Высокие устремления. Высокие отношения-2

Михаил Олегович Рагимов, 2020

Князья и бродяги, моржи и белые медведи, незаконная порубка леса в пограничной полосе и дворцовые перевороты, тупилаки и похмельные матросы, галеоны и байдары, кочи и галеры, гарпун в пузо и стрела в глаз, отмороженные конечности и свежие утопленники, шаманы и священники, браконьеры и контрабандисты, наемники и пираты, прикладная антропология и этнография, алютиик и сииртя! Продолжение "Высоких отношений" в высоких широтах. Содержит нецензурную брань.

Глава 3. О серебряных лосях и незваных гостях

Ветер щедрыми пригоршнями бросал в лицо пену и брызги, срываемые с верхушек высоких океанских волн. Керф то и дело вытирался рукавом, зябко ежился, дергал плечами, чтоб согреться. Но упрямо остался на месте, облокотившись о мокрое дерево поручней — или как тут, на море, зовется ограда вдоль борта корабля, по пояс высотой, уберегающая невезучих от падения? Капитан как-то называл хитро. И даже повторил!

Но из памяти тут же выдуло очередным порывом ветра.

В одно ухо вошло, из второго, так сказать… Мечник стянул мокрую повязку, потер шрамы. С правой стороны надсадно колотила боль. Этакими приливами-отливами. Тело привыкает, а разум упорно цепляется за старые привычки. Видит не бесконечную воду, а черно-серую степь, утыканную странными бегающими холмикам. Выпить, что ли?..

С одной стороны, мысль не лишенная приятности, благо, в Груманте закупились весьма недурственным пойлом за разумную цену — по совету Хельги зашли в нужное место, сказав владельцу — морщинистой столетней бабке, что они от него, от торговца разным деревом. Бабка, не долго шамкая, приняла деньги — наученный прошлым опытом, Керф расплачивался не монастырской денежкой, которую следовало поберечь для приличных мест, а вырученным за трофеи. Стукнула пяткой в доску позади себя. Тут же появились то ли внуки, то ли правнуки, притащив два приятных глазу бочонка.

Содержимое, впрочем, вызывало двойственные чувства. Пойло, по местному — «бормотуха», сотворенное каким-то хитрым способом, выглядело как очень сильно разведенное молоко и жутчайше воняло. Однако вкус запаху не соответствовал в лучшую сторону, да и утренняя голова болела не так сильно, как могла. И согревало претличнейше!

С другой же стороны, чтобы добраться до вожделенного сосуда, придется пробираться узкими и кривыми деревянными внутренностями корабля, похожими на какие-то уебищные кишки, чтоб их! Китовы потроха! Высокий и широкий мечник непрестанно бился головой и врезался плечами. К тому же, в трюме, рядом с пассажирами, ехали кони. Подвешенные на ремни бедолаги только и знали, что жалобно стонать, да яростно дрыстать жидким, украшая переборки зелеными потеками…

В трюме срали лошади, на палубе блевали люди — и куда податься бедному солдату?

Судно вскарабкалось на пологую и длинную волну, покатилось вниз, чуть ускорившись. Керф сплюнул за борт — чудом увернулся от собственного же плевка — не учел ветер, не учел! Тут чтобы поссать, надо проявлять чудеса сообразительности!

В который раз подивившись сложности водного бытия, мечник махнул рукой и уселся на палубу, облокотившись спиной на выступ балки, к которому были привязаны канаты, тянущиеся к мачте.

«Серебряный Лось», а именно так звалось судно, везущее их в Любеч, на Север, на самое «начало углов», представлял из себя половинку гигантской винной бочки, которой приделали палубу, воткнули в нее две толстые мачты и украсили задранными вверх площадками для лучников на носу и корме. В итоге, получился сущий уродец, по местному — хольк.

Но, как Креф уже понял, в северных краях на внешнюю красоту смотрели мало. На волне устойчив? Весьма! Трюмы вместительны? Очень! Груза можно взять много? Задолбаешься бегать по сходням с тюками за спиной! Ну истинная красота же! А кто не согласен — тот южный педрила! Которому не место среди настоящих мужчин, знающих цену каждому медяку!

Кстати, о медяках!

Керф открыл глаза, вытер сопли под носом. Хотел было снова плюнуть, но передумал — сидя на заднице, не уклонишься, если ветер решит вернуть твое хамское «подношение» морю.

