследовал вперёд.

Миновав лестницу, ведущую наверх, они прошли дальше, в почти не освещённую часть помещения. Своды высоких потолков по-прежнему уходили ввысь, но уже теряясь в темноте. Галерея закончилась. В стене, преграждавшей им путь, Сергей увидел два больших медных кольца.

— Что, Камилла, все готово? — раздался голос его спутника.

И тут он увидел уже знакомую старуху, стоявшую в углу, словно затаившись от посторонних взглядов. «Ах ты, старушка-веселушка. Вот для чего ты здесь!» — подумал Сергей. Та привычно замахала рукой.

— Тогда впускай, — повторил знакомый голос.

Женщина потянула за оба кольца, и каменная стена, разделившись на две огромные створки, медленно раскрылась.

В глубине небольшого зала за вытянутым прямоугольным столом сидело пять человек. Одного он узнал сразу. Это был Роберт, его гид. Костюмы-тройки стального цвета делали сидящих похожими друг на друга. Всех, кроме одного. Того, что сидел во главе стола. Но одна деталь отличалась у каждого. Разными были галстуки. Сергей вопросительно глянул на провожатого.

— Не смущайтесь, стальной цвет сегодня обязателен. Очень даже обязателен. Такая уж повестка дня, — невесело усмехнувшись, произнёс он.

— Проходите! — Голос человека, сидящего в торце, единственного одетого не как остальные, звучал твёрдо. — Ваше место сегодня рядом с ним, — он указал на мужа Хельмы. Остальные, повернувшись, с любопытством смотрели на вошедших. Неподвижным остался лишь один, что сидел справа от «старшего», как мысленно окрестил того Сергей.

Пока они шли к столу, Сергей вдруг увидел ещё одного человека, сидящего метрах в десяти. «А вот и шестой», — мелькнуло в голове. Одет он был в зелёную манишку и несвежего вида белую сорочку, ворот которой был расстёгнут. Одежда, включая серые панталоны, превращала бы её обладателя в гостя из девятнадцатого века или актёра, одетого соответственно обстановке, если бы не пластырь на его рту и ремни, притягивающие ноги и руки к большому старинному стулу.

И вдруг Сергей узнал его. Это был тот самый, что отчаянно упирался, не желая приближаться к костру, там, в лесу. «Так вот кто еле стоял на ногах, когда они выходили из самолета. Они его чем-то накачали!» Догадка обескураживала. Он даже остановился. Но не поэтому. Поразило Сергея другое.

В изумлении глядя на человека, он увидел, что никакой стены, у которой зрительно должен был находиться привязанный, не было. Позади зияла пустота.

В какое-то мгновение показалось, что он увидел отблеск воды, но всмотревшись, так и не нашёл подтверждения этому.

«Держись! — Кровь застучала в голове. — Ты обо всем читал и должен ожидать чего-то подобного».

— Ну-ну, смелее, — сопровождавший слегка подтолкнул его. — Вы все поймёте… чуть позже.

Даже сев за стол, он то и дело бросал взгляд в сторону несчастного. Минутой позже Сергей заметил, что кроме свечей, освещавших тарелки с закуской и большие металлические кубки у каждой из них, на столе ничего не было. Свет, заполняя зал, исходил из ниши, протянувшейся вдоль стены напротив. По его колыханию можно было предположить, что там горели факелы. Но они почему-то, как ему показалось, перемещались. Сергею даже послышались приглушённые голоса под сводом.

— Ну что? Освоились? — Старший поднял кубок. Одежда на нём, напоминающая накидку с прорезями для рук, была также стального цвета. Глубокие морщины на лице и седой ёжик с большими залысинами выдавали преклонный возраст. Однако бодрости голоса, да и движений, как успел заметить Сергей, можно было бы позавидовать. — Клану предстоит сегодня решить несколько вопросов, — продолжил старший, — да и некоторые изменения коснутся его состава. Выпьем же за пополнение, забудем об ушедших и о тех, кто уйдёт. Сегодня. Туда и дорога их поганая лежала с самого посвящения. — Он поднёс кубок к губам, и мощный кадык заходил вверх-вниз. Отблески тёмных камней в перстнях заиграли в пламени свечей. Все молча сделали то же самое.

Сергей ни к чему не притронулся. Бросив взгляд на левую руку говорившего, лежащую на столе, он заметил на указательном пальце ящерицу, с короной и чёрным алмазом на голове. Он мог поклясться, ящерка шевельнулась и ощетинилась, зло глянув в его сторону.

