Сбежавший из вермахта

Михаил Кубеев, 2015

В романе «Сбежавший из вермахта» использованы реальные эпизоды из жизни известного немецкого актера и режиссера Ханса-Эриха Корбшмитта, который успешно выступал в театрах нацистской Германии, снимался в кино, но в 1943 году его отправили на Восточный фронт. На долю главного героя выпадает масса опасных приключений, прежде чем он определит свою дорогу к новой жизни.

4. Муштра

Человек ко всему привыкает. Солдатская жизнь только подтвердила это правило. Эрих с трудом, но освоился в новой обстановке, вынужденно стал участником сумасшедшего армейского распорядка: ранний подъем, зарядка на свежем воздухе, коллективный завтрак за длинным столом. Потом на учебные занятия, изучение материальной части. Его раздражала бесцельная шагистика по плацу, все эти повороты, доклады старшим. А ночные тревоги? После звенящего сигнала — «Аларм!!!» — казарма превращалась в гудящий котел. Все бегали, суетились, каждый забирал свой карабин, каски, ящики с патронами, разные подсумки, потом все выбегали на плац и строились. А там проверяющие с секундомерами. Среди них объект насмешек — «инвалид», лейтенант, постоянный дежурный при штабе учебного полка. На вид ему было лет сорок. Среднего роста, с печальным взглядом карих глаз, он слегка прихрамывал. Солдаты между собой со смехом говорили, что ему мешает осколок снаряда, который застрял в его заднице. Старший фельдфебель, который терпеть не мог таких отсиживающихся в цивильной теплоте интеллигентов, был уверен, что лейтенант просто перетрудился, когда он служил в Париже. Женщины довели его до инвалидности. И теперь он не способен ни к воинской службе, ни к семейной жизни. Дегенерат. Старший фельдфебель не жалел циничных слов, чтобы посильнее унизить этого лейтенанта. За что он его так ненавидел?

Раз в неделю под грохот барабана и флейты проводилась парадная шагистика на плацу. Фельдфебель требовал начинать песню. Раз в неделю марш-бросок на пять километров с полной выкладкой: с шинелью, с ранцем, с телефонной катушкой за плечами, с карабином наперевес. Эрих не считал себя слабым парнем, но уставал до изнеможения. Возвращался в казарму, готов был упасть на койку, но следом начинались всякие проверки имущества, разбор выполнения заданий. Некогда было дух перевести. Казарменный распорядок не менялся. Каждый день задания увеличивались, увеличивалась и нагрузка: подъем по команде, пробежка на три километра, завтрак, выстрелы в тренировочном тире, рытье траншей и окопов, метание гранат, ползание под колючей проволокой, маршировка по плацу, снова выстрелы по мишеням, чистка оружия, изучение материальной части — телефонных аппаратов, коммутатора, вечером документальные фильмы о победном продвижении на Восток…

Каждый день становился похож на другой. Никакой разницы. Но так было даже лучше. Не оставалось времени, чтобы вспомнить свой дом. Хотя он и находился в тридцати минутах хода. На выходные лучшим давали увольнительные. Эрих был среди них, ему очень хотелось навестить родителей. Мать и отец его ждали, готовились. Это были прекрасные домашние вечера. Отец садился к роялю, мать несла из кухни приготовленный пирог с начинкой из паштета с луком. Специально для него она готовила зельц, отец откупоривал бутылки пива с любимым Эрихом сортом «Франкфуртское особое». Они не хотели его отпускать. Но вечером, засветло ему надо было вернуться на ужин в казарму… Если к армейскому распорядку можно было приспособиться, то привыкнуть к подаваемому на завтрак жидкому кофе, к прозрачному слабожирному маслу, к вечерним анекдотам, которыми перед сном местные комики смешили камрадов, извините, нет.