На берегу, особенно, после того, как обе компании выпили преизрядно пива и бормотухи (да что скромничать — нажрались!), обещанная плата показалась весьма щедрой! Притом, щедрой в меру — не рождала даже тени мысли о грядущем кидке — частенько бывает, что наниматель сулит золотые горы, дабы блеском грядущих барышей затуманить наемнику соображение.

Аванс, опять же, был выдан сразу же, в оговоренном объеме — только-только компания взошла на борт готового к выходу судна и моряки отвязали хольк от массивных тумб на причале. Посланец бородача Хельги, расплатившись, возвращался на маленькой весельной лодочке — чуть не захлестнуло бедолагу! А могли и о каменный причал размазать, пока он до лестницы доплыл!

Но проведя два дня на «Лосе», мечник пришел к закономерному выводу, что можно было и куда больше выторговать, чем записано в договоре. Так сказать, за особые условия службы!

Корабль ведь, так и швыряет на волнах, под ржание и дрысню лошадей, крики птиц в клетках и оглушительный визг свиней в загончике на носу! Первое время, мечник вообще с тревогой считал волны, ожидая девятую — она, по словам моряков, самая опасная, самая высокая!

Поразмыслив, Керф утешил себя мыслью, что не так все и плохо. К разговору о деньгах можно будет вернуться на берегу, крепок стоя на твердой земле. Непосредственно с Бурхардом или как там его, того сиятельного рыцаря, который набирает крепких и толковых парней для увлекательной и высокооплачиваемой работы по профилю?

Или вовсе употребить контракт, посидев на жердочке, на том самом носу, возле хрюшек? А на берегу развести руками, похлопать непонимающе глазами и заявить, что мол, никаких таких Хельгов никто не знает, на службу не нанимались, аванс не вернут, да и не было его вовсе, хотя и пару мерков не доложено! Но за такое можно и присесть на жердочку, только торчащую — если городом заправляет сиятельный рыцарь, то нрав у него должен быть суровым, как у куска гранита…

С другой стороны, зачем заранее переживать, если вообще пока неизвестно, доплывут они, или утонут. Вот как появятся башни на горизонте, вот тогда и будем думать!

Приняв столь разумное решение, Креф повеселел — оно так всегда, когда выход из неловкости найден. Пусть даже и временный. Снова пришли мысли о положительном воздействии бормотухи на общий габитус. Опять же, требовалось отметить решение сложного вопроса! И ноги затекли от не самого удобного положения… Хоть и говорится, что хороший солдат не встаёт, если может сидеть, а садится только тогда, когда не может лечь, но, на самом деле, просто на жопе, а не в мягком кресле, долго не просидишь! Ноги сперва онемеют, потом распухнут… А потом тебе дадут в зубы палку, стукнут по затылку деревянным молоточком, и отпилят ненужные конечности тупой пилой. И настанут отвратительные времена без женщин и приличного бухла!

Керф ухватился за пучок туго натянутых канатов, подтянулся. Расправил смявшиеся штаны, повел плечами, до хруста в спине. Хотел было сунуть руки в карманы, но остановил себя. Привычка, не особо вредная на суше — разве что не успеешь отбить летящий в рожу кулак — на воде могла стать причиной глупейшей смерти. Волна шарахнет в борт, «Лось» накренится внезапно, а ты, покатившись по скользкой палубе, окажешься за бортом. Руки-то, пока из карманов вытащишь, еще, как на зло, запутавшись пальцами в материи!

Как тот купчишка из Мильвесса, утопивший вчера вечером. Залез на борт и сиганул башкой вниз. Рыжий, конечно, шепнул по секрету, что всему виной невезение в карточной игре. А ты не пытайся обмануть судьбу, когда играешь с братьями!

Керф улыбнулся своим мыслям, зашагал к кормовой надстройке. В жилую часть трюма можно было попасть только через нее, пройдя под внимательным взглядом двух охранников с абордажными топорами. В этом рейсе, как сообщил все тот же всезнающий арбалетчик, весь груз принадлежит одному хозяину. Потому и меры предосторожности такие. А то ведь, как все отлично понимают, пассажиры бывают всякие! Кто-то и рискнет пролезть, чтобы поживиться чужим добром! Особое внимание — ко всяким подозрительным сборищам, типа их воинской компании.

Но до надстройки мечник не дошел. Буквально через несколько шагов он наткнулся на Лукаса, сидящего на корточках, лицом к борту. Студент держал в руках два обрезка веревки и по-всякому их завязывал. Точнее, если судить по непрестанному бормотанию ругательств, пытался завязывать

— Чем занят? — спросил Керф, встав у грамотея за спиной. Лукас медленно развернулся, плюхнулся на жопу. Показал веревочки, разлохмаченные уже по концам.