Где-то я уже читал о ней.

— Хе-хе-хе, — его мысль была прервана скрипучим смехом из глубины зала. Он обернулся. Старуха, что впустила их сюда, копошилась у небольшого столика у стены.

Сергей набрал в лёгкие воздуха.

— Кто это? — стараясь говорить спокойно, спросил он, указывая на привязанного человека. — И что вы собираетесь с ним сделать?

— Крупп. Стальной магнат. Крупнейший поставщик оружия эпохи. Получил всё, — неожиданно ответил Роберт, жуя кусок ветчины с тарелки.

— Состояние, власть, — вставил сидящий напротив с красным платком в нагрудном кармане пиджака, кисти рук которого были сжаты в замок.

«Тот, что доставал меня на палубе!» — приглядевшись, вдруг с изумлением узнал его Сергей.

Тот утвердительно кивнул.

— Отличная ночь, не правда ли, — как и тогда, но уже с усмешкой произнёс он, в упор глядя на гостя. — Поплаваем ещё вместе? А? — странный тип усмехнулся.

— Известность, уважение, — добавил сидевший слева от главного и что-то всё время записывающий. Необычного вида очки с синим и красным стеклом то появлялись, то исчезали в его нагрудном кармане.

— Им восхищались, ставили в пример, — присутствующие заговорили наперебой.

— А как ему это нравилось! — добавил молчавший до того муж Хельмы.

— Э-хе-хе, — опять прервала старуха, возившаяся по-прежнему в углу.

— Короче, полный список требований, согласно договора, — старший ткнул лист бумаги перед ним. — А что он? — Председатель презрительно повернул голову в сторону человека. — Покончил с собой! А обязательства? Обязательства! Ведь всего-то требовалось… требовалось что?

— Отпрыск покончил с собой, его наследник, ваша честь! А этот сам… сам, — поправил говорившего человек в очках.

— А требовалось одно! — не заметив реплики, почти закричал красный платок. — Одно, ваша честь! Требовалось производить пушки! И всё. Много пушек!

— И ведь исполнял! Все шло как по маслу… — воскликнул Роберт.

Сергей с удивлением посмотрел уже на него. Всё-таки несколько дней, проведенных вместе, не позволяли ему вот так сразу поменять мнение о человеке.

— Верно, по маслу. По пушечному маслу, — явно не к месту ввернул муж Хельмы и почему-то, словно чувствуя за собой вину, испуганно посмотрел на председателя. Тот зло метнул в него взгляд. Сосед поник и опустил голову.

— Ну-ка, зачитайте приговор, — старший кивнул сидящему слева. Тот снова достал очки с необычными стеклами и развернул лист бумаги.

— Крупп Альфред. По нашей рекомендации изменил имя, данное ему при крещении. Всю жизнь производил пушки. Таково было единственное обязательство по договору. Получил всё. Решил отказаться от исполнения, но неудачно. Тогда же, пытаясь уйти от ответственности, умер от инфаркта. Смерть оборвала его участие в производстве. Прямой ущерб составил четыре миллиона шестьсот тысяч человеческих жизней. Косвенный — шестнадцать миллионов будущих потенциальных фигурантов договоров с нами…

— А как с санкциями по договору? Я имею в виду членов семьи, — прорычал старший.

— Здесь всё в порядке, ваша честь. Мы проследили за исполнением. Его сын Фридрих, как уже было сказано, кончил самоубийством. Наследника Густава, тоже Круппа, разбил паралич. Его правнуки…

— Довольно! — оборвал председательствующий. — Кто-то ещё хочет высказаться? — Он обвел глазами присутствующих.

— А ведь помнишь, Альфред, — глядя вглубь зала, начал Роберт, — какие приятные заседания проходили в твоём замке. Из стали и камня. Второго такого в Европе до сих пор нет. Окна там не открывались никогда, даже в самую жару. На стенах не висело ни одной картины. Даже наших портретов. Ты говорил — боишься пожара. Мы прощали всё. Но ты завёл там библиотеку. И заставил нас поменять место. — Лицо говорившего исказила гримаса. — А какой был бридж в винных подвалах! Какой был бридж! А дивный особняк в Крыму, помнишь? Только он и остался от тех лет. С гербом на балконе. Особняк жив. Стоит! Что бы ты ни удумал! Сколько мерзавцев прошло через него. Великое не остановить!

