Диверсанты из инкубатора

Михаил Нестеров

В недрах ГРУ реализован суперпроект подготовки высококлассных диверсантов. В засекреченную школу-инкубатор набираются подростки-беспризорники с определенными задатками. За несколько лет из них выковываются профессионалы экстра-класса. Первое же задание, полученное тремя лучшими воспитанниками инкубатора, оказалось крайне серьезным. Им предстоит уничтожить генерала-перебежчика Фокина, который скрывается на итальянском горном курорте. Но кто бы мог представить, какую западню устроили в логове предателя итальянские спецслужбы!

Глава 3

Начальник курса

1

Утром Матвеев первым делом сделал запрос, ссылаясь на генерала Бурцева, и вскоре получил ответ:

«Проект «Организованный резерв» Минобороны был закрыт с формулировкой «неперспективный» 25 июня 2006 года. Площади возвращены Главному разведывательному управлению. Начальник курса полковник Щеголев И.А. переведен приказом министра обороны в Главное управление воспитательной работы».

Матвеев вышел в приемную и обратился к майору Тартакову так, будто того действительно назначили его секретарем или адъютантом.

— Разыщи мне полковника Щеголева. До июня нынешнего года он состоял на должности директора «Инкубатора». Помнишь проект «Организованный резерв»?

— Да, конечно, — ответил Тартаков. — Возможно, мне придется съездить в Министерство обороны.

— В добрый путь, — с серьезной миной напутствовал майора полковник. — По дороге купи чего-нибудь пожевать. Деньги есть?

Тартаков многозначительно похлопал себя по карману, что означало: «Деньги имеются».

Не прошло и часа, как в кабинет Матвеева вошел тучный человек с властным лицом. В отсутствие майора Матвеев поднял досье на Щеголева. Директор не пользовался уважением ни у сослуживцев, ни у курсантов, в самом начале курса — в 1998 году — получил кличку Д’Эректор.

— Присаживайтесь, Игорь Андреевич. — Матвеев указал на кресло и сам перебрался ближе к гостю, устроившись напротив. — Сок, горячие сэндвичи?

— Нет, спасибо.

— Тогда и я откажусь. Вы правы, время дорого для нас обоих, так что не будем тратить его попусту. Обязан напомнить вам, где вы находитесь.

— Не стоит. Я нахожусь в отделе военной контрразведки.

— И здесь вы связаны с внутренними условиями нашего аппарата, не зависящими от вашей воли и возможностей вашего непосредственного руководства. Надеюсь, вы понимаете это.

— Да, я понимаю, о чем вы говорите.

— Отлично. Призываю вас к откровенному разговору. Итак, вас из Генштаба перевели в Минобороны. Формально. Поскольку ваша работа на ГРУ не прекращалась последние восемь лет. Вы проработали начальником курса именно восемь лет.

— Девять, — поправил собеседника Щеголев. — Я стоял у истоков проекта. Год ушел на организационные и прочие работы.

— Бог с ними, с истоками, вернемся в лето нынешнего года. У меня несколько вопросов. Первый: проект закрыли вдруг или же дали выпускникам последнего курса окончить учебное заведение?

— На грани. — полковник Щеголев покивал. — Буквально на грани. Курсанты последнего выпуска закрыли все дисциплины. Фактически оставался месяц, но эти тридцать дней уже не играли никакой роли.

— Пожалуйста, припомните и назовите лучших курсантов последнего курса.

— Они равны в любой дисциплине. Я назову тех, кого выделял лично.

— Не спешите, — предостерег коллегу Матвеев. — От вашего выбора зависит судьба другого проекта, связанного с государственной безопасностью. Я не могу дать вам более четких объяснений. Я рассматриваю всевозможные кандидатуры для конкретной работы за рубежом. Мне нужны выдержанные люди. Без отклонений — это раз. Неуступчивых — два. Не превышающих определенных размеров — три. Но прежде освежите мою память.

— Что вас интересует?

— Основы подготовки курсантов, будущих военных разведчиков, агентов, офицеров.

Щеголев сменил позу, закинув ногу на ногу и сцепив руки на колене.