— Есть такой узел, грейпвайн. Связывать два конца примерно одной толщины.

— И в чем беда? Хороший узел, полезный. Говорят, не развязывается, как ни дергай. Жаль, если конец пополам резануть, уже не поможет. Меня Ланекс учил, ну помнишь, которого неведомая ебань схарчила, в пещере. Я, правда, тоже не запомнил. Руки из проклятого места!

Студент посмотрел на болтливого мечника. По лицу катились то ли редкие слезы, то ли брызги. То ли все сразу.

— Беда в том, что нихрена не получается!

— Тоже мне, беда! Сейчас урегулируем! — удивился мелкости несчастья Керф. Оглянулся в поисках. — Слышь, ты, хер с бородой! — подозвал мечник проходящего мимо матроса, судя по неспешной, нога за ногу, скорости передвижения, ничем полезным не занятого.

Хер с бородой, в привычной уже черно-белой длиннорукавной одежке, испачканной полосой краски поперек живота, скорчил недовольную гримасу, но направление сменил — здоровенный наемник мог и половину зубов выхлестнуть одним ударом — лучше не гневить!

— Стой, любезный, где стоишь, — повысил голос Лукас, — а лучше, иди к свиньям. Или куда ты там шел!

Матрос оскалился, пожал плечами:

— Вас, сухопутных, не поймешь! Одному палец засовывай, второму не надо…

Керф проводил его нехорошим взглядом, прикидывая, не намекнуть ли братьям, что этот вот обидчивый невежа не прочь с ними в картишки перекинуться? До победного конца, так сказать.

— А теперь, объясни мне, глупому старому рубаке, что не так с этим узлом? Не получается, так есть тот, кто подскажет и разъяснит. А ты его, к свиньям шлешь!

— Помнишь, я рассказывал, как мы из Сиверы выбирались?

Мечник фыркнул:

— Как не помнить? Такого дикого плана я давно не встречал! Та девица веселилась на все деньги!

— Ну так вот, — продолжил Лукас, — мне было до усрачки страшно висеть на тоненькой веревке…

Керф сочувственно кивнул:

— А представь, если бы ты висел на ней за шею? Там-то настоящий страх! Уж поверь! Меня вешали как-то. Повезло, все деревья были слишком низкими, я везде чуть ли не на коленках стоял!

— Да я не про то, — отмахнулся студент, — я про вообще!

— Если «про вообще», — наемник сменил тон на серьезный, — то нет ничего зазорного бояться того, с чем до того, не сталкивался. А уж высоты-то… Ее любой боится! Я бы все штаны загадил с непривычки, зуб даю!

— Нужен мне твой зуб… — криво улыбнулся Лукас.

— Тебе она нужна. Или такая как она, — кивнул Керф. — Только ее больше нет. Мы с тобой, если помнишь, рыли ей могилу.

И такой же не будет. Женщины, они только для дурака одинаковые. Или для юнца, который только-только понял, зачем ему хуй. Мол, сиськи, жопа, междуножье и все дела. Если так рассуждать, то да. Но мы-то, друг Лукас, с тобою не дураки! Взрослые недураки. И мы знаем, что найдется разве что похожая. Или не найдется.

— Или не найдется, — эхом повторил Изморозь, продолжая вертеть обрезки.

— Это скорее, — поддержал Керф. — Это ведь гадости случаются постоянно, а с чем хорошим сложнее. Так что, пробуй вязать свой узел, но не цепляй его на шею. И да, одна просьба…

— Какая?

— Пока ты в компании, не пытаясь становиться стенолазом.

— Это почему? — удивился Лукас.

— Не везет нам с ними. То со стены свалится и переломается, то сожрет его какая неведомая ебанная херня…

— Обещать не буду, но…

— Но я тебе сказал, а ты меня услышал и, наверное, понял.

— Разумеется.

Керф похлопал студента по плечу:

— Ну раз понял, то пошли-ка, друг Лукас, чего-нибудь выпьем и сожрем! А то задушевные разговоры меня вгоняют в лютую тоску, лечит которую только большая красивая кружка чего-нибудь вкусного и полезного!

*****

Керф сбежал, почти скатился по крутой узкой лестнице. Остановился, судорожно начал глотать воздух, словно огромная рыба, выволоченная на поверхность ловким рыбаком прямо из невообразимых глубин.