Два месяца учебы пролетели, медицинский осмотр произведен, почти все были признаны годными к строевой службе, присягнули на верность фюреру и фатерланду и в первых числах февраля 1943 года новобранцы, которые успешно прошли весь курс боевой подготовки, стали собираться к отправке. Им никто ничего не объявлял, но они догадывались. Кто-то по цепочке сообщил, что в штаб пришла бумага — новый пехотный батальон, это свыше 300 молодых солдат, поедет на Восточный фронт.

Сигнал тревоги прозвучал, как всегда в самый разгар сна, далеко за полночь. И казарма пришла в движение. Свет не зажигали, все действовали как заведенные. Парни оделись за секунды. Бросились к хранилищу оружия, взяли карабины, подсумки с патронами, каски, нацепили ранцы, вытащили на плац ящики с имуществом роты. Построились. Из ангаров с едва светившимися фарами выезжали укомплектованные грузовые автомашины. Началась загрузка. Проверяющие с секундомером по последнему солдату судили о готовности батальона выступить в поход. Все нормативы выдержали.

Старший фельдфебель в хорошем настроении докладывал проверяющим о готовности выступить. Потом он еще раз обошел строй, внимательно изучал каждого, просмотрел тот материал, который в течение двух месяцев готовил на войну. Проверяющие остались тоже довольны. Возле Эриха старший фельдфебель остановился, улыбнулся и попытался пошутить:

— Ну что, камрад-театрал, бородку свою теперь можете отпустить. Все-таки растение, тепло сохраняет. Она понадобится вам, когда столкнетесь с Иванами, там снег и мороз.

Шутка не удалась, никто не засмеялся. И тогда старший фельдфебель набрал воздуха в легкие и выкрикнул:

— Рота, по порядку рассчитайсь! Равнение на центр!

Он доложил «инвалиду» о готовности личного состава. Тот поблагодарил, осмотрел солдат, доложил начальнику учебной части, гауптману и вернулся в строй. Гауптман собирался произнести речь, откашлялся. Лицо у него было серьезным.

— Камрады! Вы солдаты и офицеры нашего фюрера, и вам выпала большая честь отправиться за рубежи нашего фатерланда. Вы пополните ряды сражающихся на Восточным фронте. Вы будете биться с коварным врагом, с русскими, с большевиками, с комиссарами. Чтобы победить этого врага, надо проявить лучшие качества немецкого солдата! Вы доказали, что они у вас есть!

Гауптман выразил уверенность, что все они послужат на славу немецкому народу и Великой Германии. Лейтенант вышел перед строем и тонким голосом скомандовал:

— Батальон, слушай мою команду! Напра-во! Шагом марш!

Сотни сапог разом грохнули по бетонным плитам плаца. И сразу перешли на спокойный размеренный шаг. Впереди колонны с фонарем шел фельдфебель. Так начался ночной марш в полной экипировке по затемненному городу в обход центральных улиц в направлении грузового вокзала.

Лейтенант семенил по тротуару. Вблизи послышался гудок локомотива, запахло мокрым углем. Тусклые лампочки едва освещали темный перрон. Изо рта шел легкий пар.

— Батальон, стой! Командиры рот, приступить к погрузке. Всем распределиться по своим местам. Погрузим технику, потом разместимся сами. Командиры взводов должны немедленно докладывать о своей готовности!

Они грузили пулеметы, ящики с боеприпасами, на открытые платформы въезжали грузовики. Четыре часа заняла вся процедура. Наконец старший фельдфебель доложил лейтенанту о завершении погрузки и вместе с солдатами забрался в пассажирский вагон. Лейтенант остался на перроне. Он улыбался и по-граждански вяло помахивал рукой вслед отъезжавшим.

— Дегенерат он и есть дегенерат, — зло сплюнул старший фельдфебель, — у него нет даже сил поднять руку и взять под козырек. Ведь не бульварных девиц провожает, а солдат на фронт. И так каждый раз, я веду колонну, еду в гости к Иванам, рискую жизнью, а этот остается дома в тепле. Может, и мне записаться в дегенераты?

Поезд грохотал по стрелкам, набирал ход, показались знакомые шпили кирхи Святого Мартина, силуэты жилых домов, замелькали редкие окраинные постройки…