— Как и многие, вы путаете роль армейского спецназа, выполняющего военные задачи, и роль спецподразделения. Что такое войсковая операция? — спросил он и сам же ответил: — Это численное превосходство, огневой удар, молниеносные тактические действия, маневр.

— То есть или раздавил противника, или не раздавил.

— Это вы так думаете. Проект отличался от стандартной программы подготовки военного разведчика. Тактика подразделения курсантов изначально предполагала разместиться на четырех «китах». Первый — конспирация. Выдвинуться к месту ведения операции и незаметно занять позицию. Второй — внезапность. Третий — использование специальных средств и оружия. И четвертый — время. Спецподразделение во время штурма должно работать быстро. И чтобы успеть, каждый боец должен знать свой маневр.

Всем своим видом порядком разгоряченный полковник Щеголев говорил: «Я еще не закончил».

Матвеев покивал: «Дальше. Слушаю вас».

— Программа «Организованный резерв» была основана на частых походах и выживаниях, физической подготовке и рукопашном бою, стрелковой подготовке. И все это на фоне психофизической подготовки — буквально на каждом привале, при каждом удобном случае. Упор делался на уживчивость и управляемость курсантов, — акцентировал Щеголев. — Причем энергии они потребляли больше, чем получали. Мы учили их задействовать внутренние, скрытые энергетические резервы.

— Изобретали вечный двигатель? — не удержался от шпильки Матвеев.

— С вечным двигателем всегда одна проблема.

— Он не вечен. Я знаю. Продолжайте, пожалуйста.

— К концу обучения исключались предательство, невыполнение приказа и так далее. Подростковый период курсантов прошел в казарме. Это своего рода операция, цель которой купировать пациенту определенную часть органа. Ни один из них не пропустил ни одного учебного часа. Дури, как у многочисленных их сверстников, в них нет. Хотя мы до сих пор не знаем, что у них внутри — холод, грусть? Мы не можем заглянуть им в душу. А если говорить открыто, то никогда не стремились к этому.

— Почему, интересно?

— Потому что они полностью зависели от нас, учителей. В «Инкубаторе» не было никого, кто пожалел бы их. Включая самих курсантов. Знаете, как мы их называли?

Матвеев покачал головой:

— Нет. Скажите.

— «Рожденные шлюхами». Я ответил на ваш вопрос?

— Хорошо. — Матвеев приготовился записывать. — Итак, назовите имена курсантов, которых вы выделили лично.

— Михаил Наймушин, Виктор Скобликов, Тамира Эгипти. — Щеголев ответил на немой вопрос полковника: — Обучение прошли также несколько девушек.

— С женским полом схожая проблема? Вы не знаете, грусть или холод у них внутри?

— Если бы у них был холод внутри, у них месячные шли бы кубиками.

— Хороший английский юмор, — усмехнулся Матвеев. — Назовите еще несколько имен.

— Александр Кунявский и его тезка Прохоров. Пожалуй, Николай Хрустов. Из девушек Татьяна Смирнова.

— Возраст каждого, как я понял…

— Восемнадцать. Однако по развитию их можно приравнять к молодым людям двадцати трех лет.

Матвеев на минуту призадумался. Он готовился задать Щеголеву еще пару вопросов. Еще раз обратился к списку претендентов в основную диверсионную группу. Каждый из спецназовцев имел офицерскую должность, к данному моменту не работал в правоохранительных органах.

— Вы можете назвать мне пару толковых офицеров — преподавателей, инструкторов из «Инкубатора», кто, может быть, был мягче, ближе к курсантам? Я не говорю о жалости — в этом вопросе вы правы. Но сочувствующие люди, как это хорошо известно, найдутся всегда.

— Да, я припоминаю такого человека. Капитана Вадима Левицкого. Он работал в оперативном управлении ГРУ, имел прямое отношение к спеццентру «Луганск». После успешной операции в 2004 году он получил капитанские погоны, полуторамесячный отпуск и запись в личное дело: «стал проявлять излишнюю нервозность». Не знаю, бывает ли нервозность излишней. Либо ты псих, либо нет.

— Капитан Левицкий псих?