После наружной холодной свежести, воздух внутри корабля показался густым. Этакий кисель из запахов смолы, преющего дерева, немытого тела и нестираных портков, готовки, лошадиного и крысиного дерьма, горелого тюленьего жира и множества иных составляющих, родивших после слияния чудовищную вонь.

Особой прелести добавляла многочисленная и неистребимая ничем мошкара, заводящаяся, то ли от грязи, то ли от плесени. И клочья копоти от многочисленных светильников, заправляемых тем самым жиром…

Керф выдохнул сквозь зубы, начал дышать мелкими глоточками, давая легким время обжечься и привыкнуть. Сверху пригрохотал задержавшийся Лукас, ткнулся в спину. Тоже начал ругаться, пока не замолчал, задохнувшись.

— Все сказал?

Студент молча кивнул.

Постояв еще немного у люка, что вел уже в сам трюм, и, отдышавшись, мечник скомандовал:

— Вперед! А то без нас выпьют! Знаю я их!

Дрожащие огоньки светильников придавали всему окружающему странный уют. Ощущения усиливали развешенные и распиханные везде, где можно, сетки с провизией и питьем, разнообразнейшие свертки и тюки — заполнялся весь полезный объем, до последнего! Казалось, что они где-то на складе. Иллюзию разрушало только мерное покачивание корабля.

На тюках ткани, заботливо зашитых в несколько слоев парусины, сидело пятеро, касаясь затылками низкого потолка. Хлопали измусоленные карты, шипелись ругательства, возносились хвалы и мольбы к Пантократору.

Братья облапошивали очередных простаков… Керф украдкой показал Маху, сидящему лицом к проходу, кулак. Не увлекайтесь, мол! Моряков — четыре десятка! Порежут в сутолоке, полные печенки ножей и шильев натыкают! Разведчик ответно дернул правым глазом. Понял, мол! Не учи папу любить маму, друг Керф! Дурных нема, всех война убила!

В отгородке, снятой компанией, пришельцев сверху, встретила Судьба. Обложенная одеялами гиена время от времени чихала, после чего, начинала жалобно скулить. В такт ей поскуливал Флер. Мастер гиен сидел возле любимицы, неустанно гладя по потускневшей шерсти, нашептывал что-то.

Судьба кивала. И снова чихала.

— Мяур где? — тут же спросил Изморозь, ткнув пальцев на расстеленную в углу куртку.

— Мину гулять ушел, — оторвался от гиены Флер. — Обфыркал нас всех и ушел. Наверное, крыс ловить. Или мелких юнгов.

— Найдется, — сам себе сказал Лукас.

— Если за борт не свалится, то найдется, никуда не денется! А если свалится, будет морским мяуром, — подвел итог Керф и обратился к Флеру:

— Остальные где? Дрыхнут?

— А где ж им еще быть-то? — пожал плечами тот. — Дрыхнут, разумеется! Тут или жрать, или спать, вот и все развлечения.

— Кто да, а кто уже не спит! — свесился откуда-то из-под потолка Рыжий. — Вот не было вас, так хорошо было! Тихо, мирно…

— Не воняло? — предположил Лукас, ухмыляясь.

— Не, тут воняет всегда, — заулыбался арбалетчик, — мы же третий день плывем!

— Плавает — говно! — нравоучительно заявил Флер. — А мы — идем! Третий день на воде, пора привыкнуть!

Керф оглушительно заржал, будто жеребец перед случкой:

— Пусть плавает все что хочет, и где хочет! Я в их заморочках разбираться не хочу! А то голова распухнет!

— Тихо! — рявкнул вдруг Лукас, уставившись наверх.

Все удивленно замолчали.

— Наверху что-то нехорошее происходит…

— Пожар!? — вскинулся Флер. Запнулся, чуть было не упал — в последний миг, могучая лапища Рыжего ухватила за плечо, удержала.

— Гарью не воняет, — шумно потянул ноздрями Керф.

В выгородку сунулся один из братьев. Видать, что-то серьезное, раз карты бросили. Вроде бы Пух — в полумраке не разглядеть.

— Господа! Пока вы тут сидите, экипаж бегает по кораблю и орет, что какой-то Мюр-Ландрон близко.

— И кто это такой? — насторожился Лукас.

— Мюр-Ланрдон, очевидно же, — пожал плечами Пух, — кто же еще?

— Прихвачу-ка я меч, господа, — тихо произнес Керф. — И вам советую. Хорошего человека такой пакостью не обзовут!