Трепет

Михаил Васечко, 2018

Отважные пионеры вместе с тайной организацией "Трепет" бросают вызов тем, кто уже давно пытается завладеть могущественным оружием, находящемся в пионерском лагере "Красная звезда".

Глава третья

Подъём

Звук горна возвестил о подъёме. Отряды поспешили к стадиону, где с утра спортивный инструктор проводил с ребятами зарядку, совмещенную с аэробикой. Дети под весёлые песни советской эстрады, доносившиеся из оповещателя, повторяли за Валентином Степановичем движения. Конечно же, внимание всех было сосредоточено на чернокожем кубинце, который, в отличие от всех остальных, прекрасно справлялся с поставленной задачей и даже в некоторых моментах был пластичнее самого инструктора. Тяжелее всего приходилось Борису и Йозику: Борис не мог достать руками асфальта из-за своего излишнего веса и ему приходилось подгибать колени, а Йозик никак не мог подстроиться под всех остальных, выполняя то или иное упражнение с запозданием.

— В такт, прислушайтесь к песни. Йозик, ты ведь музыкальную школу посещаешь, а ритма совсем не чувствуешь.

— Зато я усталость чувствую.

— Погоди ещё уставать, день только начался.

Ребята никак не могли совладать с темпом инструктора, никто не ожидал от него такой прыти. Видя это, Валентин Степанович предпринял попытку чуточку развеселить ребят, для того чтобы они могли немного расслабиться и подстроиться под него, он начал подпевать вслед за радио:

В детстве я так любил играть в Робинзона,

Моя самая любимая игра была!

Давайте поиграем, что ли?

Как? — А вот так:

Да, да, да,

Опять я Робинзон!

Ты, ты, ты

И ты Робинзон!

Он, он, он

И он Робинзон!

В этом сезоне

Поём о Робинзоне!

Дети начали подпевать:

Роби-Роби-Робинзон,

Роби-Роби-Робинзон,

Роби-Роби-Робинзон

Ходит по планете.

Роби-Роби-Робинзон,

Роби-Роби-Робинзон,

В робинзоновый сезон

Хорошо на свете!

Пока дети занимались утренней гимнастикой, вожатые и взрослые ожидали в зале персонала Дворца пионеров начальника лагеря. Все дружно общались между собой, знакомились с новыми вожатыми, даря друг другу лучезарные улыбки. Лишь только один человек сидел отдельно от всех, глядя в открытое окно, подставив руки под подбородок. Незатейливый, смешной старичок слушал доносящуюся со стадиона песню. Пётр Тимофеевич редко появлялся перед публикой, в его обязанности входило соблюдение чистоты, в штате он числился обычным техническим работником, или, проще говоря, обычным дворником. Старик старался по возможности не привлекать к себе излишнего внимания, и все же Пётр Тимофеевич был самым старым работником «Красной звезды» и работал здесь с момента основания лагеря, поэтому к нему можно было обратиться в случае чего за исторической справкой. Старик шмыгал носом и периодически чихал в платок, он заранее предупредил всех присутствовавших не желать ему здоровья, ведь, по его мнению, это была простая аллергия, которая обострялась в период цветения астры.

Дверь открылась, и легкой поступью, обутый в белые мокасины, в залу вошел Валентин Иванович. Он сел в кожаное кресло и, положив ногу на ногу, произнес:

— Вера Матросова.

— Ничего страшного, Валентин Иванович, рядовой случай, укус насекомого, — затараторила Ванесса Игнатьевна.

— Какого ещё насекомого?

— Возможно, маленького паучка, ну или совсем маленькой сколопендры. Девочка обратилась в медпункт ранним утром, рана была обработана медсёстрами, и сейчас она пребывает в полном здравии, состояние здоровья ребёнка чудесное, давление сто двадцать на восемьдесят.

— Пётр, скажите, когда мы в последний раз проводили дезинсекцию помещений?

— Два дня назад. За это время вещество не способно выветриться.

— Сегодня проведете дезинсекцию повторно.

— А как же дети?

— Сончас отменяется, Валера отправляется вместе с детьми в турпоход к речке Изумрудной.

— Так я же по другой, музыкальной части.

— Так и Йозик не горнист. Когда нашему социалистическому обществу тяжело, мы принимаем все тяготы и лишения молча, без проявлений эмоций.

— Эх ты, ёшкин поварёшкин, матрёшкин, рыбалка сорвалась… — разочаровался музыкальный руководитель.

— Ничего, Валер, потом порыбачишь, завтра. Рыба твоя за это время не успеет эволюционировать и крыльями не обзаведётся.

Валентин Иванович встал со стула и, пройдясь до стола, за которым сидели вожатые, остановился. Он залез в карман своих белоснежных брюк и высыпал на стол кожуру от инжира.

— Вы чего это, белены объелись?! Вам было сказано не покидать пределы лагеря без моего ведома, не ходить в этот сад, а вы! Вы какой пример подрастающему поколению подаёте?

— Кто же кожуру с инжира сдирает, перед тем как его есть? — возмутился Артём.

— Узнаешь кто, расскажешь, самому любопытно на него посмотреть, — проронил начальник.

— А может, это кто-нибудь из ребят, а? — дал свою версию томный вожатый.

— Как говорил Станиславский, не верю! А если и так, тогда всем вам грош цена! Он завтра, этот твой инжироед, к Изумрудной пойдет, пока ты дрыхнуть будешь в своей мягкой постельке, а утром следующего дня после линейки выяснится, что нет в лагере Мишки Куряки. Тело его местные рыбаки в пойме реки выловят. Тебя домой к мамке отправят, а меня в Сибирь, инжирный сад валить. Понял, Понасенко?

— Так ведь это…

— Чего ещё, Понасенко?

— В Сибири же хвоя растёт.

— А, вон оно что, ты у нас, Понасенко, флорист, оказывается, хорошо, хорошо это очень даже хорошо. Я тебя, Понасенко, на два дня освобождаю от руководства четвертым отрядом. Нам такие специалисты в другом деле очень даже пригодятся. Будешь рекультивацией земель заниматься, хербарий вдоль Бурой высаживать, это, так сказать, естественное препятствие, защита от камнепада.

— Так а кто за отрядом следить-то без меня будет… — взволнованным голосом произнес Понасенко.

— Якуб, на два дня тебе поручаю четвертый отряд, справишься — получишь грамоту и соответствующее письмо в местную комсомольскую организацию.

— Есть! — приняв приказ, Якуб, улыбаясь, приложил руку к голове.

— К пустой голове, Макаренко, руку не прикладывают, — сделал замечание вожатому начальник.