— А я предупреждал, что он начал страдать депрессиями! Месяцами! — прервал его человек в странных очках, тыча пальцем в обречённого. Тот явно силился что-то сказать, двигая мышцами лица. Глаза ни секунды не оставались на месте.

— И ты, ублюдок, решил сбежать от возмездия. — Старший с ненавистью глянул на уже скорчившегося от ужаса привязанного к стулу. — Мало ли к чему мы приходим в конце жизни. Все к чему-то приходят. — Он перевёл взгляд на сидящих за столом. — Но выполни то, под чем подписался! — Председатель снова взял лист и потряс им перед собой. — А если отказываешься, прими смерть. Лютую. Таков порядок. Никому, — он пристально посмотрел на Сергея, — никому не позволено нарушать договор! — И, обведя взглядом стол, прошипел: — Только однажды, помните того, с розой?

— Но тогда не было ничего подписано, не было требований, ваша честь! Мы брали обязательства в одностороннем порядке!

— Именно. Именно в том и отличие. Потому и впустую, — уже задыхаясь от гнева, прохрипел старший. — А этот, — человек в глубине зала вдруг судорожно заёрзал, — позволил себе неслыханное.

И что же? В момент свершения справедливости, в самый момент возмездия всё рушится! — Он снова вперил взгляд в Сергея. — А значит… ну!

Все напряглись.

— Прецедент! — выпалил человек с красным платком в нагрудном кармане, и капли пота выступили на его лице. Старший недовольно махнул рукой.

— Предательство! — испугавшись сказанного, тихо проговорил сидящий слева.

— Среди нас? Исключено! Невозможно! — раздались голоса.

— Кого предавать-то? Всё давно предано! — перебил председатель. — Осталось только себя. Но и закон вам известен! Вспомните того, у Врубеля на картинах. Чем кончил? Или отшибло всё? — Тон снова стал угрожающим. — Других предать невозможно, только себя, — выдавил он. — Нет, я всё-таки заставлю вас перечитать книгу Летавра, — его зубы заскрипели.

— Сбой какой-то, может… — осторожно произнёс Роберт.

— Уже ближе!

— В шлюзе дыра! — воскликнул красный платок.

— Наконец-то! — Старший ударил со злостью рукой по столу. — Ненамеренное проникновение в событие. Я тогда сразу догадался. Помните, этот Лорно, писака. Предупреждал ведь, нет книжонки в условиях договора, так ведь убедил вас! Позволили напечатать!

— Вы несправедливы, ваша честь, — неожиданно вмешался тот, что слева. — Общим было желание вовлечь как можно больше этих тварей в оккультизм, эзотерику, ну и в наше прямое дело. И результат имеется. Одна передача об экстрасенсах скольких сбивает! И как платят нам организаторы с участниками! У них это прямо запрещено Библией! Не косвенно, как иное, а прямо! А современное искусство? Ублюдков, простите, ваша честь, «наших» становится всё больше и больше. Нельзя не замечать явной пользы. Так что ваша оценка не совсем справедлива, — уже тихо добавил он.

— Отчасти соглашусь, — голос старшего смягчился. — Но цена! Всё измеряется ценой. Напомню слова, с которых начинается книга. Они гласят…

— За всё надо платить! За всё надо платить! За всё надо платить! — заорали вдруг все, перебивая друг друга, словно горя желанием показать, что и они не только держали в руках ту самую книгу.

Главный одобрительным взглядом обвёл членов клана.

— А раз так, — снова начал он, — кто-то виновен и кто-то должен заплатить! Полную цену!

— Должен! Должен! — раздались голоса.

Все повернулись к Сергею. Он сидел ни жив ни мертв.

— Нет! Не с него. Мы даже коснуться его не можем пока… Возможно, это тот, кого мы ждём. От самого. — Задумчивый взгляд на секунду скользнул по гостю. Председатель вдруг резко повернулся к мужу Хельмы. Все с удивлением на лицах сделали то же самое.

— Как? Как такое могло случиться, Регонд? Как смогла вырваться она от тебя?

Тот опустил голову.

— Ты что, был ослеплён? Не видел? Я ведь предупреждал! Так? — Взгляд его перешёл на присутствующих. Те быстро закивали. Старший подался вперёд. — Ослепление значит одно! — уже заорал он. — Близость к свету!

Все вздрогнули.