— Нет, конечно. Он закосил от тяжелой службы в спеццентре ГРУ. Порой подобные ультиматумы понуждают начальство повысить жалованье подчиненному, найти работу получше. С Левицким поступили с точностью до наоборот. Его понизили в звании, задействовали в проекте «Организованный резерв». Ему досталась одна из самых грязных и неблагодарных работ. Он объезжал приюты, отделения милиции, выискивая среди бродяг будущих курсантов.

— Левицкий имеет отношение к курсантам, которых вы перечислили? Хотя бы к первой тройке.

— Хорошо помню, что Наймушина, Скобликова, Эгипти в «Инкубатор» привез именно Левицкий. Во время карантина он тестировал курсантов на совместимость. Он же после карантина получил должность старшего инструктора.

— Вы рекомендовали его на эту должность?

— Да. И звание капитана вернул ему я.

— Чем вы руководствовались?

— Я знаю, что такое спеццентр «Луганск», какие профи там работают. Потом, я видел работу Левицкого.

— Что стало с Левицким после закрытия проекта?

— Он остался без работы.

Матвеев встал, поправил пиджак и за руку попрощался со Щеголевым.

— Возможно, у меня возникнут вопросы.

— Обращайтесь, — сказал полковник.

Матвеев остановил его очередным вопросом:

— Не из праздного любопытства спрашиваю. Курс окончен, два года пролетели, как один месяц. Есть такое выражение: пожелания отправляющемуся в путь. Вы ведь давали выпускникам пожелания на будущее.

— Давал, — кивнул Щеголев. — Четырежды. Вас интересует мое обращение к последнему курсу?

— Да.

Полковник пожевал губами, словно вспоминал цитату. Глаза у него при этом оставались спокойными, даже холодными, не бегали, бровей он не хмурил, чем и выдал себя. Матвеев предположил, что он помнил свое обращение наизусть. Даже представил шеренгу курсантов, для которых год в «Инкубаторе» шел за три.

— Однажды за вами придут, — начал Щеголев. — Это может случиться скоро. Может быть, ваше ожидание затянется на месяцы и годы. Проект закрыт. Готовьтесь к тому, что вас могут нанять политические конкуренты создателей проекта. Рамки координационного совета, курировавшего проект, разошлись по политическим векторам, и мы не смогли соблюсти секретность. Несмотря на это, вы должны беспрекословно выполнять приказы ваших работодателей.

Едва за Щеголевым закрылась дверь, Матвеев передал бумагу с записями майору Тартакову:

— Мне нужны досье на этих людей.

— Кто они?

— Курсанты и старший инструктор «Инкубатора». Не спеши, Женя. Я забыл прояснить один туманный момент. Не хочется бежать за Щеголевым. Может быть, ты прояснишь ситуацию.

— Спрашивай. — Тартаков чуть отъехал от стола и откинулся на спинку кресла на роликах.

— «Инкубатор» как учебное заведение функционировал восемь лет, а «выпускных балов» насчитывается всего четыре. Где еще четыре?

— Все просто, — отозвался Тартаков. — Первый набор курсантов произошел в 1998 году с прицелом на двухгодичное обучение. Причем в 1999 году набора в «Резерв» не было. Эксперимент необходимо было поставить до конца, посмотреть, что получится. С другой стороны, «Инкубатор» один, и пересечения первокурсников с второкурсниками были нежелательны. «Инкубатор» был учебным подразделением в чистом виде. Этот принцип сохранился или прижился, как хочешь.

Матвеев ушел на свою половину и, нахмурившись, сосредоточился. Тартаков отвечал уверенно, словно сам, как полковник Щеголев, стоял у истоков «Организованного резерва». Вскрылись детали, к которым Матвеев не проявлял интереса. Плюс рубрика «Знаменательные даты». Он пришел к выводу: если бы он пренебрег прессой, оставил газетную заметку без внимания, то майор напомнил бы о секретном проекте Минобороны другим способом.

Он слишком много знает? Вопрос так не стоял. Генерал ФСБ использовал майора как информатора и генератора идеи — в единственном числе. Пока что Тартаков сгенерировал только одну идею. Что это означало? Матвеев выдвинул несколько версий. По одной из них выходило, что его подопечные и он, как руководитель операции, — прикрытие для другой группы, задействованной в этой операции. Гораздо хуже выглядела другая версия, по которой его группа прикрывала другую операцию, не связанную с генералом-предателем.