— Забыл? — Он угрожающе прорычал:

«Но что женщина скажет мужчине, горящему страстью, Надо на ветре писать или на быстрой воде».

— Проперций? Ваша честь? — Сидящий слева подобострастно глянул на председателя.

— Гай Валерий Катулл, что родом из Вероны. Римлянин.

— Из наших? — не унимался левый.

Председатель зло посмотрел на него. Тот сник.

— И зять у него Гней Помпей? — спокойный голос Роберта разрядил обстановку. Старший кивнул.

— Так это стишок о непостоянстве женщин. В самую тему, — палец председателя уперся в соседа Сергея. — Да не в коня овёс.

— Осторожнее! У него ещё семь или восемь стихов «К Лесбии», — к чему-то выпалил Сергей, цепляясь за самую невероятную возможность помочь бедолаге.

— Мы и полагаем, наш парень… — с осторожностью прошептал красный платок, потирая руки.

— Вы не поняли, — перебил Сергей.

— Зарождение любви! — человек в стальной мантии вдруг рассвирепел и вновь ударил по столу ладонью. Свеча напротив погасла. — Даже один росток — гибель! Я слышал, она и сейчас где-то поблизости?

— Да, ваша честь. Её сегодня видели на скалах, — снова с готовностью откликнулся красный платок.

— Кто видел?

— Вот он, — и указал на гостя.

— В клетку жабу! Обратно в клетку! — зарычал главный.

— В клетку! В клетку! — одобрительно закивали остальные.

— Хорошо, — тихо проговорил муж Хельмы.

— Нет! Этим займутся уже они! — Председатель вытянул руку в левую сторону. — А тебе, Регонд, придется исполнить начало книги. Впрочем, издатель с рыжей бородёнкой из тебя лучше, чем исполнитель! Помнишь? Прошлый роман? — он усмехнулся и щёлкнул перстнями на пальцах, указывая на Сергея.

— А как же день рождения? Я ведь исполнил все! — в отчаянии закричал несчастный пленник из каюты двести восемнадцать. Никто даже не глянул в его сторону.

И тут двери скрипнули и в помещение, шаркая тапками, вошла исчезнувшая старуха. Сергей успел заметить пустой угол за минуту до этого. Та, что «состарилась здесь», как заметил вчера Роберт. В руках она держала поднос с огромным бокалом, наполовину заполненным красноватой жидкостью. Подойдя к столу, старуха поставила поднос перед Регондом.

«Да ты ещё и старушка-проклятушка!» — Сергей ошарашенно смотрел на происходящее.

— Вспомни, хорошо всё вспомни, Регонд. Это твоя, не чужая, а твоя кровь! Та, какой была она до подписания! — воскликнул главный. — Получи же своё обратно! Явор!

— Явор! Явор! Явор! — согласно закивали остальные.

Вдруг Сергей с ужасом увидел, как откуда-то сверху на них начали медленно опускаться белые балахоны. На всех, кроме соседа.

Старуха сжала ладонями бокал и поднесла к его губам. Регонд вздрогнул, тело, вибрируя, загудело, лицо перекосило от ужаса. Низкий гул, ширясь, заполнил помещение. По судорожным движениям головы было видно, что он старается отвернуться от рук старухи.

В этот момент балахоны с шелестом накрыли присутствующих. Кровь, разливаясь по щекам, потекла мужу Хельмы в рот. Он вдруг закачался. Глаза вылезли из орбит. Захлебываясь и тщетно стараясь выплюнуть содержимое бокала, мужчина сделал глоток, затем второй. Лицо его посинело, изо рта повалил сизый пар, одежда вспыхнула и начала тлеть. Расползаясь, сполохи быстро охватили всё тело. Ещё через мгновение почерневшая кожа на груди с треском лопнула, и кровь брызнула на стол. Регонд страшно закричал и, изогнувшись, дергаясь от судорог, запрокинул голову. Раздалось шипение, что-то ухнуло и тело рассыпалось на тлеющие лоскуты, которые падали на пол несколько секунд. Старуха захохотала. Наступила тишина. Балахоны шурша поднялись вверх.

— Все люди подписывают с нами договор. Даже те, кто становится одним из нас, — тяжёлый, глухой голос председателя, вползая в тишину, заставил Сергея начать соображать. Впрочем, соображать заставила ещё старуха, которая, что-то напевая, протирала стол. —

У каждого своя степень падения, — продолжал старший. — Одни подписывают бессознательно, другие по неверию или своими поступками. Не подозревая.

— Это… как? — выдавил Сергей.

— К примеру, песней… — уже повеселев, бодро ответил тот. — Помните, «кто кому в постели нужен, это секшн революшн…». Ах, какие слова! Какие слова! Думаю, вы понимаете, что просто так они в голову придти не могут. Требуется наша возмездная, — он ухмыльнулся и покачал пальцем, — помощь. А на бумажке, что на вечном хранении, вместо подписи — песня. Такие «революционеры» — наши ребята по бестолковости. Никакой особой ценности, так, солдатня. Кстати, что с ним?

— Готов, почти готов, ваша честь! — раздались голоса.

— А вот те, что осознанно делают это, так сказать, приходят к нам по родству душ, те другое дело. Хотя какие у нас души! — председатель захохотал. — Становясь с нами, и они гонят её прочь. Иногда душа просто так не уходит. Всё тянет к вам руки. Даже плачет. Тогда приходится помогать, — тяжелый вздох не вязался с презрительной гримасой и усмешкой. — Правда, при таком варианте что-то теряется, человек не совсем сливается с нами. Становится как бы слегка ущербным, неполноценным, что ли, — и кивнув на место, где только что сидел муж Хельмы, добавил: — Как этот. Но в нашем полку всем находится место. Есть и особо ценные экземпляры, превосходящие вас ещё там, на земле. Говорят, у них и души-то нет. Не видел, чтоб здесь они гнали кого-то. Некого. И договор подписываем не мы с ними, а они с нами, диктуя свои условия. Но ни слова о душе и там нет. Видимо, и впрямь это исчадия бездны мира, принявшие облик человеческий! Непостижимая, но великая участь! Непостижимая в высоте целей, великая в степени содрогания общества от одного лишь движения мыслей их. Скоро уж век как радуют нас. — Он замолк. Несколько секунд прошли в полной тишине. — Вот кто исходит от самого, наполняясь его мерцанием, заражая людей тленом гордыни! Пополняя окружение моё! — слова гулко отозвались под сводами. — Они и есть проводники недоступной истины смысла вашего существования! Камни, спасительно брошенные вам для священной башни знания и свободы! Не древа уже, а башни! И мы уже вместе становимся подвластны ему. Мы — служители гордой воли его! Великая в своём ужасе честь! — При этих словах старший поднялся, вытер со лба пот и некоторое время стоял, молча устремив отрешённый взгляд вверх. Никто не смел даже шелохнуться. Наконец он медленно опустился в кресло. Сергей почувствовал нарастающую слабость.

Прошло несколько минут. Подавленность присутствующих постепенно сошла на нет. Причина её так и осталась непонятной. Оглядев остальных, Сергей понял, что уже адекватно, если такое определение было уместно, оценивает обстановку, и тут же поймал на себе пристальный взгляд. Председатель не моргая смотрел на него, барабаня по столу пальцами левой руки.

«Геккон! Тот самый геккон! Только чёрный», — вспомнил Сергей, видя почему-то снова ощетинившуюся ящерицу.

— Не могу понять, понять тебя изнутри, — глухо пробормотал смотрящий. — Ну, да ладно, потом… терпит. Так что? Главное? — переведя глаза на привязанного к стулу мужчину, прохрипел он. Остальные замерли. — Кто-нибудь сомневается, что мы должны исполнить обязательства, даже если клиент нарушил договор? — угрожающе начал председатель.

— Так написано в книге Летавра, — тихо заметил сидящий слева. Все закивали.

— Даже если ему удалось исчезнуть больше чем на сто лет? — Все снова закивали. — Тогда начинайте бридж! Наш бридж! — Мантия грузно отвалилась на спинку стула. Сергей вздрогнул. Роберт достал карты и, не торопясь, что-то мурлыча себе под нос, начал раскидывать их всем, кроме Сергея.

— Что там по договору? Что мы ему обещали?

«Помощник» снова развернул лист бумаги:

— Золото, ваша честь. Очень много золота.

— И получит его всё! — старший захохотал. Все заулыбались, чувствуя развязку. — Что я придумал! — ухмыльнулся председатель, беря карты. Остальные последовали его примеру. — Помните Лумумбу?

— Как же, как же, — раздались голоса.

— Борец за свободу Африки, — бросил Роберт, глядя на своего знакомого. Сергей с недоумением посмотрел на него. Вдруг предчувствие, что он должен что-то сделать, предпринять именно в эту минуту, заставило его резко встать.

— А ему? Его услышать! Вы не хотите? — отчаянно громко сказал он, показывая на стул у чернеющей бездны. — Или здесь права только у вас? — Сергей был в отчаянии.

— Услышать? Обязательно услышим, — ухмыльнувшись, бросил главный. — Да вы присядьте, присядьте. Хотя для вас не это сегодня важно.

Молодой человек обессиленно опустился на стул.

— А как его убили? Борца за свободу. Кто помнит? — спокойно продолжил тот.

— Растворили в ванне с серной кислотой. Он просто исчез. Ничего не осталось, — разведя руками, вставил мужчина с красным платком.

— Чтобы паломничества не было, — поправил сидящий слева.

— Верно. Но вы забыли… впрочем, откуда вам это знать! — Старший снова захохотал. — Золото! Ни с чем на земле оно не вступает в реакцию! Не окисляется и не темнеет. Его ни в чём нельзя растворить.

— За то и ценят! — заулыбавшись, вставил Роберт, вновь почему-то глянув на Сергея.

— Ни в чём! Кроме одной жидкости, — словно не заметив реплики, продолжал человек с седым ёжиком на голове. — Концентрированная серная кислота.

— Нильс Бор растворил в ней свою нобелевскую золотую медаль и, спокойно пройдя немецкую таможню, увез в Америку! А там восстановил обратно, из кислоты, — неожиданно удивившись самому себе, выпалил Сергей. Все повернулись к нему.

— Вот! Вот что значит образование! — захохотал человек в стальной накидке. — Не то что вы — неучи босоногие! Кем бы и где вы были, если бы не это! — Он ткнул пальцем в развёрнутый лист договора. — Жажда славы вот что делает из них, — он кивнул в сторону Сергея, — звёзд экрана, власти, сцены! Желательно состоятельной славы: они до сих пор грызут запретный плод, рвут его из рук Евы. А ведь всё, что должны сделать на земле, написано в одной книге. Но никто не читает.

— Обижаете, ваша честь, — неуверенно возразил сидящий слева. — Я тоже кое-что могу привести из истории металла. За который гибнут люди…

— Да ладно, — тот махнул рукой. — Наслушался опер.

— Ваша честь, выпало опять вам, — радостно подал голос Роберт.

— Ну что ж, — старший взял паузу. Все затихли.

— Так вот, — наконец прорычал он, — Виновник получит сполна обещанное. Я растворил в кислоте всё золото мира! — Председатель вскинул руки в направлении жертвы. Сергей повернул голову. Зал вспыхнул, тёмная бездна за спиной несчастного посветлела, и перед ними открылась панорама гигантского озера со свинцовой гладью. Покрытые снегом вершины окрестных гор, слабо мерцая, отражались в ней, слегка покачиваясь. — Этот получит его сполна! Он растворится в нем! Нет! Они станут единым целым!

Страшный хохот снова наполнил эхом своды зала.

— Забирай! — уже заорал человек в стальной накидке, и вдруг холодный ветер наполнил пространство над ними. Одежда на приговорённом от порывов зашевелилась. Он в отчаянии задергал губами, стараясь что-то сказать. Глаза наполнились ужасом.

— Вы же обещали! — закричал Сергей.

Ветер, словно засасывая в себя обреченного, перешёл в ураган, который, усиливаясь и, казалось, со злостью начал обрывать с несчастного куски одежды. Неожиданно ремни лопнули, пластырь сорвало со рта.

— А-а-а-а-а-а-а! — закричал человек. Стул резко качнулся, опрокинулся и понёсся, подхваченный мощным вихрем, прочь от них. Сделав невероятный зигзаг над озером, он со всей силы ударился о поверхность. Уже из глубины, сквозь шипение пузырей, они услышали затухающие крики.

Когда круги на стальной глади исчезли, панорама медленно потускнела, и каменная стена, как и три другие, медленно появившись, заняла свое место.

— Вот и его мы услышали. Я всегда держу слово.

Сергей не понимал смысла сказанного. Его колотило.

Определить, сколько прошло времени, было невозможно. Потрясение оказалось столь велико, что на подобный вопрос у него был бы один ответ — вечность.

— А я знаю, что мучает вас, — кто-то тронул его за плечо. Сергей вздрогнул. Рядом, на том самом стуле, где ещё недавно находился муж Хельмы, сидел впол-оборота к нему человек с красным платком в нагрудном кармане пиджака — тот, что, задавая нелепые вопросы на теплоходе, сразу исчезал, словно растворяясь в небытии. Сергей, всё ещё находясь в прострации, отвёл взгляд. — Вы ждёте не дождётесь урока игры в бридж. Иначе как вы попадете на стену в галерее? — И, довольный своей догадливостью, как ему казалось, расплылся в неприятной улыбке. — Роберт, раздайте карты ещё раз, — обратился он к соседу напротив. Сергей заметил, что тарелок уже не было. Лишь бокалы по-прежнему стояли против каждого из них.

— Конечно.

Карты кинули на четверых. И только тут Сергей обратил внимание на человека, который с самого начала сидел справа от председателя, в одном ряду с ним и всё это время не проронил ни слова. Он и сейчас не участвовал в игре. Голова была опущена так низко, что свисающие волосы не давали никакой возможности рассмотреть лицо. Человек будто застыл. Поза подчеркнуто исключала его из развернувшегося действа. Он был как бы вне события. Даже после всего, что случилось, оставаясь неподвижным.

— А ему? — выдавил Сергей, кивнув в сторону странного типа.

— Ему? Что вы! Нельзя. Он здесь для другого, — прошипел красный платок, почему-то с ненавистью глядя на незнакомца.

— А кто он?

— Можно, ваша честь? — Тот, что в очках, повернул голову к старшему. — Наши гости обычно уже не могут ничего рассказать. Никому, — добавил он, указав на Сергея. Председатель, чуть помедлив, кивнул. Красное и синее стёкла повернулись к нему.

— Это последний мужчина.

— Кто? — Сергей опешил.

— Последний мужчина. Вы не ослышались.

— А для чего…

— Узнаете после игры, — перебил его «стеклянный».

— Я не собираюсь с вами играть!

— Ну, тут уж мнения мерзкого человеческого никто и не спрашивает! — раздался рык. — Погасить жертвенный костёр и остаться там? — Старший ткнул перстнем в сторону двери. — Не слишком ли много для такой бунтующей твари, как человек? — Глаза его налились кровью. — Или туда, — он бросил взгляд на стену, — или на его место, — стул соседа, на который присел мужчина с красным платком, вдруг задрожал. Тот, резко вскочив и сделав шаг назад, замер.

— Да гость и не против, — скрипучий голос заставил всех обернуться. — Прямо к Сергею направлялась сгорбленная старуха, неся в руках бутылку с вином. Он похолодел. — Просто ему надобно выпить розового анжуйского, его любимого, для смелости.

Сергею показалось, что суставы старухи заскрипели, когда та наклонилась к нему. Наливая бокал, она вдруг прошептала:

— Проси глянуть на портрет.

— Хельма! — обомлел он. — А где?.. — и, чуть не вскрикнув, сжал протянутый бокал так, что, казалось, раздавит его.

— Осторожней! — заметив это, усмехнулся председатель, поднимая свой. — Надо же, мучаешься, душу вывернуть у них пытаешься, чтобы понять, а им достаточно одного! Жаль, не будет карнавала, — добавил он, явно сожалея о чём-то задуманном на эту ночь и упущенном.

Нескольких секунд, которые ушли на пять его глотков, оказалось достаточно, чтобы Сергей сообразил, что от него требуется.

— Я хочу взглянуть на портрет. Его портрет, — он хлёстко положил ладонь на стол против места соседа.

— Свободен ли? Похвальная расчётливость, — старший кивнул. — Проводи, Роберт.

Они встали. Старуха двигалась рядом. Когда двери зала сомкнулись, он услышал:

— Держись крепче.

В конце галереи все остановились. Там, где два часа назад висел портрет, зияла пустота.

— Ну, убедился? — Роберт повернул к нему голову, и лицо его перекосила страшная гримаса. Сергей обернулся. Позади с глазами, полными отчаяния, стоял Джеймс. На руках он держал мёртвую старуху. Ту, что состарилась в этом замке.

— Держись, — снова услышал он — и вдруг свод галереи, расколовшись, обнажил по-прежнему чёрное небо. Он успел заметить, как одежда Хельмы, сорвавшись с неё, хлопком накрыла лицо Роберта, заглушив его отчаянный крик.

— Вот это и был бридж по понедельникам, — вытирая со лба пот, выдавил Сергей. Новосёлов молча и завороженно смотрел на него.